История Библии. Где и как появились библейские тексты, зачем они были написаны и какую сыграли роль в мировой истории и культуре - читать онлайн книгу. Автор: Джон Бартон cтр.№ 68

Как вышло, что Евангелие, которое столь сильно отличалось от других, смогло возникнуть в мире, где уже были синоптические Евангелия – или хотя бы некоторые из них? Те, кто говорит об «Иоанновой школе», склонны полагать, что она представляла собой христианскую общину с очень особым характером и находилась где-то в Малой Азии – вероятно, в Эфесе, как мы уже упоминали ранее. Дух этой школы можно ощутить не только в Четвертом Евангелии, но и в трех Посланиях Иоанна, разделяющих с Евангелием от Иоанна многие стилистические черты, и в какой-то мере в Книге Откровения, которую по традиции тоже приписывают Иоанну. Во всех этих книгах сделан один и тот же акцент на Иисусе как на верховном представителе Бога, «слове жизни», как сказано о нем в Евангелии от Иоанна (Ин 1:1). Должно быть, Иоаннова церковь решительно отличалась от тех, что были основаны Павлом и его спутниками, и прежде всего придавала особое значение мистической и несомненно таинственной стороне христианской веры. Сложно понять, в сколь великой мере она отвергала черты церквей, устроенных по образцу, представленному у синоптиков. Например, в Евангелии от Иоанна ничего не сказано о том, как Иисус торжественно начинает Тайную Вечерю: у Иоанна Иисус на Тайной Вечере омывает ноги ученикам – и не упоминаются ни хлеб, ни вино. Возможно, это означает, что Иоаннова община отрицала Евхаристию – а может, даже заменила ее омовением ног. Равно так же это может свидетельствовать и о другом: возможно, Евхаристия уже тогда начинала осмысляться как нечто столь божественное, что ее требовалось скрывать от посторонних и не упоминать на случай, если вдруг Евангелие прочтет некто, не разделяющий христианской веры. В таком случае нам, вероятно, стоит усмотреть намеки на нее в долгой речи Иисуса о хлебе жизни в Ин 6 – для тех посвященных, у кого есть глаза, чтобы видеть, и уши, чтобы слышать.

И теперь перед нами встает вопрос о цели всех Евангелий. Если спросить формально, что такое Евангелия? Керигма – провозглашение веры нехристианам? Значит, мы бы назвали их евангельской проповедью? Или же Евангелия – это дидахе, вероучение, призванное укреплять и наставлять тех, кто уже верит? Одна из причин, по которым это так сложно узнать, заключается в том, что один и тот же текст может служить обеим целям, но тем не менее различие очень значимо. Евангелие от Иоанна явно предстает как керигма: «Сие же написано, дабы вы уверовали» (Ин 20:31), и, возможно, это объясняет, почему в нем нет желания (если, конечно, дело именно в отсутствии желания) рассказать об истоках раннехристианского «таинства», Евхаристии. Но все же, несомненно, предполагалось, что верующие должны размышлять над историями и изречениями, приведенными и в Четвертом Евангелии, и в синоптических. Факт в том, что мы не знаем, какую роль играли эти Евангелия в обществе или как их предполагалось читать.

Могут ли нам помочь хоть какие-то параллели с Евангелиями в Древнем мире? Как мы видели, Павел и его спутники адаптировали и преображали традицию писем, уже существующую в греко-римском контексте. Можно ли сказать что-либо подобное о Евангелиях? На протяжении большей части XX века утверждалось, что Евангелия были уникальными в своем роде и не имели параллелей. Но недавние исследования возвращают на прежде утраченные позиции прежнюю точку зрения, согласно которой Евангелия напоминают жанр, известный как биографический очерк – вид биографий, лучшим примером которого станут «Сравнительные жизнеописания» Плутарха (ок. 46–120) [24]; и да, Евангелия чем-то похожи на них. Биография в Древнем мире, как выразился Ричард Бёрридж, была «формой сочинений, естественным образом возникающей в группах людей, объединившихся вокруг некоего харизматического учителя или предводителя и стремившихся последовать за ним» [25]; часто она создавалась затем, чтобы подвигнуть других к подражанию великому человеку, но иногда (как в «Цезаре» Плутарха), поводом к ее появлению было просто восхищение той или иной личностью [26].

Идея, согласно которой Евангелия представляют собой форму биографии, прекрасно согласуется с тем, что они опираются на устную традицию. Но там, где критики начала XX века часто видели только устные традиции и, не всматриваясь дальше, считали отдельные Евангелия не более чем хранилищами изречений и рассказов, биографический подход более открыт к признанию творческих деяний каждого евангелиста и основан на так называемой «редакционной критике», процветавшей в изучении и Ветхого Завета, и Нового Завета во второй половине XX века [27]. В этом подходе акцент сделан на том, что «редакторы», как их обычно называют в библеистике, не просто собирали или копировали сведения из прошлых эпох, но активно придавали им форму и правили текст в интересах тех идей, которые ими руководили. Стоит взглянуть на Евангелия в этом свете, и мы увидим в них важные различия, из-за которых они и правда больше похожи на античные биографии, а не на простые собрания древнего материала. Например, в Евангелии от Луки освещен ряд определенных тем, скажем, интерес Иисуса к бедным и отверженным (Лк 6:20–21; 7:11–17); и забота, которую он проявлял по отношению к женщинам (Лк 7:36–50; 20:47). Даже в историях о рождении Иисуса там, где у Матфея присутствуют волхвы (Мф 2:1–12), у Луки первыми, если не считать семью Иисуса, о его появлении на свет узнают бедные пастухи (Лк 2:8–20). Матфей, как мы видели, обращает особое внимание на споры с иудеями и представляет Иисуса новым Моисеем, провозглашающим Нагорную проповедь (Мф 5:1). Эти различные акценты подразумевают, что евангелисты, создавая свои произведения, действовали как творцы, а не просто как переписчики или компиляторы. Этот особенно очевидно в Евангелии от Иоанна: у него свой стиль и свои заботы, и это в полной мере отражается в том, как представлены жизнь и учение Иисуса, его пространные рассуждения (столь непохожие на все, что мы видим у синоптиков) и различная хронология как жизненного пути Иисуса, так и завершения этого пути.

Древние биографии предназначались для грамотных людей, и лишь состоятельные могли позволить себе приобретать их копии. Принято считать, что ранние христиане к этому классу не относились, а были бедными и, следовательно, неграмотными. И если так, тогда нам следует прийти к выводу, что Евангелия предназначались для чтения во всеуслышание там, где христианская община собиралась на богослужения – в той же обстановке, в которой, как представляли себе приверженцы «критики форм», звучали рассказы и изречения еще до того, как были записаны. Можно допустить, что со временем по крайней мере в одной из таких христианских общин люди встревожились оттого, что воспоминания, передаваемые из уст в уста, исчезали, – и потому христиане попросили писателя, известного нам как Марк, их записать: так и возникло первое Евангелие. Кое-кто из английских библеистов, изучающих Новый Завет, предполагал, что на самом деле Евангелия составлялись по частям, подобно лекционариям – иными словами, как тексты, которые предстояло читать по неделям на протяжении целого года: примерно так и в наши дни читают Тору в иудейских синагогах (хотя мы и не можем с уверенностью сказать, что этот обычай восходит к I веку нашей эры) [28]. Даже если не заходить так далеко, идея, согласно которой Евангелия предназначались для чтения во всеуслышание перед большим собранием людей, вполне правдоподобна. И тем не менее нам не стоит исключать возможность того, что некоторые из ранних христиан владели грамотой и были достаточно богаты, чтобы позволить себе приобрести манускрипт Евангелия. Конечно же, первое поколение апостолов, рыбаки, были, скорее всего, не слишком грамотны (а может быть, и неграмотны вовсе). Но по мере того как шли поколения и евангельская весть, распространившись в общины за пределами Палестины, обрела себе таких последователей, как апостол Павел, она вполне могла привлечь людей из среднего класса – тех, что могли позволить себе целые библиотеки. Правда, Павел откровенно говорит своим обращенным в Коринфе, что немногие из них могут похвалиться властью или рождением среди благородных (1 Кор 1:26), но, с другой стороны, в Послании к Римлянам апостол перечисляет великое множество друзей и спутников, пришедших в Рим из других мест, которые он посетил (Рим 16), а такие путешествия не совершить без определенной суммы денег. Как предполагает Бёрридж, в церквях Павла не было лишь представителей самого высшего и самого низшего общества – а господа и рабы там явно были, как следует из Первого послания к Коринфянам (1 Кор 7:21–24) и Послания к Филимону.