Горевал Дмитрий Козьмич искренне, но недолго. Отложив письмо, развернул лист. В правом верхнем углу стояла дата: «26 апреля 1894 года». Под ней время: «11 вечера». Чуть ниже крупными буквами было написано: «Духовное». Содержание было таким же кратким, как и предыдущее. По нему все состояние – дома и торговля, ценные бумаги и прочее имущество – передавались младшему брату Дмитрию Бабанову, который должен был распоряжаться так, чтобы приумножить капитал. При этом ему вменялось в обязанность выдать Астру и Гаю Федоровну за хороших людей, обеспечив таким приданым, каким пожаловал бы отец. Дети их мужеского пола должны стать наследниками торговли Бабановых. Была упомянута и Василиса, которой отписывалась тысяча рублей на приданое. Своей жене Федор Козьмич не оставлял ничего, разрешая жить в доме год, а потом убираться куда глаза глядят. Домашней прислуге велено раздать по сто или пятьдесят рублей в зависимости от заслуг. А вот Курдюмова приказано гнать в шею без всякой жалости. За исполнением его воли проследить нотариусу Меморскому, которому назначалась премия в три тысячи рублей. Завещание Бабанов подписал, упомянув и купца 1-й гильдии, и прочее. О наследнике не упоминалось.
Бережно отложив лист, Дмитрий Козьмич откинулся на спинку кресла.
– Вот оно как повернулось…
– Духовное, составленное собственноручно, имеет равную силу, как заверенное, – сказал Пушкин. – Вашим бедам конец.
– Понимаю, почему Федор срочно меня вызвал… Составил и не успел передать нотариусу, на следующий день скончался… Зову Меморского, обрадую старика…
Порыв Пушкин остановил.
– Для окончания розыска нужно два дня, – сказал он. – В качестве платы за ваше терпение обещаю не жениться на Астре Федоровне.
Крепко сжав чиновника сыска в объятиях, Дмитрий Козьмич дал согласие.
– Что в записной книжке? – спросил Пушкин, глядя на потертую обложку.
– Траты Федора, которые совершал по своей надобности…
Так аккуратно были названы расходы, которые господин Бабанов предпочитал держать в тайне. Пушкин спросил разрешения взглянуть. Купеческим жестом ему вручили книжицу. Как награду.
– Только тебе, честному человеку, могу доверить… Сам понимаешь, никто не должен знать…
Записная книжка была начата почти двадцать лет назад. На год приходился разворот. Столбиком были записаны женские фамилии. Впрочем, попадались сокращения: буквы с точкой. Рядом с каждой фамилией – цифры. Перелистывая страницы, Пушкин узнавал, сколько и кому платил Федор Козьмич. Несколько лет он выплачивал Капустиной Ф.М. по четыреста рублей, что равнялось годовому взносу за пансион мадам Пуссель. Рядом находились другие четыреста рублей, выплаченные Листовой Н.С. Регулярная выплата исчезла в год, когда у маменьки Василисы закончились деньги на обучение дочери и она вынужденно пошла в компаньонки. Последняя трата Федора Козьмича в двести рублей находилась в середине листа, отведенного под 1893 год, и значилась: «Н.»
– Много ли узнал? – спросил Дмитрий Козьмич, возвращая книжицу в тайник.
– Достаточно, чтобы предотвратить новое убийство, – ответил Пушкин. – Хорошо помните ваших служащих?
Вопрос оказался странным.
– Как не помнить, столько лет вместе, – ответил Дмитрий Козьмич. В интонации его появились властные нотки, как полагается полновластному хозяину дела.
– Кто из ваших конторских умеет писать каллиграфически, а когда надо, может в счете подправить так, что не отличишь?
Бабанов усмехнулся:
– Ишь в каких тонкостях понимаешь… Да, был такой умелец. Да только Федор прогнал его год назад. И правильно сделал. Характер мерзкий, на руку нечист, да и рожа противная… Говорят, горбуна держать – к удаче, но так надоел, что брат не утерпел… Поганец угрожать ему посмел…
– Где он теперь? – спросил Пушкин.
Дмитрий Козьмич позвал управляющего.
– Куда бывший конторщик, этот Дынга, подевался?
– В типографии Гагена служит – ответил Курдюмов. – Желаете вернуть?
* * *
Типография Теофила Гагена располагалась на бойком месте: на Лубянской площади, в доме князя Голицына. В Москве была знаменита роскошными поздравительными адресами с иллюстрациями, для людей деловых печатали ценные бумаги: паи, акции, чеки, а также торговые прейскуранты и меню для ресторанов. Те, кто желал произвести впечатление, заказывали у Гагена адресные и визитные карты и, разумеется, свадебные билеты. Цены в типографии были совсем не средними, а даже чрезмерными, но за имя и качество приходилось платить.
В свадебный сезон было не протолкнуться. Конторщики принимали заказы, не разгибая спин. Чиновнику сыска уделили внимание, расторопный клерк отвел в кабинет управляющего. Господин Цирюльский принял чрезвычайно ласково, рассчитывая получить важный заказ от полиции. Опережая желания ценного клиента, он стал выкладывать образцы лучшей продукции, которую преподносят юбилярам, именинникам, награжденным, выходящим в почетную отставку, заслужившим похвалу и отправляемым на пенсию. Старания его оказались бесполезными. Господина Пушкина интересовало совсем иное.
– У вас служит некий Дынга? – спросил он, вызвав тень разочарования на лице управляющего.
– Никита Михайлович? Именно так, служит… А в чем, собственно…
– Что входит в его обязанности?
Цирюльский понял, что на заказ можно не рассчитывать, и принялся тихонько собирать со стола выложенные шедевры.
– Поначалу был конторщиком, вскоре поручили рукописные надписи. Некоторые клиенты желают по старинке, чтобы на приглашениях или свадебных билетах было написано от руки, каллиграфически. А то иной раз надо изобразить живую подпись важного начальства, которому недосуг марать ручки… У Никиты Михайловича к этому подлинный талант… Рука твердая и точная. Как печатный станок выводит: хоть сто штук одинаково сделает. Клиенты довольны…
– Как его характеризуете?
Управляющий несколько замялся.
– Делает все, что прикажут… Никогда не подводил… Что же касается личных качеств, то все мы не без греха, – философски заметил он и улыбнулся. – Зато здоровый как бык, никогда не болеет. И силен чрезвычайно: как-то в одиночку перенес малый печатный станок…
– Физический недостаток не отпугивает клиентов?
– Вы про горб? Что вы! Наоборот, многие так и норовят к нему прикоснуться… Народ наш на суеверия падок, считают, что к удаче…
Пушкин встал:
– Прошу проводить к вашему сотруднику.
Цирюльский с сожалением развел руками:
– С большим удовольствием, но сегодня никак невозможно…
– Уехал на свадьбу?
– Почти угадали! – засмеялся дружелюбный господин. – Сам женится. Завтра, кажется…
– Невесту знаете?
– Да, хвастался Никита Михайлович: женится на Астре Бабановой, из купцов, кажется… Говорит, приданое берет большое…