Чтобы потянуть время, Иммануэль сделала глоток подогретого вина, которое оказалось таким горячим, что она обожгла себе язык. Не вдаваясь в подробности, она пересказала девушкам ту же ложь, что и апостолам:
– Я пасла овец на пастбище и нашла Эзру на опушке леса. Я попыталась его растормошить, но он не шевелился, и тогда я позвала на помощь… и помощь пришла.
Хоуп протяжно вздохнула и поникла.
– Звучит как начало любовной истории.
– Не говори глупостей, – Пейшенс закатила глаза. – У Эзры Чемберса есть дела поважнее, чем пропадать в Темном Лесу с… – она окинула Иммануэль взглядом, задерживаясь на ее кудрях, темной коже, пухлых губах, – какой-то девчонкой с Окраин.
Иммануэль вздрогнула. Жестокие слова Пейшенс были недалеки от истины. Тому душевному родству, которое еще недавно связывало их с Эзрой, похоже, пришел конец в день его Первого Видения. В Вефиле существовали определенные правила поведения, не допускающие проникновения жителей Окраин в сердце города, и хотя эти правила оставались негласными и неписаными, Иммануэль понимала, что обязана их соблюдать.
– Кроме того, – продолжала Пейшенс, – имея в виду новый титул Эзры и то, что случилось с Джудит, готова поспорить, наш наследник предпочтет держаться на расстоянии.
При упоминании имени Джудит за столом воцарилась тишина. Лия уставилась в свой бокал, словно завороженная тем, как вино плещется на дне, а младшие девушки, которые до этого хихикали между собой с краю стола, теперь сидели неподвижно.
– А что случилось с Джудит? – Иммануэль надеялась, что ее голос прозвучал беззаботно и ровно, но сердце ее забилось чаще при воспоминании о том дне в Обители, когда странный мужчина в грязной блузе возник в конце коридора, чтобы проводить Джудит к пророку.
Никто ей не ответил. Все сосредоточенно ковырялись в своих тарелках или потягивали вино.
Наконец Лия сказала:
– В ночь после видения Эзры Джудит забрали из ее комнаты и отправили на покаяние.
Покаяние. Наказание, предназначенное для наиболее злостных нарушителей Священных Отцовых Предписаний. Никто не знал, в чем конкретно оно состоит, не считая немедленного отлучения от церкви и заключения под стражу. Одни утверждали, что оно строится на соблюдении принудительного поста, изгоняющего грех измором и очищающего душу. Другие пересказывали байки о долгих заточениях в темницах Обители, где тех, кто нес наказание, подвергали жестоким избиениям, чтобы отвадить от них демонов и грехи. Несомненно было одно: все, кого отправляли на покаяние, возвращались… другими. Оно становилось актом абсолютного освящения для душ, которым хватало силы, чтобы пережить его.
Иммануэль резко стало дурно и ей показалось, что вся еда, которую она заставила себя проглотить, вот-вот выйдет наружу. Она едва смогла выдавить из себя вопрос:
– В чем был ее грех?
– Никто не говорит, – Пейшенс поднесла бокал к губам и добавила: – Но если ее прелюбодеяния имеют к этому какое-то отношение, думаю, она задержится там надолго.
Лия нахмурила брови.
– Не говори таких ужасных вещей.
– Почему нет? Это же чистая правда, – девушка снова перевела взгляд на Иммануэль. – Кое-кому из нас стоило бы намотать на ус.
Иммануэль напряглась. С щемящим сердцем она перевела взгляд в другой конец галереи, к столу пророка. Эзра сидел рядом с отцом, развалившись в кресле и допивая остатки вина в бокале. Он сделал паузу, вытер рот тыльной стороной ладони, потом поднял графин, наполнил бокал до краев и набросился на вино так, словно пытался в нем утопиться.
Иммануэль задумалась, чувствует ли он свою вину в наказании Джудит, их ли интрижка привела к ее заключению. Если так, то Иммануэль боялась за нее. Ее с Джудит не связывали дружеские отношения, но если святое покаяние и впрямь было таким чудовищным, как считала Иммануэль, она не могла не пожалеть ее. И с этой жалостью пришла странная ярость, обращенная не на Джудит и не на Эзру, а на систему, которая возлагала ответственность за грехи двоих на одного, в то время как другого прославляла.
Эзра поднял голову и впервые за этот день встретился взглядом с Иммануэль. Когда она улыбнулась ему, он отвел глаза и резко вскочил из-за стола, так что зазвенели столовые приборы. Ни с кем не прощаясь, он нетвердой походкой пересек галерею, направляясь к дверям в противоположном ее конце. Гости провожали его взглядами, но никто не бросился за ним вдогонку. Эстер хотела, но пророк крепко взял ее за запястье, пригвоздив к столу. За их спинами безмолвно стояла стража, ожидая приказа.
Как ни в чем не бывало, пророк отодвинул стул и встал. Он приказал квартету музыкантов играть жизнерадостный гимн и, взмахнув рукой, велел распечатывать новую бочку медовухи. От стола к столу засновали слуги, до краев наполняя кружки и бокалы гостей. В считаные минуты об уходе Эзры забыли и думать.
Шаркнув ножками стула, Иммануэль встала из-за стола.
– Куда это ты собралась? – удивилась Лия. – А как же десерт? Мне известно, что повара приготовили яблочные тарталетки с топлеными сливками.
– Что-то меня сегодня не тянет на сладкое, – сказала Иммануэль, сквозь толпу поглядывая на двери, за которыми исчез Эзра. – Я, наверное, пойду, подышу свежим воздухом.
Лия пригляделась к ней, сощурив глаза. Затем она тоже встала из-за стола и взяла Иммануэль за руку, переплетя их пальцы.
– Я пойду с тобой.
Как только они прошмыгнули между столами и вышли в коридор, Лия повернулась к Иммануэль.
– Ты ведь собралась идти за Эзрой, не так ли?
– С чего ты это взяла?
– Всякий раз, когда ты поворачивалась к нему спиной, он бросал на тебя взгляды украдкой, и ты делала то же самое. Вы двое глаз друг от друга оторвать не можете.
Иммануэль вспыхнула, но не сбавила шага.
– Ты все не так поняла.
– Тогда объясни мне, что ты от меня скрываешь! Или ты мне не доверяешь?
– Конечно, доверяю. Я просто не хочу доставлять тебе лишних проблем.
– Проблем? – Лия поймала ее за руку в тот момент, когда мимо прошел слуга, неся на плече поднос с яблочными тарталетками. Она понизила голос до шепота. – О каких проблемах ты говоришь? Что-то случилось в тот день в лесу? Эзра что-то сделал с тобой?
– Конечно, нет! Эзра бы никогда так не поступил.
Говоря это, Иммануэль уже понимала, что на самом деле поступки Эзры не имели значения. Главная опасность заключалась в том, чтобы просто быть с ним рядом под бдительным оком Вефиля. И Джудит служила ярким тому примером. Иммануэль стыдилась в этом признаваться, но она испытывала трусливое облегчение от того, что это Джудит расплачивалась сейчас покаянием, потому что на ее месте запросто могла оказаться и она сама.
– Если дело не в Эзре, то в чем? Что с тобой происходит? – спросила Лия, указывая на нее взмахом руки. – Ты выглядишь ужасно, Иммануэль… вся такая ранимая и тихая. Это на тебя не похоже. Это как-то связано с женщинами, которых ты видела той ночью в Темном Лесу?