– Надеюсь, вы меня помните, Иван Дмитриевич?
Тот на мгновение нахмурился, припоминая. И, узнав, слабым жестом остановил сторожа, начавшего было дуть в свой свисток и вызывать подмогу:
– Не дуди, Ваня! И так голова кругом – здравствуйте, господин ротмистр! Я ведь не ошибаюсь? Ротмистр Лавров?
– Так точно, – склонил на мгновение голову Лавров. – Понимаю, вы заняты – но дело, поверьте, неотложное!
– Так вам, насколько я понимаю, не столько я нужен, сколько господин Дорошевич! – с некоторым злорадством заявил Сытин, оглядываясь назад. – Влас Михайлович, тут по вашу душу явились господа жандармы из Петербурга!
– Какие еще, к чертям, жандармы!? – рядом с Сытиным тут же выросла внушительная фигура фактического редактора «Русского слова». – Извините, но мне недосуг, господа! Иван Дмитриевич, ради бога, разбирайтесь с подобными посетителями сами!
Однако посетители, которым надоело бездеятельное ожидание, действовали слаженно и ловко. Деликатно, но весьма твердо развернув Сытина и используя его фигуру как щит, они ловко проникли в кабинет, причем Новицкий, шедший в арьергарде, успел повернуть ключ в замке и сунуть его в карман.
– Позвольте! – только и успел произнести знаменитый литератор, ошарашенный напором нежданных гостей.
– Весьма рад лично познакомиться, господин Дорошевич! – быстро, чтобы не успели перебить, заговорил Лавров. – Как же: наслышан, являюсь вашим преданным, можно сказать, читателем и почитателем! Хотя, признаюсь, по служебной линии не могу не иметь к вам претензий по поводу некоторых ваших способов добывания литературных материалов, являющихся не только незаконными, но и уголовно-наказуемыми…
– Да что вам угодно, господа? – наконец опомнился Дорошевич. – Кто вы, позвольте осведомиться, такие?! Из охранки, что ли?
– Влас Михайлович, я ведь вам неоднократно рассказывал, – попробовал сгладить остроту момента Сытин. – Эти господа в сентябре, пока вы изволили в Италии быть, приходили с претензиями по поводу паспорта Палмера…
– А-а, – сразу вспомнил Дорошевич. – Если не ошибаюсь, нечто вроде военной полиции? Или контрразведки? А что, собственно, случилось? Какой паспорт? Палмера, вы, кажется, сказали? Паспорт был мною найден в Одесском порту, и за отсутствием его истинного хозяина, временно использован во славу русской журналистики! Надеюсь, вы читали начало путевых очерков господина Краевского? Невзирая на опасность, он проник в Японию и привез сенсационные материалы, которыми восхищается весь мир!
– Достойно восхищения! – поддакнул Лавров, кивая на своего спутника. – Между прочим, мы с господином Новицким, моим коллегой и помощником, тоже внесли свою лепту в обеспечение безопасности путешествия господина Краевского! Он, надеюсь, рассказывал вам о своих французских недоразумениях?
– Вы? Помогали Краевскому? Французские недоразумения? Простите, господа, но Володя про помощь жандармов и не поминал, – несколько растерялся Дорошевич. – Какую лепту вы изволите иметь в виду?
– Ну, не рассказывал, так еще расскажет! – уходя от прямого ответа, махнул рукой Лавров. – Не будем долго отрывать вас от газетных дел. Нам, собственно, надобно бы встретиться с господином Краевским. И кое-что у него узнать: некоторые его встречи в Японии представляют для нас особенный интерес!
– Как это все не вовремя, господа! – Дорошевич, придя наконец в себя, побарабанил пальцами по крышке стола и тяжко вздохнул. – Всякая газета, должен вам сообщить, это живая субстанция, живой организм, который требует постоянной «пищи», своего рода подпитки. Газета живет по своим законам, так же, как и те, кто ее рождает! Наш ведущий репортер Краевский полностью погружен в громадную по объему новую тему, которую нужно прежде изложения на бумаге, осмыслять. Нужно выверять каждое слово! Ваше настоятельное требование свидания с ним наверняка выбьет его из колеи. Человек столько пережил, столько нервной энергии растратил… Да и теперь, вернувшись в Москву, он подвергается не только испытанию своей популярностью – есть все основания полагать, что он подвергается и реальной опасности со стороны японцев, которых он сумел так ловко обвести вокруг собственного носа. Извольте почитать, что пишут наши иностранные коллеги из Берлина, Парижа, из Америки, наконец! Они встревожены судьбой своего коллеги, прямо предсказывают месть самураев! Нет, я решительно не могу вам позволить встречаться с господином Краевским и отвлекать его от литературных трудов! По меньшей мере до середины февраля! Ну а вы что молчите, Иван Дмитриевич? – набросился Дорошевич на издателя Сытина. – Позволю себе напомнить, что «Русское слово» – прежде всего ваше детище!
Лавров и Новицкий переглянулись. Ожидая столкнуться с сопротивлением по поводу их встречи с вернувшимся из Японии Краевским, такого решительного отпора они не ожидали.
– Нет, нет и еще раз нет, господа! – продолжал решительно рубить воздух рукой Дорошевич. – Возникший ажиотаж вокруг моего коллеги, безусловно, лестен, но при этом совершенно не ко времени! Газета анонсировала регулярные японские зарисовки, а ваш визит может выбить творческую натуру из колеи. Мы и так спрятали Володю на снятой квартире, чтобы оградить его от всяческого беспокойства. Извините – но еще раз нет, нет и нет!
Потратив полчаса на уговоры Дорошевича, Лавров понял, что лобовая атака не удалась. Возбужденный литератор упрямо стоял на своем, и уже начал поминать только что назначенного градоначальника Москвы
[90], с которым якобы существовала договоренность относительно охраны Краевского. Расспрашивать Дорошевича и Сытина о том, не было ли у Краевского встречи с Агасфером, представлялось невозможным, и Лавров решил сделать вид, что отступает.
– Ну, воля ваша: нет так нет! – вздохнул он и поднялся с места, еле заметно подмигнув Новицкому. – Подождем, пока господин Краевский освободится от своих литературных трудов, выхода коих будем ждать с большим нетерпением! Не смеем, как говорится, более обременять вас своим присутствием… Однако хочу вас предупредить, господин Дорошевич: ваши вольности с британским паспортом для Департамента полиции России тайною не являются! Не удивлюсь, если после широкой огласки в мировой печати подробностей поездки господина Краевского под чужой личиной истинный владелец британского паспорта может поднять шум и объявить о попрании своих прав на собственный паспорт!
– Что вы хотите этим сказать, милостивый государь? – сразу встопорщился Дорошевич. – Уж не хотите ли вы намекнуть, что паспорт мистера Палмера попал ко мне неправедным путем?
– Я не знаю, да и, признаться, не желаю знать – как именно он к вам попал. Сей казус не в компетенции службы, которую я представляю. Однако вы, как человек с опытом, должны отдавать себе отчет, что внесение любых исправлений в государственную казенную бумагу с дальнейшим использованием сей бумаги с целью извлечения выгоды является нарушением Уложения о наказаниях. Так что если полиция даст делу официальный ход – признаться, я вам не завидую, господин Дорошевич! Да и вам, Иван Дмитриевич, тоже! А засим – не смею задерживать, как говорится!