Вообще-то генеральшей она не была, поскольку ее муж демобилизовался не генералом. Полковником, кажется, – Илья не особо уточнял. Ему вообще пофиг, кем был дед в войсках. Главное, что теперь на подведомственном ему участке никому не докучает. Не пьет, не пристает к соседям, не дебоширит. В последнее время вообще здесь не появляется. После того, как его жены не стало – убили ее, – дед почти не приезжает.
– Вообще-то у него из дома дорогой магнитофон пропал, – неожиданно поделилась информацией его девушка Валя дня три назад.
– Пропал и пропал, – меланхолично отозвался Илья.
Он как раз смотрел по телику футбол, пил пиво и хрустел чипсами.
– Так нельзя, Илья! – строго заявила Валя и опасно близко подошла к телевизору.
Она могла его выключить на самом интересном моменте. Он знал, такое уже случалось. Они снова поскандалят, а скандалов он не хотел. Их отношения и так были далеки от идеала. Валя стала задумчивой, отстраненной, все чаще отмалчивалась и реже улыбалась. Если она от него уйдет, он пропадет. Точно пропадет. Либо пить начнет, либо уволится раньше срока. И тогда прощай хата! Снова на съеме жить?
– А что ты предлагаешь? – Илья коротко глянул на нее. – Пойти и спросить: гражданин Власов, а правда, что у вас старый магнитофон украли? Он не написал заявления о взломе дома, о краже. Даже не позвонил. Мне инициировать прикажешь? Кстати, откуда информация?
А информация у Валюши оказалась от кого бы вы думали? Правильно, от того самого Артамошина из Москвы. Он ей позвонил и посоветовал провести с Ильей беседу. Заметьте, не Илье самому позвонил, а его девушке!
Они, конечно, с Валей поскандалили. Он и матч не досмотрел, и пиво нагрелось и выдохлось. Вечер не задался, одним словом. Но сто процентов он не был виноват.
– Это вообще неправильно, – пробубнил он вчера, пытаясь с ней помириться. – Не по уставу. Он через тебя передает мне просьбы! То, что ты работаешь на почте неподалеку от дома Власовых, еще не дает Артамошину никакого повода. Как мне реагировать, Валя?
Она сочла, что он ее ревнует. Обрадовалась и напекла на радостях его любимых пирожков с капустой. Но слово взяла, что он насчет магнитофона выяснит.
Он пообещал и сегодня с утра Власову позвонил. У него же были контакты почти всех, кто проживал в этом дачном поселке.
Тот его выслушал, поблагодарил за бдительность и поинтересовался, от кого исходит информация.
– Знаете, Илья, я мог бы написать заявление. Конечно, мог бы. И, наверное, это было бы правильным. Но… – дед тяжело, со всхлипами, задышал. – Но я же понимаю, что вы его не найдете. Это ясно как божий день. Будет лежать у вас мое заявление, портить отчетность. А то еще, чего доброго, неприятности потом повлечет.
– Какие? – с сомнением хмыкнул Илья.
– Мало ли… Скажут, что не работаете совсем. Не проявляете бдительности. Сначала убийство, потом кража. И все в одном доме.
Ох как Илье не понравился этот язвительный подтекст! Захотелось ответить деду чем-нибудь колким, но мастером разговорного жанра он никогда не был. Поэтому молча скушал недовольное стариковское брюзжание и на всякий случай уточнил:
– Точно, без претензий? Говорят, магнитофон дорогой. Раритетный.
– Полноте, юноша, – дед вздохнул с печалью. – Что такое устаревшая техника в сравнении с бедой, которая меня постигла! Стоит она нашего с вами времени? Ерунда. Я им даже не пользовался. Сын… Сын обычно занимался…
Илья передал Вале весь разговор в лицах.
– Странный он, – не угомонилась она, покачав головой. – Всех потерял. Память о них должна быть сохранена в вещах, к которым они прикасались.
– Серьезно? – не выдержав, перебил ее Илья. – Я думал, что память хранится в голове и сердце, Валя! А не в кастрюле какой-нибудь. Дед семью потерял. Ему не до барахла.
Валя нервно дернула плечами и пошла куда-то с телефоном. Илья за ней следом – осторожно, на цыпочках – и подслушал.
Она звонила Артамошину с докладом. Попыталась изложить ему все подробности. Но, кажется, он не стал ее слушать и разговор свернул. Вале это сто процентов не понравилось. Она кусала губы с досады, отключив телефон.
– Кому звонила? – спросил он, быстро вернувшись на место за кухонным столом.
Они собирались обедать.
– Капитану этому. Сначала просил позвонить, если что-то выяснится, а теперь…
Валя обиженно засопела, наклоняясь над сковородой со вчерашними макаронами, и сделала вид, что принюхивается: не прокисли ли.
– А теперь что?
– А теперь отмахнулся, как от мухи. Говорит: забудьте. Это ерунда, не имеющая к делу никакого отношения, – ее голосок дрогнул.
– Умный очень! – неожиданно ему сделалось обидно за свою девушку. – Занятый! Мы тут так – на земле – ерундой занимаемся. А они планету спасают! Ладно тебе, Валюша, не переживай. Если ты в самом деле считаешь, что пропажа личных вещей из дома, где было совершено убийство, важная тема, то я подумаю над этим.
– Правда? – Она резко выпрямилась, засияла забытой улыбкой, сразу села к нему на коленки и принялась целовать. – Илюшенька, ты у меня лучший! Ты самый умный! Не то что этот противный Артамошин! Сначала такой: знаете, Валентина, это довольно странно, что из всех вещей взяли именно магнитофон. В серванте коллекционный фарфор, в шкафу шубы, а взяли его… А теперь: это не столь важно, к делу не относится. Задавака!
Про макароны они забыли. Илья отнес Валюшу в койку. Пробыли они в ней полчаса. Потом она сразу убежала на работу, а Илья, приняв душ и переодев белье, присел в кухне с чашкой чая и призадумался.
То, что Артамошин отмахнулся от Валюши, было и хорошо, и не очень. Хорошо, что она теперь не станет задаваться, важничать и принижать Илью. А плохо то, что Артамошин обидел Валю. Отмахнулся, послал, если можно так выразиться.
А этого делать никто не смеет! И не ему решать: важно или нет то, что генеральский дом потихоньку начинают обносить.
Да, не генеральским он был. Но его так тут называли, просто и понятно. Не полковничьим же именовать! Неблагозвучно как-то.
Дом присмотрели, одну вещь уже вынесли. Не за горами тот момент, когда и за шубами с фарфором полезут. Дед тогда точно взъерепенится. А Илье головная боль.
Да, Валя права! Он должен подстраховать себя, независимо от того, нужно это Артамошину или нет.
Илья взял телефон, поискал в журнале вызовов, нажал на кнопку. Не отвечали долго. Он уж отчаялся. Ехать на барахолку, стихийно образовавшуюся за зданием местного магазина, страшно не хотелось. Он на сегодня уже почти отработал. С утра четыре часа отсидел в опорном пункте и после обеда обычно оставался дома.
– Да, Илья Викторович, слушаю вас.
Сиропный голос смотрящей за стихийным рынком в очередной раз заставил его поморщиться. Бабе под семьдесят, а она перед ним лебезит. Перед пацаном! Пусть он участковый, при власти, но достоинство-то надо иметь. Тем более что она немного отщелкивает ему за незаконную торговлю в неустановленном месте.