Я смотрел в черное дуло пистолета, приставленного к моему
лицу Косоглазым Даганом, и внутренне не мог не похвалить его за то, что он
оказался куда более смышленым, чем я предполагал. Вот уж не ожидал, что мое
местонахождение будет раскрыто, да еще Косоглазым Даганом.
Отметив про себя, что руки его слегка дрожат, я слушал
изливающиеся потоком угрозы. Даган не принадлежал к тем, кто убивает
хладнокровно, ему обязательно нужно взвинтить себя до определенного состояния,
и, когда его нервы оказываются на пределе, тогда он готов нажать на курок.
— Черт бы тебя побрал, Дженкинс! Ты что же, думаешь, я
не знаю, что ты грабанул товар? На пятьдесят тысяч баксов, и так чисто все
обставил! Плевать мне, что ты Неуловимый Мошенник, тебе все равно не
отвертеться. Придется вернуть должок. Я ведь не один, Дженкинс. Нас много.
И если не я, так другие заставят тебя расплатиться сполна…
Он продолжал извергать свои пустые угрозы, и я зевнул, тем
самым положив начало осуществлению своего замысла. Такие, как Даган, страдают
комплексом неполноценности, вот и шумят понапрасну. Они пытаются показать
человеку, что ничем не хуже его, давят, запугивают, чтобы тот уступил.
— А прохладный, однако, вечерок, — лениво
проговорил я, заметив, что мой зевок сделал свое дело.
Потом я встал, невозмутимо повернулся к нему спиной и
поворошил кочергой угли в камине. Честно говоря, я и не думал, что они еще
горят.
Это окончательно вывело его из себя, он перешел на крик:
— Да чтоб тебя перевернуло! Разве ты не понимаешь, что
я пришел шлепнуть тебя? Просто хотел сначала сказать, за что. Да я с тебя кожу
живьем сдеру, жалкий пижон!
Схватив горящее полено, лежавшее поверх углей, я без
предупреждения ткнул им ему под нос.
Будь у него хоть капля смелости, он бы выстрелил. Но перед
тем как нажать на спуск, рука его на мгновение дрогнула, и этой крошечной
заминки мне вполне хватило.
Умение фехтовать — хорошее подспорье, в особенности для
людей моей профессии. Сделав резкий выпад кочергой, я выбил у него из рук пистолет.
— А теперь послушай меня, — сказал я забившемуся в
угол бандиту. — Можешь не рассказывать мне басни, я и так все знаю про
вашу банду. Я заключил сделку с вашим главарем, и в обмен на услугу он должен
был отдать мне кое-какие бумаги. Только он обманул меня. Я не могу найти его,
зато знаю кое-кого из вашей банды. И объявляю вам войну. Да, у вас пропала
партия спиртного на пятьдесят тысяч долларов. А знаешь, почему вам так и не
удалось напасть на его след? Потому что весь товар лежит теперь на дне залива.
Мне не нужно ваше спиртное, я просто хотел привлечь ваше внимание. А сейчас ты
отправишься к тому, кто тебя послал, и скажешь ему, чтобы он передал тому, кто
стоит выше, а тот, в свою очередь, пусть передаст главарю, что Эд Дженкинс,
Неуловимый Мошенник, встал на тропу войны, и пока я не получу эти бумаги, вам
спокойно не жить. Я буду путать ваши карты и вставлять палки в колеса, и
помните: если хоть один волос упадет с головы Элен Чэдвик, мне придется
нарушить свое правило и взяться за оружие. И тогда берегитесь — я перестреляю
всю шайку. А теперь можешь убираться.
Да, суровый это был разговор, но такие люди, как Даган,
только такой и понимают. Те, кто его послал, еще не видели меня в действии, а
только слышали всякие разговоры, дошедшие с Востока. Полиция сразу нескольких
штатов не станет объявлять кого-либо в розыск так просто, ни за что.
Косоглазый Даган понял меня как нельзя лучше и мечтал теперь
поскорей убраться, так что мне не пришлось указывать ему на дверь дважды. Я
знал, что мои слова дойдут до главаря банды, хотя никто из его подчиненных,
скорее всего, не знает его в лицо. Я также понял, что проявил неосторожность,
раз им удалось обнаружить, где я живу, и впредь нужно быть более внимательным.
Даган еще спускался по лестнице, а я уже примерял новый
грим, думая, куда бы переехать. Мне предстояла война не на жизнь, а на смерть,
война, где ни одна из сторон не попросит пощады. Первое сражение я выиграл,
второе обещало быть более жестоким.
Положив в чемоданчик новый маскарадный костюм — седую
бороду, шляпу с широкими полями и поношенный пиджак, — я взял тяжелую
трость и вышел из дома. Хотя арендная плата за эту дешевенькую квартирку в
бедном районе была внесена, возвращаться сюда я не собирался.
Прежде чем переодеться в новый наряд, я взял такси и поехал
к Моу Силверстайну. Моу хорошо знал преступный мир, каждого помнил в лицо, не
забывал ни одного дела и был самым ловким мошенником.
Когда я вошел в его комнату на третьем этаже многоэтажного
дома, он окинул меня пристальным взглядом и принялся потирать руки, словно
только что смазал их маслом. Толстый, рыхлый, с лысиной на голове, он долго
смотрел на меня своими светло-карими глазами. У Моу было каменное сердце и
взгляд раненого животного.
— А-а, ну здравствуй, друг мой. Подумать только, кто
пожаловал. Эд Дженкинс собственной персоной! Эд Дженкинс, заставивший поседеть
раньше времени всю полицию округа. Ну что, друг Дженкинс, дело у тебя какое или
так пришел?
Я задвинул стул и, перегнувшись через стол, наклонился к
самому лицу Моу, в нос мне ударил чесночный перегар, и я увидел, как напряглись
у него мышцы вокруг глаз.
— Скажи-ка мне, Моу, где я могу найти девушку с
родинкой на левой руке? Ее зовут Мод Эндерс.
Продолжая потирать руки, он по-прежнему смотрел на меня
широко раскрытыми глазами, хотя для этого ему пришлось еще больше напрячь
мышцы.
— Зачем она тебе?
— Знаешь Хорька?
— Хорек мертв, а с мертвыми я дела не имею. С них денег
не возьмешь. Только с живых Моу Силверстайн может кое-что получить.
Я кивнул:
— Ну это-то я знаю. Только вот ведь в чем дело. Хорек
побывал у меня незадолго до того, как его пришили. Он как раз пришел, чтобы
предостеречь меня от этой девчонки с родинкой на руке, и сообщил, что мне
готовится западня. А потом его кокнули, он и пикнуть не успел. Расстреляли из
машины.
Он кивнул и развел руками:
— Да, Хорек мертв.
— Вот именно. А женщина с родинкой все-таки вышла на
меня. И свела с человеком, который выдает себя за главаря крупного преступного
синдиката, короля бандитских трущоб. Эдакий здоровенный амбал с глазами, как
два куска льда. Я хочу найти женщину с родинкой, а через нее выйти на ее
хозяина.
Моу не двигался. Теперь он был сама осторожность.
— Зачем тебе это?
— Этот человек должен мне кое-какие бумаги. Если он не
отдаст их мне, ему не жить.
Моу откинулся на спинку стула:
— Не знаю, о чем ты говоришь. Не знаю никакой девушки с
родинкой. А все эти басни про преступный синдикат полиция сама сочиняет. Ты с
ума сошел, Эд!.. Тебя же убьют. Убьют, и я потеряю хорошего партнера. Так что
лучше не суй нос не в свое дело. Я не знаю людей, о которых ты говоришь, да и
тебе советую забыть про них. До свидания, Эд.