Сперва он подумал, что Володя соврал про единственную взрослую в труппе, но только Юрка взглянул на вспотевшего худрука, как понял — тот сам удивился, что спектакль приобрёл такую популярность. А тут ещё Полина, совсем обнаглев, подхватила его под локоть.
— Володя, а давай современное ставить? Я знаю такой интересный спектакль про любовь и, кстати, могу сыграть…
— Девочки, а вы разве не в курсе, что набор уже окончен? — вмешалась бледная от злости Маша. Видимо, догадалась о том, что популярность приобрёл вовсе не спектакль, а вожатый. — Уходите, вы опоздали!
— Н-ничего страшного. — Володя засмущался, аж щёки заалели. Ещё бы, столько красавиц вокруг и все глядят на него… Юрка тоже засмущался бы. — В «Юных мстителях» было много девушек, оставайтесь. Найдём вам роли. Фрузы Зеньковой, например, у нас нет…
— Ах так! Им, значит, найдём роли, а я — нянчись?! — взбесился Юрка.
Его протест остался неуслышанным. К визгу детей присоединились и вопли взрослых, начался натуральный балаган.
— А можно я буду костюмером? — пискнула Ксюша. — Я вам такие красивые платья сделаю.
— Какие ещё красивые платья на войне? — возмутился Юра.
— Так спектакль про войну? — разочарованно протянула Ксюша. — А-а-а…
— Ага! — рявкнул Юрка. — Ясное дело, что про войну, про Портнову же. Пошла на спектакль, а о чём он, даже не знает… Володя! Почему я нянчиться должен?
— Вовчик, ну давай современное! — не унималась Полина. — Давай «Юнону и Авось»!
Маша, оставив пианино, верещала на соперниц, Юра верещал о несправедливости, дети верещали из-за спектакля — что-то придумали, — а Володя орал на всех, чтобы замолкли. Никто никого не слушал.
— А кто говорил, что спектакль скучный. А, Уля? — растрёпанная от ярости Маша дёргала подол своего ситцевого платья. — А ты что ухмыляешься, Поль, будто не поддакивала?
— А тебе-то что, боишься, что уведём? — язвила Уля.
— Сам ты — мамка! — обижался Юра.
— Московское метро такое красивое… — хвастался толстенький мальчик из Володиного отряда.
— Володя, Володя, Володя! Можно я, можно я скажу? Володя! — Малыши прыгали и хватали худрука за руки.
— Да подождите вы. Ребята, по одному… — успокаивал их вожатый.
— Я на самом краю платформы стоял, а поезда такие вжюх, вжь-жюх! Прямо на самом краю, вот как сейчас… Вжюх… — вертелся пухлый хвастун.
— Саша, отойди от края сцены, упадёшь!
— Вжь-жюх!
— Мымра!
— Можно я?
— Это несправедливо!
— Я буду костюмером.
— Боже, да хватит! — Володин рык катком прокатился по залу, примял собой гомон.
Стало тихо. Так, что можно было услышать, как пыль падает на пол. Как сердце стучит: бах-бах… Как Машка пыхтит. Все замерли, только пухленький хвастун вертелся на самом краю высокой, не ниже метра, сцены.
Бах-бах… бах…
Вдруг он подвернул ногу, нелепо раскинул руки в стороны и медленно, тяжело полетел вниз. У Юрки ёкнуло сердце, Маша зажмурилась, у Володи запотели очки.
Ба-бах!
— А-а-а! Нога-а-а!
— Са-а-аня…
На хвастуна было больно смотреть, но на Володю ещё больнее. Как он забегал вокруг раненого, как у него задрожали руки, как он принялся себя проклинать: «Ну ведь мог бы предотвратить, мог бы…» Юрка, хоть и сердился на Володю, всё же первым пришёл на помощь. Растолкал актёров-зевак, мгновенно оказавшихся рядом с Сашей, процитировал героя модного иностранного фильма: «Отойдите все, у меня отец — врач!» — и встал на колени. Вообще-то, Юрка не шутил. Отец тысячу раз показывал ему, как проводить осмотр, вот Юрка и осмотрел поцарапанную лодыжку и ободранное колено и с видом эксперта заключил, что больного требуется немедленно доставить в медпункт. Авторитетно заверил, что носилки не нужны.
Володя попытался взять пострадавшего под руки, но тот зарыдал и наотрез отказался стоять на здоровой ноге.
— Юр, помоги. Встань слева, я од… я один не… — пыхтел Володя. Вертлявый ревущий Сашка и без того весил не меньше вожатого, так ещё и сопротивлялся.
— Мама! Ма-ма-а-а! — стенал он.
— Давай, взяли! И р-р-раз! — деловито скомандовал Юрка, старательно делая вид, что днём, при падении с яблони, у него ничего не было отбито и не болит. Хотя ему даже нагибаться было трудно.
— Маша, ты за главную, — велел Володя.
Маша победно зыркнула на соперниц.
— Можно я буду костюмером? — вклинилась настырная Ксюша.
— Да можно, можно, — раздражённо ответил Володя, но успокоился и напутствовал: — Читайте по бумажкам, я позж… Господи, Саша, я понимаю, что больно, но хватит так орать!
***
Шли в медпункт медленно и долго, под аккомпанемент воплей пострадавшего. Только слепой не понял бы, что Саша верещит не от боли, а от страха и для привлечения внимания. Юрка сосредоточенно молчал, думая только о своём копчике, Володя уговаривал:
— Саня, ну потерпи, совсем чуть-чуть осталось.
На вопли выбежала врач, закудахтала курочкой, засуетилась, принялась жалеть несчастного. Юрку грубо отпихнула, а на вожатого глянула строго, даже зло. Юрка, пожав плечами, не стал заходить в медпункт, вдруг Лариса Сергеевна поинтересуется, помогла ли мазь, и Володя узнает о позорной Юркиной травме. Мелочь, а неприятно. Но он всё-таки решил дождаться скрывшегося за дверью Володю. Хотел узнать, верным ли окажется его диагноз: безмозглость и немногочисленные ушибы, никаких вывихов и растяжений.
Возле крыльца в зарослях цветущего шиповника стояла уютная лавочка. Юрка лёг на неё, уставился в небо и, вдохнув полной грудью свежего, благоухающего цветами воздуха, понял, как ему хорошо сейчас и как было душно в кинозале.
Володя вышел минут десять спустя: подвинул Юркины ноги и устало плюхнулся на лавку. Тяжело вздохнул.
— Ну как он? Жить будет? — лениво поинтересовался Юрка, продолжая наслаждаться воздухом — до чего он хорош: чистый и прохладный, хоть пей.
— Да там расцарапанная коленка и пара синяков — ничего серьёзного. И зачем было так орать?
— Как зачем? — Юрка приподнял голову, но садиться не спешил. — У вас ведь сегодня прослушивание, вот он и выделывался. Видимо, хотел показать все свои таланты разом. А ты бы на ус мотал — такой голосище зря пропадает!
Володя улыбнулся, и на его усталом лице эта улыбка показалась такой искренней, что Юрка удивился — разве он стал её причиной? И обрадовался, это приятно. Но улыбка исчезла так же быстро, как и появилась.
— Как мне все это надоело! — Володя потёр виски.
— Что надоело? Командовать? — потянувшись, Юрка убрал руки под голову, посмотрел в небо и сощурился от его голубизны.