Я вспомнил ошметки деревни, которую сожгли дэйрдрины.
Дорога пошла вверх, с холма открылся вид на сожженную деревню, лежащую на пологом склоне. Дома напоминали частокол черных гнилых зубов в пасти великана. В центре высилась постройка с закопченными, некогда белыми стенами, увенчанная высокой башней, ныне похожей на головешку. Очевидно, храм Ашара. Далеко впереди виднелась лента реки и почерневшие остатки моста.
Если дэйрдрины захватят замок Таленка — а что его захватывать, он не укреплен и окна даже на первом этаже не защищены решетками — они просто его сожгут. Погибнут все, до кого они смогут дотянуться. И стражники, и прислуга, и кухарки. И все это — из-за господина императора… И только из-за него.
Клянусь, неведомый прозрец, я тебя поймаю! И мало тебе не покажется! Каждая капля крови, которую ты пролил, отольется тебе в страданиях!
Тут на меня навалились сзади, облапили и бросили на лиственный перегной. Я попытался вырваться, но противник держал крепко, как медведь. Пришлось боднуть его в лицо многострадальным затылком. Ух-х, как же больно! Как же больно, мать вашу! Но моя жертва не прошла даром — объятия немного ослабли, и мне удалось вывернуться. Тут же ударил сектанта в лицо, но слабо, без размаха. Бой мой осложнялся тем, что я не мог позволить себе показаться из кустов — в этом случае, меня бы тут же сграбастали.
Дэйрдрин рыкнул, что-то прошипел. Я ударил снова, навалился на него, пытаясь увлечь поглубже в кусты. Он бешено извивался. Я вспомнил дурацкие видео о рестлинге и ударил локтем в лицо, вложив в удар вес всего тела. Подействовало! Дэйрдрин крякнул и обмяк. Для верности я ударил его по лицу еще несколько раз. Жестоко, но…
Дэйрдрины все прибывали. На аллее их уже скопилось около полусотни, они напоминали черных муравьев с белыми головами… В парке раздавались вопли и звон железа.
Боги, небо, Ашар, и весь этот беспредел происходит в моей империи! В стране, верховным владыкой которой я стал!
Затем я пополз в обратном направлении, чувствуя себя загнанным лисом. Замок Таленка, очевидно, не будет серьезным убежищем… Парк заполнен боевиками прозреца. Куда мне податься? Вскарабкаться на дерево? Кроны слишком жидкие, вычислят меня. Закопаться в лиственный перегной? Еще одна уловка индейцев, которая редко срабатывает. Эти фанатики, очевидно, прошерстят весь парк и найдут даже то, что невозможно отыскать. Что же делать? А если воспользоваться веревкой с крюком — вдруг хоть одна свешивается со стены? — перелезть и удрать? Пока меня ищут возле замка, я вернусь к месту вторжения, и…
Маленький шанс, но все же шанс.
Двигаясь то ползком, то полуприседом, я добрался до делянки с эльфийским листом и двинулся дальше. Глупый у меня был план. Круг смыкался. Я слышал шаги, негромкие голоса… все ближе и ближе. Парк заполнился дэйрдринами под завязку. Даже просто подойти к стене не представлялось возможным. Господина императора обложили и смыкали круг поисков…
Что же делать?
Конец мне, похоже…
Я выбрался к колодцу и выглянул сквозь прогал в кустарниках. Пять трупов в зеленом — стража Таленка. Шестой труп — сам Таленк. Так и лежит со стрелой меж лопаток. Ни одного мертвого дэйрдрина. Стена голая, без веревок, разве что изумрудный плющ там и тут, но за него не уцепишься, а подпрыгнуть на полтора метра, чтобы уцепиться за край стены я не смогу.
За спиной послышались голоса.
Все ближе и ближе.
Конец.
Повинуясь безотчетному импульсу, я кинулся к колодцу и, сдвинув крышку еще больше, перевалился через край, рухнул в бездну…
Эльфийская тоска упруго спружинила, я скорчился на дне бассейна среди белесых толстых побегов…
— Язва-голод! — услышал. — Он ведь должен быть здесь! Дориана придушил и пополз сюда! Явный след!
— Язва-голод, найдем! — ответил другой голос. — В колодце глядели?
— Уже…
— Глядите снова!
Над головой зашаркали шаги. Я уставился в неровный круг неба, частично загороженный железной крышкой.
Вот и все, господин архканцлер и двухсуточный император, конец тебе… На фоне неба образовались две черные тени с белыми пятнами лиц…
Эльфийская тоска раздалась, и я провалился в ее утробу, в могилу, воняющую сырой землей и плесенью. С тихим шелестом червезмеи сомкнулись над моей головой.
— Медленно действуешь… — сказал мертвый голос внутри моей головы.
— Как могу, — ответил я. — Как могу! Я уже почти…
Побег тоски вдруг сомкнулся вокруг моей шеи и начал давить.
— Медленно действуешь… — снова сказал мертвый голос без всякого выражения. — Медленно и глупо. Привези в наш лес эльфа…
Речь мертвого разума вдруг расслоилась на тысячу голосов — как тогда, в Лесу Костей.
— Привези…
— В наш…
— Лес…
— ЭЛЬФА!!!
Последний вскрик прозвучал ужасным болезненным набатом.
Я не мог дышать. Не мог промолвить и слова.
— Ты приведешь к нам эльфа как можно быстрей… можно быстрей… можно быстрей! — взвыл мертворазум.
— Нет времени!
— Нет времени!
— Нет!
— У нас!
— ВРЕМЕНИ! — в безумной тоске выли голоса.
Я хрипел и даже мысленно не мог произнести ни слова. Шейные позвонки хрустели. Червезмеи шевелились во тьме, я ощущал их мерзкие ледяные касания… ощущал плечами, руками, бедрами… Меня одновременно тошнило от омерзения, морозило и бросало в жар.
Сколько там живет повешенный, которому петля сдавила магистральные артерии?
— Хочешь стать одним из нас-с? — вкрадчиво спросил многоголосый хор, очевидно, сдерживающий ярость. — Хочешь?
Петля еще туже перевила шею. Я умирал.
— Хочешь?
— Стать?
— НАМИ???
— Нет, нет, нет, не хочу-у-у! — взвыл, кажется, в голос, собрав остатки сил. Вспомнился вдруг страшнейший рассказ Харлана Эллисона «У меня нет рта, а я хочу кричать», где люди — их души — являются вечной виртуальной игрушкой сбрендившего искусственного разума, не способные даже покончить с собой. Если роевое сознание эльфов втянет меня в себя, это будет сродни такой вечной ловушке…
— Нет, пожалуйста, нет! Не-е-ет!
— Как скажешь, — произнес голос с сухой насмешкой и петля соскользнула с моей шеи. — У тебя очень мало времени. Запомни. В следующий раз ты станешь… нами…
— Станешь нами… — воскликнул многоголосый хор.
— Станешь нами!
— Станешь нами!
— Нами…
— Нами…
Червезмеи вытолкнули меня из могилы, хрипя, я распластался на их телах, снова увидев свет дня. Я дышал и не мог насытиться, и даже мерзкий могильный привкус воздуха не умалял наслаждения от дыхания.