Идущие за кровью - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Леонтьев cтр.№ 58

— Что вы так испугались Петра? — укорила она меня, усаживаясь напротив. — Он замечательный человек, необычайно легкий и отзывчивый. А то, что он… не совсем обычный, так это его несчастье, а не язва, от которой следует шарахаться. Вы всегда в больных камнями кидаете?

— Вам хорошо говорить, вы женщина, — проворчал я, невольно краснея. — А я к таким сюрпризам не был готов. Сперва думал, что это ваш муж, а потом… Представьте себя на моем месте, — ляпнул я и тут же прикусил язык.

Она насмешливо повела бровью и окинула меня каким-то особенным, присущим только женщинам, взглядом.

— Да, — сказала она после некоторой паузы. — Наверное, в чём-то вы правы… Так что же такого произошло с моим покойным предком, что вынудило вас прибыть ко мне, несмотря на столь поздний час?

— Вы знаете, кем он был? — спросил я напрямик, пристально наблюдая за выражением её глаз.

— Купцом, — ответила она, и если она утаивала что-то, то в преферанс я бы с ней играть не стал.

— И всё?

— Смотря что вас интересует. Он был ещё отцом, мужем, коллекционером.

— Меня интересует именно его коллекция, — кивнул я.

— Он коллекционировал редкие книги.

— Насколько мне известно, некоторые из них были не просто редкие, а довольно необычные книги, — «нажал» я. — Ирина Сергеевна, неужели до вас не доходили слухи о столь примечательном родственнике? Ваши сестры, например, даже пытались вернуть часть состояния, отнятого во время революции. А следовательно, какие-то справки о нём всё же наводили…

— Этим занимались сестры, а не я, — с неожиданной ноткой металла в голосе подчеркнула она. — Я к этому не стремлюсь.

— У вас не самые лучшие отношения с сестрами? — догадался я.

— Довольно бестактный вопрос… Да, не самые лучшие. Ещё наши родители не слишком ладили между собой… Но к делу это отношения не имеет.

— Может быть, и имеет, — задумчиво заметил я. — Вы знали о том, что ваш прадед занимался изучением тайноведческих наук?

— Избегаете слова «колдун»? — улыбнулась она. Меня словно огнем обожгло от этой милой и загадочной улыбки.

— У вас волосы настоящие? — не к месту спросил я.

— Волосы? — удивилась она. — Конечно, настоящие… Только в последнее время стали доставлять слишком много хлопот. Городская жизнь диктует свои правила, свои моды и законы. Современная мода не слишком жалует такие «гривы». Боюсь, что придется её укоротить.

— Не надо! — испугался я. — Ни в коем случае не надо…

Она удивленно посмотрела на меня и неожиданно звонко рассмеялась. Глядя на неё, невольно улыбнулся и я.

— Нет, ну право же, они вам очень идут, — сказал я. — Это очень необычно и, наверное, невероятно хлопотно, но умоляю вас — не укорачивайте их. Вы так похожи на древнегреческую богиню, что даже хитон не может изменить этот образ.

— Знаете, что такое «хитон»?.. Только это, скорее, эпоксида… Слышали такое название?

— Ну, кто же не читал «Таис Афинскую»? В детстве я едва дыры в этой книге не протер. Именно после Ефремова я начал грезить величием тех удивительных и таинственных времён. Хотел поступить в институт, чтобы изучать античную историю… А потом в страну вползла «перестройка», и про институт пришлось забыть… Надо было зарабатывать на кусок хлеба…

— Вы это так сказали, словно не принимаете происходящих в стране перемен. Посмотрите, сколько стало богатых людей. Сняты все запреты. Показывают любые фильмы и продают любые книги. Неужели вы считаете, что сытое рабство лучше свободы, которой приходится добиваться? Не всё сразу делается. Повернуть такую махину, как Россия, очень трудно.

— Россию «повернуть» невозможно. Это слишком великая страна, чтоб её можно было существенно изменить. Саму её «сердцевину», дух нельзя сломить или «повернуть». «Поворачивают» только общественный строй. И я никогда не был «рабом». И родители мои не были. И их родители не были. Как во время революции, так и во время «перестройки» принято обливать грязью, облаивать и отрекаться от всего, что было раньше. И вопить о том, что хорошо будет только там, куда нас ведут. А я не хочу отрекаться от своего прошлого. Я тоже не люблю скотскую зажратость «партийных верхов» того времени. Но чем она лучше или хуже такой же скотской зажратости и глумления над народом нынешних ленинов и брежневых? Я просто от своего прошлого отказываться не хочу. У меня бабушка была коммунисткой. Она была самым добрым и светлым человеком, которого я встречал в своей жизни. Она рассказывала мне добрые и прекрасные сказки и отдала бы свою жизнь, лишь бы я не болел и не страдал. Она меня очень любила. И я её любил. Почему я должен отказываться от своей бабушки? И к слову надо сказать, что кроме того, что она была коммунисткой, она верила в Бога, и никто её за это не «репрессировал» и не исключал из партии. Она и меня крестила… Правда, втайне от деда, тоже большевика и коммуниста. Дед был во время войны капитаном первого ранга, командовал кораблём и воевал мужественно и честно, как и подобает мужчине. А после войны стал полковником милиции и прекрасно знал, что такое «честь мундира». И другой дед воевал. И ранения получал, потому что воевал бесстрашно. Почему я должен от них отказываться? Это подло! Я очень люблю читать Булгакова, Ильфа и Петрова, Ефремова и Казанцева, Казакову и Гамзатова. А ведь их мудрые и чистые книги выходили не при «батюшке-царе». Я преклоняюсь перед талантом братьев Стругацких, и их коммунистические «Хищные вещи века» стоят как памятник подлости политиков наших лет, хотя эта книга была написана тридцать лет назад. Я обычный человек и плохо разбираюсь в политике, потому что «разбираться в тонкостях дерьма может только гурман», но я не хочу отвергать ВСЁ. Я же ясно вижу, что и тогда и сейчас есть и плохое и хорошее. Значит, дело не в коммунистах и демократах, а в подлости, и самое главное — в безнаказанности дорвавшихся до власти мерзавцев. Ругать прошлое сейчас можно и выгодно, копаться и плакаться о настоящем тоже приемлемо, а вот пытаться реалистично взглянуть назад и вперёд — страшно. Я сам боюсь. Боюсь, потому что не верю, а сил терпеть больше нет. Но отказываться от своей памяти я не хочу. И не буду.

Она смотрела на меня со странным выражением. Я мысленно обозвал себя идиотом, вспомнив заклинавшего меня не распускать язык Петрова. Но обругав себя, я упрямо наклонил голову и добавил:

— Не хочу. Я знаю прекрасных людей, которые были коммунистами, и знал отъявленных мерзавцев, называвших себя демократами. И наоборот — подлецов-коммунистов и вполне приличных демократов.

— Я о другом думаю, — призналась она. — Не о политике, а о вашем максимализме. Вы идеалист. Вам будет очень трудно жить. Потому что вы наивный и честный идеалист.

— Нет, не наивный, — сказал я. — Обычно я никому не рассказываю о том, что творится в душе. Слишком устал от того, что «в раскрытую душу легче плюнуть». Это на меня сейчас затмение нашло. Засмотрелся на вас, и все тормоза сорвало. От вас исходит какое-то совершенно неправдоподобное сияние. Честное слово. Словно пьянеешь. Замечали, что пьяный особенно неприятен не тем, что у него заплетается язык, а тем, что он стремится вылить на собеседника свою душу? А это долго, нудно и никому не нужно… Извините меня.