Аз есмь царь. История самозванства в России - читать онлайн книгу. Автор: Клаудио Ингерфлом cтр.№ 26

Страница

Образ Антихриста староверы использовали в молитвах против царей. Чтобы обойти трудность интерпретации смерти каждого очередного монарха, был доработан образ «чувственного» Антихриста. Он стал «расчлененным», по выражению историков Н. С. Гурьяновой и Н. Н. Покровского, то есть фигурой не индивидуальной, но коллективной: царь тьмы был воплощен не в конкретном человеке, а в целой веренице царей. Известно, кто в этой цепочке стоит первым (обычно Петр, иногда Алексей Михайлович), но конца ей не видно. Начало перечня тем более важно, что порядковое обозначение императора Петра («первый») истолковывалось и как свидетельство его желания заменить собой Христа, и как признание его первого места в списке царей, призванных образовать «расчлененного Антихриста». Осуждение первого императора повлекло за собой и осуждение самого императорского титула. В начале XIX века, уже после установления Павлом I нового порядка престолонаследия (от отца к старшему сыну), в кругу «бегунов», одной из самых радикальных сект того времени, родилось сочинение, автор которого, вспоминая давний указ Петра I (1722) о праве монарха самому назначать себе преемника, заключал, что упоминавшийся в указе неназванный, которого Петр прочил себе в наследники, явился в образе старшего сына Павла Александра I. В глазах староверов все последующие императоры – Александр I, Николай I, Александр II, Александр III и Николай II – будут чередой воплощений того самого «расчлененного Антихриста». За триста лет существования дома Романовых почти никто из царей (за исключением разве что основателя династии Михаила Федоровича, а также Петра III, который, как считали старообрядцы, был убит потому, что планировал вернуть «истинную» веру, и, вероятно, его сына Павла) не избежал отождествления с Антихристом.

Однако общее недоверие к Романовым не мешало в некоторых из них видеть «спасителей». Автор одной рукописной книги, появившейся в секте бегунов в первой половине XIX века, обращаясь к теме Антихриста в связи с проведенной Петром I переписью населения, называл Петра «лже-Христом», то есть и лжебогом, и лжепомазанником. Хотя это слово употреблено здесь отчасти и во втором значении, акцент делается, несомненно, на первом. Это одинаково понятно автору и читателям, поскольку упоминание переписи населения традиционно отсылает в литературе такого рода к образу Антихриста. Употребляя в качестве синонимов выражения «лжецарь», «Антихрист» и «лже-Христос» применительно к Петру I, анонимный автор утверждает, что истинным царем должен быть только Спаситель. Каждая смена монарха – это возможное начало царствия Спасителя. Дата написания рукописи свидетельствует, что автор, взяв за точку отсчета правление первого императора, выстроил схему, которая позволила ему объединить три последовательно сменивших друг друга волны лжецарей и лжецаревичей, тех «освободителей», которые наводняли страну с начала XVIII века до первой половины века девятнадцатого.

Тема Антихриста не ограничивалась ни богословскими спорами, ни даже хронологическими рамками существования российской монархии. Она отражала недовольство самых разных слоев населения. В 1881 году один церковный хорист уподобил Александра II змéю, который своими железными дорогами, будто змеиным хвостом, оплел всю Россию. В 1891 году монархическая пресса смаковала толки об «Антихристовых слугах» – добровольцах, приезжавших в деревню бороться с голодом и его последствиями. Привыкшие относиться с подозрением к любой помощи извне и к любым переписям, проводившимся обычно для военных и фискальных нужд, крестьяне с недоверием взирали на чужаков, занятых составлением списков, которые нужны были для устройства передвижных столовых (чтобы знать, сколько закупать провизии), организуемых благотворительными обществами и писателями вроде Толстого и Короленко. Проправительственная пресса, воспользовавшись этим, всячески муссировала слухи о приспешниках Антихриста и их дьявольских списках, чем навлекла на себя критику оппозиции: «Злорадство этих господ было понятно <…>. На помощь выступало общество и, как ни малы еще были размеры этого выступления, – все же рептильная печать чувствовала в нем новое начало, враждебное монополии бюрократического строя», – писал Владимир Короленко. В 1897 году, вследствие все того же недоверия народа к спискам, чиновников, прибывших в Ярославскую, Костромскую, Нижегородскую и прочие губернии для переписи населения, объявили посланцами Антихриста. В 1926 году похожий прием встретили и советские чиновники, ответственные за перепись крестьян. Образ Антихриста присутствовал и во время переписи 1937 года. Помимо ассоциаций, связанных с переписными листами, ссылки на Антихриста были вызваны оппозицией правительственной политике. Попытки учредить в деревнях советы в июне 1917 года порой приписывались крестьянами все тому же Антихристу. 43‐й номер журнала «Безбожник» (1929), самого что ни на есть официального советского издания, открывался вопросом: «Каким образом могло случиться, что в нашей стране, пережившей величайшую революцию, проделавшей коренную ломку целого ряда понятий, образ Антихриста сохраняет свою остроту и действенность настолько, что используется как средство контрреволюционной агитации?» Жители деревень, переживших коллективизацию, также видели во власти и ее политике воплощение Антихриста. Партия признавала, что апокалиптические слухи затрудняли создание колхозов и вызывали беспорядки. 7 марта 1930 года, через несколько дней после выступления Сталина в печати, где он пытался переложить ответственность за «перегибы» проводимой в стране коллективизации на местные власти, Бухарин опубликовал в «Правде» филиппику против папства, привлекая для его развенчания всевозможные исторические аргументы, от «Лжедекреталий» до папессы Иоанны. Но в его рассказе о папе-Антихристе можно увидеть двойное дно, скрытый смысл, не ускользнувший от внимания советского руководства: в инквизиции и иезуитах проглядывает намек на ГПУ, в папе – на Сталина. В документальном фильме «Сектанты», снятом в 1930 году для пропагандистских целей членами «Союза воинствующих безбожников», есть эпизод, где один сектант показывает, как из одинакового количества спичек можно сложить число 666 (символизирующее Антихриста), слово «Ленин» или пятиконечную звезду. 9 марта 1929 года о тех же фактах, не скрывая озабоченности, сообщала газета «Известия». Шестьдесят лет спустя некий хабаровчанин после попытки путча и отстранения Горбачева от власти (1991) написал в газету «Демократическая Россия», что слуги Антихриста устроили переворот ради сохранения большевистского строя, а затем охарактеризовал их как ставленников Люцифера. Четыре долгих века отделяли первого царя от последнего генерального секретаря Коммунистической партии. Само по себе обращение к теме Антихриста не свидетельствует о преемственности. Напротив, здесь в русской истории проходит разлом, который мы рассмотрим в последней главе.

В 1689 году семнадцатилетний Петр, будущий Петр Великий, фактически оказался один во главе Российского государства (его единокровный брат и соправитель Иоанн участия в делах правления не принимал). Мы помним, что афера с лже-Алексеем, носившая в себе зачатки современной политики, была прочно забыта следующими поколениями. Вытеснение этого факта из памяти должно было, по идее, поставить крест на самозванчестве: если бы люди привыкли видеть в царе своего представителя, выходца из их среды, им больше не надо было бы сомневаться в физической подлинности правящего монарха и поднимать бунт во имя самозваного царя. Народ мог бы напрямую оспаривать справедливость политики монарха. Его трансцендентная легитимность мало-помалу начала бы уступать место социальной легитимности. Но – первый парадокс! – если при восшествии Петра на престол самозванчество пребывало в состоянии кризиса, после его смерти оно переживало впечатляющий подъем. Согласно традиционной трактовке – «Петр Великий европеизировал Россию и заложил основы ее современной государственности», – царствование Петра было временем секуляризации и политической модернизации, реформ, которые царь, решивший порвать с прошлым, проводил железной рукой. Но – второй парадокс! – если при Петре I действительно имели место деперсонализация и секуляризация власти, а стало быть, и разрыв с прошлым, как объяснить нашествие лжецаревичей после его кончины и все сопутствующие этому нашествию атрибуты: архаизм, религиозность, повышенное внимание к телу монарха, обращенность в прошлое?

Страница