Социальное общение и демократия - читать онлайн книгу. Автор: Штефан-Людвиг Хоффманн cтр.№ 31

Это верно также для интернационализма, который пережил перед Первой мировой войной эпоху своего расцвета ^[239]. В эти годы возникло множество международных организаций, которые часто появлялись на базе транснациональных обществ – научных, спортивных, культурных, социально-реформистских или гигиенических. Однако, как выяснилось, самое позднее после 1914 года предпосылкой для них парадоксальным образом был национализм. Лишь один пример: Лейла Рупп смогла показать, как международное женское движение запутывалось во все новых дилеммах, поскольку, в отличие от женских обществ первой половины XIX века, оно часто принимало национальное государство в качестве само собой разумеющегося исходного пункта в качестве рамочных условий для взаимных связей. На место туманно-идеалистического, выходившего за рамки наций, но укорененного в локальных обществах принципа ассоциаций пришли межгосударственные организации, которые стремились организовать и реализовать явные политические или экономические интересы ^[240].

Международные организации следовали в этом за новым пониманием политики, которое уже утвердилось внутри национальных государств и стало причиной потери политического – в узком смысле этого слова – значения общественных объединений на взлете их количественного распространения. Наиболее наглядным выражением таких перемен были массовые организации, подобные профсоюзам или объединениям, которые формально взяли от ассоциаций некоторые основные черты, и даже нередко организационно вышли из последних, но все в большей степени служили лишь специфическим, неокорпоративным интересам, отказываясь обычно от общественного времяпрепровождения.

На место эксклюзивного общества как места неформального политического волеизъявления приходят партии, союзы интересов или международные организации; клубы и общества же все в большей степени служили, напротив, лишь в качестве организаций по представлению услуг для различных групп и слоев плюралистического расколотого общества.

С тех пор как либеральные буржуа больше не могли жить в обществах с сознанием того, что они одни представляют общее благо и благодаря своему социальному общению предотвращают угрозы для демократии, стали множиться сомнения не только в идеях, но и в практиках либерализма – таких, как политическая и моральная ценность общественных объединений. То, что во Франции (1901) и в Германии (1908) неограниченная свобода союзов была юридически закреплена относительно поздно, является не столько результатом якобы авторитарного характера государства, сколько страхом республиканцев и либералов перед общественными силами, которые в их глазах были нецивилизованными – например, католиками или польскими эмигрантами ^[242]. Буйное распространение ассоциаций на все социальные слои сопровождалось все возрастающими опасениями буржуазных кругов потерять миссию морального руководства в обществе, которую до того обеспечивал принцип ассоциаций. Такой негодующий подтекст слышится в формулировке Макса Вебера на первом Немецком социологическом конгрессе 1910 года: современный, «последний» человек – «человек общественный в ужасающем, не виданном до сих пор масштабе». «Надо полагать, ничто не может превзойти того, что уже образованы общества по борьбе с обществами» ^[243].

В приведенной цитате проскальзывает и то, что для возникающих социальных и политических наук конца XIX века политическое и моральное значение общественных объединений, несмотря или скорее именно из-за их массового умножения, перестало быть столь же само собой разумеющимся, каким оно еще было для Токвиля и его современников. Конечно, международное левое движение от Петра Кропоткина («Взаимная помощь среди животных и людей как двигатель прогресса», 1890–1902) до Эжена Фурнье («Индивид, ассоциация и государство», 1907) размышляло о политической роли свободных общественных объединений и могло объявить их первичными ячейками этического социализма ^[244]. Католические консерваторы – как погибший в Первую мировую войну французский историк и социолог Огюстен Кошен – также признавали прямую связь между подъемом модерной массовой демократии и новыми формами социализации, особенно масонами, и пытались доказать это эмпирически. С учетом того факта, что первая основанная в 1901 году французская политическая партия, Республиканская партия радикалов и радикал-социалистов, вышла из масонских лож, сделать это было нетрудно. Консерваторы представляли такой исторический процесс в черном цвете, как роковой для политической жизни ^[245]. Тогда как многие либералы, в том числе в России, видели практическую ценность общественных объединений для буржуазного общественного устройства ^[246]. Однако в целом социальные и политические науки обращались к этому предмету скорее эпизодически и, как правило, без того морально-политического пафоса, который в долгом XIX веке был движущей пружиной для «практик гражданского (буржуазного) общества».