Эта поездка в КЦК состоялась в октябре 2000 года. Она стала одним из самых ярких моментов моего пребывания в НАСА. Я был вне себя от волнения. Мы видели, как экипаж шаттла «STS-92» готовился к своему полету. Мы остановились в отеле, где часто останавливались космонавты и их семьи. Я совершал пробежки туда-сюда по песку и по дороге, идущей через Коко-Бич. Мы ходили в магазин Ron Jon Surf Shop, где покупали отвратительного качества футболки и стикеры. Жизнь была превосходной.
Группа астронавтов, куда меня распределили, получила название «Жуки». В 2000 году был переизбыток новых астронавтов, потому что НАСА наняло слишком много новичков в период с 1995 по 1998 год. Задания по сборке космической станции откладывались, и было очевидно, что пройдет много времени, прежде чем мы сможем летать. Я наивно думал, что это может занять целых пять лет, поэтому приготовился к долгому ожиданию. В итоге астронавтам нашей группы понадобилось ждать от восьми до двенадцати лет, но это того стоило. Учитывая все это, нам понравилось прозвище «Жуки», потому что, по крайней мере, некоторые жуки смогли полетать. Класс, который был до нашего, назывался «Пингвины», и, насколько мне известно, никто из «пингвинов» так и не отправился в полет.
На той неделе мы встретились с сотрудниками КЦК, чтобы узнать о значительных усилиях, которые они предпринимали для обеспечения запусков. Административные работники, которые следили за графиком; механики, которые вели нескончаемый список сломанного и отремонтированного оборудования; инженеры, которые решали сложные механические проблемы; ученые, подготавливавшие эксперименты, которые будут проводиться в космосе; сотрудники службы безопасности, которые обеспечивали нашу защищенность; представители военных, которые координировали деятельность поисково-спасательных сил и не подпускали на близкое расстояние к КЦК небольшие самолеты и лодки; вспомогательный персонал, который обеспечивал нас питанием и одеждой; сотрудники по связям с общественностью, которые держали прессу и широкую общественность в курсе нашего статуса, и т. д. Было ли это познавательным для меня? Без сомнения. Запуск космических кораблей, особенно с людьми на борту, – сложный процесс, в реализации которого участвуют тысячи человек.
Мы также посетили пляжный домик – место многих вечеринок астронавтов, а также прощаний со слезами на глазах, когда друзья и семьи провожали экипаж за несколько дней до запуска. Мы видели бесчисленных аллигаторов, цапель и даже нескольких ламантинов. Мы восхищались похожим на громадную пещеру Зданием вертикальной сборки (VAB), одной из крупнейших построек в мире, внутри которого был собран массивный Saturn V.
Мы испытали благоговейный трепет при виде многотонного гусеничного транспортера, который доставил на стартовую площадку мощные ракеты «Аполлон», а также современные космические шаттлы. Мы увидели интересные артефакты 1950-х и 1960-х годов в Музее космических и ракетных вооружений ВВС на мысе Канаверал, где находился Центр управления кораблями серии «Меркурий».
Мы размышляли о произошедших здесь трагедиях – пожаре «Аполлона-1» и катастрофе «Челленджера». Я задавался вопросом, что могло побудить менеджеров принимать решения, которые в конечном итоге привели не только к катастрофе, но и к гибели двух экипажей. Я прекрасно осознавал, что руководители НАСА – очень умные, целеустремленные и патриотичные люди. Они, конечно, не могли сознательно подвергать риску жизни этих команд. Я задавался вопросом, какое давление могло бы заставить этих выдающихся и достойных людей принять те решения, которые они приняли.
Множество мыслей роились у меня в голове: «Я не могу поверить, что я действительно здесь», «Это конечно сложно», «Не могу дождаться, когда же я буду летать» и т. д. Эмоции, которые переполняют голову астронавта-новичка, становятся в тысячу раз интенсивнее, когда он или она находится в Мекке американских космических полетов – Космическом центре им. Кеннеди во Флориде.
Одно событие сделало этот день еще более запоминающимся. Побывав в различных офисах и отделах Космического центра им. Кеннеди, занимавшихся снабжением жидким азотом, оснащением шаттлов твердотопливными ракетными ускорителями, железнодорожным снабжением, обработкой модулей космической станции и т. д., мы спустились к южной оконечности объекта, в сторону базы ВВС на мысе Канаверал. Мы вошли в одно из помещений управления запуском, которое выглядело очень круто, как в фильме о Джеймсе Бонде: темнота, много компьютеров, мигающие огни, по-деловому одетые и официальным языком разговаривающие сотрудники, необычные сиденья и специальности людей, которые работали там.
И тогда я спросил: «Для чего эта красная кнопка?» Невинный, как мне казалось, вопрос. Наш бедный гид, который был в прекрасном настроении, проводя экскурсию для астронавтов-новичков, застыл на месте, и кровь буквально отлила у него с лица. Он смущенно спросил: «А ты правда не знаешь?» Нет, никто из нас не знал. Но мы быстро это выяснили. Видите ли, ракеты в основном запускаются на автопилоте, но у космического челнока была предусмотрена довольно ограниченная возможность пилотирования вручную членами экипажа. Например, в крайне маловероятном случае, когда пилотируемый шаттл или даже беспилотный корабль могли отклониться от своего курса и уйти в сторону Диснейленда в Орландо, были бы предприняты некоторые критические по времени меры. В первую очередь, диспетчеры полетов в Хьюстоне заметят отклонение от траектории и известят об этом экипаж, чтобы он предпринял необходимые действия.
В первые девяносто секунд запуска шаттла ручное управление полетом невозможно, поэтому командир включит резервный компьютер и будет надеяться, что полет пойдет в правильном направлении. Если отклонение от курса произошло после девяносто второй секунды полета, командир может перейти на ручное управление и отрегулировать его, чтобы направиться в море, подальше от населенных пунктов. Если ни один из этих вариантов не сработает – ну, вот тут-то и появится красная кнопка.
Сначала Хьюстон срочно свяжется с экипажем и назовет секретное кодовое слово, предупреждая их о том, что должно будет произойти. Затем офицер по безопасности возьмет на себя контроль над ситуацией и нажмет красную кнопку, посылая ракете компьютерные команды, которые приведут в действие несколько устройств на борту, взрывы которых разорвут ракету на части. Это позволит избежать уничтожения населенных пунктов и гибели ничего не подозревающих гражданских лиц. Но при этом все астронавты, находящиеся на борту, погибнут. Это решение должно быть принято в течение нескольких секунд.
Лицо бедного гида побелело, как у призрака, когда он извиняющимся тоном рассказывал нам подробности того, как он, сам офицер по безопасности, будет отправлять сигнал FTS (о прекращении полета) нашему транспортному средству, после чего шаттл будет взорван, и мы ничего не сможем с этим поделать. Это было хорошей новостью для Disney World и жителей Флориды, но не для людей, находящихся в шаттле.
Эта информация вызвала неловкий смех и болезненные шутки летчиков-истребителей: «Можно ли мне взять твою стереосистему, чувак? Где ключи от твоей машины?» Вполне понятно, что безопасность гражданских лиц на земле важнее, чем безопасность астронавтов, и в течение шестнадцати лет в НАСА я никогда не слышал, чтобы кто-то сомневался в этом. Тем не менее услышанное заставило меня посмеяться и задуматься, выиграл ли этот парень награду за «самый ироничный дежурный титул» – офицера по безопасности в воздухе. Это, конечно, не офицер по безопасности астронавтов.