Записки и воспоминания о пройденном жизненном пути - читать онлайн книгу. Автор: Захарий Френкель cтр.№ 42

Летом 1892 г. в Дерпте на гастролях был Берлинский Lessingstheater. Я систематически посещал его спектакли. Шли, главным образом, пьесы Зудермана («Die Stürzen der Gesellschaft», «Schlacht der Schmeterlinge» и др.), а также и немецкие классические (Шиллера и др.). К моему удовлетворению, я мог убедиться в полном овладении мною немецким языком.

Неразлучная гимназическая тройка тесно спаянных друзей — Вячеслав Галяка, Левка (Константин Осипович Левицкий) и я — была разлучена окончанием гимназии. Хотя я и поступил в университет вместе с Галякой, но как-то дороги наши разошлись, и после Нежина мне не довелось больше с ним видеться, по крайней мере, я не помню этого.

Левицкого постигла беда: вскоре после окончания гимназии у него при жандармском обыске было найдено какое-то нелегальное издание, и за это он целый год томился в тюрьме. Наконец, он был выпущен. Я стал осаждать его письмами, чтобы он приехал в Дерпт для поступления в университет. С осеннего семестра, если я не ошибаюсь, 1892 г. он был принят на юридический факультет. Со времени его приезда мы жили вместе в том домике в саду на Lehmstrasse, о котором я уже говорил выше.

Константин Осипович был идеальный сожитель. Обычно молчаливый, погружённый в чтение книг или в размышления о прочитанном, он никогда не мешал заниматься. С двух слов мы понимали друг друга. Большим огорчением для меня была лишь его привычка курить. За вечерним чаем мы обменивались своими впечатлениями за весь день. Его бедой было полное незнание немецкого языка и отсутствие воли к овладению им. Очень скоро он был введён мною в Общество русских студентов. Там у него завязались некоторые знакомства, но вообще после постигших его бед и тюремного сидения он стал более замкнутым и не проявлял инициативы в сближении с новыми людьми. Для меня всегда оставалось загадкой, как он обходился в университете без немецкого языка. Лекции, правда, читались на юридическом факультете тогда уже преимущественно на русском языке (доцентом Зачинским, Невзоровым, Карышевым, Дьяконовым), но некоторые важные предметы (римское право, пандекты ^[35] и др.) ещё читались по-немецки. Во всяком случае, он вполне исправно сдавал зачёты и держал на русском языке полагающиеся экзамены.

Наша жизнь с ним значительно оживилась с приездом в Дерпт в 1893 г. Владимира Малянтовича ^[36], который, не имея возможности поступить в университет, устроился в Дерптский ветеринарный институт и лишь позднее получил юридическое образование. Из моей памяти совершенно исчезли всякие следы воспоминаний, как и где произошло наше первое знакомство с В. Н. Малянтовичем. Вероятно, однако, как это часто бывало, он временно, до решения вопроса с собственным жильём, пользовался у нас помещением. Он был очень общителен. Несколько экспансивный, довольно начитанный, он подкупал своей искренностью и живым интересом к очередным тогда спорам между народниками и марксистами.

Очень скоро его внимание и признание склонилось на сторону социал-демократического направления. На этой почве наши отношения стали более близкими от постоянного обсуждения появлявшихся уже тогда в печати книг и статей с коренной критикой народничества. Врезалась мне в память привычка Малянтовича, когда он читал, обдумывал и разговаривал, непрерывно однообразно захватывать рукою свою бороду и жевать её во рту. Повторял он этот жест без конца. Это было невыносимо мучительно видеть, как и всякое без конца повторяемое навязчивое движение, почему-либо привлекшее к себе внимание. Но деликатность не позволяла мне как-нибудь обратить внимание на неприятную надоедливость его привычки.

Несколько позднее наш узкий дружеский кружок окреп и бурно оживился с приездом в Дерпт Виргилия Леоновича Шанцера ^[37]. Потерпев крушение в Киевском университете, он приехал в Дерпт и был принят на юридический факультет. Это было в самый напряжённый момент горячей борьбы сторонников «Русского Богатства» ^[38] против марксистского направления, впервые выступившего на открытую арену шумных собраний и споров в «Конкордии» после первых моих рефератов о книге Энгельса «Dührings — Umwalzung der Wissenschaft».

Придя как-то домой, я узнал, что ко мне заходил и оставил письмо от одного из киевских знакомых только что приехавший оттуда студент. Он оставил адрес, где остановился. Мы быстро разыскали его. Он привёз с собой известный марксистский сборник, готовившийся тогда к выходу в свет, с большой статьёй Тулина (под этим именем выступал тогда В. И. Ленин). Так как на ближайшее собрание в «Конкордии» было назначено обсуждение моего реферата и противники (их было очень много), как нам стало известно, мобилизовали силы, то выступление на подмогу нового, хорошо владевшего словом Шанцера мне казалось очень важным. Так это и оказалось. В. Л. Шанцер стал часто бывать у нас. Его бурный характер спорщика, увлекавшегося во время обсуждения и увлекавшего за собой собеседников, его цельность и убеждённость и в то же время какая-то наивная беспомощность в вопросах практической жизни, пробуждали симпатию и дружбу к нему. Француз по происхождению, он охотно в спорах переходил на французский язык; часто, чтобы заставить меня преодолеть стеснение и решиться отвечать ему по-французски, он упорно не отвечал мне на мои вопросы и замечания, сказанные на русском языке. Говорил он темпераментно, выразительно, но речь его лилась с оглушительной скоростью, и не так-то легко было с полным пониманием следить за нею. Однако привычка и необходимость отстаивать свою точку зрения в споре преодолевали эти трудности, и я навсегда сохранил признательность к Виргилию Леоновичу, научившему меня понимать беглую французскую речь и заставившего побороть застенчивость и стеснение от сознания своего плохого французского произношения.

К этому же периоду моего дерптского студенчества относится моё близкое знакомство с одним немецким рабочим-электромонтёром Августом Мюллером. Я случайно как-то познакомился с ним при выполнении им работ по электропроводке. Оказалось, что он сам из Германии, служит в какой-то Рижской фирме, приславшей его выполнить специальный заказ в Дерпте. Узнав от него, что в Германии он считал себя сторонником социал-демократической партии, я пригласил его как-нибудь зайти после работы ко мне. Он пришёл в первое же воскресенье. Чисто выбритый и безукоризненно одетый, он очень мало похож был на электромонтёра в грязной куртке и старой кепи, с которым я за несколько дней перед тем познакомился. Я рассказал Левицкому мой случайный разговор с электромонтёром из Германии и теперь представил этого чисто одетого, с ослепительно белыми воротничком и манжетами гостя, как того рабочего, о котором раньше рассказал. За чашкой чая Август долго оставался у нас. Я ему показывал новые номера «Neue Zeit», «Der Wahre Jacol», недавно вышедшую Эрфуртскую программу Каутского. Уходя, он взял с собою несколько брошюр. Он стал заходить к нам часто, прямо с работы, и уже у нас мылся и переодевался в чистый пиджачок и манишки, которые приносил с собою в небольшом пакете. Он умел очень внимательно слушать и только после размышления вставлял свои замечания. Держался он совершенно непринуждённо. Помню, в одно из его вечерних посещений, ко мне по какому-то делу зашёл профессор М. А. Дьяконов. Мы пили чай с Августом, который только что успел переодеться. Разговор зашёл о политических событиях в германском Рейхстаге, которые сообщались в «Русских ведомостях». Я сказал Мюллеру по-немецки, о чём мы говорим. Он очень язвительно отозвался об ораторах из партии центра (клерикалах) и просто и толково высказал несколько суждений об отношениях между социал-демократами и клерикалами, за которыми шли некоторые профсоюзы. Несколько времени спустя как-то за вечерним чаем у Дьяконовых зашла речь о немецких студентах на юридическом факультете. Один из новых доцентов жаловался на полное отсутствие у большинства из них понимания и интереса к общественно-политическим вопросам современной жизни. М. А. Дьяконов заметил по этому поводу, что это не общее явление, и рассказал, как недавно он лично мог убедиться, что есть немецкие студенты, хорошо разбирающиеся в современных политических партиях германского Рейхстага. Михаил Александрович был изумлён, услышав от меня, что Мюллер не немецкий студент, а рабочий-электромонтёр, временно присланный фирмой для выполнения работы по заказу в Дерпте. Знакомство моё с молодым Августом Мюллером продолжалось до конца его пребывания в Дерпте. Он успел перечитать все имевшиеся у меня социал-демократические издания: работы Энгельса, Маркса, Каутского, Франца Меринга и даже все тома сочинений Лассаля, выходившие тогда в новом издании под редакцией Бернштейна.