Теперь, когда он думал о том, как разговаривал с иностранцами, ему становилось стыдно. Первая его нормальная фраза, обращенная к той, на ком он потом женился, была: «Не любите сыр?» А вторая – уточнение, что еда воняет. Конечно, всем известно, что такое сыр. И Рубилинн тут же принялась сбивчиво, но не без живости рассказывать, что там, откуда она родом, есть штука под названием «тухлый тофу», очень вкусная, но поначалу никому не нравится. Она бы в жизни его на работу не принесла! Однако в Лондоне такое не купишь. Тогда Лео решил быть тактичным или просто не проявлять чрезмерного любопытства – и не стал спрашивать, откуда же приехала Рубилинн. Но он верил, что в Лондоне можно купить все что угодно. И, отправившись в интернет-кафе на оживленной улице Клэпхема, навел справки. Выяснилось, что вонючий, или тухлый, тофу – излюбленная еда на острове Тайвань. Тогда он поехал в ближайший чайна-таун и в первом же супермаркете договорился о покупке. Сколько брать, он понятия не имел и приобрел полфунта.
На следующий день он вручил сыр Рубилинн. Она в изумлении уставилась на него. Красивым ее лицо назвать было нельзя: скорее, внушающим доверие, как фотография чьей-нибудь мамы в молодости. Лео пояснил, что ему стало любопытно название, и он решил поискать этот сыр.
– А вы сами пробовали? Вам понравилось? – заинтересовалась Рубилинн.
Она предложила ему ломтик, но он сказал, что только что поел: из пластикового пакета с сыром несло так, как от горгонзолы, и этот запах всегда ему претил. Рубилинн понесет его домой, сегодня вечером. Ее сестра не ест тухлый тофу. Не любит. И Рубилинн ужасно рада, что все достанется ей одной!
Впоследствии он придумал себе легенду о несчастной филиппинской девушке, попавшей на Тайвань и сбежавшей оттуда при первой же возможности. И она растопила его сердце – выдуманные истории часто так поступают со своим сочинителем. Четыре месяца спустя они поженились. Только новобрачные и пятеро друзей – в основном коллеги из хосписа. Тома Дика он решил не приглашать, хотя тот приходил в гости два раза в месяц, чаще всего по четвергам. Свадьба вышла очень милой. Рубилинн отыскала себе пышное белое платье с фатой; она буквально утонула в нем и выглядела нервной, а когда все закончилось, явно испытала облегчение. Заполняя бланк, она указала местом своего рождения Тайбэй, Тайвань; Лео был покорен волшебством этого названия и красотой и точностью своей догадки. После свадьбы она переехала в его дом. Полный Лео – он прожил там уже десять лет, и места для нее почти не осталось. Всякий раз, когда что-то требовалось заменить: чайник, шторы, ковер, – он обещал себе, что выбирать это будет она. Чтобы в доме нашлось место и ей тоже. Конечно, Рубилинн он ничего не скажет. Просто так будет, и все. Брак стал еще чем-то, что он заслужил и с чем отныне намерен жить. Вдобавок к работе, одиночеству и единственному другу – человеку, который ему не нравится. Не было и недели, когда Лео не вспоминал, как поступил с Аишей Шарифуллой. Как был жесток с ней.
В половине восьмого заявился Том Дик: почти как штык – начиналась какая-то программа о дикой природе, и Лео почти рад был предлогу ее выключить. Привычка Тома являться в обычное время для ужина казалась ему неким атавизмом: так общество в эпоху упадка сохраняет приверженность обычаям, давно утратившим реальное значение. То, что принес под мышкой Том, красноречиво говорило о карго-культе: две коробки пиццы из «Домино» на углу. В звонок он звонил, должно быть, локтем. Сам он съедал не больше ломтика, если вообще притрагивался; после него неизменно оставалась целая пицца – с неизменным замечанием: мол, нет ничего вкуснее холодной пиццы на завтрак. Ее так и не доедали: Рубилинн ни за что не позволила бы кому-либо из них притронуться к чему-то, что принес в дом Том Дик. Но иллюзия вежливости поддерживалась: одну из пицц, горячую, Лео съедал, а холодную выбрасывал.
Том Дик выглядел ужасно: серая кожа и изможденный вид, блестящие глаза и растянутая улыбка, обнажающая десны. Растрепанные волосы торчали, расстегнутая мятая рубаха была надета поверх старой черной футболки; да и вообще вид «только проснулся» простителен в двадцать с небольшим, а Том Дик приходился Лео ровесником: пятьдесят семь лет или пятьдесят восемь.
– Входи, – пригласил Лео. – Это у тебя пицца?
«Я делаю хорошее дело, – сказал себе он. – Я делаю хорошее дело».
– Сегодня, так ведь? – Том Дик, спеша, запинался о слова. – Вроде бы да. Я получил от тебя сообщение, когда… вчера, что ли; сегодня, писал ты, а я и забыл, но очень приятно, страшно рад – у меня было свидание, но не срослось. Не стану утомлять тебя подробностями. Так что здорово было получить сообщение и подумать: о, как здорово и приятно, Лео, старик.
И Том потянулся к карману, не выпуская коробок с пиццей. Лео сообразил податься вперед и забрать их – как раз вовремя. Как ни в чем не бывало Том извлек телефон:
– Вот, точно. Ты послал мне сообщение, и это было вчера. Я принес «Четыре сезона» и «Четыре сыра», надеюсь, устроит. Схожу за выпивкой, пожалуй.
– Я принесу тебе пива. Только всего одна бутылка, Том.
– О, прекрасно, прекрасно, идеально, я не смел и мечтать о большем. – Теперь Том Дик покорно стаскивал обувь и сдвигал ее в угол. Он давно усвоил: в этом доме разуваются – и ему не нужно было напоминать. Как обычно, Лео не мог не обратить внимания на Томовы кроссовки: как они, ношеные, грязные, зато сорок шестого размера, смотрелись рядом с аккуратно выстроившейся, до блеска начищенной обувкой троих крошечных Спинстеров. – Бутылка пива, а потом хоть вода из-под крана. Что мы сегодня посмотрим? Ты выбрал фильм? Вот прямо хочется пиццы и фильм, ну, может, бутылку пива, всего одну. Не могу не думать… В общем, сегодня, еще утром… Ну, вчера тоже… Слушай, это важно, но сначала, как обычно, схожу-ка отлить.
– Где сортир, ты знаешь, – сказал Лео.
Пристроил коробки с пиццей на столе, сходил на кухню и принес два комплекта ножей и вилок; достал из холодильника две бутылки пива и разлил по двум стаканам. И сел ждать.
Вскоре вернулся Том Дик.
– Вот, так-то лучше, так-то хорошо, – зачастил он, садясь. – О, пиво. Ну, всего один стакан.
– Том, я тебе уже говорил: в моем доме нельзя употреблять наркотики.
Гость вытянул руку и едва не коснулся колена Лео своей огромной ладонью, чтобы успокоить или подбодрить его. Но рука дрогнула, и Том Дик ее отнял.
– Неужели ты думаешь, что я это сделаю?
– Только что сделал, – заявил Лео. – Я не идиот. У меня, как ты знаешь, ребенок. В этом доме живет ребенок, понимаешь?
– Я думал… – начал Том. – Я, в общем, думал… вчера это было… я думал о том времени, когда мы познакомились. Ну, то есть не когда впервые друг друга увидели, лет в двенадцать или сколько нам было… А в первый раз, когда я все же решил сделать, как надо. Понимаешь, о чем я?
– Понимаю, – покорно согласился Лео.
Ему это было не в новинку: Том часто вспоминал тот момент, из которого почерпнул свои моральные принципы, а запомнил он его совершенно неверно.