– Ты недавно в Лондоне?
Фил отвлекся от разглядывания светильников и посмотрел на нее. Он настороженно нахмурился и кивнул.
– Я здесь по работе, – уклончиво ответил он.
Алессия прикусила нижнюю губу и опустила глаза на меню. Его ответ раззадорил ее, словно собаку подкинутая палка. Она обожала загадки, и журналистское чутье говорило, что Фил не так прост, как кажется на первый взгляд.
Алессия очаровательно улыбнулась и быстро заговорила тонким голоском, подобно певчей птице:
– А я вот со студенческими друзьями часто зависала здесь в период практик в издательствах и типографиях. Ночь кутили, а потом на работу еле вставала и спала под лестницей… Как-то раз начальник меня застукал спящей на коробках с книгами, – хихикнула она. – Ох, и крику было. Хорошо, что я с директором типографии в хороших отношениях была, он не уволил меня, а то не видать мне диплома как своих ушей… Хорошее было время.
Филипп в ужасе уставился на Алессию. Она уловила его шокированный взгляд и махнула рукой:
– Ты так смотришь на меня, как будто сам не кутил в студенческие годы.
Филипп приподнял бровь, не зная, что ответить. Нет. Он не кутил. У него не было студенческих лет. Под контролем Владыки, он освоил программу академии в тринадцать лет и с четырнадцати, когда стал выглядеть старше, чтобы летать самостоятельно, стал выполнять задания.
У него никогда не было друзей. Он не задерживался больше нескольких месяцев в одном месте. Он был киллером и членом “Dominus Mortis”.
Конечно, иногда он приходил в какой-нибудь бар выпить и подцепить кого-нибудь на одну ночь, а иногда просто заказывал проститутку…
– Фил? – позвала его Алессия. – Ты выбрал что будешь?
Стрелок вскинул глаза на официанта и произнес:
– “Meantime London” мне… И что-то поесть. Я не ужинал еще, – он кинул взгляд на Алессию.
– Рекомендую каре и картошку фри, – произнес официант, указывая в меню.
– Да, пожалуйста.
– А вы, мисс? – обратился юноша к Алессии.
– Мне, пожалуйста, “Meantime Pale” и салат, вот этот, – тыкнула она пальчиком.
Официант ушел и Алессия, скрестив пальцы, подперла подборок. Она все не могла нащупать точки соприкосновения с Филом. Тему студенчества он поддержать не захотел, тему работы тоже… Ох, как ее заводили молчаливые мужчины…
Алессия сидела, закинув под столом ногу на ногу, и покачивала носком сапога. Она опустила голову к плечу и, не стесняясь, гладила лицо Филиппа взглядом.
Они молчали, и смотрели друг на друга, и в этом молчании им было комфортно, словно в теплом пуховом одеяле. Это было так странно – они ведь не знали друг друга.
Официантка поставила перед ними по бокалу эля.
Не сводя взглядов, они сделали по глотку, и Алессия прервала молчание:
– Какое твое хобби? – произнесла она таким томным с придыханием голосом, что Филиппу потребовалось несколько секунд, чтобы до его мозга дошла суть вопроса.
– У меня нет хобби, – округлил он глаза и сделал еще один глоток, только чтобы прервать с этой невероятно соблазняющей женщиной зрительный контакт.
– Как это? У всех есть хобби! – воскликнула Алессия. – Чем же ты занимаешься, когда приходишь домой после работы?
– Сплю, – не задумываясь ответил он.
Рот Алессии отвис. Несколько бранных слов слетело с ее языка, и она в сердцах раскинула руки:
– Да ты просто невозможен!
Филипп хмыкнул, сделал еще один глоток и добавил:
– Перед сном я читаю. Наверное, это ты называешь “хобби”?
Алессия встрепенулась и вся вжалась в стол, приближаясь к Филу. Читающие мужчины были ее слабостью. Филипп выглядел таким грубым, неотесанным, словно камень, а-ля молодой канадский лесоруб. А тут он еще и читал…
“Похоже, Алессия, ты пропала”, – сказала она себе и широко так, что чуть не треснуло лицо, улыбнулась:
– А что ты последнее читал?
– “Тень горы” Грегори…
– …Дэвид Робертса, – перебила его Алессия. Она все еще сомневалась, что он говорил правду. Некоторые мужчины, узнав, что она редактор газеты, набивали так себе цену. – Как тебе?
– Первая часть была лучше, – улыбнулся он, почувствовав, что Алессия проверяет его. В этот момент подошел официант и поставил перед ними блюда.
Рот Филиппа наполнился слюной, а желудок заурчал от восхитительных ароматов. Разом забыв об Алессии, он накинулся на еду потому, что был дико голоден. Он не ел почти весь день.
Проглотив каре из ягненка и картошку фри, он допил залпом остатки эля. Фил подозвал официанта, попросил повторить эль и только после этого вновь посмотрел на Алессию, которая так и застыла с открытым ртом и занесенной вилкой с наколотым помидором черри.
Фил съел все буквально за несколько секунд.
Расслабившись и облокотившись на спинку стула, он довольно улыбнулся. Слабая боль в висках, которая всегда появлялась у него от голода, исчезла.
Увидев реакцию Алессии, он махнул плечами:
– Прости, но я был жутко голоден.
“Я такого не прокормлю”, – подумала Алессия и, усмехнувшись своим же мыслям, засунула в рот ломтик помидора.
– Мой папа был таким же. Правда в памяти уже мало что осталось, он ушел из семьи к любовнице, когда мне было лет тринадцать… Я тогда винила себя во всем произошедшем, а теперь понимаю, что он ушел из семьи по своим причинам.
Фил насупил густые черные брови.
– Почему ты винила себя?
Алессия манула плечами и перевела взгляд на играющих в дартс мужчин.
– Хоть я и дэвлесс, – сказала она тише, – сила во мне так и не проявилась и отца это бесило. Он все обвинял маму, что это она виновата во всем, потому что она была из слабого клана.
Алессия покосилась на Фила. Она привыкла, что после того, как она сообщала, что пустая, многие мужчины-дэвлесс начинали смотреть на нее по-другому. Она привыкла к этим пренебрежительным взглядам с самого детства. Дети жестоки. Когда она поступила в Академию сила так и не проявилась. Она была пустой, третьим сортом дэвлесс. Она чувствовала себя инвалидом. В Академии те, кто обладал силой, были элитой, а тот, кто был из правящих семей – почти богами.
Всю жизнь Алессия доказывала, что она чего-то стоила.
Во взрослой жизни, конечно, были другие правила: кто владел деньгами, тот и владел большей властью.
Она стала самым молодым главным редактором “Davless-news” из-за своего таланта и потому, что она привыкла усердно работать и не полагаться на свою силу.
В ее подчинении были и дэвлесс с силой и пустые, такие же, как она.
“Пустая” – какое же унизительное слово. Неужели в дэвлесс не могло быть ничего другого кроме силы?