– Ты понял меня, полковник? Или как тебя лучше звать – капитан?
– Я все понял. А ты где? Может, увидимся лицом к лицу? Поговорим?
Вместо ответа трубку бросили.
Кордубцев
Здесь, в пятьдесят девятом, переселение в другое тело – своего собственного деда – лишило его (как и Данилова) чрезвычайных, сверхъестественных способностей. И он это постоянно чувствовал – ему все время чего-то не хватало, будто у него отъяли руку, ногу или глаз. И от этого всегдашнего чувства неполноценности он постоянно злился. Злоба поднималась снизу, наливала все тело, переполняла, требовала выхода. Бурлила, жаждала крови. В принципе, не нужно было убивать сегодня двоих в квартире на Ленинском – мать девчонки и ее сожителя. Они никому не нужны, ни живые, ни мертвые. Можно было просто отстранить их в сторону, обойти. Но он убил и почувствовал себя от этого лучше, гораздо лучше. Ненависть ко всему миру, переполнявшая его, после убийств куда-то улетучилась, испарилась. Но на время, только на время. Сейчас она снова поднималась в нем. Начинала бурлить, клокотать. Разговаривая с Петренко по телефону, он еле сдерживался, чтобы не заорать на него. И едва заметил заминку, которая возникла в разговоре, когда речь зашла о Чигиревых. Но злость и неудовлетворенность продолжали точить его.
Не выходя из телефонной будки, он достал новую пятнадцатикопеечную монету и набрал телефон мытищинской горбольницы, где находилась на излечении раненная Петренко бабушка Кордубцева – она же его девушка Людмила.
– Скажите, пожалуйста, как состояние Жеребятовой?
– Минутку. – У всех, кто в советские времена отвечал на звонки в присутственных местах, всегда бывали раздраженные, недовольные голоса. Зашелестели бумажки. Потом раздался вопрос, и в том же голосе прозвучало участие: – А вы ей кем приходитесь?
– Муж, – соврал Кордубцев.
– К большому сожалению, Жеребятова скончалась. Мне очень жаль. Примите мои соболезнования.
Елисей не просто бросил трубку на рычаг. Преисполненный злобой, он стал колотить ею, пока трубка не треснула и не развалилась. Убита! Умерла! Его собственная бабушка! Значит, он проиграл!
Проходившие мимо будки прохожие с удивлением наблюдали невиданное зрелище: одетый по всей форме милиционер-сержант в пароксизме ярости калечит народное имущество.
«Но как такое может быть? Ведь если она умерла – моя бабушка, тогда я, Елисей Кордубцев, должен был исчезнуть! Значит, эффекта бабочки не существует и фатальные перемены в прошлом не влияют на будущее?»
Ему не было жаль Людмилы – как вообще никого из людей. Просто душила злость оттого, что его обыграли. Обошли на повороте. И опять этот ничтожный Петренко. И его подручная Варька.
Может, поквитаться с ней? Она здесь, в багажнике милицейской «волжанки», бесчувственная, одурманенная велиумом. Нет, для нее это будет слишком шикарный исход.
Сразу вспомнилась заминка, когда Петренко говорил о другой паре бабушек-дедушек, родни Елисея с материнской стороны. Что, если проклятый полковник добрался и до них и их тоже больше не существует?
Значит, он провалил свою собственную миссию в пятьдесят девятом году? Не уберег предков? Но вопреки этому и эффекту бабочки жив и здоров?
«И что тогда мне остается? Признать свое поражение и возвращаться? А для того – принять свой последний бой?»
Кордубцев уселся в милицейскую «Волгу». Интересно, хватились ли в отделении угнанной машины? Наверное. Подали ли в розыск? Скорее всего, да. Значит, и его довольно скоро найдут.
Данилов
В телефоне раздался мужской голос:
– Данилов, это ты?
Он стоял посреди растерзанной гостиной в квартире на Ленинском, рядом с двумя трупами, сжимая в руке трубку.
– Кто говорит? – уточнил молодой человек.
– Петренко. Вернее, – смешок, – моя здешняя реинкарнация.
– Где Варя? – немедленно переспросил испуганный, взведенный Данилов.
– Она не у меня, если ты об этом. Но я примерно знаю, где ее искать. Сейчас приеду к тебе.
– Здесь все плохо, – прервал Данилов, не расшифровывая.
– Я примерно догадываюсь, что именно. Встретимся у Вариного дома на проспекте. Ничего не трогай. Там английский замок?
– Да.
– Выходя, дверь не захлопывай.
– Почему?
Смешок:
– Чтоб опергруппе с участковым не пришлось ломать.
* * *
Начальнику шестьдесят девятого отделения милиции донесли об угоне служебного автомобиля «Волга» примерно в час дня. Его подчиненные, конечно, обнаружили пропажу гораздо раньше, но для начала сами побегали по близлежащим дворам и улицам, думая: утащило хулиганье покататься, да далеко не уехало. Но не нашли и только тогда доложили по команде.
Майор в гневе оказался страшен, но наверх рапортовать об исчезновении авто тоже пока не стал. Наоборот, сказал: «Пришибу, если кто трепаться начнет! Найти силами отделения транспортное средство до девятнадцати ноль-ноль сегодня!» А для себя решил: если обнаружат – хорошо, нет – доносить в главк он будет по команде не ранее девяти вечера. «Да, двадцать один ноль-ноль, наступление темноты – будем считать это контрольным сроком».
И сотрудники отделения расширили круг поисков, бросив прочие дела, даже самые неотложные, разъехались и разошлись по всей Москве. Но в розыск подавать не стали, именно потому Кордубцев в милицейской форме на служебной «Волге» чувствовал себя в тот день достаточно вольготно. Он и Петренко на улице Чернышевского посетил, и на Ленинском проспекте похитил Варю и убил ее родителей. А потом покатил, с девушкой в багажнике, прочь из города.
Петренко
После разговора с Даниловым он выскочил на улицу Чернышевского, остановил проезжавшую такси «Победу» и сразу, еще не сев, бросил в оконце:
– Два счетчика! Сначала на Калужскую заставу, а потом посмотрим!
– Садись!
– Гони!
До Ленинского, тридцать семь, они домчались за тринадцать минут, что за прекрасная Москва без пробок!
Еще из машины Петренко увидел, что Данилов неподалеку от дома околачивается рядом с «Москвичом» морковного цвета. Мотор парень не глушил, и автомобильчик выпускал шлейф вонючих выхлопных газов от бензина с октановым числом «шестьдесят шесть». Полковник крутанул ручкой вниз стекло «Победы» и крикнул Вариному полюбовнику в окно:
– Машина твоя на ходу?
– Да!
Счетчик настучал одиннадцать рублей, Петренко щедро дал водиле четвертной.
– Извини, друг, дальше без тебя.
– И на том спасибо.
Полковник вылез из «Победы», подошел к Данилову и спросил, не теряя время на приветствия: