Примечания книги: Последний год Достоевского | Игорь Волгин | LoveRead.ec

Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений в 30 томах. Ленинград: 1972–1990. Т. 30. Кн. I. С. 238–239. (Далее: Достоевский Ф. М. ПСС.)

Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений в 90 томах. Москва: 1928–1958. Т. 62. С. 409. (Далее: Толстой Л.Н. ПСС.)

Цит. по кн.: Народоволец А. И. Баранников в его письмах. Москва, 1935. С. 34–35.

Степняк-Кравчинский С. М. Россия под властью царей. Москва, 1965. С. 381.

Венедиктов Д. Г. Палач Иван Фролов и его жертвы. Москва, 1931. С. 27. Высочайшее пожелание было незамедлительно исполнено. Казни обрели государственную единообразность. «Надеюсь, вы не приговорите его к почётной смерти», – заметил судьям великий князь Николай Николаевич перед вынесением одного приговора (см.: Революционная журналистика семидесятых годов. Ростов-на-Дону, 1907. С. 284). Расстрел – в виде исключения – стал применяться только к офицерам (например, к Н. Е. Суханову).

Тыркова А. В. Анна Павловна Философова и её время // Сборник памяти А. П. Философовой. Т. 1. Петроград, 1915. С. 326. Разница убеждений не мешала А. П. Философовой любить мужа. Высланная осенью 1879 года из России за свои политические связи («Ради тебя она выслана за границу, а не в Вятку», – заметил Александр II своему главному военному прокурору), она вернулась на родину уже после смерти Достоевского. Впрочем, при Александре III карьера Философова практически завершилась: ему не могли простить поведения его жены.

Цит. по кн.: Таратута Е. С. М. Степняк-Кравчинский – революционер и писатель. Москва, 1973. С. 354.

Гр. Де Воллан Г. А. Очерки прошлого // Голос минувшего. 1914. № 4. С. 122.

Цит. по: Зайончковский П. А. Кризис самодержавия на рубеже 1870–1880-х гг. Москва, 1964. С. 91.

См. в кн.: Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. Кн. XXXI (Т. 16). 1895. С. 476.

Вейнберг Пётр. Четвёртое апреля 1866 г. (Из моих воспоминаний) // Былое. 1906. № 4. С. 299–300.

Литературное наследство. Т. 15. Москва, 1934. С. 136.

Каменецкая М. В. (Встречи с Достоевским) // Сборник памяти А. П. Философовой. Т. 1. С. 266.

Голос минувшего. 1914. № 4. С. 133. Текст в журнале напечатан таким образом, что его можно принять и за часть письма Глеба Успенского де Воллану.

РО ИРЛИ. Ф. 100. № 29828. У самого Пуцыковича были, помимо прочего, и личные причины для огорчений. В том же письме он сообщает Достоевскому, что в своё время переслал Мезенцову полученные им письма от неких «одесских социалистов», угрожавших ему, Пуцыковичу, смертью. Однако III Отделение никак на это не реагировало. Интересно сравнить жалобу Пуцыковича со следующим (позднейшим) заявлением Исполнительного комитета: «Вследствие множества угрожающих писем, рассылаемых в последнее время от имени Исполнительного Комитета людьми, не имеющими с этим комитетом ничего общего, Исполнительный Комитет считает нужным заявить, что все его предупреждения и заявления будут печататься в «Земле и воле» или в «Листке “Земли и воли”». Все остальные будут считаться подложными» (Листок «Земли и воли». 1879. № 2–3. 22 марта).

См.: Достоевский Ф. М. ПСС. Т. 11. Ленинград, 1974. С. 11.

Биография, письма и заметки из записной книжки // Достоевский Ф. М. ПСС. Т. 1. Санкт-Петербург, 1883. С. 370 (вторая пагинация). (Далее: Биография…)

Цит. по ст.: Шакол А. Казнь Дубровина // Каторга и ссылка. 1929. № 5. С. 70, 74.

Дневник Алексея Сергеевича Суворина. London—Москва, 1999. С. 454. Издатели относят эту запись к «Отрывкам из воспоминаний» и датируют её 1903 г. Ср.: Дневник А. С. Суворина. Москва – Петроград, 1923. С. 16.

Ушерович С. С. Смертные казни в царской России. Харьков, 1933. С. 163.

См.: Венедиктов Д. Г. Палач Иван Фролов и его жертвы. С. 12–13.

Новороссийский телеграф. 1880. 26 мая. № 1578. (Журнальные заметки.)

В своей работе «Путь Алексея Фёдоровича Карамазова» Д. Д. Благой высказывает предположение, что источником этих слухов и даже автором заметки мог быть сам Суворин^[1484]. Если это так, то возможность знакомства с ней Достоевского становится ещё более вероятной. Однако серьёзным аргументом против авторства Суворина служит сам текст статьи, мало напоминающий суворинские тексты. Не был ли автором петербургский журналист И. Ф. Василевский («Буква»)? Именно он представлял «Новороссийский телеграф» на Пушкинском празднике в Москве и, очевидно, являлся петербургским корреспондентом газеты. Второй «кандидат» – В. П. Буренин, ближайший и, очевидно, хорошо информированный сотрудник Суворина. Один из его криптонимов – Z.

Незнакомец. О покойном // Новое время. 1881. 1 февраля.

Ошибка исследователя вызвана тем, что он называет неверную дату публикации статьи Суворина: даётся ссылка на «Новое время» от 26 мая (?) 1881 г., а не от 1 февраля.

Литературное наследство. Т. 86. Москва, 1973. С. 335.

Допустимо, впрочем, ещё одно предположение: запись Тюменева за 29 января сделана им не в этот день, а несколько позднее, когда автор уже ознакомился со статьей Суворина в «Новом времени».

Микулич В. Встреча со знаменитостью. Москва, 1903. С. 21.

Достоевская А. Г. Воспоминания. Москва, 1971. С. 290. (Далее: Достоевская А. Г.)

Достоевский. Материалы и исследования. Ленинград, 1980, Т. 4. С. 275–276. (Далее: Материалы и исследования.)

Об этом см. подробнее в нашей работе: Доказательство от противного // Вопросы литературы. 1976. № 9. См. также: Игорь Волгин. Возвращение билета. Парадоксы национального самосознания. Москва, 2004. С. 196–230.

Правда, на это указывал ещё Страхов, добавляя, что Иван (а не Алёша) «должен был выйти на дорогу политического преступника и совершить какое-нибудь страшное покушение»^[1485]. Это чрезвычайно любопытное свидетельство, подтверждающее структурную роль «страшного» политического преступления в планах «второго» романа. Конечно, у Ивана Фёдоровича Карамазова имеется несравнимо больше шансов на амплуа политического преступника, нежели у его брата Алёши. Такое романное решение было бы «логичным» и художественно обоснованным. Однако оно не содержало бы тех парадоксальных возможностей, которые, как будет показано ниже, открывались в случае реализации версии Суворина / Z.

См.: Гроссман Л. Достоевский. Москва, 1965. С. 569–572.

В тексте романа слова эпиграфа повторяются Зосимой. На вопрос Алёши, почему старец поклонился Мите, тот отвечает, что провидит его судьбу: «Послал я тебя к нему, Алексей, ибо думал, что братский лик твой поможет ему. Но всё от Господа и все судьбы наши. (Далее следует текст эпиграфа. – И.В.) Запомни сие… Мыслю о тебе так: изыдешь из стен сих, а в миру пребудешь как инок». Не исключено, что слова эпиграфа могут частично относиться и к Дмитрию Карамазову. Однако поскольку главным героем, как сказано в авторском предисловии, является Алёша и прямо к нему обращены слова «запомни сие», то, надо полагать, именно его судьбу предрекает Зосима. Знаменательно, что эпиграф повторяется при отсылке Алексея в мир.

Переписка Л. Н. Толстого с Н. Н. Страховым. 1870–1894. Санкт-Петербург, 1914. С. 268.

Так как действие второй части дилогии должно было разворачиваться в самом конце 70-х годов, понятно, что предполагаемое покушение Алёши могло прийтись только на период продолжающегося царствования Александра II. Само собой разумеется, что покушение должно было окончиться неудачей: ведь не мог же Достоевский при ещё живом царе изобразить его гибель!

Белов С. В. «Гений и злодейство – две вещи несовместные» // Ф. М. Достоевский в забытых и неизвестных воспоминаниях современников. Санкт-Петербург, 1993. С. 14–19. См. также: Игорь Волгин. Возвращение билета. Парадоксы национального самосознания. Москва, 2004. С. 574.

Не содержится ли намёка на знакомство с этой версией в следующих словах Петерсена: «Жалеете ли вы, читатель, что этот роман никогда не будет написан Достоевским? Откровенно сказать, я не жалею; я убеждён, что это, наверное, вышел бы плохой роман, нимало не способный помочь разобраться в окружающей нас путанице и раздражающем всех хаосе кровавого сентиментализма»^[1486].

Это ещё один аргумент в пользу того, что автором статьи в «Новороссийском телеграфе» (Z-м) был не Суворин. Если, как пишет Благой, версию о цареубийстве Суворин «не решился доверить… даже дневнику» (и это через много лет!), трудно представить, чтобы он отважился на столь сенсационное (пусть даже и анонимное) заявление в печати.

Кони А. Ф. Воспоминания о деле Веры Засулич. Москва, 1933. С. 104.

Сборник передовых статей «Московских ведомостей» (1878). Москва, 1897. С. 161.

Глаголь С. Процесс первой русской террористки // Голос минувшего. 1918. № 7–8. С. 154.

См.: Гессен И. В. Судебная реформа. Санкт-Петербург, 1904. С. 167.

Мещерский В. П. Мои воспоминания. Часть II. Санкт-Петербург, 1898. С. 404–405.

См.: К. П. Победоносцев и его корреспонденты. Т. 1. Полутом 2. Москва, 1925. С. 496.

Письма К. П. Победоносцева к Александру III. Москва, 1925. С. 256.

Литературное наследство. Т. 83. Москва, 1971. С. 672–673.

Цвейг С. Собрание сочинений. Т. 7. Москва, 1929. С. 172.

Дневник писателя. 1881. Январь. Первый корень…

Покушение Каракозова. Стенографический отчёт. Т. 2. Москва, 1928. С. 284.

Шилов А. А. Каракозов и покушение 4 апреля 1866 года. Петербург, 1920. С. 47.

31 октября 1880 года Лорис-Меликов направил в Ливадию следующую шифрованную телеграмму: «Прошу доложить Его Величеству, что исполнение в столице приговора одновременно над всеми осуждёнными произвело бы крайне тягостное впечатление среди господствующего в огромном большинстве общества благоприятного политического настроения»^[1487]. Поэтому Лорис-Меликов рекомендовал ограничиться казнью двоих.

Ср.: Биография… С. 355 (вторая пагинация) и Литературное наследство. Т. 83. С. 673.

Это довольно-таки существенный момент. Как справедливо замечено, говоря о вселенской церкви и православии, Достоевский «ни слова не упоминает о духовенстве, как будто бы действительной православной церкви вовсе не существует» (Радлов Э. Л. Вл. Соловьёв и Достоевский // Достоевский. Статьи и материалы. Петроград, 1922. С. 161). Правда, однажды упоминает (в записной тетради 1875–1876 гг.): «Народ у нас ещё верует в истину… если только наши «батюшки» не ухлопают нашу веру окончательно» (Литературное наследство. Т. 83. С. 394).

Дневник писателя. 1877. Февраль. Меттернихи и Дон-Кихоты…

Вера Засулич и народовольцы в воспоминаниях Анри Рошфора // Голос минувшего. 1920–1921. С. 86.

Правда, на это отважился Лев Толстой: он обратился к Александру III с аналогичной просьбой. Однако сделано это было в личном письме, которое в то время так и не стало известно обществу. (Подробнее см.: Игорь Волгин. Колеблясь над бездной. Достоевский и императорский дом. М., 1998. С. 529–534.)

См.: П.Щ. Событие 1-го марта и Владимир Сергеевич Соловьёв // Былое. 1906. № 3. С. 52–53.

Попов И. И. Минувшее и пережитое. Москва, 1933. С. 93–94.

Вл. Соловьёву не простили этой акции: несмотря на «объяснительное» письмо Александру III, где автор повторил свои основные аргументы, его временно лишили права публичных выступлений. Вскоре он оставил профессорство в Петербургском университете.

Дневник писателя. 1881. Январь. Пусть первые скажут…

В свете этого послания драматичной выглядит попытка Льва Толстого передать своё письмо к Александру III именно через Победоносцева (последний, естественно, отказался от подобной миссии).

Шестой смертный приговор не был приведён в исполнение: осуждённая Геся Гельфман оказалась беременной, и её казнь была отсрочена. Вскоре она и её ребёнок погибли в заключении.

Победоносцев и его корреспонденты. Т. 1. Полутом 1. С. 47.

Стоюнина М. Н. Из воспоминаний об А. Г. Достоевской // Ф. М. Достоевский. Статьи и материалы. Под ред. А. С. Долинина. Сб. 2. Москва – Петроград, 1924 (на обл.: 1925). С. 579. Не лишено интереса свидетельство той же Анны Григорьевны, что Владимир Соловьёв своим душевным строем напоминал Достоевскому друга его юности – И. Н. Шидловского (человека, похоже, «иван-карамазовского» склада). «Мне всё кажется, – говорил Достоевский Соловьёву, – что в Вас переселилась душа Шидловского. – А когда он умер? – спросил Соловьёв. – Да в таком-то году. – Ну, а я родился в таком-то, на 20 лет раньше. В таком случае, Вы полагаете, что в первые 20 лет во мне не было никакой души». Все мы посмеялись этой мысли» (см.: Гроссман Л. П. Семинарий по Достоевскому. Москва – Петроград, 1922. С. 68).

Милютин Д. А. Дневник (1878–1880). Ред. и примеч. П. А. Зайончковского. Т. 3. Москва, 1950. С. 148.

Цит. по кн.: Хейфец М. И. Вторая революционная ситуация в России. Москва, 1963. С. 136.

Литературное наследство. Т. 86. Москва, 1973. С. 304.

Переписка Л. Н. Толстого с Н. Н. Страховым. 1870–1894. Издание Общества Толстовского музея. Т. 2. Санкт-Петербург., 1914. С. 111–112, 252.

Литературное наследство. Т. 86. Москва, 1973. С. 303–304.

Литературное наследство. Т. 15. Москва, 1934. С. 146.

Материалы и исследования. Т. 4. Ленинград, 1980. С. 246.

Биография… С. 181 (вторая пагинация; в тексте ошибочно 281). Ср. также свидетельство де Воллана, что Достоевский разговаривал с ним «каким-то зловещим шёпотом» (Голос минувшего. 1914. № 4. С. 124).

Соловьёв Вс. (…) Большой человек (Из воспоминаний о Достоевском). Санкт-Петербург, 1904. С. 40.

Т-ва В.В. <О. Починковская, В. В. Тимофеева>. Год работы с знаменитым писателем // Исторический вестник. 1904. Февраль. С. 490.

Александров М. А. Достоевский в воспоминаниях типографского наборщика в 1872–1881 годах // Русская старина. 1892. № 4. С. 178–182.

Биография… С. 181 (первая пагинация; в тексте ошибочно: 271).

Алчевская X. Д. Передуманное и пережитое. Дневники, письма, воспоминания. Москва,1912. С. 74.

Буква (И. Ф. Василевский). Литературные знаменитости на Пушкинском празднике в Москве в 1880 году // Русские ведомости. 1899. 19 мая.

Крамской И. Н. Письма, статьи в 2-х томах. Т. 2. Москва, 1966. С. 256.

И. Н. Крамской. Его жизнь, переписка и художественно-критические статьи. 1837–1887. Санкт-Петербург, 1888. С. 669.

Штакеншнейдер Е. А. Дневник и записки (1854–1886). Москва – Ленинград, 1934. С. 456.

Биография… С. 186 (первая пагинация; в тексте ошибочно: 176).

Сборник памяти Анны Павловны Философовой. Т. 1. С. 266.

М. М. Стасюлевич и его современники в их переписке. Т. 3. Санкт-Петербург, 1912. С. 146.

Лопатин Г. Воспоминания о И. С. Тургеневе // Красная новь. 1927. № 8. С. 171–172.

Четыре встречи с И. С. Тургеневым. (Беседа с профессором С. А. Венгеровым) // Бирюч петроградских государственных театров. 1918. № 2. С. 44.

Как уже в наши дни было установлено этим неизвестным доброжелателем являлся племянник П. И. Бартенева историк Н. П. Барсуков. Ему в свою очередь предоставил возможность ознакомиться с письмом А. Н. Майков, перед которым позднее Барсуков вынужден был оправдываться за свою нескромность. Барсуков, кроме того, просил Бартенева известить автора «Дыма», что копия письма получена не от Достоевского. Бартенев выполнил эту просьбу. (См.: Литературное наследство. Т. 86. С. 411. Ср.: История одной вражды. Переписка Достоевского и Тургенева. Под ред., с введением и примечаниями И. С. Зильберштейна. Ленинград, 1928. С. 175–179.)

Русский архив. 1902. № 9. С. 148. Таким образом, П. И. Бартенев опубликовал это письмо через тридцать четыре года.

См. подробнее: Хроника рода Достоевских. Игорь Волгин. Родные и близкие. М., 2013. С. 1115–1120.

Из архива Достоевского. Письма русских писателей. Москва – Петроград, 1923. С. 130. Не исключено, что письмо было продиктовано желанием сгладить неприятное впечатление от инцидента, связанного с забывчивостью Тургенева, потребовавшего у Достоевского – через третье лицо – старый долг, который, как выяснилось, Достоевский уже отдал.

Интересно, что спустя год, весной 1878-го, сам Тургенев, бывший семнадцать лет в ссоре с Л. Толстым, получил от него примирительное письмо (вызванное начавшимся у Толстого духовным переворотом), где он просто, без всякой дипломатии предлагает Тургеневу восстановить былые отношения. Тургенев немедленно отозвался на этот призыв.

Гнедич П. П. Книга жизни. (Воспоминания). Ленинград, 1929. С. 121–122.

Садовников Д. Н. Встречи с И. С. Тургеневым // Русское прошлое. 1923. № 1. С. 79.

Ободовский К. П. Листки из записной книжки // Исторический вестник. 1893. Декабрь. С. 775.

Между тем имя автора, очевидно, весьма интересовало Достоевского. Прося В. Ф. Пуцыковича «не отвечать ‟Голосу” и другим по поводу Карамазовых» (в готовящемся к выходу берлинском «Гражданине»), он пишет: «“Голосу” я отвечу и сам, но лишь осенью, когда узнаю в точности, кто писал. Это мне очень нужно для характера ответа» (Письма. Т. 4. С. 52).

Исторический вестник. 1904. Февраль. С. 539. Это мемуарное свидетельство подтверждается газетным отчётом: «В одном месте даже наша публика, холодная и щепетильная, не выдержала и прервала чтение взрывом рукоплесканий» (Голос. 1879. 11 марта. № 70).

Сборник памяти А. П. Философовой. Т. 1. С. 259. Ср. письмо Достоевскому О. А. Новиковой от 10 марта 1879 г.: «А вчера вы читали великолепно: сердце радовалось. Но как это не нашлось доброго человека, – добавляет эта темпераментная консервативная публицистка, – чтоб посоветовать Салтыкову прочесть что-нибудь другое: всё было бы лучше!» (Литературное наследство. Т. 86. С. 473).

Переписка Л. Н. Толстого с Н. Н. Страховым. С. 213.

Переписка Л. Н. Толстого с Н. Н. Страховым. С. 214.

П.В. (Васильев). Описание торжеств, происходивших в честь И. С. Тургенева во время пребывания его в Москве и Петербурге в течение февраля и марта 1879 г. Казань, 1880. С. 16.

Оболенский Л. Е. Литературные воспоминания и характеристики // Исторический вестник. 1902. Февраль. С. 504. Ср.: Оболенский «сказал что-то похожее на стихи, но стихи подобных поэтов тем именно и бесценные, что они не затрудняют ни мысли, ни внимания, бесследно проносясь лёгким зефиром сквозь уши слушателей» (Коломенский Кандид. Вчера и сегодня. Чествование «человека сороковых годов» гг. учёными и литераторами // Новости. 1879. 18 марта).

Новости. 1879. 18 марта. Григорович приводит здесь по памяти слова И. И. Панаева.

Достоевский, очевидно, был на обеде один – без Анны Григорьевны. Ю. Д. Засецкая пишет Анне Григорьевне 14 марта 1879 года: «Надеюсь, что вы скоро поправитесь, при такой погоде трудно быть здоровой»^[1488]. Скорее всего Анна Григорьевна отсутствовала по нездоровью. Кто знает, будь она на обеде, может быть, события приняли бы менее драматический оборот.

Описание торжеств, происходивших в честь И. С. Тургенева… С. 15.

Исторический вестник. 1904. Январь. С. 111. В 1909 г. шестидесятипятилетний Градовский приехал к Толстому в Ясную Поляну. Д. Маковицкий записал в дневнике: «Очень робел перед Л.Н. и умилялся, восторгался им… Л.Н. был Градовскому приятен, но Градовский не был ему интересен: насквозь либерал» (Литературное наследство. Т. 90. Москва, 1979. С. 64–65).

Вестник Европы. 1879. Апрель. С. 822. С. А. Венгеров тоже присутствовал на обеде и тоже оставил свои воспоминания. Во-первых, он рассказал об этом эпизоде А. С. Долинину (Ф. М. Достоевский. Статьи и материалы. Сб. 2. С. 362), а во-вторых, осенью 1918 г. упомянул о нём в одном юбилейном интервью. Тургенев «говорил “об увенчании здания” реформ Александра II, – вспоминает Венгеров. – Под “увенчанием здания” подразумевалась конституция. Все превосходно поняли, в чём дело, и только Достоевский поставил вопрос ребром: “Что значит увенчание здания?”» (Р. Четыре встречи с И. С. Тургеневым (Беседа с профессором С. А. Венгеровым) // Бирюч петроградских государственных театров. 4–15 ноября 1918 г. № 2. С. 43). Это редкое и малодоступное издание (состоящее в основном из театральных программ) представляет собой тонкую брошюру карманного формата. Данный выпуск был приурочен к 100-летию со дня рождения Тургенева. В передаче Венгерова вопрос Достоевского выглядит (хотя бы по форме) несколько иначе, чем у Градовского.

См.: Исторический вестник. 1904. Январь. С. 111. Ср.: «Сам Тургенев прочёл заранее заготовленное слово…» (Новости. 1879. 15 марта); «Увы, русские люди сороковых годов, как и мы грешные (если не считать г.г. «прелюбодеев мысли»), не мастера говорить публично ораторские речи. Иван Сергеевич не говорил, а читал свою заранее написанную речь по рукописи…» (Новости. 1879. 18 марта).

См.: Вацуро В. Э., Гиллельсон М. И. Сквозь «умственные плотины». Москва, 1972.

Ср. запись в последней записной книжке: «…полная свобода вероисповеданий и свобода совести есть дух настоящего христианства. Уверуй свободно – вот наша формула. Не сошёл Господь со креста, чтобы насильно уверить внешним чудом, а хотел именно свободы совести. Вот дух народа и христианства! Если же есть уклонения, то мы их оплакиваем» (Биография… С. 364, вторая пагинация).

Пуцыкович В. Предсказания Достоевского о конституции и революции в России // Берлинский листок. 1906. 25 января.

Дневник писателя. 1881. Январь. Пусть первые скажут…

Эта подчёркнуто «народная» точка зрения отчётливо прослеживается в записях Достоевского, относящихся ещё к 1876 г.: «У нас никогда монархия не может быть тиранией в идеале – а лишь в уклонении» (Литературное наследство. Т. 83. С. 384). Ср. с приводившейся выше записью о свободе совести: «Если же есть уклонения, то мы их оплакиваем». В этой связи заслуживает внимания наблюдение Вяч. Иванова, что монархизм Достоевского был «славянофильский, утопический, оппозиционный современной ему форме самодержавия, утверждаемый не как независимое от народа и ему внеположное начало, но лишь во взаимодействии со свободно определяющейся народною волею и в целях осуществления наиболее «полной» народной свободы…» (Иванов Вяч. Родное и вселенское. Москва, 1917. С. 162–163).

М. М. Стасюлевич и его современники в их переписке. Т. 3. С. 367.

Бирюч петроградских государственных театров. 1918. № 2. С. 44.

Достоевский Ф. М. ПСС. Т. 28. Кн. II. С. 210. Ср. свидетельство Стечькина, описывающего отъезд Тургенева из Петербурга, – как раз после его чествований в 1879 г.: «…на прощание сказал каждому по нескольку приятных слов, а затем стал подставлять, точно обряд совершал, попеременно свои щёки для поцелуев» (Стечькин Н. Я. Из воспоминаний о Тургеневе (с приложением семи писем). Санкт-Петербург, 1903. С. 24).

Литературное наследство. Т. 83. С. 374. Ср.: «Полевой поместил (приложил) в своей истории литературы картинку дома Тургенева в Баден-Бадене. Какое отношение имеет дом Тургенева в Баден-Бадене к русской литературе? Но такова сила капитала» (Там же. С. 394).

Там же. С. 615. Зайцевский текст действительно в высшей степени характерен: «Народ груб, туп и вследствие этого пассивен… Поэтому благоразумие требует, не смущаясь величественным пьедесталом, на который демократы возвели народ, действовать энергически против него, потому что народ… не может по неразвитию поступать сообразно с своими выгодами; если сознана необходимость навязывать насильно народу образование, почему ложный стыд перед демократическими нелепостями мешает признать необходимость насильного дарования ему другого блага… свободы» (Русское слово. 1863. № 7. Отдел II. С. 38–39). Ср. запись Достоевского в тетради 1876 г.: «Отрицаете, а не знаете, что сказать. Зайцев. Вы не похожи на прежних – Белинского, Герцена. Вы – торгующие либерализмом и выходящие в 1-ое число (имеются в виду ежемесячные журналы. – И.В.)» (Литературное наследство. Т. 83. С. 562).

Дневник писателя. 1880. Август. Объяснительное слово…

Достоевский Ф. М., Достоевская А. Г. Переписка. Москва, 1976. С. 234. (Далее: Переписка.)

Скабичевский А. М. Литературные воспоминания. Москва, 1927. ЗИФ. С. 263.

Голос минувшего. 1914. № 4. С. 124. Не совсем ясно, кому принадлежит вопросительный знак – автору воспоминаний или же редакции «Голоса минувшего» – и что он означает: удивление или авторское сомнение в точности своей памяти.

Один только раз, когда Елисеевы дали пятидесятичетырёхлетнему Достоевскому «40 лет с небольшим», он отозвался о супругах почти благожелательно: «Ужасно странные люди, она же пресмешная нигиляшка, хотя и из умеренных» (Переписка. С. 239).

Вестник Европы. 1880. Октябрь. С. 817. Несомненно, что именно это место «Дневника писателя» имел в виду Кавелин в своём открытом письме Достоевскому: «Объективный смысл слов и вещей в наших глазах имеет мало значения; мы всегда залезаем человеку в душу. И вы не остались чужды этой нашей общей слабости, вложив в уста западников размышления, которые серьёзному человеку не могут придти в голову, а разве какому-нибудь шалопаю» (Вестник Европы. 1880. Ноябрь. С. 433).

Молва. 1879. 15 марта. См. также: Вестник Европы. 1879. Апрель. С. 828.

Дневник писателя. 1881. Январь. Пусть первые скажут…

Репортер «Нового времени» (в данном случае это мог быть сам Суворин, присутствовавший на обеде) так передаёт слова Тургенева: «…правительство, которому одному по праву принадлежит руководительство обществом, может… произвести те реформы, которые соединят разрозненные теперь силы» (Новое время. 1879. 14 марта). Отсутствующее в печатном тексте речи слово «реформы», возможно, указывает на большую определённость тургеневского выступления. Не исключено, что осторожный Тургенев был смущён неожиданным «наскоком» Достоевского в большей мере, нежели он это показал, и, передавая свой текст в «Молву», несколько смягчил выражения.

Воспоминания И. И. Янжула о пережитом и виденном в 1864–1909 гг. Вып. 2. Санкт-Петербург, 1911. С. 25–26.

По свидетельству Анны Григорьевны, «он чрезвычайно не любил вопросов о здоровье не только от чужих, но даже и от близких:»^[1489]. Не потому ли, что в традиционном риторическом построении этого вопроса (как и в вопросах типа «как дела?» или «что новенького?») присутствует момент формализации, подменяющий подлинный интерес и выхолащивающий живую теплоту отношений?

Не было ли творчество Чехова – внешне «бестенденциозное» – в какой-то мере реакцией на господство в русской литературе «идеологического романа» Толстого и Достоевского? У Чехова всё «чисто идеологическое» почти без остатка растворено стихией обыденного, мелкого, повседневного. Между тем эта безосадочность чеховской прозы создавала новый тип осмысления мира – изнутри – в потоке бессобытийной, «скучной» жизни, идеологически как бы неакцентированной, «нейтральной».

Покушавшегося Л. Ф. Мирского (ему было около двадцати лет) схватили позже в Таганроге, судили и приговорили к смертной казни. Он написал «извинительное» письмо Дрентельну, в результате чего был помилован. Далее следует цепь странных совпадений, имеющих некоторое отношение к Достоевскому. Мирский, находясь в крепости, выдал «петропавловский заговор» своего соузника С. Г. Нечаева (тот помещался в соседней камере Алексеевского равелина) и тем самым расстроил подготовлявшийся Нечаевым побег (за всю историю крепости оттуда не удалось бежать ни одному заключённому). Нечаев (как известно, «прототип» одного из главных героев «Бесов» – Петра Верховенского) умер в одиночном заключении 21 ноября 1882 года, то есть ровно в тринадцатую годовщину убийства им другого «прототипа» романа – студента И. И. Иванова.

«Телеграмма о новом покушении со стороны нигилятины произвела на меня сильнейшее впечатление, – пишет на следующий день в своём неопубликованном послании Достоевскому В. Ф. Пуцыкович, – но, признаюсь, ещё более сильное впечатление произвело <1 слово нрзб> безграмотство правительственной телеграммы, из которой оказывается, что Др<ентельн>, гнавшись за преступником, сохранил полное присутствие духа! А что же было бы, если бы преступник, обернувшись, погнался за ним, Дрентельном?.. Десяток строк не умеют составить как следует» (РО ИРЛИ. Ф. 100. № 29828 CCXI. Д. 10. Письмо от 14 марта 1879 г.).

Интересно сравнить это правительственное «безграмотство» с другим, допущенным в обстановке всеобщей паники 1 марта 1881 года. Первое официальное сообщение об убийстве Александра II начиналось словами: «Воля Всевышнего свершилась» (этот текст потом отбирался полицией).

Ю. Д. Засецкая пишет Анне Григорьевне: «Каково, что выстрелили вчера в Дрентеля (sic!) два раза, разбили окно его кареты, но, слава Богу, он остался невредим. Убийца скрылся, как всегда» (Литературное наследство. Т. 86. С. 474).

См.: Исторический вестник. 1902. Февраль. С. 500–505.

Мошин А. Новое о великих писателях. (Мелкие штрихи для больших портретов.) Санкт-Петербург, 1908. С. 72.

Щеглов Ив. Три мгновения. Из воспоминаний о Ф. М. Достоевском // Биржевые ведомости. 1911. 29 января.

Тургенев и Савина. Петроград, 1918. С. 68–69. Этот факт тщательно зафиксирован петербургскими газетами. «Лектора вызывали несколько раз, причём одна молодая девушка поднесла ему букет цветов» (Голос. 1879. 18 марта). «…Из среды публики ему был поднесён букет живых цветов» (Новое время. 1879. 18 марта).

Русское прошлое. 1923. № 1. С. 83. Ср. «Почтенные писатели, вышедши на эстраду, поклонились публике, пожав друг другу руки» (Описание торжеств… С. 30). Савина объясняет этот эпизод всё теми же розами: «В публике, благодаря этому букету, произошло некоторое смятение, но в результате… усиленные овации по адресу обоих литераторов» (Тургенев и Савина. С. 69). Ср. также: «В заключение вызвали вместе И. С. Тургенева и Ф. М. Достоевского, и они на эстраде крепко пожали друг другу руки» (Литературное наследство. Т. 86. С. 477).

Тургенев и Савина. С. 69. Ср.: «Голос в этот вечер у И.С. был хриплый, ослабший (в чём он даже извинялся перед публикой)» (Литературное наследство. Т. 86. С. 477).

Ср.: «…Это была увертюра к его (Достоевского. – И.В.) знаменитой речи об Алеко на открытии памятника Пушкину в Москве…» (Гнедич П. П. Указ. соч. С. 122). В этой связи очень симптоматична ошибка памяти Г. К. Градовского: в своих воспоминаниях он относит «тургеневские» дни прямо к 1880 г. и непосредственно сопрягает их с Пушкинским праздником (См.: Исторический вестник. 1904. Январь. С. 110).

Зайончковский П. А. Кризис самодержавия… С. 137–138.

А. А. Половцев записывает в дневнике, что самым модным выражением в кругах придворной бюрократии стало «Il у a quelque chose á faire» («Необходимо что-нибудь сделать»)^[1490].

Памятная книжка окончивших курс на С.-Петербургских высших женских курсах 1882–1889. 1893–1903. Санкт-Петербург, 1903. С. 21, 19.

РО ИРЛИ. Ф. 100. № 29927. Л. 1–1 об., 2 об. Кажется, последним толчком, побудившим неизвестную корреспондентку отважиться на её шаг, было впечатление от личности Достоевского. «Когда я послушаю Вас на вечерах (последний раз он выступал две недели назад – 30 декабря 1879 года в пользу студентов С.-Петербургского университета с чтением «Легенды о великом инквизиторе». – И.В.), вот тогда-то мне и легче станет и на душе светлее, так светло, как было тогда, когда я была маленькая и когда у меня была добрая мать, теперь у меня никого нет…»

Зайончковский П. А. Кризис самодержавия… С. 146. Таким образом, все проекты предполагаемых реформ были отвергнуты ещё до события 5 февраля, которое похоронило их окончательно. Ср. запись в дневнике А. А. Киреева: «Не хочется, а приходится сказать, что зверская попытка 5 февраля помешала разным пагубным конституционным поползновениям и имела хороший результат» (Там же. С. 148).

Неделя. 1880. 10 февраля. Ср. с передовой статьёй М. Н. Каткова: «Бог охраняет своего помазанника. Только Бог и охраняет его» (Московские ведомости. 1880. 6 февраля).

Зайончковский П. А. Кризис самодержавия… С. 148. Днём раньше великий князь записал: «Нервы так настроены, что поминутно рассчитываешь взлететь на воздух» (цит. по кн.: Троицкий Н. А. Безумство храбрых. Москва, 1979. С. 297. Примечания).

Голос минувшего. 1914. № 4. С. 139–140. «Все находились как будто под впечатлением какого-то страшного кошмара и не могли думать о чём-либо другом» (там же).

Днём раньше газета Суворина писала: «Этот день был бы действительно радостным днём для русской земли, если б эту радость не старались смутить господа от революции и разбоя, с одной стороны, и если б в нашем обществе было побольше мужества или хотя бы поменьше трусости и малодушия» (Новое время. 1880. 15 февраля).

Из круга деятелей сороковых годов, с которыми общался Достоевский, эта характеристика – в персональном плане – более всего приложима к таким фигурам, как В. П. Боткин – тонкий эстетик и гурман, в равной мере знаток духовных и чувственных наслаждений (как язвительно заметил Тургенев, у Василия Петровича Боткина – несколько ртов: эстетический, философский и т. п., и всеми он чавкает).

Вскоре после оставления Министерства внутренних дел он станет министром почт и телеграфов, а позднее, в 1883 г., покончит жизнь самоубийством.

НИОР РГБ. Ф. 93. Разд. I. Карт. 6. Ед. хр. 2а. Л. 10 об.

Здесь возможно одно возражение. А именно – что слова, сказанные государем, вовсе не содержали насмешки и должны быть понимаемы буквально. Но почему вдруг императору вздумалось оправдываться перед Славянским благотворительным обществом? Да и само построение фразы было бы в таком случае иным: «никогда и не подозревал» и т. д. В данном же контексте «никогда не подозревал» равнозначно по смыслу «вот уж никогда не думал» и проч.

Макова, говорит Мещерский, «знали все за любезного человека… за хорошего составителя деловой бумаги… Маков мог быть хорошим товарищем министра, но быть министром, с значением первенствующей и важнейшей тогда политической роли, – он и во сне не думал» (Мещерский В. П. Мои воспоминания (1865–1881). Часть II. Санкт-Петербург, 1898. С. 415). Кроме того, у Макова был уже однажды подобный «прокол». В 1878 г., сразу же после убийства Мезенцова, министр проявил несвойственную для правительственного бюрократа инициативу: он воззвал к общественному мнению (см.: Правительственный вестник. 1878. 20 августа). Этот несоответственный в устах правительства призыв (в чём-то предвосхитивший будущее обращение к обществу Лорис-Меликова) был принят кое-кем за чистую монету. Но когда харьковское и черниговское земские собрания поспешили на него отозваться, их постановления были кассированы, а авторы заподозрены в политической неблагонадёжности (См.: Богучарский В. А. В 1878 году // Голос минувшего. 1917. № 7–8. С. 126–131).

Троицкий Н. А. Царские суды против революционной России. Саратов, 1976. С. 226–227.

Генерал А. А. Киреев, поборник распространения православия на католический Запад, и его сестра О. А. Новикова (консервативная публицистка) – знакомые Достоевского. Разумеется, генерал, «состоящий при великом князе Константине Николаевиче», – самая подходящая фигура для ведения дел с министрами.

Секретные инструкции о Достоевском (Материалы Одесского архивного фонда). Публикация Ю. Г. Оксмана // Творчество Достоевского. Одесса, 1921. С. 36–38.

Анна Григорьевна тоже упоминает об анонимном письме, но замечательно, что она говорит о нём не как воспоминатель (то есть не указывает на известный лично ей факт получения письма), а скорее как биограф-исследователь: отсылает читателя всё к тому же письму Достоевского к Майкову, называя в сноске место его первой публикации^[1491].

Анна Григорьевна отзывается об Огарёве очень тепло (именуя его «добрым и хорошим человеком»): «…мы оба были всегда рады его посещениям». Может быть, помимо прочего, Достоевского сближало с Огарёвым наличие у обоих падучей болезни. В результате одного из эпилептических приступов Огарёв упал в канаву и сломал ногу. 10 марта 1868 года Герцен извещает сына о больном: «…главное его слишком тормошат: Бакунин, Утин, Достоевский, Мерчинский, Чернецкий, Данич, мы и все его женевские собутыльники…»^[1492] Названы русские и польские эмигранты: Достоевский оказался здесь в интересной компании.

Достоевский Ф. М. ПСС. Т. 29. Часть I. С. 551 (Примечания).

А. Н. Майков. Письма к Ф. М. Достоевскому (Публикация Н. Т. Ашимбаевой) // Памятники культуры. Новые открытия. 1982. Ленинград, 1984. С. 73.

Ср. слова Герцена во французском издании «Колокола» (La Cloche. 1864. 15 июня): «Журнал «Время», умеренный, но честный и исполненный великодушных симпатий, редактируемый выдающимся писателем Достоевским, мучеником, только что возвратившимся с каторжных работ…» Правда, в 1865–1868 гг. заметно ужесточается отношение Достоевского вообще ко всему западническому лагерю. Особенно – после ссоры с Тургеневым в Баден-Бадене летом 1867 г. Именно тогда в крайнем раздражении написано Н. Н. Страхову: «Все эти Тургеневы, Герцены, Утины, Чернышевские… самолюбивы, бесстыдно раздражительны, легкомысленны, ругают и Россию» (Достоевский Ф. М. ПСС. Т. 28. Кн. II. С. 210). Справедливо предположение, что автор «Былого и дум» помимо прочего мог вызывать антипатию Достоевского своей бытовой устроенностью, материальным благополучием – особенно выразительным в сравнении с всегда нуждающимся Огарёвым. (См.: Достоевский. Материалы и исследования. Т. 1. Ленинград, 1974. С. 232–234).

Отголоски этого недовольства слышатся и в письме Анне Григорьевне от 18 ноября 1867 г.: «…попрошу у Огарёва 300 франков… Во-первых, он не Герцен…» (Переписка. С. 28).

Можно предположить, что в Женеве имела место не одна «случайная» встреча с Герценом, а несколько – скорее всего в доме у больного Огарёва. Заметим, что приведённые выше взаимные упоминания (о встрече с Герценом и о посещениях Достоевским Огарёва) относятся к одному и тому же времени – марту 1868 года.

Достоевский Ф. М. Статьи и материалы. Сборник 2. Петроград, 1925. С. 350; Достоевский Ф. М. ПСС. Т. 28. Кн. II. С. 309.

Пушкин А. С. ПСС. в 10-ти т. Т. 10. Москва – Ленинград, 1949. С. 485.

Там же. С. 277. Та самая «объёмистая тетрадь в обложке синего цвета», о которой говорит Анна Григорьевна, до сих пор не найдена. В ней могут содержаться интересные сведения о Достоевском и не дошедшие до нас образцы его корреспонденции.

НИОР РГБ. Ф. 93. Разд. II. Карт. 5. Ед. хр. 69. Ср.: Гроссман Л. Жизнь и труды Ф. М. Достоевского. Биография в датах и документах. Москва – Ленинград, 1935. С. 278 (далее: Жизнь и труды…). Л. Гроссман ошибочно датирует это письмо 1879 г. Передатировку см.: Литературное наследство. Т. 86. С. 602.

В документах Министерства внутренних дел значится, что «ему было объявлено» об этом «на поданную им в 1880 году докладную записку». «Объявлено», – очевидно, всё-таки устно (лично или через Киреева), ибо письменный документ такой важности был бы непременно сохранён Анной Григорьевной.

Литературное наследство. Т. 22–24. Москва, 1935. С. 722.

Кони А. Ф. На жизненном пути. Т. 3. Часть I. Ревель – Берлин, 1923. С. 16.

Зайончковский П. А. Кризис самодержавия… С. 159.

Хейфец М. И. Вторая революционная ситуация… С. 100.

Новое время. 1881. 1 февраля. Заметим, что эти строки были опубликованы, когда Лорис-Меликов ещё находился у власти.

Материалы и исследования. Т. 4. С. 275. Действительно, в обращении Лорис-Меликова встречаются неуклюжие и двусмысленные обороты. Оно начиналось так: «Ряд неслыханных злодейских попыток к потрясению общественного строя государства и к покушению на священную особу государя Императора в то время, когда все сословия готовятся торжествовать двадцатипятилетнее, плодотворное внутри и славное извне, царствование великодушнейшего из монархов, вызвал не только негодование русского народа, но и отвращение всей Европы» (Правительственный вестник. 1880. 15 февраля).

«Мне скажут, что это маловажно, – писал Огарёв. – Нет! Не маловажно! Это значит, что правительство не умеет найти грамотных людей для редакции своих законов… Это явление страшное, которое приводит в трепет за будущность, ибо носит на себе печать бездарности»^[1493].

Имеет смысл остановиться на странной и до сих пор не замеченной хронологической неувязке. Считается, что в неоднократно упоминавшейся нами статье «О покойном» (Новое время. 1881. 1 февраля) и в своём дневнике Суворин рассказывает об одном и том же разговоре (в первом случае в качестве даты он называет «праздник двадцатипятилетия государя», то есть по точному смыслу – 19 февраля, во втором – 20 февраля; к «празднику двадцатипятилетия» можно, разумеется, отнести оба дня). При этом Суворин говорит о только что прошедшем у Достоевского припадке. Однако в собственноручной записи Достоевского «Припадки 79–80 гг.» ни 19-е, ни 20 февраля не отмечены. Ближайшим по времени оказывается припадок 9 февраля (Литературное наследство. Т. 83. С. 698). Из этого следует: либо Суворин спутал два разных посещения 9-го и 20 февраля, либо 20 февраля всё-таки был припадок, не отмеченный Достоевским.

Правда, Суворин в дневнике делает одно точное указание: на событие, которое совершилось именно 20 февраля (о нём будет сказано ниже). Но автор дневника не застрахован от ошибок памяти (тем более что запись сделана через несколько лет).

Возможен и другой вариант: Суворин был у Достоевского тогда же, когда и Смирнова (Сазонова), то есть в день объявления о назначении Лорис-Меликова – 15 февраля; около этого дня (9-го?) у Достоевского был упомянутый Смирновой (Сазоновой) припадок.

Во всяком случае, и она, и Суворин, очевидно, говорят об одном и том же приступе эпилепсии.

Установление точной даты могло бы многое прояснить, ибо в такое время важны не только дни, но и часы.

Там же. С. 675. Это место не вошло в первую (1883 г.) публикацию записных книжек (Ср.: Биография… С. 370–371, вторая пагинация).

Новое время. 1880. 22 февраля. Не этими ли газетными пересудами вызвана позднейшая запись Достоевского: «…стрельба в Лорис-Меликова, а они только под козырьки»? (Литературное наследство. Т. 83. С. 672.)

«…Это был единственный раз, – язвительно замечает князь Мещерский, – когда граф Лорис поступил энергично» (Мещерский В. П. Мои воспоминания. Т. 1. С. 450).

Венедиктов Д. Г. Палач Иван Фролов и его жертвы. С. 57.

Оксман Ю. Вс. Гаршин в дни «диктатуры сердца» // Каторга и ссылка. 1925. № 2 (15). С. 134.

См.: Русанов Н. С. Из моих воспоминаний // Былое. 1906. Т. 12. С. 50–52. Совершившаяся казнь Млодецкого была одной из причин начавшегося у Гаршина тяжёлого душевного расстройства.

Леткова-Султанова Е. П. О Ф. М. Достоевском // Звенья. Т. 1. Москва – Ленинград, 1932. С. 460.

Гроссман Л. П. Семинарий по Достоевскому. Одесса, 1922. С. 58.

Литературное наследство. Т. 63. Вып. 3. Ленинград, 1956. С. 188.

Энгельмейер А. К. Казнь Млодецкого // Голос минувшего. 1917. № 7–8. С. 188.

Цит. по кн.: Бельчиков Н. Ф. Достоевский в процессе петрашевцев. Москва, 1971. С. 258–259.

Весть о помиловании должен был сообщить осуждённым командующий всей процедурой казни генерал-адъютант Сумароков.

Худяков И. А. Записки каракозовца. Москва – Ленинград, 1930. С. 166.

Наряду с «Воспоминаниями» мы пользуемся также женевским (стенографическим) дневником Анны Григорьевны 1867 года. Записи об интересующем нас дне сделаны в нём ровно через год после описываемых событий и воспроизводят их более подробно и непосредственно, чем позднейшие воспоминания.

Тургенев И. С. Собрание сочинений в 12 томах. Т. 10. Москва, 1956. С. 399, 405, 416.

См.: Меркулов В. Л. О влиянии Ф. М. Достоевского на творческие искания А. А. Ухтомского // Вопросы философии. 1971. № 11. С. 117.

В 1849 году из всех петрашевцев, почти час простоявших раздетыми на двадцатиградусном морозе, никто даже не простудился. Правда, Григорьев, один из привязанных к столбам и выдержавший несколько мгновений под ружейным прицелом, позднее сошёл с ума.

Летом 1879 года Фролов, «второй человек в России после Государя», написал заявление на имя петербургского градоначальника, что он более не желает продолжать свою деятельность, и просил отправить его обратно – в московскую тюрьму. Его уломали, пообещав как специалисту увеличить сумму вознаграждения^[1494].

Князь Мышкин имеет здесь в виду сцену из Евангелия от Матфея («моление о чаше»): «И взяв с Собою Петра и обоих сыновей Зеведеевых, начал скорбеть и тосковать. Тогда говорит им Иисус: душа Моя скорбит смертельно, побудьте здесь и бодрствуйте со Мною. И отошед немного пал на лице Свое, молился и говорил: Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия…» (Мф. 26:37–39). Заметим, что Иисус тоскует ещё до вынесения ему официального смертного приговора. Моля о «перемене судьбы», он хотел бы изменить не человеческое решение, а, так сказать, сам Божественный замысел.

Хотя «Идиот» написан примерно за два года до тургеневской «Казни Тропмана», сопоставление соответствующих сцен обоих произведений оставляет впечатление художественной полемики: Достоевский как бы заранее противополагает свой взгляд тургеневскому. И пусть в письме к Страхову нет прямых ссылок на роман – его автор, не принимая точку зрения Тургенева, несомненно, исходит и из своих собственных художественных изображений.

Фролов, имея за плечами богатый опыт 1879 года, работал «чисто». Он оплошает лишь при казни первомартовцев, когда Т. Михайлов дважды сорвётся с виселицы, вызывая ужас толпы и ожидание пощады. Первые два раза приговорённый поднимался на скамью сам; в третий раз его буквально вденут в петлю. Верёвка вновь начнёт перетираться; тогда Фролов набросит на Михайлова вторую петлю со свободной виселицы (она предназначалась для Геси Гельфман, чья казнь в связи с её беременностью была отложена) и вдобавок, используя «сахалинский способ», повиснет у него на ногах. Как сообщали иностранные корреспонденты, на протест присутствовавшего при казни доктора Фролов ответит: «Когда я тебя повешу, то стяну как следует»^[1495]. Казнь первомартовцев была последней публичной казнью в России.

Зайончковский П. А. Кризис самодержавия… С. 163.

Нелишне сопоставить слухи о выстрелах на площади и тому подобном со следующим местом из воспоминаний А. К. Энгельмейера: «Затем конные и пешие жандармы и полицейские провели несколько бедно одетых людей, с интеллигентными взволнованными лицами. Они будто бы, как рассказывали в толпе, заявили публично, что казнью их не испугать и что они всё-таки будут продолжать “своё дело”»^[1496].

Ср. слова, сказанные автором «Идиота» великому князю: «…Ужасен переход в другой неизвестный образ».

Дневник писателя. 1876. Май. Нечто об одном здании…

Так назывался дом на Фонтанке против Летнего сада (на месте старого Соляного двора). Здесь устраивались лекции и концерты.

8 мая 1880 года Тургенев пишет М. М. Стасюлевичу (из Спасского-Лутовинова): «…между всеми здешними мужиками и бабами ходили толки, что вследствие взрыва во Дворце меня Г<осударь> приказал замуровать в каменный столб и надеть мне на голову двенадцатифунтовую чугунную шапку. Вот в какие цветики выращиваются семена, столь тщательно посеянные опытными руками г.г. Катковых и Ко»^[1497].

Фон Бретцель А. А. (Любимова). Мои воспоминания о Достоевском и Тургеневе // Литературное наследство. Т. 86. С. 319.

Штакеншнейдер Е. А. Дневник и записки. С. 428–429.

Павлова С. В. Из воспоминаний // Новый мир. 1946. № 3. С. 117.

Евгения Максимилиановна, принцесса Ольденбургская.

РО ИРЛИ. Ф. 100. № 29829. Приводится по автографу. Ср.: Материалы и исследования. Т. 4. С. 252.

РО ИРЛИ. Ф. 100. № 29941. Приводится по рукописному автографу. Ср.: Литературное наследство. Т. 86. С. 479. Судя по почерку и тону, автор этого письма – женщина.

Л. Н. Толстой – Н. Н. Страхов. Полное собрание переписки. Т. 2. Ред. А. А. Донсков, сост. Л. Д. Громова, Т. Г. Никифорова. Оттава – Москва, 2003. С. 647. Ср.: Переписка Л. Н. Толстого с Н. Н. Страховым. 1914. С. 305.

Переписка Л. Н. Толстого с Н. Н. Страховым. С. 307.

Никольский Б. В. Н. Н. Страхов. Критико-биографический очерк // Исторический вестник. 1896. Апрель. С. 218.

Л. Н. Толстой – Н. Н. Страхов. Полное собрание переписки. Т. 2. С. 652. Приводим текст письма по этому изданию, так как в издании 1914 г. он напечатан с купюрами.

Переписка Л. Н. Толстого с Н. Н. Страховым. С. 308.

См.: Розенблюм Л. М. Творческие дневники Достоевского // Литературное наследство. Т. 83. С. 22–23.

Раньше – по рукописи – читалось: «и работу». Уточнённое прочтение Н. Тарасовой.

Интересно сопоставить эти слова со свидетельством В. Розанова – в его некрологе Страхову – о том, что последний избегал «фривольных» тем, никогда не шутил «бесстыдно, даже нескромно^[1498]. Ср. замечание Пушкина о преувеличенной стыдливости (относящееся, правда, к прекрасному полу): «Такое свойство предполагает нечистоту воображения, отвратительную в женщине, особенно в молодой»^[1499].

Если допустить, что Страхов всё-таки не читал записи о нём Достоевского, то подобная перекличка становится ещё более знаменательной – в литературно-психологическом плане.

Ср. каламбур Достоевского: «Если не затолстеет, как Страхов, затолстел человек»^[1500], содержащий не только указание на демонстративную приверженность Страхова к Толстому, но и его нравственно-физическую характеристику.

Анна Григорьевна написала «Ответ Н. Н. Страхову», однако не опубликовала его. Но ею всё же предпринимались усилия для коллективного опровержения страховских наветов. Приведём письмо А. Н. Пешковой-Толиверовой (Якоби) Анне Григорьевне от 27 октября 1915 г.: «<…> Знаете, кто может многое сообщить о Фёдоре Михайловиче, это Лидия Ивановна Микулич. В <…> книжке «Женского Дела» за февраль 1899 года у меня была помещена её статья «Встреча с знаменитостью» (это те самые воспоминания, на которые мы неоднократно ссылались. – И.В.). Она часто бывала у Штакеншнейдер. Напишите ей. Она <…> конечно, сделает всё, что Вы пожелаете. Она очень хорошая и справедливая. Написала Ив. Ив. Горбунову-Посадову <…> Думаю, что ответ Л.Н. <Толстого> Страхову мы найдём. Ещё советую Вам написать Максиму Васильевичу Клюкину – книготорговцу <…> Я ему говорила, но не могла указать, в какой книжке «Совр<еменного> мира» напечатано это унижающее Страхова письмо» (НИОР РГБ. Ф. 93. Разд. II. Карт. 7. Ед. хр. 80. Л. 1–1 об.).

Розанов В. Опавшие листья. Короб второй. Санкт-Петербург, 1915. С. 18–19.

Из переписки К. Н. Леонтьева // Русский вестник. 1903. Май. С. 159–160. И Леонтьев добавляет: «Что Вы нашли «благообразного» в наружности Ник. Ник. Страхова? Не понимаю!» (Там же. С. 164) Ср.: «Страхов был сухой, скучный, «размеренный» человек, никого в жизни не согревший и сам, конечно, никем не согретый. Это происходило от необычайной фальшивости этого учёного натуралиста, который почему-то считал необходимым скрывать свои мысли и чувства и никому никогда и нигде не высказывать того, что он думает… Все его писания были таковы, что могли быть свободно поняты и толкуемы на разные лады, по вкусу каждого…» (С.У. <С. И. Уманец> Мозаика (Из старых записных книжек) // Исторический вестник. 1912. Декабрь. С. 1013). Мемуарист приводит мнение о Страхове Вл. Соловьёва: «Ни за что вы этого хитрого старца не поймаете, как ни ловите! Это какой-то необыкновенно скользкий вьюн!» Далее С. И. Уманец говорит о заискивании Страхова перед сильными мира сего – Победоносцевым и Вышнеградским.

Литературное наследство. Т. 83. С. 619–620. Ср.: «Нет, Аня, это скверный семинарист…»

Пушкин А. С. Полное собрание сочинений. Т. 7. С. 59–60.

Д. И. Стахеев говорит, что «в 18 лет нашего общего со Страховым житья он (Достоевский. – И.В.) был у нас, может быть, раз с десяток, не более» (Стахеев Д. И. Группы и портреты // Исторический вестник. 1907. Январь. С. 86.)

Переписка Л. Н. Толстого с Н. Н. Страховым. С. 266.

Л. Н. Толстой – Н. Н. Страхов. Полное собрание переписки. Т. 2. С. 655.

Мы не рискнули бы попрекать Страхова чужим хлебом-солью, если бы этот момент не был обыгран в указанной записи Достоевского. Ср. приводимый Анной Григорьевной отзыв о Страхове одного из близко знавших его лиц: «Кто, в сущности, был Страхов? Это… тип “благородного приживальщика”, каких было много в старину. Вспомните, он месяцами гостит у Толстого, у Фета, у Данилевского, а по зимам ходит по определённым дням обедать к знакомым и переносит слухи и сплетни из дома в дом»^[1501].

Не совсем ясно, был ли Толстой на лекции с одним Страховым. Ср. его письмо к А. А. Толстой: «Я вспомнил, что нынче лекция Соловьёва, и лекция, как мне говорили, самая важная, и я еду на неё. Мне кажется, что вы хотели послушать его. Не поедете ли вы?»^[1502]

Литературное наследство. Т. 86. С. 305. Любовь Фёдоровна приводит также мнение одного из знакомых Достоевского, что её отец, говоря словами Мишле, принадлежит к тому типу мужчин, которые «обладают очень сильной мужественностью, но имеют многое от женской натуры…» (Там же).

Т-ва В.В. (О. Починковская). Год работы с знаменитым писателем // Исторический вестник. 1904. Февраль. С. 515–516.

Дневник писателя. 1877. Сентябрь. К читателям…

По-своему замечательны оценки этого места Пушкинской речи в вульгарно-социологической критике 1930-х гг. Обозвав саму Речь «надуманной истерикой», автор пишет: «До чего же убога «родная нива» Достоевского в сравнении с теми реальными советскими нивами, на которых Мария Демченко вместе со свёклой выращивает новую, великолепную женщину… которая не может быть другому отдана!» (Заславский Д. Всемирное счастье и родина // Молодая гвардия. 1936. № 2. С. 185).

Достоевский Ф. М. ПСС. Т. 6. С. 193. Т. 14. С. 244–249, 254.

Ср. известную запись в дневнике Толстого от 4 марта 1855 года: «Разговор о Божественном и вере навёл меня на великую, громадную мысль, осуществлению которой я чувствую себя способным посвятить жизнь. Мысль эта – основание новой религии, соответствующей развитию человечества, религии Христа, но очищенной от веры и таинственности, религии практической, не обещающей будущее блаженство, но дающей блаженство на земле»^[1503]. «Запись Толстого, – замечает современный исследователь, – поразительно напоминает замысел Великого Инквизитора в “Братьях Карамазовых”»^[1504].

Эта догадка подтверждается и письмом К. М. Станюковича к жене: «Люба, милая Люба! Сейчас узнал, что сегодня будут овации Тургеневу и Достоевскому. Готовят поднести венки им. Ступай на чтение. Будет интересно!..»^[1505]

Так как на этот счёт существует известная путаница (Москва, например, «Жизнь и труды…» с. 205, где за 28 марта указано сразу два вечера, причём оба раза учреждения-устроители поименованы неверно), нелишне восстановить точный список выступлений Достоевского зимой – весной 1880 г.: 2 февраля – в Коломенской женской гимназии; 20 марта – в пользу Дома милосердия в зале городской думы; 21 марта – в пользу Женских педагогических курсов; 28 марта – в пользу Общества вспомоществования студентам С.-Петербургского университета и, наконец, 27 апреля – в пользу Славянского благотворительного общества (три последних вечера – в зале Благородного собрания).

М. М. Стасюлевич и его современники… Т. 3. С. 384.

Так первоначально именовался рассказ Достоевского «Ползунков», напечатанный в «Иллюстрированном альманахе» Некрасова и Панаева (1848 г.). Альманах был запрещён цензурой. В сохранившихся экземплярах никакой «каймы» нет.

Достоевский Ф. М. Письма. Т. 4. Москва, 1959. С. 143.

Соколов П. П. Воспоминания. Ленинград, 1930. С. 111–112.

Северная пчела. 1846. 1 марта. Подпись: Я. Я. Я. (т. е. Л. В. Брант).

Леонтьев К. Н. Страницы воспоминаний. Петроград, 1922. С. 22.

Подробнее об истории с каймой см.: Игорь Волгин. Родиться в России. М., 1991. С. 413–419, 529–538.

На обложке, в которой хранится эта записка, Анной Григорьевной обозначена дата – 29 января 1880 г. (НИОР РГБ. Ф. 93. Разд. I. Карт. 6. Ед. хр. 9. См. также: Описание рукописей Достоевского. Москва, 1957. С. 180). А. С. Долинин в свою очередь датирует записку 29 марта и считает, что в ней идет речь о каком-то письме Любимову, до нас не дошедшем (см.: Письма. Т. 4. С. 407). Полагаем, что обе эти датировки ошибочны. В записке, скорее всего, говорится именно о письме от 29 апреля: на это указывает не только совпадение чисел, но и сам текст («пишу, о чём знаешь» – очевидно, вопрос о дальнейших сроках публикации «Карамазовых» заранее обговаривался с женой). Поэтому думается, что письмо Любимову и записку можно датировать одинаково: ночью на 29 апреля 1880 г.

НИОР РГБ. Ф. 93. Разд. I. Карт. 6. Ед. хр. 9. Запись сделана на обложке, в которой А. Г. Достоевская хранила письма мужа.

Первый раз она приезжала в 1864 году в качестве невесты великого князя Николая Александровича; после смерти последнего стала невестой будущего Александра III.

Гроссман Л. Достоевский и правительственные круги 1870-х годов // Литературное наследство. Т. 15. С. 83–84.

См.: Достоевская А. Г. Указ. соч. С. 471; Переписка. С. 464; Литературное наследство. Т. 86. С. 308.

Литературное наследство. Т. 86. С. 306. На этом вечере были все упомянутые в записке Константина Константиновича, кроме великого князя Сергея Александровича («не знаю, что его задержало», – отмечает К.Р.). Там же. С. 137.

Матюшкин, внося своё предложение, в какой-то мере мог руководствоваться неприязнью к городу, погубившему поэта. Что же касается власти, то она, очевидно, руководствовалась желанием отдалить памятник от официальной столицы империи и царской резиденции. Именно так понимали дело современники. Ср.: «Москве нечего особенно радоваться, и если теперь памятник поэта высится в Белокаменной, то потому только, что памятники знаменитых полководцев помешали найти в Петербурге почётное место, достойное поэта. Недаром Петербург – военный город!»^[1506]

Венок на памятник Пушкину. Санкт-Петербург, 1880. С. 199–200.

Берег. 1880. 2 июня. Ср.: «…Г. Цитович (издатель «Берега». – И.В.), верный своему призванию, сумел подняться «до идеи народного дела»… доносом в честь Пушкина!» (Русское богатство. 1880. Июль. С. 28)

М. М. Стасюлевич и его современники… Т. 3. С. 180.

Достоевский Ф. М. Письма. Т. 2. Москва, 1959. С. 416 (Примечания).

Новейшие комментаторы полагают, что речь здесь идёт либо о возможном столкновении западников и славянофилов, либо об отказе М. Е. Салтыкова-Щедрина и Л. Н. Толстого принять участие в празднике^[1507]. Думается, однако, что Достоевский имеет в виду прежде всего себя. Ср.: «Интриги, однако, были несомненные»^[1508]. И употреблённое здесь прошедшее время, и сама тональность (очевидная личная заинтересованность) свидетельствуют в пользу подобного предположения.

НИОР РГБ. Ф 93. Разд. II. Карт. 10. Ед. хр. 14. Л. 13 об. (Письмо от 7 мая 1880 года.)

Письма Ф. М. Достоевского к жене. Москва – Ленинград, 1926. С. 360–361 (Примечания).

В секретном отношении Министерства внутренних дел от 2 июня 1880 г. московскому обер-полицмейстеру предписывается «обратить особенное внимание на предъявляемые к прописке письменные виды лиц, пребывающих в это время в Москву, и тщательно следить вообще за каждым подозрительным лицом». Кроме того, «обходы гостиниц и меблированных комнат и доставление по оным в мою Канцелярию ведомостей прибывающим лицам продолжить до 7-го сего июня». Документ подписал «Свиты Его Величества Генерал-Майор Козлов» (ЦИАМ. Ф. 46. Оп. 1. Д. 1405. Л. 1).

См.: Бельчиков Н. Пушкинские торжества в Москве в 1880 году в освещении агента III Отделения // Октябрь. 1937. № 1. С. 271.

Ср.: «За всё время своего бесцветного прозябания русская интеллигенция, конечно, не запомнит ничего подобного…» (Слово. 1880. Июнь. С. 155). А. Н. Островский на обеде 7 июня закончил свой тост словами: «Нынче на нашей улице праздник!» (Венок на памятник А. С. Пушкину. С. 59.)

Указанная приписка всегда печатается как дополнение к письму от 25 мая и датируется этим же числом. Такая датировка ошибочна (она вызвана опиской Достоевского в дате: «25 мая, 2 часа пополудни»). Из текста письма явствует, что оно написано днём 26 мая и представляет собой постскриптум к письму от 25/26 мая. В два часа пополудни 25 мая Достоевский не мог говорить об обеде в его честь, который намечался на пять часов того же дня, как о «вчерашнем».

После смерти мужа Анна Григорьевна хранила его письма в особой клеёнчатой сумке, поместив их – по времени написания – в отдельные бумажные пакеты. Московские письма 1880 г. находились в последнем пакете – одиннадцатом.

Не опубликовав при жизни ни одного его письма к ней, Анна Григорьевна прекрасно понимала им цену. В 1902 г. в тетради под заголовком «En cas de ma mort ou d’une maladie grave (В случае моей смерти или тяжёлой болезни – фр.)» она записала: «Письма Фёдора Михайловича ко мне, как представляющие собою чрезвычайный литературный и общественный интерес, могут быть напечатаны после моей смерти в каком-либо журнале или отдельною книгою… Если нельзя напечатать целиком, то можно бы было напечатать лишь письма, относящиеся к Пушкинскому празднику» (Красный архив. 1922. Т. 1. С. 367. См. также: Письма Достоевского к жене. Москва – Ленинград, 1926. С. 4–5).

Там же. С 333, 322–323. Не исключено, что «интриги» коснулись и обеда (о чём Достоевский не подозревал). На это намекают слова Гл. Успенского: «…слух пошёл об обеде г. Достоевскому, обеде, который дают этому писателю почитатели, и почитатели не из числа главных действующих в обществе российской словесности лиц» (Успенский Г. ПСС. Т. 6. Москва, 1953. С. 415). Действительно, Достоевский называет только три более или менее значительных имени – И. Аксакова, С. Юрьева, Н. Рубинштейна (из двадцати двух присутствовавших).

Ср. рассуждения на эту тему П. Гайдебурова: «Я нахожу, что для меня это дорого (4-рублёвый номер в «Лоскутной». – И.В.), но мне деликатно намекают, что это не моя забота… Немножко стеснительно, но в то же время (не стану притворяться) очень приятно и даже трогательно… Узнавши, что я – гость, которому ни за что не придётся платить, я, естественно (как, вероятно, и все другие), старался довольствоваться самым необходимым; например, я привык пить за обедом порядочное красное вино, а тут требовал себе самого дешёвого, чтобы не вводить Думу в напрасные расходы»^[1509].

Неделя. 1880. 15 июня. Хотя статья не подписана, автором её несомненно является П. А. Гайдебуров. Ср.: «Пришёл домой… в надежде… просмотреть мою статью (то есть будущую Речь. – И.В.), затем приготовить рубашку, фрак к завтраму, а затем пораньше лечь спать. Но пришёл Гайдебуров…» (Переписка. С. 343)

Успенский Г. ПСС. Т. 6. С. 410. Это обстоятельство не ускользнуло от внимания и других современников. Ср.: «Остаётся доселе непонятным лишь одно – отчего религиозное освящение не коснулось самого открытия памятника» (Открытие памятника Пушкину в Москве (записки депутата) // Древняя и новая Россия. 1880. Июнь. С. 5.)

Цит. по кн.: Достоевский и его время. Ленинград, 1971. С. 297.

М. М. Стасюлевич и его современники… Т. 3. С. 179. Ср. собственное признание Лорис-Меликова: «Всем памятно, как в Зимнем дворце целовались у заутрени, приветствуя друг друга словами: «Толстой сменён, воистину сменён!» (отставка совпала с Пасхой. – И.В.) // Каторга и ссылка. 1925. № 2 (15). С. 122.

Ветлугин В. <В. В. Розанов> Суворин и Катков // Колокол. 1916. 11 марта.

РО ИРЛИ. № 29906. Ср.: Материалы и исследования. Т. 5. С. 266.

Отечественные записки. 1880. Июль. С 124, 134. Н. М. <Михайловский> Литературные заметки.

Неделя. 1880. 15 июня. См. также: Берег. 1880. 10 июня.

См.: Панаев И. И. Литературные воспоминания. Москва, 1950. С. 206.

Анненков П. В. Литературные воспоминания. Москва, 1960. С. 276.

Русский архив. 1891. Кн. II. Вып. 5. С. 94. Тургенев, скорее всего, имел в виду резкие личные нападки на него со стороны «Московских ведомостей» зимой – весной 1880 г., особенно – намёки на его связь с революционным движением.

Ковалевский М. М. Воспоминания об И. С. Тургеневе // Минувшие годы. 1908. № 8. С. 13.

Русский архив. 1891. Кн. II. Вып. 5. С. 94. Ср.: «…Поступок ‟Голоса” в высшей степени постыден и ярко характеризует журнально-канцелярскую клику, для которой нет ничего народносвятого…» (Новое время. 1880. 11 июня)

Ещё в 1877 году Достоевский писал жене: «Мне 250 р. не могли сразу решиться дать, а Л. Толстому 500 заплатили с готовностью! (за «Анну Каренину». – И.В.) Нет, уж слишком меня низко ценят, а оттого что работой живу»^[1510]. Очевидно, этот вопрос поднимался Достоевским и раньше. В неопубликованном письме к нему (от 4 мая 1874 года) Н. А. Любимов, говоря о своём и Каткова желании, чтобы Достоевский сохранил связь с «Русским вестником» и на будущее время, как было до сих пор, обещает разрешить денежный вопрос удовлетворительным для автора образом: «Если бы было возможно, сохранив номинальный гонорарий, <…> прибавить Вам круглою суммою столько, чтобы общее получение соответствовало Вашему желанию, то дело уладилось бы <…> Необходимо только это прибавление сохранить в тайне между нами». Боясь, чтобы подобная прибавка «не обратилась бы в общее правило»^[1511], Любимов, по сути дела, предлагает Достоевскому негласную сделку, довольно для того унизительную.

Ср. у А. С. Пушкина: «…гг. критики нашли странный способ судить о степени нравственности какого-нибудь стихотворения. У одного из них есть 15-летняя племянница, у другого – 15-летняя знакомая, и все, что по благоусмотрению родителей не дозволяется им читать, провозглашено неприличным, безнравственным, похабным! Как будто литература и существует только для 16-летних девушек!.. Безнравственное сочинение есть то, коего целью и действием бывает потрясение правил, на коих основано общественное счастье или достоинство человеческое»^[1512].

Это тем вероятнее, что указанное письмо Любимову написано 10 мая 1879 года, то есть менее чем через два месяца после получения письма Пуцыковича с упоминанием о «дочерях».

Ветлугин В. <В. В. Розанов>. Суворин и Катков // Колокол. 1916. 11 марта.

Не свидетельствует ли это в пользу высказанного выше предположения, что устный вариант тургеневской речи был несколько радикальнее печатного?

Ф. М. Достоевский. Статьи и материалы. Сб. 2. Ленинград, 1924. С. 364–365.

Ветлугин В. <В. В. Розанов>. Суворин и Катков.

Отрывки из неопубликованного письма Н. Н. Голицына приведены в наших работах: Достоевский и русское общество // Русская литература. 1976. № 3. С. 138; Достоевский – журналист («Дневник писателя» и русская общественность). Москва, 1982; Возвращение билета. С. 85–87.

Ветлугин В. <В. В. Розанов>. Суворин и Катков.

Имеется в виду П. М. Леонтьев, помощник Каткова по его изданию.

Л. Толстой напечатал в «Отечественных записках» только одну педагогическую статью. Ни Тургенев, ни Гончаров, ни Писемский, ни Лесков в них не участвовали.

См. нашу публикацию письма Н. П. Вагнера Достоевскому: Вопросы литературы. 1971. № 9.

НИОР РГБ. Ф. 93. Разд. II. Карт. 2. Ед. хр. 4. Л. 7–7 об.

Общество добровольного флота было образовано в 1878 году и состояло под высочайшим покровительством наследника престола Александра Александровича. К. П. Победоносцев являлся председателем Главного правления общества.

К. П. Победоносцев и его корреспонденты. Т. 1. Полутом 1. С. 378.

Не исключено, что сюжет мог бы быть использован во второй части дилогии – при изображении предполагаемого побега Мити Карамазова («в Америку»), если бы, например, он был отправлен на каторгу не по этапу, как предполагалось.

Дневник писателя. 1876. Январь. Российское общество покровительства животным…

«Маша Шелехова упала в обморок. С Паприцем сделалась истерика»^[1513], – записывает в своём дневнике Е. П. Леткова-Султанова. Это единственный источник, в котором упомянуто имя впечатлительного «молодого человека» – литератора К. Э. Паприца. Ср. «Тут же в зале со многими делалось дурно, несколько дам впали в глубокий обморок, с одним юношей на моих глазах сделался припадок падучей (?! – И.В.)»^[1514]. О припадке падучей толкуют и другие воспоминатели.

Любимов Д. Н. Из воспоминаний // Вопросы литературы. 1961. № 7. С. 162.

Возрождение. 1925. 6 июля (Париж). Приносим благодарность С. В. Белову, сообщившему этот текст.

Бука (И. Ф. Василевский). Литературные знаменитости на Пушкинском празднике в Москве в 1880 году // Русские ведомости. 1899. 19 мая.

Коломенский Кандид <В. О. Михневич>. Вчера и сегодня // Новости и биржевая газета. 1881. 1 февраля.

Любопытна анонимная информация, поступившая в III Отделение: «…наибольшим успехом в среде здешнего общества пользуется речь Достоевского; судя по слышанным отзывам, успех этой речи обусловливается, к сожалению, не литературными её достоинствами, но заключающимися в ней намёками на правительственные притеснения к свободному развитию литературы (?! – И.В.). Вследствие этого… ограничение распространения речи Достоевского представляется полезным»^[1515].

Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 1. Санкт-Петербург – Москва,1880. С. 378.

Ожегов С. И. Словарь русского языка. Москва, 1964. С. 134. Пушкин неоднократно употребляет это слово и в указанном смысле. Но в интересующем нас случае «гордый» трактуется именно как «надменный, высокомерный» (см.: Словарь языка Пушкина. Т. 1. Москва, 1956. С. 513).

Понятие изменилось уже к началу XX столетия (как изменился и воспринимающий слух). Поэтому «лобовое» противопоставление формулы Достоевского горьковскому «Человек… Это звучит… гордо» несостоятельно: разумеется, Горький употреблял слово «гордость» в его «втором», положительном значении.

Дневник писателя. 1877. Февраль. О сдирании кож…

Герцен А. И. Собрание сочинений. Т. 20. Кн. II. С. 577.

Карякин Ю. Перечитывая Достоевского… // Новый мир. 1971. № 11.

Герцен А. И. Собрание сочинений. Т. 20. Кн. II. С. 590.

Дневник писателя. 1877. Февраль. Русское решение вопроса.

Любопытно, что последнее предположение отвергалось даже некоторыми церковными писателями. Так, архиепископ Антоний (Храповицкий), говоря об «одном публицисте», который «дополнил» Достоевского («смирись, гордый человек, пред Богом»), замечает: «Находились невежды, вменявшие эту прибавку в особенную похвалу критику, но, конечно, единственно по незнанию Отеческого учения: “Послушание имей ко всем”»^[1516].

Подобная генеалогия давала русским «социалистам» некую эстетическую санкцию (их противники предпочли бы, чтобы у социальных «злодеев», «монстров» и т. п. была менее почтенная (более примитивная) родословная).

Достоевский Ф. М. Собрание сочинений в 10 томах. Т. 10. Москва, 1958. С. 526 (Примечания).

Это самоочевидно для идей, игравших «дрожжевую», движущую роль в историческом процессе, – Просвещения, Великой французской революции, утопического и научного социализма и т. д. Но даже «реакционные», консервативно-ортодоксальные или, положим, ксенофобские системы идеологии вынуждены обосновывать своё право на существование аргументами высшего порядка. «Попробуйте-ка, – говорит Достоевский, – соединить людей в гражданское общество с одной только целью «спасти животишки»? Ничего не получите, кроме нравственной формулы: «Chacun pour soi et Dieu pour tous» («Каждый за себя, и Бог за всех». – И.В.). С такой формулой никакое гражданское учреждение долго не проживёт, г. Градовский»^[1517].

По окончании речи П. В. Анненков сказал Н. Н. Страхову: «…Вот что значит гениальная художественная характеристика! Она разом порешила дело!» (Биография… С. 310, первая пагинация). И. С. Аксаков в письме к О. Ф. Миллеру также замечает, что Достоевский поставил вопрос «на художественно-реальную почву» (Литературное наследство. Т. 86. С. 515).

Ср. интересное замечание Л. Е. Оболенского: «…Русские либералы делятся на обожающих народ и обожающих Запад. Обожание здесь неизбежно, как в институтах и вообще в закрытых заведениях» (Мысль. 1880. Сентябрь. С. 92).

Переписка. С. 328. Кстати, ни С. Юрьев, ни И. Аксаков отнюдь не считали себя единомышленниками Каткова. Достоевский прямо называет С. Юрьева «врагом» Каткова (Письма. Т. 4. С. 149); так оно и было (см. острейшую полемику первых месяцев 1880 г. между «Московскими ведомостями» и «Русской мыслью»). Ср.: «Восставать против Каткова, высказывать зловредность его направления и статей есть, по-моему, гражданский долг каждого из нас» (Письма А. И. Кошелева к И. С. Аксакову (1881–1883 гг.) // О минувшем. Санкт-Петербруг, 1909. С. 406).

Недаром накануне Пушкинского праздника охранительная пресса (как бы забегая вперёд) настойчиво сопрягает их имена. «…Такие люди, как Ф. М. Достоевский и М. Н. Катков, сумеют ответить тем, кто захочет проводить тенденции на празднике народном» (Берег. 1880. 2 июня). «Почитателям г. Достоевского, – замечает по этому поводу «Вестник Европы», – было очень неловко видеть его имя в этом союзе и в этой усмирительской роли» (Вестник Европы. 1880. Октябрь. С. 812).

Из переписки К. Н. Леонтьева. С предисл. и примеч. В. В. Розанова // Русский вестник. 1903. Май. С. 176. К. А. Иславин писал Достоевскому: «Михаил Никифорович, просматривая корректуры вашего очерка, стеснялся изменять некоторые, как вы выражаетесь, «шероховатости слога и лишние фразы», вырвавшиеся у вас наскоро; он теперь даже жалеет, что не исправил их…» (НИОР РГБ. Ф. 93. Разд. II. Карт. 5. Ед. хр. 58). Вспомним, что в своё время Катков «запросто» позволял себе править текст «Преступления и наказания» (см. подробнее: Игорь Волгин. Пропавший заговор. Москва, 2000. С. 118–120.). Можно предположить, что сожаление Каткова распространялось не только на стилистические погрешности Речи. Ср.: «Но о парадоксах мы умалчиваем. Какое наше право не клонить головы перед кумиром дня?» (Хрущов И. Впечатления одного депутата на открытии памятника Пушкину // Берег. 1880. 10 июля).

Ср. с малоизвестными воспоминаниями К. А. Тимирязева (о М. М. Ковалевском): «Живо помню, каким негодованием сверкали его всегда добрые глаза, когда он мне кивал головой на Достоевского, закончившего свою речь словами: «Что могу я прибавить к отзыву о Пушкине самого умного, лучшего из его современников – императора Николая?» Сказано это было, добавляет мемуарист, очевидно, для того, чтобы насладиться беспомощностью оппонентов – невозможностью для них «ответить на этот вызов» (См.: Тимирязев К. А. Избр. соч. Т. 2. Москва, 1957. С. 548). Заметим, что в Пушкинской речи нет ничего похожего на «процитированное» воспоминателем утверждение; ни малейшего намёка на него не обнаруживается также ни в одном известном источнике. Может быть, имелись в виду слова Достоевского, произнесённые на одном из обедов, и не имел ли в виду Достоевский фразу, приписываемую императору Николаю Павловичу, – о Пушкине как «умнейшем человеке в России» (если нечто подобное действительно было им произнесено)?

Этот «анекдот» по типу совершенно аналогичен другому, уже приводившемуся. На вечере 9 марта 1879 года Тургенев, уязвлённый враждебным отношением к нему Достоевского и Салтыкова, демонстративно замечает: «Здесь что-то холодно!»

Опочинин Е. Н. Беседы с Достоевским (Записки и припоминания) // Звенья. Т. 6. Москва – Ленинград, 1936. С. 457.

Заметим также, что присутствие Достоевского на университетском акте не отмечено также ни в одном из известных нам источников.

Боткина А. П. Павел Михайлович Третьяков в жизни и искусстве. Москва,1951. С. 217.

В. Н. Третьякова говорит, что Тургенев был её «назначенным» кавалером. «Назначение», очевидно, исходило от одного из хозяев обеда – московского городского головы С. М. Третьякова, родного брата мужа Веры Николаевна (сам муж отсутствовал по болезни). Такое подчёркнутое внимание к почётному гостю могло лишний раз покоробить Достоевского (ведь для него самого не удосужились «назначить» даму).

Боткина А. П. Павел Михайлович Третьяков в жизни и искусстве. С. 217.

Торжества открытия памятника А. С. Пушкину в Москве 6 июня 1880 года с биографиею А. С. Пушкина. Москва, 1881. С. 37.

Можно предположить, что аналогия Кармазинов – Тургенев прочно укоренилась в читательском сознании. Об этом, в частности, свидетельствует не слишком остроумная, но выразительная эпиграмма 1870-х гг.: «О Кармазинов вековечный, /Готов любовь ты воспевать, /А сам годишься, друг сердечный, /Песком дорожки посыпать.» (Звенья. Т. 6. С. 468)

Честертон Г. К. Пять эссе // Прометей. Т. 2. Москва, 1967. С. 299.

Ср.: «Кто-то, кажется, И. С. Тургенев, предложил послать благодарственные телеграммы западноевропейским литераторам – В. Гюго, Ауэрбаху и Теннисону… Но так как эти письма вместе с приветствиями содержали в себе и вежливый отказ от личного участия в нашем торжестве, то предложение это по всей справедливости было отклонено» (Древняя и новая Россия. 1880. Июнь. С. 8).

Биография… С. 309 (первая пагинация). Сам Страхов не приводит этих стихов. Однако у нас есть возможность воспроизвести их и указать имя автора. Они принадлежат писательнице Ольге Андреевне Голохвастовой (Достоевский называет её в числе своих почитательниц) и цитируются в одном мемуарном источнике:

Но чтоб нам не возгордиться,

О себе не возмечтать,

Поспешим оговориться,

Что не след нам торопиться

Пушкина великим звать…

(Нелидова Л. Памяти Тургенева // Вестник Европы. 1909. Сентябрь. С. 235.)

Временник Пушкинской комиссии 1975. Ленинград, 1979. С. 51.

Поливанова М. А. [Запись о посещении Достоевского 9 июня 1880 г.] // Голос минувшего. 1923. № 3. С. 32.

Сливицкий А. М. Из моих воспоминаний о Л. И. Поливанове (Пушкинские дни) // Московский еженедельник. 1908. № 46. С. 43.

См.: НИОР РГБ. Ф. 93. Разд. 1. Карт. 2. Ед. хр. 15. Л. 22. Н. Н. Страхов утверждает (это – единственное свидетельство), что Достоевский продолжал: «…и Наташи в «Войне и мире» Толстого», но гром аплодисментов, раздавшийся вслед за упоминанием Тургенева, заглушил эти слова, и в печати они были автором выпущены, как непроизнесённые (вернее, нерасслышанные) (см.: Биография… С. 310–311, первая пагинация). Страхова можно было бы заподозрить в желании сделать приятное Толстому, однако в данном случае он, очевидно, сказал правду. После слов о Тургеневе в рукописи Речи следует густо зачёркнутая строка: с трудом, но всё же можно разобрать – «в “Войне и мире”».

Г. Успенский говорит, что Достоевский до своего выступления «смирнёхонько» сидел, притаившись возле эстрады и кафедры, записывая что-то в тетрадке. Не вносились ли исправления в текст до самого последнего момента?

Барсукова А. Письмо о «Пушкинской» речи Достоевского // Звенья. Т. 1. С. 479.

Нелидова Л. Памяти И. С. Тургенева // Вестник Европы. 1909. Сентябрь. С. 236.

Торжество открытия памятника А. С. Пушкину… С. 44.

Тургенев И. С. ПСС и писем. Письма. Т. 12. Кн. II. С. 272. Пожелание Тургенева было исполнено почти дословно. Ср.: «…речь г. Достоевского была построена на фальши – на фальши крайне приятной для раздражённого самолюбия» (Вестник Европы. 1880. Июль. С. 33).

Ср. (Тургенев о Достоевском): «Это самый злобный христианин, которого я встретил в своей жизни»^[1518].

Стасов В. Двадцать писем И. С. Тургенева и моё знакомство с ним // Северный вестник. 1888. № 10. С. 161.

Ср. письмо Анненкова Стасюлевичу от 14 июня 1880 г.: «Скажите Тургеневу, чтобы не забыл положить на бумагу полной эпиграммы Некрасова на эту одичавшую собаку, которая зовётся в мире…» (М. М. Стасюлевич и его современники… Т. 3. С. 389).

Современница утверждает, что «громадный венок» был поднесён Достоевскому «по почину одной девицы Некрасовой» (Звенья. Т. 1. С. 481). Речь, видимо, идёт о 33-летней Е. С. Некрасовой, историке литературы.

Ср.: «Ещё более негодовали мы, – говорит очевидец, – на совсем уже скверную личную выходку Достоевского в его знаменитой, вызвавшей истерические восторги речи. Уставившийся своими злобными глазками (ср. с лексикой воспоминаний Г. К. Градовского об инциденте на тургеневском обеде! – И.В.) на Тургенева, поместившегося под самой кафедрой и с добродушным вниманием следившего за речью, Достоевский произнёс следующие слова: «Татьяна могла сказать: «я другому отдана и буду век ему верна, потому что она была русская женщина, а не какая-нибудь француженка или испанка» («Намёк на Viardo-Garcia…» – добавляет мемуарист в сноске) (Тимирязев К. А. Указ. соч. Т. 2. С. 548). Не говоря уже о приблизительной текстуально и неверной в смысловом отношении передаче этого места Речи, здесь содержится обвинение в высшей степени субъективное, носящее характер очередной (и весьма оскорбительной как для Достоевского, так и для Тургенева) окололитературной сплетни. Подобные суждения не зафиксированы более ни в одном источнике (Ср. примеч. 2 к наст. главе).

Литературное наследство. Т. 86. С. 507. Веневитинов приводит пушкинские стихи в весьма вольном пересказе.

Достоевский и его время. Ленинград, 1971. С. 298–299.

Жена Суворина в своих позднейших воспоминаниях утверждает, что в этот день Достоевский завтракал у Тестова – в компании с её мужем и другими литераторами (см.: Достоевский и его время. С. 299–300). Однако есть все основания полагать, что это происходило не 9-го, а 4 июня, причём из указанных А. И. Сувориной лиц присутствовали лишь Суворин, Григорович и Буренин (см.: Переписка. С. 342).

Крамской И. Н. Его жизнь, переписка и художественно-критические статьи. 1837–1887. Санкт-Петербург, 1888. С. 669.

НИОР РГБ. Ф. 93. Разд. II. Карт. 7. Ед. хр. 10. Л. 10 об. – 11.

Не исключено, что Анна Григорьевна сделала это не без колебаний. В 1881 году аналогичная просьба (со стороны Е. Ф. Юнге) вызвала её возмущение^[1519]. В единственном известном нам письме Поливановой Анне Григорьевне от 30 января 1881 года такой просьбы не содержится^[1520]; правда, надо иметь в виду, что это письмо написано всего через два дня после смерти Достоевского.

НИОР РГБ. Ф. 93. Разд. II. Карт. 7. Ед. хр. 26. Ср.: Литературное наследство. Т. 86. С. 510.

НИОР РГБ. Ф. 93. Разд. II. Карт. 5. Ед. хр. 38. Текст написан карандашом на телеграфном бланке. Ср.: Жизнь и труды… С. 304.

Материалы и исследования. Т. 5. С. 266. Переписка. С. 594.

Молва. 1880. 16 августа. В августовском «Дневнике» особенно досталось воспоминаниям П. В. Анненкова: это был своего рода реванш за «кайму».

Русское богатство. 1880. Август. С. 3–4 (вторая пагинация).

Русское богатство. 1880. Август. С. 2–3 (вторая пагинация).

Дневник писателя. 1880. Август. Об одном самом основном деле…

Достоевский в изображении его дочери Л. Достоевской. Москва – Петроград, 1922. С. 88 (Далее: Достоевская Л. Ф.).

Там же. С. 83. Ср.: Достоевская А. Г. Указ. соч. С. 282.

Толстая С. А. Моя жизнь // Прометей. Т. 12. Москва, 1980. С. 158.

Жданов В. Любовь в жизни Льва Толстого. Кн. II. Москва, 1928. С. 28.

Григорович Д. В. Литературные воспоминания. Москва, 1961. С. 84–85.

Суслова А. П. Годы близости с Достоевским. Москва, 1926. С. 60.

Литературное наследство. Т. 77. Москва, 1963. С. 59–66.

Попов И. И. Минувшее и пережитое. Москва, 1934. С. 88–89.

Там же. Письмо без даты; оно каким-то образом оказалось среди писем Любови Фёдоровны 1917 года (в одной архивной папке). Но, конечно, речь в нём идёт о 10 августа 1880 г. – дне, когда Анна Григорьевна отправилась в Петербург по делам «Дневника писателя». Это следует из сопоставления Любиного текста с письмом самого Достоевского от 11 августа, в котором описываются те же события: «Проводив тебя, мы с Федей… на извощике (узнав от него про гулянье) отправились в Городской сад, что на Красном берегу, рядом с Дворцовым садом. Там было много народу, спускали шар и пели военные песельники. Федя очень слушал. Но так как было сыро, то мы рано воротились, зашли за Любой, и затем дети полегли спать. Я ночь всю просидел». (Переписка. С. 347.)

Жданов В. Любовь в жизни Льва Толстого. С. 36–37.

Толстой И. Л. Мои воспоминания. Москва, 1969. С. 45, 59.

Достоевская Л. Ф. С. 89. Хотя дочь Достоевского относит эту сцену к более раннему периоду, на основании записей в тетрадях Анны Григорьевны можно утверждать, что она имела место летом 1880 года. (См.: Жизнь и труды… С. 305.)

Там же. № 29847. Письмо от 20 октября 1880 г. (почтовый штемпель).

Мережковский Д. Автобиографические заметки // Русская литература XX века. Т. 1. Москва, 1914. С. 291.

Там же. Возможно, в этих словах Гусевой содержался намёк на выступление Достоевского в «Дневнике писателя» в защиту подсудимой Е. П. Корниловой.

НИОР РГБ. Ф. 93. Разд. II. Карт. 2. Ед. хр. 140. Письмо от 29 октября 1880 г.

Янжул И. И. Страх смерти. Разговор с графом Л. Н. Толстым. Санкт-Петербург, 1904. С. 4.

Цит. по журн.: Вестник Европы. 1880. Сентябрь. С. 387.

Цит. по кн.: Зайончковский П. А. Кризис самодержавия… С. 233.

В дневнике Штакеншнейдер (в записи от 19 октября, в основном посвященной Достоевскому) говорится: «В английских газетах всё о свадьбе Государя. Не осуждают его, а так, просто судачат. Говорят, что наследник очень недоволен и даже поссорился из-за неё с В<еликим> К<нязем> Владимиром Александровичем…» (Штакеншнейдер Е. А. Указ. соч. С. 435).

Фактические сведения о деятельности Т.А.С.Л. содержатся в статье: Давыдов Ю. Никто и никогда не узнает наших имён // Прометей. Т. 11. Москва, 1977. С. 335–341.

Воспоминания о Ростиславе Фадееве Н. А. Ф-й // Собр. соч. Р. Фадеева. Т. 1. Санкт-Петербург, 1889. С. 55.

Там же. Т. 3. Часть II. С. 14–15. Приносим благодарность писателю Юрию Давыдову, указавшему этот источник.

Фадеев Р. Собрание сочинений. Т. 3. Ч. II. С. 14–15.

Из каких источников заимствовал Фадеев свою информацию? Нам ничего не известно о его личных контактах с автором «Подростка». В предисловии к лейпцигскому изданию фадеевских писем сказано, что «они писаны двумя одномыслящими лицами вместе, хотя подписывались лишь одним из них» (Фадеев Р. Собр. соч. Т. 3. Часть II. С. [б/н]). Интересно выяснить, кто являлся соавтором Фадеева и был ли этот соавтор знаком с Достоевским (может быть, генералы А. А. Киреев или Е. В. Богданович?).

Заметим, что генерал Р. А. Фадеев был прикомандирован к Верховной распорядительной комиссии, выполняя при Лорис-Меликове роль «учёного консультанта».

Письма «великого лигера» княгине Юрьевской воспринимались на самом верху весьма серьёзно: есть указание на её ответные (не обнаруженные пока) послания. Об этой тайной переписке был осведомлён Александр II (он даже – при посредстве всё той же Юрьевской – довёл до сведения лигеров своё «милостивейшее слово»)^[1521].

Тырков А. К событиям 1 марта 1881 года // Былое. 1906. № 5. С. 145.

Новое время. 1880. 11 декабря. См. также 16, 20, 30 декабря.

Из переписки К. Н. Леонтьева // Русский вестник. 1903. Май. С. 176.

Штакеншнейдер Е. А. Указ. соч. С. 432–433. Автор дневника отмечает ту же особенность, о которой упоминали и другие: «Но во время чтения и кашель к нему не подступает; точно не смеет».

Анненский И. Ф. Ф. М. Достоевский. Казань, 1906. С. 3–7.

Достоевский любил и лермонтовского «Пророка», особенно выделяя строфу: «Провозглашать я стал любви / И правды чистые ученья: / В меня все ближние мои / Бросали бешено каменья».

Дневник писателя. 1877. Январь. Русская сатира…

Поссе В. А. Пережитое и продуманное. Ленинград, 1933. С. 73.

Переписка Л. Н. Толстого с Н. Н. Страховым. С. 259.

В. М. <Мещерский В. П.> Воспоминания о Фёдоре Михайловиче Достоевском // Добро. 1881. № 2–3. С. 33.

Стахеев Д. И. Группы и портреты // Исторический вестник. 1907. Январь. С. 86.

Достоевский в воспоминаниях современников. Т. 2. Москва, 1964. С. 476 (Примечания).

Григорович Д. В. Литературные воспоминания. С. 88–89.

Боборыкин П. Д. Воспоминания. Т. 1. Москва, 1965. С. 340.

О «Дневнике писателя» см. подробнее: Игорь Волгин. Возвращение билета. Парадоксы национального самосознания. М., 2004. С. 25–145.

Неделя. 1881. 4 января. Вечер у студентов-технологов в литературе не отмечен. Если верить О. Миллеру, он состоялся в самом конце 1880 года. Возможно, это последнее публичное выступление Достоевского.

Круглов А. В. Пёстрые странички // Исторический вестник. 1895. Ноябрь. С. 471.

Цит. по кн.: Зайончковский П. А. Кризис самодержавия… С. 253.

«По продовольственной части, – с неудовольствием записывает в своём дневнике П. А. Валуев, – распоряжения Лорис-Меликова – на уровне чина поручика, если не корнета. Он говорил здешним главным хлеботорговцам в тоне паши, угрожал высылкою, упоминал, как сказывают, о Мурманском береге…»^[1522]

Дневник писателя. 1881. Январь. Забыть текущее ради оздоровления корней…

Дневник писателя. 1881. Январь. Возможно ль у нас спрашивать европейских финансов…

Достоевская А. Г. Указ. соч. С. 371. Достоевский обедал у С. А. Толстой 24 января, в субботу, когда и взял экземпляр пьесы (см.: Русский вестник. 1881. Февраль. С. 956). Это его последний выход в свет.

О подоплёке этой истории см. подробнее: Хроника рода Достоевских. Игорь Волгин. Родные и близкие. М., 2013. С. 1046–1064.

Петербургская газета. 1881. 30 января. Амикус – Петр Августинович Монтеверде, петербургский журналист. Сведений о его знакомстве с Достоевским не имеется.

Сергей Николаевич Урусов – главноуправляющий II Отделением Собственной Его Императорского Величества канцелярии.

Валуев П. А. Дневник 1877–1884 гг. Петроград, 1919. С. 124–125.

Биография… С. 368 (вторая пагинация). Введение конституции, по мнению Достоевского, также не гарантирует свободу печати. «А печать-то – печать в Сибирь сошлёте, чуть она не по вас! – записывает он. – Не только сказать против вас, да и дыхнуть ей при вас нельзя будет» (Биография… С. 360). Это боязнь либерального деспотизма, манипулирования общественным мнением, опасение, что свободу будут ущемлять уже не административным путем, а «нормальными» буржуазными методами.

Достоевский посещал Победоносцева совсем не так, как остальных своих знакомых: они не были на равных. Нам неизвестно об ответных визитах обер-прокурора Святейшего синода. Правда, мальчик, служивший у Достоевских (П. Г. Кузнецов), среди посетителей упоминает и Победоносцева. Но одновременно в качестве таковых называются Толстой и Тургенев, чего, разумеется, быть никак не могло. Любопытная деталь: «…иногда, – пишет Кузнецов, – бывала жена Победоносцева, Екатерина. Он (Достоевский. – И.В.) очень её ненавидел»^[1523].

Цит. по кн.: Бердяев Н. А. К. Леонтьев. Париж, 1926. С. 141–142.

Дневник писателя. 1881. Январь. Пусть первые скажут…

Бунин И. А. Из литературных воспоминаний. СС в 5 тт. Т. 5. Москва, 1956. С. 271.

Л. Н. Толстой. Биография. Составил П. Бирюков. По неизданным письмам и материалам. Т. 2. Часть V. Москва, 1908. С. 398. Ср.: «Если верить г. Незнакомцу, то граф Толстой выслушал Тургенева и сказал, будто бы, что всё это комедия» (Дело. 1880. Июль. С. 107).

Переписка Л. Н. Толстого с гр. А. А. Толстой. 1857–1903. Санкт-Петербург, 1911. С. 25.

Анна Григорьевна утверждает, что посещение её мужем Толстой состоялось «за два-три дня до его предсмертной болезни» (Яснополянский сборник. 1981. С. 220). Но в письме от 17 января А. А. Толстая уже сообщает Толстому о передаче письма (она несколько взволнована, не зная, как отнесётся к этому его автор) (Переписка Л. Н. Толстого с гр. А. А. Толстой. С. 332–333). Сохранилось письмо Достоевского к А. А. Толстой от 5 января 1881 г., где он сообщает последней, что будет «иметь честь» явиться к ней «в будущее воскресенье», то есть 11 января (Письма. Т. 4. С. 234). В этот день, очевидно, и произошла передача письма.

Переписка Л. Н. Толстого с гр. А. А. Толстой. С. 26.

Подробнее см.: Коган Г. В. Достоевский знакомится с письмом Толстого // Яснополянский сборник. 1981. С. 220.

Переписка Л. Н. Толстого с гр. А. А. Толстой. С. 26.

Переписка Л. Н. Толстого с гр. А. А. Толстой. С. 332.

Подробнее см.: Игорь Волгин. Доказательство от противного (Достоевский и вторая революционная ситуация в России) // Вопросы литературы. 1976. № 9. См. также: Возвращение билета. С. 196–233.

Переписка Л. Н. Толстого с гр. А. А. Толстой. С. 332, 333.

Переписка Л. Н. Толстого с гр. А. А. Толстой. С. 26.

Переписка Л. Н. Толстого с Н. Н. Страховым. С. 267–268.

3 февраля 1881 года С. А. Толстая пишет сестре – о муже: «Его и всех нас ужасно поразила смерть Достоевского. Только что стал так известен и всеми любим, как умер. Лёвочку это навело на мысль о его собственной смерти, и он стал как-то сосредоточеннее и молчаливее»^[1524]. Если Толстой действительно не мерился с Достоевским жизнью, то теперь, во всяком случае, меряется смертью.

Страхов писал Толстому (17 ноября 1879 года): «Думаю, что я не какой-нибудь гадкий или преступный или отчаянно грешный человек. Я в известном отношении хуже – я человек безжизненный, в котором мало души, нет воли в смысле живых стремлений. Я во всех сферах неудавшийся, ни в чём не сформировавшийся, ни в какую форму не отлившийся человек… Ни один инстинкт не говорил во мне так сильно, чтобы определить мои поступки и образ жизни. Я правильно сделал, отказавшись, наконец, вовсе от жизни; я не умею жить и не хочу за это браться. Всего лучше это объяснить на отношениях к женщинам. Я ни за одною не волочился в настоящем смысле пристрастия, и никогда не собирался жениться. Две мои связи произошли от того, что того хотели эти женщины, а не я. Это стыдно сказать мужчине, и я за это наказан больше, чем стою»^[1525]. Несмотря на подчёркнутую (почти демонстративную) откровенность этого письма, Толстой позволил себе в ней усомниться: «Вы не умели сказать то, что в вас, и вышло что-то непонятное»^[1526].

Литературное наследство. Т. 86. С. 527. 29 января, на следующий день после смерти Достоевского, выступая на том самом вечере, в котором тот должен был участвовать, Орест Миллер так объяснил причины первоначального отказа: «Его впечатлительная душа находилась под влиянием свежих ещё попрёков, что он любит овации…» // Там же. С. 529.

Надо полагать, визитная карточка Абазы была приложена к возвращаемой автору рукописи, так как типографский набор вряд ли был готов. Словечко «конечно» в записке Абазы звучит многозначительно: либеральное начальство намекало, что высокая степень цензурной терпимости предполагает ответную авторскую сдержанность.

В черновых записях Анны Григорьевны эпизод этот выглядит несколько иначе: «Зашёл разговор о перемене программы и о том, чтоб ему не читать “Онегина”, которого прочтёт вместо него Герард с К (?). Фёдор Михайлович был недоволен, почти обижен…»^[1527] Выходит, следовательно, что не сам Достоевский отказался от чтения главы из «Онегина», а наоборот, его просьба о закреплении за ним этого отрывка не была уважена. Что, естественно, и вызвало его недовольство.

Жизнь и труды… С. 318. Ср.: Литературное наследство. Т. 86. С. 527.

См.: Достоевский и его время. С. 299–300. (Ср. примечание № 97 к главе XV.)

Катков писал в некрологе: «…27 января получили мы от него собственноручное письмо, писанное твёрдым почерком и не возбуждавшее никаких опасений»^[1528]. Письмо действительно написано ясным, почти каллиграфическим почерком, вряд ли возможным после первых приступов болезни.

Жизнь и труды… С. 352. С. В. Белов, как водится, в очередной раз ловит нас на «ошибке». Он полагает, что «одним господином» была не сестра Достоевского Вера Михайловна («непонятно, – раздумчиво пишет он, – …почему женщину надо выдавать за мужчину»), а не кто иной, как А. Н. Майков, с которым Достоевский и вступил в роковой спор. Но, во-первых, причины замены Веры Михайловны «одним господином» настолько очевидны, что не требуют комментариев. (Забавно, что, упрекая нас в невнимательности к источникам, Белов, вероятно, запамятовал, что именно эту версию он излагает в составленных им (совместно с В. А. Тунимановым) примечаниях к воспоминаниям А. Г. Достоевской (Москва, 1971. С. 473–474).) Во-вторых, А. Н. Майков не имел склонности к спорам (особенно по поводу «Дневника писателя», идеи которого он разделял). В записях Анны Григорьевны «для себя», сделанных по следам недавних событий, нет и намёка на какие-либо возникшие между ним и её мужем недоумения. И уж полной нелепостью выглядит утверждение Белова, что «только в судороге предсмертных дней мужа (как изящно выражается автор. – И.В.) Анна Григорьевна перепутала, когда приходил Майков – 25-го или 26-го января». Ибо в главе «Последние минуты», составленной «общими силами очевидцев», совершенно недвусмысленно сказано, что, когда О. Ф. Миллер 25 января пришёл к Достоевскому, он застал там Н. Н. Страхова и А. Н. Майкова (Биография… С. 322). Трудно представить, чтобы четыре очевидца (а все они, включая самого Майкова, участвовали в составлении указанной главы) «в судороге предсмертных дней» перепутали дату визита.

Справедливости ради заметим, что тогдашний опекун семейства Достоевских, П. А. Карепин, всячески отговаривал будущего автора «Бедных людей» от подобного шага и согласился пойти на это только по настоятельному требованию самого Достоевского. Так что о позволении «обобрать себя» говорить не приходится.

Осколки. 1881. 3 января. № 1. (Стихи и картинки напечатаны на внутренней стороне обложки.)

М. А. Александров ошибочно относит этот визит к 24–25 января (См.: Русская старина. 1892. Май. С. 332).

Отсюда как будто следует, что первоначально (в рукописи) посылалась одна, по-видимому, наиболее рискованная глава. Ср.: «…Н. С. Абаза сказал ему:

– Нет, знаете… всё лучше, спокойнее, – отвечал Достоевский.

– Ну хотите, я вам сам прочту? – предложил г. Абаза.

Достоевский, конечно, согласился…» (Порядок. 1881. 3 февраля).

В предисловии к составленному им сборнику (где, в частности, воспроизведены многие тексты, впервые обнародованные нами в настоящей книге) С. В. Белов утверждает, что мы приняли Верочку «не за сестру писателя Верочку Иванову, а за жену его пасынка Павла Александровича Исаева» (Ф. М. Достоевский в забытых и неизвестных воспоминаниях современников. Санкт-Петербург, 1993. С. 17). Должны заметить, что ни в одном из трёх изданий «Последнего года» подобного утверждения нет. Полагаем, что «Верочка» – это крестница Достоевского, семилетняя дочь Павла Исаева (недаром их имена названы вместе). Очень сомнительно, что «Верочкой» Анна Григорьевна именует пятидесятидвухлетнюю сестру Достоевского Веру Михайловну. Тем более что последняя, как помним, посетила брата накануне и её визит закончился столь роковой для Достоевского ссорой. (О семействе П. А. Исаева см. подробнее: Игорь Волгин. Сага о Достоевских // Октябрь. 2009. № 2.), а также: Хроника рода Достоевских. Игорь Волгин. Родные и близкие. Москва, 2013. С. 1128–1167.

Достоевская А. Г. Указ. соч. С. 375. В позднейших изданиях Евангелия значится: «всякую правду».

Достоевский в забытых… С. 284. Приведём это маленькое разночтение, хотя вполне разделяем благородный пафос публикатора: «Не надо ни в чём подозревать или уличать женщину, которой Достоевский посвятил величайший роман мировой литературы “Братья Карамазовы”» (Там же. С. 19).

Новое время. 1881. 1 февраля. Ср.: «…В среду уже ему было много легче, он начал поправляться, шутил с детьми, читал газеты, но раздражительный вообще, вдруг на что-то рассердился, кровь горлом хлынула снова…» (Петербургская газета. 1881. 1 февраля).

Галаган Г. Я. Кончина и похороны Ф. М. Достоевского (В письмах Е. А. и М. А. Рыкачёвых) // Материалы и исследования. Т. 1. Ленинград, 1974. С. 289.

Достоевская А. Г. Указ. соч. С. 374. В своих воспоминаниях Анна Григорьевна ошибочно относит эти события не к среде, 28 января, а ко вторнику.

Следует признать ошибочным утверждение Любови Фёдоровны: «Достоевский не интересовался больше своим журналом…» (Достоевская Л. Ф. С. 98). Выходит, что интересовался – буквально до последнего дня.

Материалы и исследования. Т. 1. С. 287. Ср.: «Вчера (27 января. – И.В.)… он исповедался и причащался» (Новое время. 1881. 29 января).

Строго говоря, акта отлучения не было: определением Синода от 20–22 февраля 1901 года Толстой был объявлен «отпавшим» от церкви.

Об отношениях Достоевского и П. А. Исаева см.: Игорь Волгин. Хроника рода Достоевских. Родные и близкие. М., 2013. С. 1128–1167, а также Игорь Волгин. Сага о Достоевских // Октябрь. 2009. № 2.

Жизнь и труды… С. 322. Расшифровка стенографических знаков дана в примечании № 43.

Маркевич Б. Несколько слов о кончине Ф. М. Достоевского // Московские ведомости. 1881. 1 февраля.

Отходную, как уже говорилось, читал духовник Достоевского о. Николай (Вирославский). «О. Николай мне рассказывал, – свидетельствует Н. А. Лейкин, – что Достоевский испустил последний вздох именно в тот момент, когда были произнесены последние слова отходной» (Петербургская газета. 1881. 1 февраля. См.: Материалы и исследования. Т. 11. С. 270).

Народоволец А. И. Баранников в его письмах. Москва, 1935. С. 9.

Дейч Л. Валерьян Осинский (К 50-летию со дня казни) // Каторга и ссылка. 1929. № 5 (54). С. 18.

Фигнер В. Портреты народовольцев // Фигнер В. ПСС в 7 томах. Т. 5. Москва, 1932. С. 323–324.

Ивановская П. С. Первая типография «Народной воли» // Каторга и ссылка. 1926. № 3 (24). С. 48.

«Все считали его красавцем за его богатырское сложение и выражение лица (! – И.В.), – пишет сестра его жены Е. Н. Оловенникова. – Эти внешние привлекательные черты соединялись в нём с необыкновенной смелостью и способностью быстро ориентироваться. Однажды не успели мы опомниться, как он ухватил и помчал нас с Гесей Гельфман и ещё одной подругой на публичный бал в Художественном клубе. У нас, как говорится, поджилки тряслись, когда наш нелегальный кавалер, разодетый франтом, в чёрном сюртуке, как светский лев, поднимался с нами в зал по лестнице, уставленной цветами» (Деятели СССР и революционного движения России. Москва: Советская энциклопедия, 1989. С. 176). Баранников, как помним, любил переодевания.

Заметки о процессе двадцати // Былое. 1906. № 1. С. 288.

Цит. по кн.: Прибылёва-Корба А. П., Фигнер В. Н. Народоволец Александр Дмитриевич Михайлов. Ленинград, 1925. С. 204, 206.

См.: Процесс 20-ти народовольцев в 1882 г. Ростов-на-Дону, 1906. С. 120. Баранников, как уже отмечалось, лишь нашёл нужным сказать, что он не имел намерения убить спутника Мезенцова – подполковника Макарова (см. Гл. I).

Там же. Л. 2. Отметим, что подлинник завещания заметно отличается от опубликованного текста (ср. в кн.: Литература партии «Народная воля». Москва,1907; перепечатано в кн.: Жуковский-Жук И. Александр Иванович Баранников. Москва,1930; Народоволец А. И. Баранников в его письмах).

А. Д. Михайлов пишет из тюрьмы: «Милый Баранников огорчён чрезвычайно, у него чуть не слёзы на глазах – он хотел смерти… Его как водой окатили, сохранив ему жизнь» (Письма народовольца А. Д. Михайлова. Собрал П. Е. Щеголев. Москва, 1933. С. 210).

Всем приговорённым к повешению смертная казнь была заменена пожизненной каторгой (кроме Суханова, который, как офицер, был расстрелян).

Баранников умер 6 августа 1883 года (в пятую годовщину покушения на Мезенцова) в Петропавловской крепости – от скоротечной чахотки. Знаменательно, что, находясь под следствием, он в письмах к домашним придумал себе эту болезнь (чтобы облегчить для них весть о неминуемом, как он полагал, смертном приговоре): тогда ещё он был абсолютно здоров.

Шкловский В. Сомнения Фёдора Достоевского // Красная новь. 1933. Декабрь. С. 138–152; Шкловский В. За и против. Москва, 1957. С. 251–255.

Уже после завершения настоящей книги мы познакомились с публикацией В. А. Твардовской «На углу Кузнечного и Ямской» (Литературная газета. 1982. 3 ноября), где автор на основании материалов следственного дела (сами документы в публикации не приводятся) высказывает ряд интересных наблюдений. Поиски Твардовской, несмотря на некоторые фактические ошибки и неточности, представляются шагом в правильном направлении.

Фроленко М. Ф. Заметки семидесятника. Москва, 1927. С. 68. Цитируя это место, Шкловский допускает две неточности (см.: За и против. С. 251): 1) речь у Фроленко идёт не о «весенних днях 1881 г.», а о январе; 2) говоря «они шли», Фроленко подразумевает не себя и Баранникова, как полагает Шкловский, а Баранникова и Колодкевича.

Указанные источники (главным образом микрофильмы) были изучены нами летом 1982 г. (о чём, разумеется, есть соответствующие записи в архивных листах использования). Результаты наших разысканий были впервые доложены на заседании кафедры истории русской журналистики и литературы факультета журналистики МГУ в октябре 1982 г., а также на ежегодной конференции в Литературно-мемориальном музее Достоевского в Ленинграде и на чтениях в Старой Руссе. Таким образом, публикация глав настоящей книги, по словам одного исследователя, «грянувшая» в журнале «Дружба народов» № 1, 1984 и № 7, 1985, а ещё раньше, добавим, в «Новом мире» № 11, 1981 и др., была предварена рядом сообщений, которые не остались секретом для научного сообщества (ср. позднейшее, к сожалению, довольно невнятное воспроизведение этого сюжета: Федоренко Б. В. Гибель Достоевского // Статьи о Достоевском. 1971–2001. Санкт-Петербург, 2001. С. 187–277).

Процесс шестнадцати террористов (1880 г.). Санкт-Петербург, 1906. С. 228.

Баранников, само собой, не стал объяснять полицейским, что Захар – одна из конспиративных кличек А. Желябова, которому, как можно предположить, и принадлежали указанные галоши. К чести полиции они были возвращены Баранникову – разумеется, без приобщённых к делу букв «З».

Таким образом, выясняется, что подлинное имя соседа Достоевского, равно как и его «псевдонимы», лично известны императору.

Приведём неизвестный ранее документ от 17 июня 1880 г. (канцелярия московского обер-полицмейстера) о розыске государственных преступников А. Михайлова и А. Баранникова, где в частности – с полицейской точки зрения – даётся описание последнего: «Баранников 22-х лет, роста около 2-х аршин 8 вершков, брюнет, глаза и брови чёрные, нос прямой, подбородок круглый, лицо белое, смугловатое, сложения плотного, голос имеет довольно грубый и сильный, зад значительно выдаётся. Он имеет мать Елизавету Иванову, родом грузинку; брата Василия 30-ти лет, бывшего капитана 501 артиллерийской бригады, а ныне служащего в Болгарской армии; сестру Надежду, находящуюся в замужестве за Путивльским нотариусом Якубовичем, и меньшую Марию 19 лет, девицу, живущую при матери в г. Путивле, в собственном доме. У Баранниковых имеется земля, в количестве 102-х десятин, в разных дачах недалеко от Путивля. Александр Баранников окончил курс наук в Орловской военной гимназии в 1875 г. <…> Баранников и Михайлов, как оказалось, уже давно весьма близкие между собой, и последний, приобретя сильное влияние на первого, находясь с ним во время каникул в Путивльском уезде неразлучно, уговаривал не поступать в военное училище, так что только усиленные просьбы родных Баранникова успели склонить его на поступление в Павловское военное училище, откуда он, выйдя в Апреле 1876 года, неизвестно куда скрылся (то есть версия «о проруби» официально не подтверждается. – И.В.). <…> К вышеизложенному необходимо присовокупить, что родная тётка Баранникова была в замужестве за умершим в Путивльском уезде Коллежским Советником Петром Захаровичем Тюряковым, фамилией которого, по всему вероятию, Баранников и воспользовался, назвавшись Тюриковым. Причём Тюряковых хотя имеется два сына, но оба они находятся на лицо и подозрений на себя ничем не навлекают» (ЦИАМ. Ф. 46. Оп. 1. Д. 1405. Л. 22 об. – 23 об.).

ГАРФ.Ф. 112. Оп. 1. Д. 504. Л. 239–240. Протокол № 83. Указанного в документе предписания № 180 нет в деле. Естественно, что после появления постановления № 22 об обыске у Баранникова, вынесенного задним числом, предписание № 180 становится излишним и изымается из дела. Получается, что решение об обыске выносилось трижды (Секретным отделением градоначальства, начальником жандармского управления и следователем по делу).

Разумеется, шутка. Приходится сделать эту вынужденную оговорку, поскольку некоторые критики сочли возможным всерьёз обсуждать «предложенную гипотезу».

Литературная газета. 1982. 3 ноября. Эта расшифровка (а также её смысл) были известны нам при первой публикации настоящей книги (Игорь Волгин. Последний год Достоевского. Москва, 1986. С. 560. Прим. 43). Но ввиду того, что текст расшифровки тогда не был опубликован, мы не сочли возможным привести его в печати. Ныне цитируем фразу полностью: «Вечер ходил гулять, а затем [было дело]» (Ф. М. Достоевский в забытых… С. 280. Слова в квадратных скобках записаны стенографически.) Комментатор этой записи отмечает, что под «делом» Анна Григорьевна подразумевает посещение её мужем туалета (Там же. С. 313).

РГАЛИ. Ф. 212. Оп. 1. Ед. хр. 146. Л. 68 об., 48 об. Именно так расположены в записной тетради Анны Григорьевны цитируемые тексты. Однако трудно сказать, какой текст появился раньше, ибо тетрадь могла заполняться не в строгой последовательности.

В неопубликованной части своих воспоминаний Анна Григорьевна говорит о том, как она была испугана и возмущена, когда после 1 марта получила по почте прокламацию Исполнительного комитета. Воспоминательница негодует, что «какие-то злодеи могут считать меня солидарной с их гнусными решениями». Анне Григорьевне явилась даже мысль, не подвергает ли она себя опасности ареста. Она поспешила представить послание «Народной воли» Победоносцеву^[1529].

Говоря в предыдущих изданиях настоящей книги о расположении квартиры Баранникова на одной лестничной площадке с квартирой Достоевского, мы ссылались на мнение Б. В. Федоренко, сообщённое нам его коллегами по Музею Достоевского. Впоследствии исследователь изменил свою точку зрения, склоняясь к тому, что квартира № 11 находилась не на втором, а на третьем этаже (См.: Федоренко Б. В. Указ. соч. С. 276). У нас нет оснований не доверять этой версии.

Подробнее см.: Троицкий Н. Подвиг Николая Клеточникова // Прометей. Т. 9. Москва, 1972. С. 57–76.

Фигнер В. Запечатлённый труд. Т. 1. Москва, 1964. С. 258.

Другая свояченица Баранникова – Елизавета Николаевна Оловенникова – накануне 1 марта находилась в числе лиц, следивших за выездами государя. После казни Александра II она была арестована и должна была судиться вместе с Баранниковым (по «делу 20-ти»), но впала в продолжительное душевное расстройство и много лет провела в лечебнице для душевнобольных. Умерла она в 1932 году. Что касается Натальи Николаевны Оловенниковой, то её судьба не менее трагична: она вскоре тоже заболела – и неизлечимо.

ГАРФ.Ф. 112. Оп. 1. Д. 504. Л. 342–342 об. Протокол № 122.

Двукратное указание Клеточникова на употребление им при встречах с «весельчаком и жуиром» Алафузовым горячительных напитков заставляет вспомнить шутливое замечание Льва Тихомирова: «…революционеры считали его (Клеточникова. – И.В.) очень сдержанным человеком и упрекали за буржуазную жизнь. И в самом деле он был очень тонкий знаток крымских вин и играл в карты»^[1530] Этот любитель «буржуазной жизни», заявивший на предварительном следствии, что он служил социалистам за деньги, не только не брал у партии ни копейки, но ещё ухитрялся передавать для её нужд небольшие суммы из своего более чем скромного жалованья (крупного повышения служебного оклада – до 1500 р. в год – Клеточников удостоился только 1 января 1881 года, то есть за месяц до своего ареста).

По свидетельству Ф. А. Марейнис-Муратовой, Баранников и Кибальчич были основными работниками в конспиративной мастерской на Забалканском проспекте, где осенью 1880 г. изготовлялся нитроглицерин (Деятели СССР и революционного движения России. С. 163).

Прибылёва-Корба А. П. «Народная воля». Воспоминания о 1876–1880 гг. Москва, 1926. С. 50.

ГАРФ.Ф. 112. Оп. 1. Д. 504. Л. 381. Отношение начальника Секретного отделения петербургского градоначальства в Главное жандармское управление от 3 февраля 1881 г.

ГАРФ.Ф. 112. Д. 504. Л. 253–254. Таким образом, утверждение В. Шкловского, что по прибытии полиции к Баранникову «в комнате спал незнакомый человек» (Красная новь. 1933. Декабрь. С. 143), остаётся в пределах художественного вымысла: «незнакомый человек» явился позднее.

Там же. Д. 507. Л. 212. Кстати, указание Фроленко на квартиру Достоевского, где якобы проживал Баранников, – не единственное. Ср.: «26 января на квартире Баранникова (он жил под фамилией Алафузова… у писателя Ф. М. Достоевского) арестован был Н. Н. Колодкевич» (Тютчев Н. С. К арестам в связи с 1-м марта 1881 г. // Тютчев Н. С. Революционное движение 1870–1880 гг. Статьи и воспоминания. Москва, 1925. Ч. I. С. 137). Ср. с прим. 188 к настоящей главе.

Красная новь. 1933. Декабрь. С. 152. К сожалению, В. Шкловский не даёт ссылки на этот документ. Нам пока не удалось обнаружить его в архивохранилищах.

Там же. С. 143. См. также: Шкловский В. За и против. С. 254.

По свидетельству одной из народоволок, на вечеринке, устроенной под новый 1881 год в динамитной мастерской на Забалканском проспекте, было «так весело, что все смеялись. Под конец настолько развеселились, что принялись плясать, причём сняли ботинки, чтобы не производить шума, а Геля Гельфман наигрывала на гребёнке. Помню, я не плясала и не могла отделаться от вопроса: кто из пляшущих доживёт до следующего Нового года… Воображение накидывало саван то на одного то на другого из плясавших мужчин: женщин-революционерок в те времена ещё не подвергали смертной казни» (Деятели СССР и революционного движения России. С. 164).

Как явствует из протокола осмотра бумаг Григорьевой, подвергались прочтению письма её мужа из Гонконга. Кроме того, «в пакете находилась различная переписка и фотографические карточки, не имеющие никакого значения для дела». 29 января было заключено: ввиду того, что Григорьева и ряд других подвергшихся обыску лиц «при настоящем положении дела <…> не навлекают на себя никаких обвинений <…> лиц этих в качестве обвиняемых не привлекать к настоящему дознанию».

Правда, Анна Григорьевна говорит о «вечной ходьбе». Но засада сидит у Баранникова уже двое суток, так что «ходьба» могла представляться достаточно долгой.

Ф. М. Достоевский. Материалы и исследования. Ленинград, 1935. С. 52.

Для того чтобы отправиться на войну, Анне Павловне пришлось порвать с мужем, крупным железнодорожным служащим и удачливым биржевым игроком В. Ф. Корбой, который, по её словам, крайне тяжело переживал их расставание. «Жизнь, посвящённая одному человеку, – заявляет она, – была для меня невозможна в то время, как я хотела служить целому народу» (Деятели СССР и революционного движения России. С. 203).

2 августа 1885 г. Анна Григорьевна просит Страхова поискать в его бумагах письмо «одной особы» к О. Ф. Миллеру: «Письмо писано в 1881 или 1882 году, адресовано Оресту Фёдоровичу. В письме одна госпожа заверяет, что у неё есть много писем Фёдора Михайловича, но что они забраны III Отделением во время обыска, бывшего у особы по такому-то делу. Особа просит Ореста Фёдоровича как биографа достать означенные письма из III Отделения…» (Литературное наследство. Т. 86. С. 552–553.) Об этих письмах ничего не известно.

Ф. М. Достоевский. Материалы и исследования. Ленинград, 1935. С. 52.

Соблазнительно, конечно, увлечься сходством фамилий квартирной хозяйки и Корбы (по второму мужу): Прибылова – Прибылёва. Но это скорее всего одна из тех случайностей, которые так любит подстраивать судьба.

ГАРФ.Ф. 112. Оп. 1. Д. 504. Л. 480–481 об. Протокол № 190.

Там же. Л. 435. Протокол № 200. В. Бомбина показала, что Клеточников бывал у Алафузова «довольно часто, в неделю раза 2 или 3» (Там же).

«Трудно перечислить, – пишет В. А. Твардовская, – всех возможных посетителей народовольческой квартиры… Практически ими могли быть все руководители организации, находившиеся в Петербурге…» (Литературная газета. 1982. 3 ноября.) Думается, что не «практически», а скорее теоретически, ибо в действительности количество посетителей было ограниченно. Свидетели называют только четырёх лиц – Клеточникова, Колодкевича и «даму-брюнетку», а также некоего блондина с бородкой, «похожего на купца» (см.: ГАРФ.Ф. 112. Оп. 1. Д. 504. Л. 481–481 об., 494–494 об. Протоколы № 190 и 200). На купца был похож А. Д. Михайлов.

См.: Архив «Земли и воли» и «Народной воли». Предисл. С. Волка. Москва, 1932. С. 26.

Через несколько лет Л. А. Тихомиров отказался от своих убеждений, написал покаянное письмо царю, получил прощение и вернулся в Россию, где стал одним из деятельных сотрудников «Московских ведомостей».

Тихомиров Л. Заговорщики и полиция. Москва, 1930. С. 146.

«Несколько месяцев, – свидетельствует А. П. Корба, – я переписывала на папиросную бумагу сведения Клеточникова, которые сохранились в архиве “Народной воли”» (Деятели СССР и революционного движения России. С. 207).

Письма народовольца А. Д. Михайлова. Собрал П. Е. Щеголев. Москва, 1933. С. 136.

См.: Архив «Земли и воли» и «Народной воли». С. 252.

Этот адрес Баранникова и Корбы до сих пор не был отмечен в литературе (см.: Барабанова А. И., Ямщикова Е. А. Народовольцы в Петербурге. Л., 1984). Дом № 5/2 по Кузнечному переулку указан в «Билете А. П. Корбы», в котором зафиксированы места её жительства осенью 1879 г. К сожалению, из документа нельзя заключить, когда именно Корба вселилась и когда покинула дом 5/2. Но если в феврале 1880 г. (взрыв в Зимнем дворце) она жила в Кузнечном переулке, то воображаемый разговор у магазина Дациаро действительно мог быть не таким уж «воображаемым». (Подозрения на этот счёт, отнесённые В. Б. Шкловским к Баранникову, следовало бы адресовать совсем другому лицу.) «Новелла» Достоевского («сейчас Зимний дворец будет взорван») поражает тем сильнее, если вспомнить, что как раз в это время Корба не только мирно жительствует в доме 5/2 на Кузнечном, но и принимает живейшее участие в специфической деятельности подпольной мастерской (Большая Подьяческая, 57), которая и поставила «динамит к юбилею». Разумеется, всё это можно по-прежнему объяснять слепой случайностью. Однако не начинает ли количество совпадений превышать «критическую массу»?

Прибылёва-Корба А. П. Несколько слов о Н. В. Клеточникове.

Былое. 1906. № 1. С. 274. В своих воспоминаниях Корба отмечает позднейшую реакцию А. В. Якимовой, судившейся по «процессу 20-ти»: «Когда Анна Васильевна узнала, что открытку писала я, мы обе посмеялись над тем, что мой почерк похож на почерк Желябова» (Прибылёва-Корба А. П. Несколько слов о Н. В. Клеточникове // Каторга и ссылка. 1934. № 5–6. С. 152).

Надо полагать, память изменила Корбе ещё в одном случае. Сомнительно, чтобы она оставляла Клеточникову предупреждающую записку (иначе зачем было дублировать её открыткой?). Если бы записка была оставлена 27-го, Клеточников не пошёл бы к Колодкевичу; если же – 28-го, то она (записка) непременно попала бы в руки полиции и фигурировала в деле.

Именно последнюю дату указывает А. П. Прибылёва-Корба в другой своей публикации (См.: Архив «Земли и воли» и «Народной воли». С. 40).

Кстати, по представлению, очевидно распространенному среди тогдашних членов Исполнительного комитета, Клеточников был арестован не на квартире Колодкевича (как это произошло в действительности), а именно в Кузнечном переулке: «25 января (так! – И.В.) 1881 года Клеточников отправился к Баранникову. Он посмотрел на знак безопасности, но все было в порядке. Он входит, звонит. Дверь открывают агенты полиции» (Тихомиров Л. Заговорщики и полиция. С. 146). Ср.: «26 января… на квартире Баранникова задержан Клеточников…» (Фигнер В. Запечатлённый труд. Т. 1. С. 258). Итак, по крайней мере четыре видных народовольца – Фроленко, Н. Тютчев, Л. Тихомиров и В. Фигнер – связывают январские аресты с интересующим нас адресом. Ср. с прим. 142 к настоящей главе.

Цит. по кн.: Революционное народничество семидесятых годов XIX века. Т. II. Ленинград, 1965. С. 288.

ГАРФ.Ф. 112. Оп. 1. Д. 504. Л. 325. Следует поэтому признать ошибочным указание, что Клеточников был задержан 30 января (см.: Литературная газета. 1982. 3 ноября).

Можно также допустить, что у Анны Григорьевны не было сознательного желания скрыть от потомства развернувшиеся вокруг квартиры № 11 события: просто она не считала их событиями.

Дмитриева В. И. Так было (Путь моей жизни). Москва – Ленинград, 1930. С. 183.

Кони А. Ф. Воспоминания о писателях. Ленинград, 1965. С. 240.

Давыдов В. М. Рассказ о прошлом. С. 380. В комментариях к письму М. А. Рыкачёва утверждается, что его свидетельство о посещении Победоносцевым дома на Кузнечном «по-видимому, ошибочно» (Материалы и исследования. Т. 1. С. 289). Между тем подобное указание абсолютно достоверно: помимо Рыкачёва и Давыдова об этом говорит сам Победоносцев (см.: Литературное наследство. Т. 86. С. 534), а также сообщает пресса (см.: Порядок. 1881. 30 января).

Там же. Л. 22. По свидетельству академика Д. С. Лихачёва, указанный И. С. Семёнов являлся его дальним родственником (тестем его деда, по второму браку). Впоследствии дед Д. С. Лихачёва также был старостой Владимирской церкви (Лихачёв Д. С. Род Лихачёвых // Лихачёв Д. С. Избранное: Воспоминания. Санкт-Петербург. 1997. С. 9–19).

Письма И. П. Павлова к невесте // Москва. 1959. № 10. С. 175.

Достоевская А. Г. Указ. соч. С. 383. Этот факт был отмечен и прессой (см.: Новое время. 1881. 31 января). Отмечено также изъявление сочувствия со стороны великой княгини Александры Иосифовны (матери Константина и Дмитрия Константиновичей) и присылка венка Евгенией Максимилиановной, принцессой Ольденбургской, как помним, лично знавшей Достоевского (См.: Голос. 1881. 31 января).

Заметим, что в отчёте чиновника, посетившего Анну Григорьевну утром 29 января, ни словом не упоминается о её отказе от предложенной единовременно суммы. «Вдова покойного, – говорится в документе, – с особенною благодарностью примет пособие на воспитание детей» (ЦГИА.Ф. 1282. Оп. 2. Ед. хр. 1918. Л. 2).

Цит. по работе: Достоевский и Победоносцев // Красный архив. 1922. Т. 2. С. 252. В указанном письме к Лорис-Меликову, написанном в то же утро, 29 января, Победоносцев утверждает, что у его «большого приятеля» – «4 или 5 детей». (Что свидетельствует о степени его осведомлённости. Чиновник, утром 29 января посланный Лорис-Меликовым в семейство покойного, доставил куда более точные сведения – вплоть до возраста детей.) Возможно, впрочем, что такое преувеличение, равно как и указание на то, что Достоевский оставил семейство «в бедности», было направлено ко благу: «Не сочтёте ли, добрейший граф, приличным и благовременным обратить на это милостивое внимание Государя Императора. Смею думать, что было бы достойно и праведно – теперь пособить жене его на похороны, а потом дать семейству от щедрот монарших пенсию на прожиток» (Цит. по: Федоренко Б. В. Указ. соч. С. 268–269). Если верить камер-фурьерскому журналу, приезд Лорис-Меликова к государю 29 января не отмечен (но зафиксированы его доклады – в присутствии наследника престола – 28-го и 30-го. (Там же. С. 268.) С другой стороны, нет оснований сомневаться в информированности цесаревича.

К. П. Победоносцев и его корреспонденты. Письма и записки. Т. 1 (Novum regnum), полутом 1. Москва – Петроград, 1923. С. 43.

В письме М. А. Рыкачёва А. М. Достоевскому сообщается, что весть о пенсии и повелении государя в случае её желания принять детей в одно из учебных заведений на казённый счёт привёз Анне Григорьевне Победоносцев – ещё 29 января. «Она бросилась сообщить об этом Фёдору Михайловичу и тут же опомнилась, что нет уже его!»^[1531] Победоносцев писал Каткову: «Почтенный Фёдор Михайлович мне, так сказать, завещал заботу о семье, и сам нередко мне про это говаривал…»^[1532] Очевидно, Достоевский понимал, что в случае его смерти обер-прокурор Святейшего синода, тайный советник и член Государственного совета (иными словами, самый влиятельный из его знакомых) сможет легче, чем кто бы то ни было, добиться реальной помощи семье. Этот посмертный «план» осуществился: Победоносцев стал официальным опекуном его детей.

Сообщение о пенсии было немедленно опубликовано крупнейшими петербургскими газетами (См.: Новое время. 1881. 31 января; Голос. 1881. 31 января). Приведём благодарственное письмо Анны Григорьевны императору Александру II, написанное в первой половине февраля 1881 г.:

Из глубины души желаю, но не в силах выразить Вашему Императорскому Величеству беспредельную благодарность за великую милость, которую благоугодно было Вам явить мне и осиротевшим моим детям. Верую, что и усопший, незабвенный муж мой, живый у Господа Бога, вместе со мною и с ними молится о Вашем благоденствии. Он пострадал много, но безропотно, в самом страдании своём почерпая веру в Божественное провидение. Господь да поможет детям моим последовать примеру отца, а мне возрастить в них завещанные родителем веру, горячую любовь к Отечеству и верную преданность власти царской и Вашему Величеству, Благодетелю нашему и всей России» (Цит. по: Федоренко Б. В. Указ. соч. С. 267).

Кстати, из тех, кто похоронен на Волковом кладбище, ни Белинский, ни Добролюбов, ни Писарев не могут, строго говоря, считаться «врагами» Достоевского: все они – пусть с оговорками – дали в своё время высокую оценку его творчеству.

Достоевская А. Г. Указ. соч. С. 383. После отказа Новодевичьего монастыря дать место Анна Григорьевна предполагала похоронить мужа на Охте, рядом с могилой их младшего сына Алёши, хотя Охтинское кладбище никогда не нравилось Достоевскому.

Богданович А. В. Три последних самодержца. Москва – Петроград, 1924. С. 43. Генерал-майор Е. В. Богданович обладал весьма сомнительной репутацией («авантюрист и жулик» по характеристике историка П. А. Зайончковского). Его услугами пользовался Лорис-Меликов, «предполагая и впредь возлагать на г-на Богдановича исполнение некоторых особых поручений» (см.: Зайончковский П. А. Кризис самодержавия… С. 193).

Голос. 1881. 31 января. Ср.: «Говорят, митрополит сам предложил церковь Святого духа в Лавре, чтобы поставить там тело Достоевского и уж прямо оттуда и хоронить, что и было принято» (Петербургская газета. 1881. 1 февраля).

Богданович А. В. Три последних самодержца. С. 44.

Опочинин Е. Н. Беседы с Достоевским // Звенья. Т. 6. С. 470.

Богданович А. В. Три последних самодержца. С. 44.

«При мне приходили уведомить Анну Григорьевну, – пишет Е. А. Рыкачёва, – чтобы она не хлопотала об месте на кладбище, так как какое-то общество (я не разобрала – какое) берётся выхлопотать место даром в Александро-Невской лавре и просит Анну Григорьевну ни о чём не заботиться и ни о чём не просить…»^[1533] Это свидетельство относится к 29 января. Таким образом, «уламывание» лаврского начальства взяло целые сутки.

М. Е. Салтыков-Щедрин писал Н. К. Михайловскому: «Не возьмёте ли Вы на себя труд присутствовать на похоронах Достоевского. Я лично не могу, ибо вскоре сам надеюсь последовать туда же, а если совсем уж никого не будет от “Отечественных записок”, то неловко»^[1534].

Богданович А. В. Три последних самодержца. С. 44. Ср.: «Был даже пущен слух, что кто-то собирается нести кандалы. Конечно, ни кандалов, ни демонстраций никаких не было, а была только давка» (Дело. 1881. № 2. С. 163).

С.-Петербургские ведомости. 1881. 1 февраля. Ср. другие источники: «Таков был порядок шествия, не нарушаемый ни полициею, ни жандармами, которых было только шесть человек: всё было чинно» (Фёдор Михайлович Достоевский. Биография. Его сочинения. Последние минуты его жизни. Проводы тела, похороны его и овации русского общества. Москва: Изд. А. В. Хлебникова, 1881. С. 34). «Полиция почти не вмешивалась. Публика сама соблюдала порядок, образуя цепи, оберегавшие строй процессии» (Новое время. 1881. 1 февраля).

Богданович А. В. Три последних самодержца. С. 44.

Победоносцев и его корреспонденты. Т. 1. Полутом 2. С. 556–557. Ср.: «Долго Петербург говорил об этих похоронах, а правительство, обеспокоенное их демонстративным характером, ответило на это запрещением нести венки за гробом, так что на тургеневских похоронах их уже везли на особых колесницах» (Дмитриева В. И. Так было. С. 186–187). «Вчера произведена репетиция для каких-нибудь грядущих уличных похоронных или иных демонстраций. По случаю смерти Достоевского сочинена была для выноса тела в Александро-Невскую лавру обширная программа, и всевозможные училищные и другие элементы введены в состав процессии» (Дневник П. А. Валуева. С. 142).

Богданович А. В. Три последних самодержца. С. 44.

Дмитриева В. И. Так было. С. 186. Ср.: «На вопросы некоторых старушек: “Кого это хоронят?” – студенты демонстративно отвечали: “Каторжника”» (Литературное наследство. Т. 86. С. 341).

Достоевская Л. Ф. С. 103. Слова Любови Фёдоровны подтверждаются другим, заслуживающим доверия источником: «У ворот Лавры вышли навстречу воспитанники духовного училища и духовной семинарии; духовенство в полных облачениях, во главе настоятеля лавры, архимандрита о. Симеона, и ректора духовной академии о. Янышева, с монастырской братией и лаврскими певчими» (Биография… С. 89 – третья пагинация).

Материалы и исследования. Т. 1. С. 294. «Говорят, – добавляет Тюменев, – чуть было в тесноте не задавили маленькую дочь Фёдора Михайловича…» (Литературное наследство. Т. 86. С. 342.)

НИОР РГБ. Ф. 93. Разд. III. Карт. 5. Ед. хр. 12 (Материалы, относящиеся к погребению).

Между прочим, автор письма говорит, что «происходил страшный скандал у церкви, и стёкла выбиты, и на паперти гвалт, крик как в кабаке» (Там же). Эти подробности не встречаются более ни в одном источнике.

Петербургская газета. 1881. 30 января. По Петербургу распространился слух, что автором этого некролога был Н. С. Лесков, против чего последний решительно протестовал в письме А. С. Суворину (См.: Литературное наследство. Т. 86. С. 606).

Мысль. 1881. Февраль. С. 228. Пока же реакция «Европы» ограничилась присылкой в одну из газет «сочувственного письма», написанного неким «лектором английского языка» (см.: Порядок. 1881. 2 февраля).

Арсеньев А. На смерть Достоевского // Новое время. 1881. 2 февраля.

Барт Н. На смерть Достоевского // Новое время. 1881. 31 января.

Висковатый П. Памяти Достоевского // Русь. 1881. 7 февраля. Обращает на себя внимание имя автора. П. Висковатый – не тот ли это Павел Александрович Висковатов, на которого как на источник сплетни «о девочке» ссылается Страхов в своём письме к Л. Н. Толстому от 28 ноября 1883 г.?

А. В. Мещерский ухитрится выпустить в 1880-е гг. нелепейшую поэтическую книжку, которая тем не менее выдержит два издания. Приведённое стихотворение кн. Мещерского не попало в печать из-за противодействия столичной цензуры – как «по оскорбительности его для памяти известного писателя, заблуждения молодости которого, искупленные тяжким наказанием, были прощены правительством… так и по резкости тона и изложения, возбуждающей политические страсти» (Звенья. Т. 6. С. 791–792).

У А. Желябова, кстати, при обыске и аресте был обнаружен «Дневник писателя». Единственный выпуск на 1880 г. То есть – Пушкинская речь с обширным авторским комментарием. Достоевский пребывает в поле зрения «человеков из подполья».

Достоевская А. Г. Указ. соч. С. 388. Анна Григорьевна ошибочно (вероятно, описка) относит это к 30 января.

Круглов А. В. Пёстрые странички // Исторический вестник. 1895. Ноябрь. С. 483.

ГАРФ.Ф. 112. Оп. 1. Д. 504. Л. 475. Напомним, что Баранников не видел мать с августа 1875 г. «Вдова капитана» Е. И. Баранникова, очевидно, была неграмотна (или плохо знала русский язык), т. к. протоколы допросов подписывала за неё дочь. После очной ставки с матерью Баранников впервые подписался своим настоящим именем.

Игорь Волгин. Екатерининский канал. Достоевский: свидетель цареубийства. М., 2017.

См. в кн.: Благой Д. От Кантемира до наших дней. Москва, 1979. С. 349.

Литературный журнал. 1881. № 7. Стб. 609. Кстати, Алексей Фёдорович «второго» романа должен был, если верить «Новороссийскому телеграфу», стать сельским учителем. Сельским учителем был одно время и стрелявший в царя А. Соловьёв.

Зайончковский П. А. Кризис самодержавия на рубеже 1870–1880 гг. Москва, 1964. С. 188–189.

См.: Гроссман Л. П. Семинарий по Достоевскому. С. 47.

Хейфец М. И. Вторая революционная ситуация… С. 94.

Герцен А. И. Собрание сочинений в 30 томах. Т. 29. Кн. I. С. 284.

Полярная звезда на 1857 г. Лондон, Вольная русская книгопечатня, 1857. С. 2.

М. М. Стасюлевич и его современники в их переписке. Т. 3. С. 182.

Розанов В. Вечная память // Русское обозрение. 1896. Октябрь. С. 634.

Пушкин А. С. Полное собрание сочинений. Т. 7. С. 60–61.

Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений. Т. 47. С. 37.

С. У. <С. И. Уманец>. Мозаика. Из старых записных книжек // Исторический вестник. 1912. № 12. С. 1031.

Ф. М. Достоевский как проповедник христианского возрождения и вселенского православия. Москва, 1908. С. 35.

Дневник писателя. 1880. Август. Две половинки…

Валуев П. А. Дневник. 1877–1884. Петроград, 1919. С. 128.

Цит. по кн.: Л. Н. Толстой. Биография… Т. 2. Часть V. С. 380.

Переписка Л. Н. Толстого с Н. Н. Страховым. С. 240.

Московские ведомости. 1881. 30 января. Очевидно, в этот день Достоевским было написано ещё одно письмо – к графине А. Е. Комаровской (которое, кстати, упомянуто в записях Анны Григорьевны, но до нас не дошло): фраза из него – что автор «чрезвычайно занят своим изданием, но к среде 29-го надеется освободиться» и быть у графини, – цитируется адресаткой в одном обнаруженном нами источнике (см.: Игорь Волгин. Колеблясь над бездной. Достоевский и императорский дом. Москва,1998. С. 422).

Тихомиров Л. Заговорщики и полиция. Москва, 1930. С. 133.

Салтыков-Щедрин М. Е. ПСС. Т. 19. Кн. I. Москва, 1976. С. 201.

Примечания книги: Последний год Достоевского - читать онлайн, бесплатно. Автор: Игорь Волгин

Онлайн книга - Последний год Достоевского