Примечания книги: Человек системы - читать онлайн, бесплатно. Автор: Георгий Арбатов

1

Один из них, так сказать, мой «подельник» – проходивший по одному со мной партийному делу Борис Манойлович Афанасьев, болгарский революционер и советский разведчик, изгнанный в 1948 году из разведки и потому оказавшийся в издательстве. Когда умер Сталин, его пригласили на прежнюю работу. Он вскоре, правда, вышел в отставку и еще много лет – вплоть до смерти – работал заместителем редактора журнала «Советская литература». В 1954 году он мне рассказал, что по своей короткой «второй» работе в КГБ достоверно знает: в начале 1953 года были получены предписания увеличить в связи с предстоящим «наплывом» заключенных «емкость» тюрем и лагерей и подготовить для перевозки заключенных дополнительное количество подвижного железно дорожного состава. По его же словам, разрешение бить и пытать подследственных, после 1937 года в течение многих лет остававшееся в основном «монополией» центра, было снова дано всем. Словом, в последние месяцы жизни Сталина карательный аппарат готовился к новой волне массовых репрессий.

2

Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 52. С. 272.

3

Правда. 1964. 19 мая.

4

Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 41. С. 88.

5

Он сам вскоре был безвинно арестован и казнен. Но я думаю, что, восстанавливая историческую правду, мы не можем не сказать правды, которая их не красит, и о людях, ставших невинными жертвами и мучениками.

6

Характерно, что в последние годы жизни Л.И. Брежнева (может быть, по инициативе того же М.А. Суслова) было официально запрещено направлять записки и иные материалы представителям руководства и работникам аппарата ЦК – все должно было направляться в адрес «ЦК КПСС», то есть в Общий отдел, который курировал К.У. Черненко. И уже там анонимные чиновники решали судьбу присланного материала – многое шло «в корзину», другое – в пару отделов ЦК, и лишь в отдельных случаях плод трудов ученых прорывался к руководству. Естественно, что это быстро ощутили научные коллективы, и у ученых был отобран даже и моральный стимул к работе, и, что хуже всего, – стимул не только писать записки, но и думать: зачем трудиться, если твои мысли никому не нужны?

7

Имеется в виду успешная поездка Н.С. Хрущева в США в 1959 году, породившая надежды (к сожалению, не сбывшиеся) на то, что удастся быстро покончить с холодной войной.

8

Time. 1969. 7 Febr. Р. 23.

9

Soviet Diplomacy and Negotiating Behavior: 1979–1988. New Tests For U. S. Diplomacy. GPO, 1988. P. 563–564.

10

Экземпляр рукописи, кстати, вскоре попал и к нам в консультантскую группу. Мы попытались помочь ее публикации, но, увы, безуспешно.

11

Среди советников нашей делегации родилась шутка: китайцы ждут из Пекина «новой порции цитат». Посмеиваясь над таким стилем работы, мы испытывали определенное чувство превосходства, рожденное недавно относительной (очень относительной) свободой мысли. Но мы были к китайским товарищам несправедливы, забывали, о чем кому-кому, а нам надо было помнить: в каких жестких, опасных условиях жили и работали тогда – при махровом культе личности, тоталитарной диктатуре – наши китайские коллеги. Почти все они вскоре – в годы «культурной революции» – оказались жертвами проработок, унижений и репрессий.

12

О причинах такой поспешности («Письмо» было опубликовано в разгар переговоров, дав китайской стороне повод 20 июля их прервать) можно только догадываться. Думаю, одной из них была горячность, импульсивность, нетерпимость Н.С. Хрущева, а другой – его и, наверное, ряда его коллег обеспокоенность, что китайское руководство делало все возможное для распространения своего письма в Советском Союзе, среди советских граждан, не говоря уж о других странах и партиях. Дело в том, что среди слабостей Хрущева был, по-моему, страх быть уличенным в отступлении от марксизма-ленинизма. Скорее всего, поэтому он поначалу решил вообще не публиковать в нашей печати китайское «Открытое письмо». Хотя официальная версия, естественно, другая – мы, мол, не публиковали «Открытое письмо» КПК, так как опасались, что это может испортить обстановку накануне встречи представителей обеих партий (но в разгар встречи все-таки опубликовали?).

13

Открытое письмо Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза. М., 1963. С. 34–35.

14

Открытое письмо Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза. С. 18.

15

В качестве типичного примера приведу сентенцию, силком втиснутую кем-то из редакторов в раздел о борьбе с ядерной угрозой, такую чуждую логике, как будто списанную у оппонентов в шедшем тогда споре и наспех переведенную на русский: «Разумеется, является бесспорным, что, если империалистические безумцы все же развяжут войну, народы сметут и похоронят капитализм» (с. 21). И это после того, как очень доходчиво доказывали, что при таком повороте дел и хоронить других будет некому…

16

Огонек. 1989. № 28. С. 31.

17

Мне рассказывали, как Н.С. Хрущев в один прекрасный день предложил М.А. Суслову стать председателем президиума Верховного Совета СССР (в то время пост сугубо церемониальный). И тот пришел в полное смятение, говорил с членами политбюро, убеждая их, что не может взять на себя такую ответственность (ее, личной ответственности, он, видимо, больше всего и боялся).

18

Сталин физически уничтожал своих противников и соперников. Хрущев разделывался с ними политически – выдвигал против них какие-то обвинения, правильные или нет – другой вопрос, громил их на пленумах, в закрытых письмах ЦК, организовывал соответствующую проpaботочную кампанию и т. д. Именно так он разделался с В.М. Молотовым, Г.М. Маленковым и другими представителями этой группы, маршалом Г.К. Жуковым; единственным исключением был арестованный и расстрелянный Берия, но это – особый случай. А Брежнев действовал по-аппаратному. Он вытеснил из руководства многих людей, не говоря уж о A.И. Микояне, судьба которого как человека, очень близкого к Хрущеву, была предрешена самим октябрьским пленумом.

19

Valenta I. Soviet Intervention in Czechoslovakia, 1968: Anatomy of a Decision. Baltimore, 1979.

20

См.: Тодорский А., Арбатов Г. Большое в малом // Коммунист. 1960. № 4, 5.

21

В вышедшем в начале шестидесятых годов шеститомном издании «История Великой Отечественной войны Советского Союза 1941–1945 гг.» написано: «С мая 1937 по сентябрь 1938 года подверглись репрессиям около половины командиров полков, почти все командиры бригад и дивизий, все командиры корпусов и командующие войсками военных округов, члены военных советов и начальники политических управлений округов, большинство руководящих политработников корпусов, дивизий и бригад, около трети комиссаров полков, многие преподаватели высших и средних военных учебных заведений» (т. 6, с. 124). В вышедшем в семидесятых годах двенадцатитомном издании «История Второй мировой войны 1939–1945 гг.» старательно избегали даже самого слова «репрессия», заменяя его другим – «обвинения». Так, во втором томе написано, что в «1937–1938 гг. вследствие необоснованных обвинений из армии было уволено (sic! – Г. А.) значительное количество командиров и политработников» (т. 2, с. 206). А далее указывалось, что жалобы уволенных якобы были рассмотрены и ошибки в значительной степени исправлены.

22

Не могу не сказать в этой связи о том, что в последние годы у нас начали появляться правдивые книги о войне, в том числе принадлежащие перу известных военные авторов. К ним относится, например, книга Д.А. Волкогонова «Триумф в трагедия: политический портрет И.В. Сталина».

23

Здесь я должен повиниться. Комментируя как-то на страницах журнала «Огонек» (1988, № 11) статью известного американского ученого и общественного деятеля Карла Сагана (к сожалению, не так давно умершего), я отделался остротой, отмахнулся от его доводов насчет того, что польский поход Тухачевского был попыткой экспорта революции. Отчасти сработал привычный защитный рефлекс, а отчасти то, что мы, в том числе и я, в течение долгих лет приучались и в конце концов привыкли отодвигать от себя «неудобные» факты. Я, например, внимательно изучил эти страницы нашей истории лишь совсем недавно.

24

Дело доходило до довольно острых схваток Л.И. Брежнева и Ю.В. Андропова с А.А. Громыко. Помню, во время первого визита Э. Бара в СССР мне передали даже просьбу Брежнева – занять западно-германского гостя, чтобы высвободить день, необходимый, как выразился Андропов, для того, чтобы «утрамбовать» Громыко. Тогда я и познакомился с Баром, с которым меня связывают многолетние дружеские отношения, особенно закрепившиеся в период совместной работы в «Комиссии Пальме».

25

Г. Киссинджер несколько раньше, еще до прихода в администрацию, объяснил мне, что считалось бы окончить эту войну, «сохранив лицо», по-хорошему для США. В декабре 1967 года по поручению администрации Л. Джонсона, а конкретно – министра обороны Р. Макнамары Киссинджер впервые приехал в Москву. Приехал специально, чтобы прозондировать возможность получить поддержку Москвы в урегулировании на таких условиях: прекращение огня, мир, США уводят войска, но Ханой берет на себя обязательства действовать в Южном Вьетнаме лишь политическим путем, постепенно, во всяком случае, в течение ближайшей пары лет; что произойдет потом, Вашингтон не интересует. За неимением других, более высоких контактов Киссинджер изложил эти идеи (от имени Макнамары) мне. Я пообещал ему передать их руководству (что тут же и сделал, но большого впечатления это ни на кого не произвело).

26

Я привожу эту дату потому, что лишь на майском пленуме Ю.В. Андропов вернулся в ЦК КПСС в качестве секретаря. А избрание лидером непосредственно с поста председателя КГБ было бы делом беспрецедентным и почти наверняка было бы остановлено в аппарате. К тому же и среди партийной общественности он до этого не рассматривался как претендент. Что касается М.С. Горбачева, то он тогда еще был просто малоизвестен и не имел необходимой поддержки ни в аппарате, ни среди общественности.

27

Помню, как, вернувшись в конце мая 1980 года из Италии с Дартмутской встречи с американцами, я и обозреватель «Правды» Юрий Жуков добились приема у Л.И. Брежнева. Мы ему рассказали о том, как наша акция рушит разрядку, помогает крайне правым на предстоящих выборах в США, и уговорили сделать хоть символический жест – отозвать десять процентов контингента своих войск. А на следующий день Юрий Владимирович устроил мне разнос за эту инициативу. Он, видимо, все еще надеялся на скорую победу.

28

К ноябрю 1982 года, когда скончался Брежнев, Андропов был уже самым вероятным его преемником. Но все же не имел уверенности, что все гарантировано. Знаю это и потому, что из Австрии, где застала весть о смерти Брежнева, меня срочно доставляли той же ночью в Москву на самолете Министерства обороны, который повернули в Братиславу с полпути, когда он летел из Праги в Москву. На пленуме ЦК Андропов хотел все же иметь больше людей, которым мог доверять.

29

Я подробно рассказываю об этой записке прежде всего по той причине, что она – одно из немногих, известных мне, пусть косвенных, свидетельств политических планов Андропова, выношенных в тот короткий период, когда он был лидером партии и страны.

30

George F. Kennan. American Diplomiicy. N.Y., 1952. P. 192.

Вернуться к просмотру книги