Примечания книги: Политическая система Российской империи в 1881– 1905 гг.: проблема законотворчества | Кирилл Соловьев | LoveRead.ec

Богданович А.В. Три последних самодержца. М., 1990. С. 63.

В конце 1870-х гг. К.Ф. Головин спрашивал А.Д. Градовского, почему при Николае I не было попыток к насильственному перевороту, а при Александре II крамола все разрасталась. Градовский на это отвечал: «При Николае Павловиче был поставлен высокий барьер, и все знали, что он не опустится, и перескочить через него нельзя. Ну, и сидели смирно. А теперь барьер то опускается, то поднимается опять, и никто хорошенько не знает, что дозволено, что нет: оттого-то и пробуют через барьер перескакивать.» (Головин К.Ф. Мои воспоминания: В 2 т. СПб., 1908. Т. 1. С. 375).

Остен-Сакен Ф.Р. Дневник // РГАДА. Ф. 1385. Оп. 1. Д. 1073. Л. 7. К.Ф. Головин подчеркивает в своих воспоминаниях, как удивительно поправело русское общество в начале 1880-х гг.: «Странно было слышать, как чурались всякой мысли о представительстве люди, прежде громко мечтавшие о близкой конституции» (Головин К.Ф. Мои воспоминания: В 2 т. М., 1910. Т. 2. С. 52).

Однако, по мнению Голицына, не все было сказано в Манифесте: «Следовало сказать что-нибудь о дворянстве, на которое теперь сыплются отовсюду обвинения, следовало опровергнуть слухи о передаче земли [крестьянам]» (Голицын В.М. Дневник за 1881 г. // ОР РГБ. Ф. 75. К. 11. Д. 5). И все же Голицын не ставил под сомнение значение данного акта, к которому на тот момент относился сугубо положительно: «Разрешен спор об отставке Лориса, Милютина и Абазы вследствие Манифеста, круто повернувшего нас на путь самодержавия. Теперь положен предел всем толкам о представительстве и об уступках обществу (как будто у нас есть общество в политическом смысле)» (Там же. Л. 5 об. – 6). Поразительно, как эволюционировали политические взгляды князя В.М Голицына к началу XX столетия (См.: Хайлова Н.Б. Дневник князя В.М. Голицына: новые страницы истории общественной мысли России // В ритме времени: Фронтовик. Учитель. Историк. Памяти доктора исторических наук Б.С. Итенберга: Сб. статей и материалов. М., 2018. С. 114–176).

К.П. Победоносцев и его корреспонденты: Воспоминания. Мемуары: В 2 т. Минск, 2003. Т. 1. С. 118–119. Летом 1881 г. граф А.А. Бобринский предвещал скорую катастрофу, обусловленную не столько социальными проблемами, сколько нераспорядительностью правительства, отсутствием ясного вектора развития страны. 28 июля 1881 г. он писал графу П.П. Шувалову: «Я не хочу спорить о том: нужно ли в России представительство или нет, но во всяком случае не нужно безначалия, а мы погружены по шею в самую полную анархию, не французскую или немецкую анархию, но настоящее славянское безначалие, анархия в особенности правителей, анархия крестьянской толпы среди гнилого болота общинного пользования, анархия, прославляемая газетами во всевозможных видах и выражениях. Если для прекращения этого безначалия нужно народное представительство – то я за представительство. Если можно положить конец анархии без представительства – то я против представительства. Но тогда нужна ясная воля и несколько государственных людей, которые бы сообща приводили ее в исполнение. Потому что в провинции, иначе говоря в России, нет ни одного служащего, от станового и мирового судьи до генерал-губернатора, который бы ясно знал, что высшее правительство желает или не желает» (Письмо А.А. Бобринского П.П. Шувалову 28.07.1881 // РГАДА. Ф. 1288. Оп. 1. Д. 3356. Л. 1 об. – 2). В 1885 г. императору представлялись санкт-петербургский предводитель дворянства граф А.А. Бобринский и саратовский предводитель П.А. Кривский. Последний сказал государю, что после издания Манифеста 29 апреля 1881 г. в стране наступило относительное успокоение, т. к. упрочилось убеждение: самодержавный строй не будет поколеблен. Предводители возвращались вместе в карете. Воспользовавшись случаем, Бобринский обратился к старшему коллеге: «Скажите, неужели то, что вы сказали государю, есть ваше убеждение?» «Ваш вопрос, граф, меня изумляет, – отвечал саратовский предводитель, – если бы это не было мое убеждение, разве я бы сказал государю. Я не торгую своими убеждениями» (Мещерский В.П. Письма к императору Александру III, 1881–1894 / публ., предисл. и коммент. Н.В. Черниковой. М., 2018. С. 158–159). Этот эпизод позволяет охарактеризовать политические симпатии Бобринского, будущего лидера правых в Думе и Государственном совете.

Журналист И.И. Колышко приписывал поворот в политической жизни России трио К.П. Победоносцева, Д.А. Толстого и И.Д. Делянова. «1-е марта 1881 г. застало их почти дряхлыми. Тем не менее, у них хватил сил и энергии, чтобы свалить Лорис-Меликова, опиравшегося на великого князя Константина Николаевича, а снизу – на либеральное русское общество и чиновничество. Этот триумвират с ношей не менее 200 лет на плечах повторил подвиг спартанцев на историческом мосту, преградил путь вливавшейся струе либерализма» (Колышко И.И. Великий распад. Воспоминания / сост., вступ. ст., подг. текста и коммент. И.В. Лукоянова. СПб., 2009. С. 58). Стоит ли говорить, что Колышко ошибается? В 1881 г. ни Толстой, ни Делянов не обладали большим административным весом. Важнее другое: подчеркиваемое публицистом стремление к политическим реформам, к которым относились благосклонно в самых «высших сферах» и с большой симпатией в обществе и бюрократических кругах. Это большой силы течение, которое должно было привести к новой организации власти, временно (а кому-то могло показаться, что и навсегда) было приостановлено.

Фукуяма Ф. Конец истории и последний человек / пер. с англ. М.Б. Левина. М., 2010. С. 80–97. Тема «конец истории» неоднократно обыгрывалась в карикатурах директора императорских театров И.А. Всеволжского. Так, он изобразил десять министров царствования Александра III в виде корневильских колоколов, тем самым отсылая публику к популярной оперетте Робера Планкеттта «Les cloches de Corneville» («Корневильские колокола»). В ней, в частности, рассказывалось о Корневильском замке, чьи колокола прежде звучали на всю округу. Ныне они замолкли, а сам замок погрузился в колдовской сон. Видимо, ему Всеволжский уподоблял саму Россию (Ипполитов А.В. Тузы, дамы, валеты: Двор и театр в карикатурах Всеволжского из собрания В.П. Погожева. М., 2016. С. 40–41). К этой же теме Всеволжский вернулся в карикатуре «Ночной столик Спящей Красавицы». Директор императорских театров изобразил министра внутренних дел Д.А. Толстого в виде бутылки с морфием, министра народного просвещения И.Д. Делянова – колпачка для гашения свечи, издателя «Московских ведомостей» М.Н. Каткова – колокольчика для вызова прислуги. Все они располагались на книге Ш.Л. Монтескье «О духе законов». Закладкой в ней «служил» обер-прокурор Св. Синода К.П. Победоносцев. Очевидно, под «спящей красавицей» подразумевался сам царь (Там же. С. 42–43).

Феоктистов Е.М. Дневник // РО ИРЛИ. Ф. 318. Оп. 1. Д. 9122. Л. 71 об. – 72.

Рцы (Романов И.Ф.) Собр. соч.: В 2 т. Т. 1: Нагота рая: Историко-философское эссе. Парадоксы и афоризмы. Религиозная публицистика. Политические и экономические статьи. Путевые очерки / изд. подг. А.П. Дмитриев и Д.А. Федоров. СПб., 2016. С. 282. По мысли публициста, абсолютизм непременно ведет к революциям: «“L’fttat c’est moi”, – говорил Людовик XIV, а в отдалении уже слышались раскаты “Марсельезы”. “Мой даже климат”, – говорил император Николай I, не догадываясь, что на обороте этого, так чуждого русской действительности, абсолютизма было начертано кровавое “1-е Марта”, а еще ранее “Севастополь”». Подобно прочим мыслителям славянофильского толка, И.Ф. Романов видел спасение в возрождении подлинного самодержавия (Там же. С. 250).

К.А. Скальковский остроумно назвал царствование Александра III эпохой «реформ реформ» (Скальковский К.А. Сатирические очерки и воспоминания. СПб., 1902. С. 253).

Трубникова Н.В. Французская историческая школа «Анналов». М., 2017. С. 259.

Ле Гофф Ж. Является ли все же политическая история становым хребтом истории? // Thesis. 1994. Вып. 10. С. 177–190.

Уортман Р.С. Сценарии власти. Мифы и церемонии русской монархии: В 2 т. / пер. с англ. И.А. Пильщикова. М., 2004. Т. 2.

Кром М.М. Новая политическая история: темы, подходы, проблемы // Новая политическая история: Сб. научных работ. СПб., 2004. С. 11–14.

См.: Розанваллон П. Утопический капитализм. История идеи рынка / пер. с фр.

А. Зайцевой; науч. ред., ред. перевода, предисл. В. Каплуна. М., 2007.

См.: The new political history // Kritika. Vol. 5. № 1 (Winter, 2004); Соловьев К.А. Что такое политическая повседневность // Историк и его время: Сб. статей К 70-летию профессора В.В. Шелохаева. М.: РОССПЭН, 2011. С. 192–203.

См.: Блоин Ф, Розенберг У. Споры вокруг архивов, споры вокруг источников / пер. с англ. Е. Канищевой // Статус документа: окончательная бумажка или отчужденное свидетельство? М., 2013. С. 135–136, 139–140. В том числе и в связи с этим следует понимать слова П. Бурдье об опасности, «которой мы подвергаемся всякий раз, когда думаем посредством государства, считая, что мы сами так думаем» (Цит. по: Волков В.В. Государство, или Цена порядка. СПб., 2018. С. 12).

В действительности классики школы «Анналов» как раз критиковали традиционную политическую историю за «событийность и анекдотизм», «субъективизм и индивидуализм» (Трубникова Н.В. Указ. соч. С. 259–260). «Это “историзирующая” история, которая не дорого стоит, поверхностная, выпускающая добычу, чтобы поймать ее тень. Вместо этого на первый план следует выдвинуть историю глубинных исторических процессов, экономическую, социальную и ментальную историю» (Ле Гофф Ж. Указ. соч. С. 180).

См.: Орлова Г.А. Изобретая документ: бумажная траектория российской канцелярии // Статус документа: окончательная бумажка или отчужденное свидетельство? М., 2013. С. 45–46.

Фуко М. «Нужно защищать общество». Курс лекций, прочитанных в Коллеж де Франс в 1975–1976 гг. / пер. с фр. Е.А. Самарской. СПб., 2005. С. 38, 48–59;

Он же. Психиатрическая власть. Курс лекций, прочитанных в Коллеж де Франс в 1973–1974 учебном году / пер. с фр. А.В. Шестакова. СПб., 2007. С. 59–77. «Нужно видеть, что право, как я думаю, не столько устанавливает законность, сколько приводит в действие различные процедуры подчинения. Таким образом, для меня вопрос заключался в том, чтобы обойти, избежать центральной для права проблемы верховной власти и повиновения ей индивидов и вместо нее выдвинуть проблему господства и подчинения. В этой связи требовались некоторые методологические предосторожности, чтобы обойти проторенный путь юридического анализа, свернуть с него. Первое из упомянутых методологических правил состояло в том, чтобы не ограничиваться анализом упорядоченных и законных форм центральной власти, ее общих механизмов и совокупных последствий» (Там же. С. 46). Еще более отчетливо эта мысль прозвучала в беседе с Ж. Делезом: «Повсюду, где есть власть, она осуществляется. И собственно говоря, никто не является ее обладателем, но тем не менее она осуществляется всегда в определенном направлении, когда одни находятся по одну сторону, а другие – по другую, и мы не знаем, у кого она есть, но мы знаем, у кого ее нет» (Он же. Интеллектуалы и власть: Избранные политические статьи, выступления и интервью: В 3 ч. / пер. с фр. С.Ч. Офертаса, под общ. ред.

В.П. Визгина и Б.М. Скуратова. М., 2002. Ч. 1. С. 76). Наконец, «власть… это нечто гораздо более сложное, гораздо более плотное и рассеянное, чем какая-либо совокупность законов или какой-то государственный аппарат» (Там же. С. 238). См. также: Хабермас Ю. Философский дискурс о модерне: Двенадцать лекций / пер. с нем. М.М. Беляева, К.В. Костина, Е.Л. Петренко, И.В. Розанова, Г.М. Северской; науч. ред. и автор послесл. Е.Л. Петренко. М., 2008. С. 283–284; Эрибон Д. Мишель Фуко / пер. с фр. Е.Э. Бабаевой; предисл. и науч. ред. С.Л. Фокина. М., 2008. С. 258–259; Дьяков А.В. Мишель Фуко и его время. СПб., 2010. С. 487–490.

Бурдье П. О государстве. Курс лекций в Коллеж де Франс (1989–1992) / ред. – сост. П. Шампань, Р. Ленуар, Ф. Пупо, М.К. Ривьер; пер. с фр. Д. Кралечкина и И. Кушнаревой; предисл. А. Бикбова. М., 2016. С. 129.

Сергеев И. Римская империя в III н. э. Харьков, 1999. С. 146.

Категории политической науки / А.Ю. Мельвиль, Т.А. Алексеева, К.П. Боришполец и др. М., 2002. С. 131.

Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики / пер. с англ. А.Н. Нестеренко; предисл. и науч. ред. Б.З. Мильнера. М., 1997.

С. 17–18; Норт Д., Уоллис Дж., Вайнгаст Б. Насилие и социальные порядки: Концептуальные рамки для интерпретации письменной истории человечества / пер. с англ. Д. Узланера, М. Маркова, Д. Раскова, А. Расковой. М., 2011. С. 59.

Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. С. 19.

Зайончковский ПА. Российское самодержавие в конце XIX столетия. М., 1970; Он же. Правительственный аппарат самодержавной России в XIX в. М., 1978.

Писарькова Л.Ф. Государственное управление России с конца XVII до конца XVIII века. М., 2007.

Шепелев Л.Е. Чиновный мир России XVIII – начала XX в. СПб., 1999; Он же. Аппарат власти в России. Эпоха Александра I и Николая I. СПб., 2007.

Raeff M. The bureaucratic phenomena of imperial Russia, 1700–1905 // American historic review. 1979. Vol. 84. № 2. P. 399–411.

Torke H.-J. Continuity and change in the relations between bureaucracy and society in Russia, 1613–1861 // Canadian Slavic studies. 1971. Vol. 5. № 4. P. 457–476.

Уортман Р.С. Властители и судии. Развитие правового сознания в императорской России / пер. с англ. М.Д. Долбилова при участии Ф.Л. Севастьянова. М., 2004. С. 343–391.

Lieven D. Bureaucratic Authoritarism in Late Imperial Russia: The Personality, career and opinions of P.N. Durnovo // The Historical Journal. 1983. Vol. 26. № 2. P. 394–395, 396–397, 399; Idem. Russia’s rulers under the old regime. New Haven. L., 1990. P. 207–255.

Рибер А.Дж. Групповые интересы в борьбе вокруг Великих реформ // Великие реформы в России, 1856–1874. М., 1992. С. 44–72.

Mosse W.E. Russian Bureaucracy at the End of the Ancien Regime: The Imperial State Council, 1897–1915 // Slavic Review. December 1980. Vol. 39. № 4. P. 617–618.

Fallows T. The zemstvo and the bureaucracy // The zemstvo in Russia. Cambridge, 1982. P. 177–242.

Whelan H.W. Alexander III and the State Council. Bureaucracy and counter-Reform in Late Imperial Russia. New Brunswick, 1982. Р. 198.

Rowney D.K. Organizational change and social adaptation: The pre-revolutionary Ministry of internal affairs // Russian officialdom. The bureaucratization of Russian society from the Seventeenth to the Twentieth century. Chapel Hill, 1980. P. 283–315.

Градовский АД. Начала русского государственного права. СПб., 1875; Алексеев А.С. Русское государственное право. М., 1892; Он же. Русское государственное право. Пособие к лекциям. М., 1905; Коркунов Н.М. Русское государственное право: В 2 т. СПб., 1909; Обзор деятельности Государственного совета в царствование Александра III, 1881–1894. СПб., 1895; Государственный совет, 1801–1901. СПб., 1901; Середонин С.М. Исторический обзор деятельности Комитета министров. СПб., 1902. Т. 1–3; Исторический обзор деятельности Комитета министров. СПб., 1902. Т. 4; Щеглов В.Г. Государственный совет в первый век его образования и деятельности (30 марта 1801–1901). Ярославль, 1903; История Правительствующего Сената за двести лет. 1711–1911 гг.: В 5 т. СПб., 1911.

Ерошкин Н.П. Российское самодержавие. М., 2006. С. 64–282; Он же. История государственных учреждений дореволюционной России. М., 2008.

Раскин Д.И. Исторические реалии российской государственности XVIII – начала XX века. Российская империя как «регулярное государство». Lewiston; Queenston; Lampeter, 2000. С. 46–133; Долбилов М.Д. Рождение императорских решений: монарх, советник и «высочайшая воля» в России XIX в. // Исторические записки. 2006. № 9 (127). С. 5–48; Он же. «Угадывать волю Вашу»: роль советника в принятии императорских решений в России XIX века // Петр Андреевич Зайончковский. Сб. статей и воспоминаний к столетию историка. М., 2008. С. 403–428; СобкоЕ.М. Государственный совет в эпоху Александра III. М., 2007; Шилов Д.Н. Министр и министерство: Практика и стили работы руководителей ведомства // Английская набережная, 4. СПб., 2004. С. 311–332.

Yaney G.L. The systematization of Russian government: Social evolution in the domestic administration of imperial Russia, 1711–1905. Urbana, 1973.

Orlovsky D.T. The limits of Reform. The ministry of internal affairs in Imperial Russia, 1802–1881. Massachusetts. L., 1981. P. 197–205.

Ремнев А.В. Самодержавное правительство. Комитет министров в системе высшего управления Российской империи (вторая половина XIX – начало XX в.). М., 2010. С. 6.

Ремнев А.В. Самодержавное правительство. Комитет министров в системе высшего управления Российской империи (вторая половина XIX – начало XX в.). С. 489.

Бурдье П. О государстве. Курс лекций в Коллеж де Франс (1989–1992). С. 212.

См.: Голечкова О.Ю. Бюрократ его величества в отставке: А.А. Половцов и его круг в конце XIX – начале XX в. М., 2015. С. 25–30.

Половцов А.А. Дневник, 1893–1909 / сост., коммент., вступ. ст. О.Ю. Голечковой. СПб., 2014. С. 405.

Козеллек Р. К вопросу о темпоральных структурах в историческом развитии понятий // История понятий, история дискурса, история менталитета / под ред. Х.Э. Бедекера. М., 2010. С. 21–33; Словарь основных исторических понятий: Избранные статьи: В 2 т. / пер. с нем. К.А. Левинсона; сост. Ю.П. Зарецкий, К.А. Левинсон, И. Ширле; науч. ред. перевода Ю. Арнаутова. М., 2014. Т. 1. С. 23–44. По словам ведущего представителя Кембриджской школы истории понятий К. Скиннера, «объяснение политического поведения зависит от изучения политических идей и принципов и. оно окажется недостаточным без обращения к ним» (Скиннер К. Истоки современной политической мысли: В 2 т. / пер. с англ. А.А. Олейникова. М., 2018. Т. 1: Эпоха Ренессанса. С. 11). Кроме того, он отмечал недопонимание «роли нормативного словаря, которым пользуется любое общество для описания и оценки своей политической жизни» (Там же. С. 12).

«Понятия о России»: К исторической семантике имперского периода: В 2 т. / под ред. А.И. Миллера, Д.А. Сдвижкова, И. Ширле. М., 2012; Вымятнина Ю.В. Деньги, или Золотая антилопа. СПб., 2016; Магун А.В. Демократия, или Демон и гегемон. СПб., 2016; Марей А.В. Авторитет. Подчинение без насилия. СПб., 2017; Миллер А.И. Нация, или Могущество мифа. СПб., 2016; Марасинова Е.Н. «Закон» и «гражданин» в России второй половины XVIII века: Очерки истории общественного сознания. М., 2017. С. 13–41; Волков В.В. Государство, или Цена порядка. СПб., 2018.

Текст данного параграфа впервые в сокращенном виде был опубликован в: Соловьев КА. Идея самодержавия (конец XIX – начало XX вв.) // Философия. 2018. Т. 2. № 2. До и после революции. С. 48–69.

Мережковский Д.С. «Больная Россия»: Избранное. Л., 1991. С. 127–128. Эта мысль Мережковского получила в его работе следующее продолжение: «Законное насилие для нас почти неощутимо, потому что слишком привычно. Нельзя не дышать, дышим и законодательствуем; дышим и насилуем; проливаем кровь. Это ежедневное, ежечасное, ежесекундное кровопролитие так же безболезненно, как правильное движение крови в жилах. Это по капельке сочащаяся или только испаряющаяся кровь бесцветна, как воздух, безвкусна, как вода. Но стоит ринуться толпе к Бастилии уже не с детской “Марсельезой” – и привычное становится необычайным; вкус крови – острым, лакомым или отвратительным; утверждение: “убить всегда можно” – недоумением: когда можно и когда нельзя?» (Там же. С. 128). См.: Колоницкий Б.И. Семнадцать очерков по истории Российской революции. М., 2017. С. 75.

Фуко М. Интеллектуалы и власть: Избранные политические статьи, выступления и интервью: В 3 ч. М., 2002. Ч. 1. С. 75.

К. Скиннер отмечал, что к концу XVI в. «понятие государства приобретает узнаваемые нововременные черты. Произошел решительный сдвиг от идеи “правителя, поддерживающего свое состояние (his state)” – то есть попросту подтверждающего свое положение, – к идее конкретного правового и конституционного порядка, то есть государственного порядка, который правитель должен поддерживать. Вследствие этого преобразования основанием для правления становится власть государства, а не правителя» (Скиннер К. Указ. соч. С. 8).

Конечно, сторонники такой точки зрения подчеркивают, что речь идет о поступательном процессе, который начался еще в период Высокого Средневековья и в значительной мере объяснялся столкновением светской и папской власти (Кревельд М. Расцвет и упадок государства / пер. с англ. под ред. Ю. Кузнецова и А. Макеева. М., 2006. С. 81–156). См. также: Ямпольский М.Б. Физиология символического. Кн. 1: Возвращение Левиафана: Политическая теология, репрезентация власти и конец Старого режима. М., 2004. С. 68.

Следует лишний раз подчеркнуть, что в западноевропейской мысли XVII в. под полицией подразумевалось прежде всего искусство управления, а не органы правопорядка. «Утопия полицейского государства» предполагала «порядок во всем, что можно увидеть» (Фуко М. Безопасность, территория, население. Курс лекций, прочитанных в Коллеж де Франс в 1977–1978 учебном году / пер. с фр. Н.В. Суслова, А.В. Шестакова, В.Ю. Быстрова. СПб., 2011. С. 414, 422–423).

Шмитт К. Понятие политического / пер. с нем. Ю.Ю. Коринца, А.Ф. Филиппова, А.П. Шурбелева. СПб., 2016. С. 176. В частности, К. Шмитт писал: «Абсолютистское государство, принимающее свои формы начиная с XVI в., возникло именно из краха средневекового, плюралистического, феодально-сословного правового государства и его юрисдикции и опиралось на военных и чиновничество. Поэтому в существенной мере это государство исполнительной власти и правительства» (Шмитт К. Государство: Право и политика / пер. с нем. и автор вступ. ст. О.В. Кильдюшова. М., 2013. С. 118). Шмитт предлагал разводить патримониальную монархию, когда король является вождем лично преданной ему свиты, и чиновную, характерную для государства Нового времени, когда правитель стоит во главе корпорации бюрократов (Он же. Государство и политическая форма / пер. с нем. О.В. Кильдюшова; сост. В.В. Анашвили, О.В. Кильдюшов. М., 2010. С. 158–159). Причем в условиях все более рационализировавшейся публичной сферы монархия утрачивала свое безусловное значение, обращаясь лишь в символ власти, от которого рано или поздно можно избавиться (Там же. С. 161).

Бурдье П. О государстве. Курс лекций в Коллеж де Франс (1989–1992). С. 142, 403.

Еллинек Г. Общее учение о государстве / пер. с нем. И.Ю. Козлихина. СПб., 2004. С. 210–224; Кокошкин Ф.Ф. Избранное / сост., автор вступ. ст. и коммент. А.Н. Медушевский. М., 2010. С. 76–78.

Еллинек Г. Общее учение о государстве. С. 65–74; Кокошкин Ф.Ф. Указ. соч. С. 84–86; Жувенвиль Б. де. Власть. Естественная история ее возрастания / пер. с фр. B. П. Гайдамака и А.В. Матешук. М., 2010. С. 87–98.

В данном случае важна авторская формулировка: «Государство есть то человеческое сообщество, которое внутри определенной области… претендует (с успехом) на монополию легитимного физического насилия (Вебер М. Избранные произведения / сост., общ. ред. и послесл. Ю.Н. Давыдова, предисл. П.П. Гайденко; пер. с нем. П.П. Гайденко, М.И. Левина, А.Ф. Филиппова. М., 1990. С. 646). В сущности, схожую (хотя отнюдь не тождественную) интерпретацию государства предложил М. Фуко: «Второй момент политической теории суверенитета связан изначально с тем, что она выделяет множественность властей, которые не являются властями в политическом смысле слова, а представляют просто способности, возможности, силы, она может их конституировать в качестве властей в политическом смысле слова только при условии, что между возможностями и властями будет установлено прочное и основополагающее единство, единство власти. Неважно, будет ли это единство воплощено в образе монарха или государства; важно, что в нем берут начало различные формы, аспекты, механизмы и институты власти. Множественность властей, толкуемых в качестве политических властей, может быть установлена и может функционировать только исходя из единства власти, основанной на теории суверенитета» (Фуко М. «Нужно защищать общество». Курс лекций, прочитанных в Коллеж де Франс в 1975–1976 учебном году.

C. 60–61). Иными словами, государство возникает тогда, когда возникает подлинное единство политической власти. Но власть бывает не только политической, и в центре внимание Фуко – отнюдь не «физическое насилие». Соответственно, проблему власти он не сводит к государственности: «Я не думаю, что совокупность властей, которая осуществляется внутри общества. сводится целиком к системе государства. Государство с его судебными, военными и другими главными органами представляет собой лишь гарантию, несущую опору целой сети властей, идущих по иным каналам, отличным от его главных путей» (Он же. Интеллектуалы и власть: Избранные политические статьи, выступления и интервью: В 3 ч. Ч. 1. С. 183. См. также: Сенеляр М. Контекст курса // Фуко М. Безопасность, территория, население. Курс лекций, прочитанных в Коллеж де Франс в 1977–1978 учебном году. С. 499–500).

Вполне характерно, что американская исследовательница Н.Ш. Коллман рассматривает процесс государственного строительства в России в 1500-х – 1800-х гг. в тесной связи с постепенной монополизацией правительственной властью права на насилие и упорядочением его применения (Коллман Н.Ш. Преступление и наказание в России раннего Нового времени / пер. с англ. И.И. Прудовского. М., 2016. С. 522–523).

«Государство и есть эта хорошо обоснованная иллюзия, место, которое существует, по сути, именно потому что его считают существующим» (Бурдье П. О государстве. Курс лекций в Коллеж де Франс (1989–1992). С. 62).

И одновременно с тем – вместе с военными вызовами, всякий раз предполагавшими реорганизацию армии (Жувенвиль Б. де. Указ. соч. С. 205–214).

См.: Манов Ф. В тени королей. Политическая анатомия демократического представительства / пер. с англ. А. Яковлева. М., 2014. С. 7–10, 39–40; Хархордин О.В. Основные понятия российской политики. М., 2011. С. 15–21. При этом с возникновением и укреплением государственных институтов меняются и функции права. По замечанию М. Фуко, с XVI–XVII вв. оно служит скорее не государству, а ограничению его всесилию (Фуко М. Рождение биополитики. Курс лекций, прочитанных в Коллеж де Франс в 1978–1979 учебном году / пер. с фр. А.В. Дьякова. СПб., 2010. С. 21–23). Неслучайно, что в XVIII – начале XIX в. правовое государство – это прежде всего противоположность полицейскому (Там же. С. 217–219).

Элиас Н. Придворное общество. Исследования по социологии короля и придворной аристократии, с: Введением: Социология и история / пер. с нем. А.П. Кухтенкова, К.А. Левинсона, А.М. Перлова, Е.А. Прудниковой. М., 2002. С. 193–195. См.: Блюш Ф. Людовик XIV / пер. с фр. Л.Д. Тарасенковой, О.Д. Тарасенкова. М., 1998. С. 150. Характерно, что М. Фуко писал об «административной», а не абсолютной монархии, что, может быть, точнее определяет характер политических режимов Европы XVII–XVIII вв. (Фуко М. Безопасность, территория, население. Курс лекций, прочитанных в Коллеж де Франс в 1977–1978 учебном году. С. 152).

По словам английского историка Р. Маккенни, в Западной Европе XVI в. шло «становление государственности как абстрактной идеи, а не образования, отождествляемого с конкретным правителем». Результатом этого интеллектуального процесса, занявшего по меньшей мере целое столетие, стали идеи, сформулированные в работах Ж. Бодена (Маккенни Р. XVI век. Европа. Экспансия и конфликт / пер. с англ. С.Б. Володиной. М., 2004. С. 111). См. также: Скиннер К. Истоки современной политической мысли: В 2 т. М., 2018. Т. 2: Эпоха Реформации. С. 521–524, 534.

Аналогичный процесс в Московской Руси XV–XVI вв. исследует М.М. Кром. В сущности, он пишет о трех взаимосвязанных процессах: институциональной перестройке правительственной организации, появлении зачатков управленческого «класса» и поиске нового обоснования великокняжеской (а затем царской) власти (Кром ММ. Рождение государства. Московская Русь XV–XVI вв. М., 2018. С. 121–134, 191–217. См. также: Он же. Государство раннего нового времени: общеевропейская модель и региональные отличия // Новая и новейшая история. 2016. № 4. С. 3–16).

Как писал К. Шмитт, «идея современного парламентаризма, требование контроля и вера в общественное мнение и публичность возникли в процессе борьбы с тайной политикой абсолютных князей; чувство свободы и справедливости было возмущено практикой arcana, которая решала судьбы народов тайными постановлениями» (Шмитт К. Понятие политического. С. 145). См. также: Скиннер К. Указ. соч. С. 462–463.

В связи с этим М. Вебер писал, «что в мире скоро не останется никого, кроме таких людей порядка, – так этот процесс уже начался, и главный вопрос, стало быть, не в том, как мы еще можем поддержать его или ускорить, а в том, что мы можем противопоставить этой механизации, чтобы оградить остаток человечности от дробления души, от этого повсеместного господства бюрократических идеалов» (Цит. по: Каубе Ю. Макс Вебер: жизнь на рубеже эпох / пер. с нем. К.Г. Тимофеевой; под науч. ред. И.В. Кушнаревой и И.М. Чубарова. М., 2016. С. 338).

Бойцов М.А. Величие и смирение. Очерки политического символизма в средневековой Европе. М., 2009. С. 25–90; Власть и образ: очерки потестарной имагологии. СПб., 2010; См. также: Элиас Н. Указ. соч. С. 100–145; Берк П. Что такое культуральная история? / пер. с англ. И. Полонской; под науч. ред. А. Лазарева. М., 2015. С. 136–139. Эта система образов тем более значима, что «тот, кто правит чиновниками и служащими, сам, по своему социологическому типу, чиновником быть не может» (Каубе Ю. Макс Вебер: жизнь на рубеже эпох. С. 424). Иными словами, смысловым ядром бюрократического государства должен быть миф о небюрократической власти, строящейся, например, на харизматическом основании или же оправданной Божественным провидением.

См.: Уортман Р.С. Сценарии власти. Мифы и церемонии русской монархии: В 2 т. М., 2002; Он же. Николай II и образ самодержавия // Реформы или революция? Россия, 1861–1917. СПб., 1992. С. 18–30.

Хешнелл Н. Миф абсолютизма. Перемены и преемственность в развитии западноевропейской монархии раннего нового времени / пер. с англ. А.А. Паламарчук, Л.Л. Царук, Ю.А. Малахова; отв. ред. С.Е. Федоров. М., 2003. С. 239–240. Подобный ход мысли был характерен для многих консервативных мыслителей, которые часто были несклонны отождествлять явления с самоназванием. 24 ноября 1909 г. Д.А. Хомяков писал К.Н. Пасхалову: «“Самодержавие” и “абсолютизм” по существу своему так же отличны одно от другого, как в общественной жизни “культурный выразитель своего народа” и “интеллигент”: первый во власти самодержавия, а второй абсолютный император» (Письмо Д.А. Хомякова К.Н. Пасхалову 24.11.1909 г. // ГА РФ. Ф. 102. Оп. 265. Д. 402. Л. 5).

Вместе с тем государственная «мифология» не менее значима, нежели управленческая практика. Согласно наблюдению М. Фуко, государство – это не только средства, но, может быть, в первую очередь цель, которая как раз и обусловливает мифологическое оформление политического пространства (Фуко М. Безопасность, территория, население. Курс лекций, прочитанных в Коллеж де Франс в 1977–1978 учебном году.

Вернадский В.И. Дневник за 1900 г. // Архив РАН. Ф. 518. Оп. 2. Д. 32. Л. 22 об. В январе 1900 г. Б.Н. Чичерин говорил П.С. Шереметеву: «Какое у нас самодержавие! Хорошее самодержавие, конечно. Имеет значение, но не такое, как у нас: это игрушка в руках лгунов» (Сообщение П.С. Шереметева о своем разговоре с Б.Н. Чичериным 15 января 1900 г. // ОПИ ГИМ. Ф. 31. Оп. 1. Д. 142. Л. 5 об. – 6).

Либеральное движение в России. 1902–1905 гг. / сост. Д.Б. Павлов. М., 2001. С. 69.

Хотя, как уже было сказано, западноевропейский абсолютизм отнюдь не такой, как его привыкли понимать в славянофильской среде. Л.А. Тихомиров определял самодержавие «как монархию истинную, составляющую верховенство народной веры и духа в лице монарха». Его он противопоставлял «монархии деспотической» и монархии абсолютной, «в которой монарх по существу имеет только все власти управления, но не имеет верховной власти, остающейся у народа, хотя без употребления, но в полной потенциальной силе своей» (Тихомиров ЛА. Монархическая государственность. СПб., 1992. С. 100).

См.: Соловьев К.А. Кружок «Беседа». В поисках новой политической реальности, 1899–1905. М., 2009. С. 63–88.

О понятии «неославянофильство» см.: Соловьев КА. Указ. соч. С. 249–251.

Шипов Д.Н. Воспоминания и думы о пережитом / предисл., подгот. текста и коммент. С.В. Шелохаева. М., 2007. С. 165–166.

Переписка Д.Н. Шипова с М.В. и Е.К. Челноковыми (1897–1914) // Шелохаев С.В. Д.Н. Шипов: Личность и общественно-политическая деятельность. М., 2010. С. 208.

Киреев А.А. Россия в начале XX столетия. СПб., 1903. С. 41. В 1905 г. Н.А. Хомяков писал в связи с этим: «В основу государственного строя должно быть поставлено начало “нравственное”, а не начало “правовое”, народное представительство должно вытекать не из права каждого гражданина на долю власти, а из обязанности каждого заботиться о нуждах общих» (Хомяков Н.А. Политические письма // Русское дело. 1905. № 40. 5 ноября).

Однако далеко не все представители консервативной мысли столь пренебрежительно относились к правовым институтам. Вряд ли можно считать удивительным, что подобную позицию не разделял К.П. Победоносцев, который на всех витках своей интеллектуальной биографии оставался «законником». По оценке правоведов, он тяготел к основным положениям исторической школы права (Нольде А.Э. Обзор научной юридической деятельности К.П. Победоносцева // Журнал Министерства народного просвещения. 1907. № 8. С. 97).

Согласно теории возрождения естественного права (П.И. Новгородцев, В.М. Гессен, с некоторыми оговорками Е.Н. Трубецкой), юридические нормы, регулирующие жизнь людей, сродни нравственным принципам. Они предзаданы, т. к. охраняют те естественные права человека, которые не вызывают сомнения в данном обществе. «Естественное право вообще не заключает в себе никаких раз навсегда данных, неизменных юридических норм: оно не есть кодекс вечных заповедей, а совокупность нравственных и вместе с тем правовых требований, различных для каждой нации и эпохи» (Трубецкой Е.Н. Лекции по энциклопедии права // Труды по философии права. СПб., 2001. С. 326). Государственному авторитету необходимо лишь придать определенную форму и так очевидным правилам поведения. Согласно этой теории, право как целостная система не устанавливается законодателем, а является проявлением правосознания общества. Однако это правосознание нужно еще выявить и сформулировать. А «каждый из органов, претендующих на выражение общественного мнения (в т. ч. правосознания. – К. С.). всегда. исходит не из того, каково есть общественное мнение, а из того, каким оно должно быть. Говоря от имени народа или общества, всегда мысленно построяют эти понятия, причем основаниями для этого построения являются, с одной стороны, известные принципы и цели, а с другой стороны, предположение о том сочувствии, которое эти принципы и цели могут встретить в общественных кругах» (Новгородцев П.И. Введение в философию права. СПб., 2000. С. 120). Такая природа правосознания предполагает, что в его основании лежит высший идеал: в сущности, навязанный обществу он априорен и не подлежит обсуждению. Следовательно, в случае господства в интеллектуальной сфере либеральных идей гражданские и политические права человека не могут быть упразднены даже на всенародном референдуме. См.: Туманова А.С. Теория прав человека как интегральное направление либеральной правовой мысли России конца XIX – начала XX в. // Общественная мысли России: истоки, эволюция, основные направления: Материалы международной научной конференции. М., 2017. С. 640–669; Tumanova А.5. The liberal doctrine of human rights in Late Imperial Russia: A history of the struggle for the rule of law // Cahiers du monde Russe. 2016. 57/4. P. 791–818.

См.: Бадалян Д.А. «Колокол призывный»: Иван Аксаков в русской журналистике конца 1870-х – первой половине 1880-х гг. СПб., 2016. С. 256.

Шипов Д.Н. Воспоминания и думы о пережитом. С. 168. См. также: Репников А.В. Консервативные модели российской государственности. М., 2014. С. 151–153.

Записка К.Н. Пасхалова // ОР РГБ. Ф. 265. К. 134. Д. 2. Л. 86 об. Следует иметь в виду, что К.Н. Пасхалов многие годы служил в Министерстве финансов, в 1882 г. стал сотрудником Крестьянского поземельного банка. Правда, по словам сослуживца Ф.Ф. Воропонова, он никак не подходил к «чиновничьему шаблону» и имел свой взгляд на дело (Воропонов Ф.Ф. Крестьянский банк и его начало. Из личных воспоминаний // Вестник Европы. 1905. № 12. С. 542).

Шипов Д.Н. Воспоминания и думы о пережитом. С. 169. 1 июня 1907 г. П.Б. Мансуров писал Ф.Д. Самарину: «Я полагаю, что монархический принцип не выдержал бы никакой критики, если бы он требовал выдающихся способностей у монархов. Монархия, как я понимаю, имеет целью поставить во главе народа личную совесть и при том в таких условиях, которые наиболее облегчали бы ей свободное проявление, т. е. при наименьших побуждениях подчиняться частным эгоистическим мотивам» (Письмо П.Б. Мансурова Ф.Д. Самарину // ОР РГБ. Ф. 265. К. 193. Д. 12. Л. 158 об. – 159).

Хомяков ДА. Самодержавие: Опыт схематического построения этого понятия // Православие, самодержавие, народность. М., 1993. С. 136–137. См. также: Цимбаев Н.И. Историософия на развалинах империи. М., 2007. С. 314, 316. Надо иметь в виду, что сочинения Д.А. Хомякова вызвали резкое неприятие Николая II. По сведениям чиновника МИД А.К. Бентковского, «сын Хомякова написал брошюру о самодержавии и желал получить разрешение на ее напечатание. Брошюра была препровождена государю великим князем Сергеем Александровичем. Его Величество нашел брошюру безобразной и спросил о ней мнение Плеве. Говорят, Хомякову предложили написать брошюру за границей. Он отказывается.» (Бентковский А.К. Дневники // ОР РГБ. Ф. 218. К. 558. Д. 1. Л. 3).

В 1905 г. в «Кружке москвичей» аналогичным образом интерпретировали отношение к политике и политическим правам, господствовавшим в России. Члены кружка исходили из факта своеобразия исторического опыта России, предопределявшего особую политическую и социальную организацию страны. Согласно этим представлениям, русскому народу не был свойственен типичный для Западной Европы индивидуализм, который подталкивал население к борьбе за свои политические права. В России общественные и частные интересы гармонично уживались. Соборная природа русской культуры способствовала единству всех при сохранении личного достоинства каждого. В силу этого русский народ был свободен от политических страстей. Он тяготился государственной властью, поэтому неограниченные полномочия передал самодержавному монарху, в полной мере выражавшему его волю. Однако реализации идеала самодержавия препятствовало отсутствие прямого общения между царем и народом. Его восстановление было обусловлено государственной необходимостью, а не следованием западноевропейскому идеалу правового государства. Поэтому «следует исходить не из понятия о политических правах народа, а из понятия о его обязанностях. Задача состоит не в создании народного представительства, а в выработке организации, которая дала бы власти возможность привлекать к совместной с правительством работе лучших людей из среды самого населения» (Печатные материалы «Кружка москвичей» // ОР РГБ. Ф. 265. К. 134. Д. 11. Л. 3 об.).

Там же. Л. 8 об.; Шарапов С.Ф. Самодержавие и самоуправление. М., 1903. С. 24, 55. С.Ф. Шарапов, в частности, говорил, что «русское историческое самодержавие может иметь в земском деле, т. е. во внутреннем управлении, основное и органами только правильно поставленное и вполне самостоятельное народное самоуправление (местное)» (Речь С.Ф. Шарапова 10 апреля 1905 г. // ОПИ ГИМ. Ф. 43. Оп. 1. Д. 112. Л. 152).

Проект С.Ф. Шарапова // ОПИ ГИМ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 26. Л. 28.

Проект С.Ф. Шарапова // ОПИ ГИМ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 26. Л. 8 об.

Письмо А.Д. Оболенского С.Ю. Витте // ОР РГБ. Ф. 440. К. 2. Д. 7. Л. 2. См.: Цимбаев Н.И. Историософия на развалинах империи. С. 372.

Записка о самодержавии А.Д. Оболенского // РГИА. Библиотека. Коллекция печатных записок. № 45. Л. 1. В том числе Д.А. Хомяков разводил понятия «самодержавие» и «абсолютизм», которые предполагали принципиально отличные модели политического устройства. Самодержавие подразумевало патриархальную власть правителя, схожую с властью отца семейства и имеющую мало общего с безусловным подчинением рабов своему господину, т. е. деспотизмом. «Самодержавие есть “эволюция” начала “семейного главенства”, т. е. той формы власти, при которой она является выразительницей в одном лице волевой функции органически-собирательной человеческой единицы, сначала семьи, потом рода-племени, потом народа. Самодержавие есть олицетворенная воля народа, следовательно, часть его духовного организма и потому служебная сила, зависящая, как в отдельном индивидууме воля, от совокупности всех психических сил единоличного индивидуума, – в одном случае, собирательно органической единицы – в другом. Призвание самодержавия состоит в том, чтобы творить “не волю свою”, а выражая собой народ с его духовными требованиями и с его особенностями, вести народ по путям, “народом самим излюбленным”, а не “предначертывать ему измышленные” пути» (Хомяков ДА. Самодержавие // Православие. Самодержавие. Народность. М., 2005. С. 212). Следовательно, перед самодержцем стояла задача выявить общую волю, а не навязать государству свою. Действия монарха должны соответствовать народному миропониманию. Поэтому он не может произвольно вмешиваться в частную жизнь человека, изменять религиозный канон или, например, переносить столицу из одного города в другой. Самодержец неотделим от своих подданных, его воля – прямое проявление народного духа, поэтому сам народ не может себя противопоставлять царской власти, противоборствовать ей. «Власть, вполне народная, свободна и ограниченна одновременно. Свободна в исполнении всего, клонящегося к достижению народного блага “согласно с народным об этом благе понятием”; ограничена же тем, что сама вращается в сфере народных понятий, точно так, как всякий человек ограничен своей собственной личностью. В нем единовременно соединяются свобода и несвобода» (Там же. 274).

Абсолютизм же основывается на культе силы. Он прямой «антипод народовластия», т. к. строится на подавлении всякой частной или общественной инициативы. Традиции такого «хронического диктаторства» были заложены еще в Римской империи, которая стала прообразом для всех последующих западноевропейских государств. «Императорство есть в своей сущности – обращение временной власти в постоянную. Это власть полководца, власть которого, действительно, есть власть «по преимуществу»; и для своего проявления она требует полного безволия подчиненного ей материала» (Там же. С. 216).

Однако в действительности абсолютная власть монарха неизбежно подменяется ничем не ограниченным произволом бюрократии, которая «заслоняет» собой правителя, создает чрезвычайно сложный механизм управления, в котором может разобраться лишь опытный чиновник. Его порочность – не в злонамеренности, а в незнании народных нужд и чаяний. Бюрократия исходит из абстрактных представлений о благе, которые часто лишены конкретного содержания.

В период петровских реформ и в России произошла подмена самодержавия абсолютизмом. Самодержавие сохранилось лишь в умах народных масс, чья культура основывалась на традиционных православных ценностях. «Власть ради власти, автократия ради самой себя, самодовлеющее – вот чем Петр и его преемники, а за ними их современные апологеты, стремились заменить живое народное понятие об органическом строе государства, в котором Царь – глава, народ – члены, требующие для правильного действия своего взаимодействия и органической связи, при наличности которых свобода власти не исключает зависимости ее от общих всему народному организму начал; при ней же свобода власти – не произвол, а зависимость народа – не рабство» (Там же. С. 220–221).

Схожую, в сущности, славянофильскую модель воспроизводит в своих сочинениях и Л.А. Тихомиров (Тихомиров Л.А. Монархическая государственность. СПб., 1992. С. 356).

Примечательно, что схожая логика была характерна и для западноевропейских мыслителей, анализировавших собственные политические и правовые реалии. В частности, Б. Констан, обосновывая значение монархии Луи Филиппа, писал о «нейтральности» королевской власти, занимавшей надпартийную позицию (Шмитт К. Государство и политическая форма. М., 2010. С. 163–164).

Записка П.С. Шереметева // РГИА. Ф. 1088. Оп. 2. Д. 465. Л. 3. П.С. Шереметев писал Ф.Д. Самарину 17 января 1906 г., уже после издания Манифеста 17 октября 1905 г.: «Подчиняясь царской воле, мы все же продолжаем считать, что для России, по нашему убеждению, лучшая форма – это самодержавие, но, разумеется, не в смысле искаженного бюрократией, как это тянулось с тех пор особенно, что мы управляемся министерствами, сими “обломками” конституции Сперанского, а истинного самодержавия, проявляющегося в живом общении с выборными от народа». (Письмо П.С. Шереметева Ф.Д. Самарину 17.01.1906 // ОР РГБ. Ф. 265. К. 208. Д. 23. Л. 7).

Там же. С. 35. 6 июня 1902 г. публицист «Нового времени» С.Н. Сыромятников писал В.К. Плеве: «Когда Вы успокоите общество, Вам придется обратиться к опросу земли о ее нуждах, то есть к той или другой форме Земского собора. Не забудьте, что Земский собор есть единственная идея, примиряющая Россию с самодержавием. Это наша святыня, и будет преступно обращать ее в оперетку» (Письмо С.Н. Сыромятникова В.К. Плеве 06.06.1902 // ГА РФ. Ф. 586. Оп. 1. Д. 1136. Л. 2).

Письмо Ф.Д. Самарина А.А. Кирееву // ОР РГБ. Ф. 265. К. 156. Д. 10. Л. 11.

Может ли земский собор вывести нас из настоящего положения // Мирный труд. 1905. 4 апреля. Харьков. С. 29.

Машинописи материалов и адресов императору московского дворянства и московского земства // ОР РГБ. Ф. 265. К. 116. Д. 31–33. Л. 3 об.

Шипов Д.Н. Воспоминания и думы о пережитом. С. 288. Схожую мысль защищал А.С. Суворин: «Английская конституция – родное учреждение. Она не существует в виде “хартии” или особого основного закона, организующего власти и основания публичного права. Она образовалась постепенно и вошла в нравы страны. Постоянно повторялось с настойчивостью. что ничего нового не давалось, а это все старые права, которыми английский народ постоянно пользовался» [Суворин А.С. Русско-японская война и русская конституция. Маленькие письма (1904–1908). М., 2005. С. 219]. На сей счет в консервативной среде не могло быть согласия. В отличие от Шипова или Суворина К.Н. Леонтьев полагал конституционную монархию не монархией вовсе: «Конституционная монархия не есть монархия действительная; в конституционном государстве властвует демократическая полиархия, слегка ограниченная исполнительной и большей частью только отрицательной силой “Князя” (Государя)». Более того, конституционная монархия, по мнению Леонтьева, – переходная и исторически кратковременная форма правления, предшествующая установлению «эгалитарной республики» (Леонтьев К.Н. Полн. собр. соч. и писем: В 12 т. СПб., 2008. Т. 8. Кн. 2. С. 7–8).

[Суворин А.С.] Дневник Алексея Сергеевича Суворина / текстологическая расшифровка Н.А. Роскиной; подг. текста и предисл. Д. Рейфилда, О.Е. Макаровой. L.; М., 2000. С. 64.

Зайончковский П.А. Кризис самодержавия на рубеже 1870–1880 гг. М., 1984. С. 449–472. В.С. Кривенко вспоминал о Д.И. Воейкове: «По рассеянности, по откровенным разговорам, по экзальтированности и по самой внешности, по режущим глаза дефектам костюма он напоминал какого-нибудь ученого-чудака, а не петербургского влиятельного чиновника, оберегающего прежде всего свой престиж, дипломатически отмалчивающегося. Дмитрий Иванович то громогласно развивал планы о сближении правительства с общественным представительством, то дружески шептался, и притом на виду у других, со знаменитым жандармом Судейкиным» (Кривенко В.С. В Министерстве двора. Воспоминания / вступ. ст., подг. текста С.И. Григорьева, С.В. Куликова, Д.Н. Шилова; примеч. С.В. Куликова. СПб., 2006. С. 220).

А.Д. Пазухин придерживался скорее славянофильских идеалов. По словам К.Ф. Головина, «это был человека крупного ума, только ума чересчур прямолинейного и потому склонного к иллюзиям. Он был искренне убежден, что порядок управления Россией был почти что идеальный при царе Алексее Михайловиче, что к тогдашним нравам, к тогдашним понятиям нам следовало бы вернуться. А.Д. Пазухин при всей его искренности, при всем его ораторском таланте, одно отличало от славянофилов. У тех, из-за поклонения Москве XVII века, сквозит любовь к России более древней, где свободно гуляли новгородские ушкуйники и столь же свободно удельные князья, чисто по средневековому, воевали и грабили друг друга. У Пазухина симпатии последнего рода отсутствовали вполне. Он искренне любил московского чиновника, приказного, дьяка, “служилого человека”, этого очень мало симпатичного субъекта» (Головин К.Ф. Мои воспоминания. Т. 2. С. 100–101).

Реформы в России с древнейших времен до конца XX в.: В 4 т. М.: Политическая энциклопедия, 2016. Т. 3. Вторая половина XIX – начало XX вв. / отв. ред. В.В. Шелохаев. С. 244–255.

Записка А.Н. Куломзина Э.В. Фришу // РГИА. Библиотека. Коллекция печатных записок. № 45. Л. 1.

Русский консерватизм середины XVIII – начала XX века: Энциклопедия / отв. ред. В.В. Шелохаев. М., 2010. С. 256–257.

Валуев ПА. Дневник, 1877–1884. Пг., 1919. С. 186. В связи с этим П.А. Валуев говорил: «Петр Великий прорубил окно в Европу; но многие из наших влиятельных деятелей постарались к этому окну приделать железные ставни и закрывают их, чтобы европейский свет не проник к нам, в Россию. Я старался держать ставни открытыми» (Либрович С.Ф. На книжном посту: Воспоминания. Записки. Документы. М., 2005. С. 240).

¹Феоктистов Е.М. Дневник // РО ИРЛИ. Ф. 318. № 9120. Л. 4 об. См.: Тесля А.А. «Последний из “отцов”»: биография Ивана Аксакова. СПб., 2015. С. 581–584. Вместе с тем скептическое отношение к славянофильским формулам отнюдь не свидетельствует об охранительном настрое того или иного государственного служащего. Так, критиком славянофильства был сенатор, а впоследствии государственный секретарь А.А. Половцов. Однако он же был сторонником проведения политической реформы. Свои взгляды он изложил в записке 1876 г.

По его мнению, рецепт спасения не следовало искать в славянофильских статьях И.С. Аксакова, как это впоследствии делал министр внутренних дел Н.П. Игнатьев. Не нужно было копировать западноевропейский конституционный опыт. Следовало использовать те правовые и политические практики, которые уже сложились в России к концу 1870-х гг. По мнению Половцова, конституционное устройство – это естественное состояние политического организма. Его нельзя безболезненно перенести с одной почвы на другую. Так, английский конституционный режим – результат многовековой британской истории. Точно так же должно быть и в России: ее правовой уклад должен логически вытекать из предыдущего опыта (Половцов А.А. Дневник // ГА РФ. Ф. 583. Оп. 1. Д. 7. Л. 83).

Половцов специально подчеркивал: он не ставил под сомнение незыблемость самодержавия. Пространства России, весь исторический опыт страны подразумевали именно самодержавное правление. Но во второй половине XIX в. об этой форме правления оставалось лишь вспоминать. В действительности в России установилась диктатура министров, от которых император полностью зависел (Там же. Л. 85).

С точки зрения Половцова, прежде всего, следовало обеспечить постепенный переход власти от чиновников к «нечиновникам», общественным деятелям. Бюрократ – в большинстве случаев человек зависимый, не способный к самостоятельным суждениям (Там же. Л. 87). Фундаментом же будущих преобразований должно стать земство (Там же. Л. 73). Его представителям следовало дать право законодательной инициативы. Кроме того, они должны получить право контролировать бюджет. Наконец, и правительственным агентам следовало так или иначе отвечать перед ними (Там же. Л. 74). По оценке Половцова, к концу 1870-х гг. первые две функции принадлежали Государственному совету. Третья (правда, в высшей степени условно) – I департаменту Сената (Там же. Л. 75). Все это позволяло Половцову считать Государственный совет не законосовещательным, а законодательным учреждением (Там же. Л. 82). Тем важнее правильно организовать его работу, разумно отбирать его членов. В нынешнем его виде Государственный совет не мог вполне справиться со своими обязанностями. Его состав был в значительной мере случайным. Полноценные прения фактически не позволялись. При таких обстоятельствах планомерное обсуждение законопроектов было практически исключено, что предопределяло низкое качество нормативной базы в стране (Там же. Л. 83).

Законодательная инициатива должна была быть предоставлена земским собраниям и городским думам, чьи представители смогли бы отстаивать инициативы органов местного самоуправления непосредственно на заседаниях Государственного совета. «Правительство узнало бы таким путем народные потребности из самого верного и прямого источника, призванные депутаты сообщили бы те местные, специальные сведения, недостаточность коих часто бывает ощутительна в центральном правительстве, а самый порядок обсуждения не представлял бы встречающихся в многолюдных выборных собраниях неудобств, порождаемых самолюбивым увлечением, разгаром стра

стей всякого рода» (Записка А.А. Половцова // ГА РФ. Ф. 652. Оп. 1. Д. 649. Л. 25). На этом поприще могли бы проявить себя многие земцы. Это стало бы началом их государственной карьеры. Эффективность такого «карьерного лифта» была бы полезна и обществу, и власти. Наконец, обсуждение законопроектов в присутствии экспертов со стороны органов местного самоуправление способствовало оздоровлению всей политической жизни страны. «Законодательные прения за крайне редкими исключениями не могут и не должны составлять тайны, они, напротив, выясняют законодательные взгляды и способствуют к правильному применению законов. Такого рода гласность имела бы еще выгодную сторону, она сделала бы невозможным для самого правительства присутствие в Совете бездарных членов. Правительство было бы поневоле поставлено в необходимость избирать себе дельных, полезных советников, а не людей, повышаемых фаворитизмом или числом пережитых десятилетий» (Там же. Л. 27).

Кроме того, следовало расширить полномочия Государственного совета. Он утверждал бы доклады министров. Это освобождало бы императора от обязанности быть единственным экспертом при оценке деятельности своих ближайших сотрудников (Половцов А.А. Дневник // ГА РФ. Ф. 583. Оп. 1. Д. 7. Л. 85–86). Обновленный Государственный совет, по мысли Половцова, получил бы право учреждать особые комиссии для разработки законопроектов. Это избавило бы высшее законосовещательное (а по Половцову – законодательное) учреждение от доминирования министров, с которыми «рядовые» члены Государственного совета, в силу своей неосведомленности и дефицита технических средств, не могли конкурировать. Такие подготовительные комиссии получили бы право запрашивать ведомства интересовавшие их сведения (Записка А.А. Половцова // ГА РФ. Ф. 652. Оп. 1. Д. 649. Л. 27 об). Председателем Государственного совета не должен был быть великий князь, как это повелось еще с царствования Александра II. Практика показала, что это стесняло свободу суждений сановников (Там же. Л. 29).

Впоследствии, в 1882 г., Половцов доказывал великому князю Михаилу Николаевичу, что «нужно хранить императора как драгоценнейший политический символ, как Далай-ламу, но рядом с этим необходимо создать действительную силу». В сущности, ставился вопрос о создании объединенного правительства, которое как раз мог возглавить дядя царя (Половцов А.А. Дневник // ГА РФ. Ф. 583. Оп. 1 Д. 20. Л. 62 об.).

[Валуев П.А.] Дневник П.А. Валуева министра внутренних дел / ред., библиографический очерк, коммент. П.А. Зайончковского; текст подготовлен М.Г. Вандалковской и К.М. Платоновой: В 2 т. М., 1961. Т. 1. С. 100. Вполне очевидно, что в этом случае Валуев, вопреки славянофильским интеллектуальным конструкциям, отождествлял самодержавие с абсолютизмом.

Половцов А.А. Дневник // ГА РФ. Ф. 583. Оп. 1. Д. 7. Л. 68. Примерно то же самое писал правовед, сенатор, общественный деятель А.Ф. Кони в письме С.Ф. Морошкину 27 января 1888 г.: «Ты знаешь, что для настоящего состояния русского общества я признаю самодержавие лучшей формой правления, но самодержавие, в котором всевластие связано с возможным всезнанием, а не самовластие разных проскочивших в министры хамов, которые плотной стеной окружают упрямого и ограниченного монарха» (Кони А.Ф. Собр. соч.: В 8 т. М., 1969. Т. 8. С. 99–100).

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. / предисл. Л.Г. Захаровой, биографический очерк, коммент. П.А. Зайончковского. М., 2005. Т. 1. С. 108.

Феоктистов Е.М. Дневник // РО ИРЛИ. Ф. 318. Оп. 1. Д. 9122. Л. 44. По этому поводу Е.М. Феоктистов отметил: «И.А. Вышнеградский – слишком умный человек, чтобы верить всему тому, что он рассказывает Грингмуту. У него много озлобленных врагов – это не подлежит сомнению, но враги эти – люди легкомысленные и пустые, которые напускают мерзкие сплетни о нем, наушничают государю.» (Там же. Л. 44 об.). В действительности слухи о «конституционализме» Воронцова-Дашкова были сильно преувеличены, но все же имели под собой некоторые (хотя и весьма шаткие) основания. Весной 1881 г. он сочувствовал преобразованиям, инициированным М.Т. Лорис-Меликовым, готов был выступить с запиской к императору в поддержку реформ, а политический курс, ассоциировавшийся с именем К.П. Победоносцева, полагал «реакционно-чиновничьим» (Дубенцов Б.Б. М.Т. Лорис-Меликов и «охранители» в 1880–1881 гг. // Страницы российской истории. Проблемы, события, люди: Сб. статей в честь Б.В. Ананьича. СПб., 2003. С. 67–68).

[Суворин А.С.] Дневник Алексея Сергеевича Суворина. L.; М., 2000. С. 304. В январе 1880 г. на совещании министров с участием великого князя Константина Николаевича цесаревич Александр Александрович (будущий Александр III) говорил о своем отношении к конституционному устройству: «Конституция, не может принести нам пользы. Выберут в депутаты пустых болтунов-адвокатов, которые будут только ораторствовать, а пользы для дела не будет никакой. И в западных государствах от конституции беда. Я расспрашивал в Дании тамошних министров, и они все жалуются на то, что благодаря парламентским болтунам нельзя осуществить ни одной действительно полезной меры. По моему мнению, нам нужно теперь заниматься не конституционными попытками, а чем-нибудь совершенно иным» (Перетц Е.А. Дневник (1880–1883) / сост. и науч. ред. А.А. Белых. М., 2018. С. 71–72). Эти слова были созвучны тому, что говорил К.П. Победоносцев на заседании Совета министров 8 марта 1881 г. по поводу проекта реформы Государственного совета, инициированной М.Т. Лорис-Меликовым («конституции» Лорис-Меликова) (Там же. С. 156–157). Неприятие только лишь возможной «всероссийской говорильни» крепко сидело в голове императора. В мае 1882 г. при назначении министром внутренних дел графа Д.А. Толстого император сказал: «Мне бы стоило подписать Конституции, чтобы сделаться популярным, но я и не думаю этого делать» (Половцов А.А. Дневник // ГА РФ. Ф. 583. Оп. 1. Д. 20. Л. 79). В 1889 г. в связи с введением в Японии конституции Александр III написал: «Несчастные, наивные дураки» ([Ламздорф В.Н.] Дневник В.Н. Ламздорфа, 1886–1890. М.; Л., 1926. С. 159).

Монархи цеплялись за ускользавшее самодержавие. При этом есть некоторые основания полагать, что они вполне реалистично оценивали «законотворческую механику», действовавшую в России. Так, в октябре 1885 г. поэт и вместе с тем государственный служащий А.Н. Майков поведал князю В.П. Мещерскому слух, будто бы пущенный министром народного просвещения И.Д. Деляновым. На докладе, где излагалась инструкция по проведению государственных экзаменов по правоведению, против слов «Самодержавие есть источник всякой власти в России» Александр III отметил слово «есть» и подписал вместо него: «было». Это поразило Майкова. Он увидел в том свидетельство, что сам царь изверился в собственном самодержавии (Мещерский В.П. Письма к императору Александру III, 1881–1894. С. 202–203).

Феоктистов Е.М. Дневник // РО ИРЛИ. Ф. 318. Оп. 1. Д. 9122. Л. 67 об. В своем дневнике Николай II записал: «Был в страшных эмоциях перед тем, чтобы войти в Николаевскую залу к депутациям от дворянств, земств и городских обществ, которым я сказал речь» [Дневники императора Николая II (1894–1918) / отв. ред. С.В. Мироненко, авторы предисл. С.В. Мироненко, З.И. Перегудова, Д.А. Андреев, В.М. Хрусталев; рук. колл. подготовки текста дневников к изданию З.И. Перегудова. М., 2011. Т. 1. С. 182). См. также: «Слышались голоса людей, увлекавшихся бессмысленными мечтаниями». Варианты речи Николая II 17 января 1895 г. / публ. И.С. Розенталя // Исторический архив. 1999. № 4. С. 213–219).

Половцов А.А. Дневник, 1893–1909. СПб., 2014. С. 398. Конечно, и среди искренних сторонников самодержавия были и те, кто далеко не во всем соглашался с основами славянофильского учения. Одним из наиболее известных из них был К.П. Победоносцев. Его влияние на политическую жизнь России конца XIX – начала XX вв. то росло, то падало. И все же в 1881–1905 гг., т. е. почти четверть века, он оставался на самой вершине «олимпа» государственной жизни империи. Однако его представления о власти, государстве, самодержавии столь своеобразные, что сложно считать их определяющими для бюрократической элиты того времени. Победоносцев был фаталистом. Он не верил в перспективы самодержавного строя. Предсказывал неизбежную победу революции. Его отстаивание самодержавия – это тщетная (по мнению самого Победоносцева) попытка приостановить безудержный исторический процесс (Феоктистов Е.М. За кулисами политики и литературы. М., 1991. С. 219). Впрочем, некоторые высказывания Победоносцева были вполне славянофильскими по духу. 6 декабря 1904 г. при обсуждении реформаторского проекта князя П.Д. Святополк-Мирского он предпочел говорить о самодержавии в мистическом духе: «Царь-де папа, он должен руководствоваться не политическими, но религиозными соображениями. Если он откажется от самодержавия, то он обезглавит церковь. Русский народ впадет в варварство и грех. Отказ от самодержавия явился бы таким образом грехом от Божьего закона. Царь принимает свои права Божьей милостью от своих предков. Как он может решиться на преступление, отказавшись от того, что ему дало Божьим соизволением. Как он оправдается перед своими потомками в том, что он отказался из-за преходящих затруднений от Божьего вечного установления. На царе лежит обязанность защищать православие и веру и оставить своим потомкам свое Божье право в неуменьшенном преступными внушениями объеме» (Письмо из Санкт-Петербурга Д.Н. Шипову о совещании 6 декабря 1904 г. // ОР РГБ. Ф. 440. К. 3. Д. 14. Л. 2; См. также: Полунов А.Ю. К.П. Победоносцев в общественно-политической и духовной жизни России. М., 2010. С. 99–100, 181).

Критически о славянофильском учении отзывался К.Н. Леонтьев: «Славянофилы всегда представлялись мне людьми с самым обыкновенным европейским умереннолиберальным образом мыслей. И государь Николай Павлович был прав, подозревая постоянно, что под широким парчовым кафтаном их величавых “вещаний” незаметно для них самих скрыты узкие и скверные панталоны обыкновенной европейской бур

жуазности» (Леонтьев К.Н. Славянофильство теории и славянофильство жизни // Полн. собр. соч. и писем: В 12 т. СПб., 2007. Т. 8. Кн. 1. С. 465–466). Представления же Леонтьева о власти вопиющим образом расходятся со славянофильскими построениями: «Пора же, наконец, сознаться громко, что и вся Россия, и сама Царская власть возрастали одновременно и в тесной связи с возрастанием неравенства в русском обществе, с утверждением крепостного права и с развитием того самого “наследственного чиновничества”, которое так не нравится столбовому, 600-летнему – Н.П. Аксакову» (Там же. С. 467). Такого рода высказывания – нарочитый эпатаж, нацеленный против взглядов, популярных в обществе. Сами славянофилы хорошо чувствовали ту дистанцию, которая отделяла их от идей Леонтьева: для него ключевое значение имели не этические принципы, а эстетическая составляющая образа будущего. Характерно резкое неприятие идей Леонтьева И.С. Аксаковым [Фетисенко ОЛ. «Гептастилисты»: Константин Леонтьев, его собеседники и ученики (Идеи русского консерватизма в литературно-художественных и публицистических практиках второй половины XIX – первой четверти XX века). СПб., 2012. С. 158–161]. С.Ф. Шарапов писал: «Г. Леонтьев не наш. Слишком многое отделяет его верования от наших, его мировоззрение от того, которое мы привыкли называть “славянофильским”» (Леонтьев К.Н. Полн. собр. соч. и писем: В 12 т. Т. 8. Кн. 2. С. 807. См. также: Фетисенко ОЛ. Указ. соч. С. 86–88).

В то же самое время, высоко оценивая графа Д.А. Толстого в качестве министра внутренних дел, Леонтьев, в частности, писал: «Не будучи ничуть славянофилом в теории, на практике он оказался истинным славянофилом – в смысле не племенном, а культурно-государственном.» (Леонтьев К.Н. Полн. собр. соч. и писем: В 12 т. Т. 8. Кн. 2. С. 50). Иными словами, в устах Леонтьева аттестация сановника как славянофила служила своего рода похвалой.

При этом консервативные критики славянофильства отнюдь не во всем друг с другом соглашались. Напротив, Леонтьев относился к К.П. Победоносцеву без всякой симпатии: «Он, как мороз препятствует дальнейшему гниению; но расти при нем ничто не будет. Он не только не творец, он даже не реакционер, не восстановитель, не реставратор, – он только консерватор, в самом тесном смысле слова; мороз, я говорю, сторож, безвоздушная гробница, старая “невинная” девушка и больше ничего» (Пророки византизма: Переписка К.Н. Леонтьева и Т.И. Филиппова (1875–1891) / сост., вступ. ст., коммент. О.Л. Фетисенко. СПб., 2012. С. 196).

В рамках славянофильства сформировался политический «метаязык», устраивавший адептов самых разных взглядов – и охранителей, и сторонников институциональных реформ. Иными словами, славянофильство становилось своего рода интеллектуальной «площадкой» для «благонамеренного» диалога о будущности русской политики. В связи с этим славянофильские понятия и концепции получали широкое хождение и становились «кирпичиками» для построения различных теорий, в том числе и катковского направления [См.: Твардовская ВА. Идеология пореформенного самодержавия (М.Н. Катков и его издания). М., 1978. С. 227–228; Котов А.Э. «Царский путь» Михаила Каткова. Идеология бюрократического национализма в политической публицистике 1860-1900-х годов. М., 2016. С. 18]. Кроме того, наиболее заметные представители неославянофильства (А.А. Киреев, Л.А. Тихомиров, С.Ф. Шарапов и др.) видели в М.Н. Каткове своего прямого предшественника (Там же. С. 52).

В соответствии с этим определением можно было дать дефиницию самодержавию, что и сделал граф Д.Н. Блудов в беседе с Николаем I. «Различие между самодержавием и деспотизмом граф Блудов объяснял императору Николаю тем, что самодержец может по своему произволу изменять законы, но до изменения или отмены их должен им сам повиноваться» ([Валуев //..Д.| Дневник П.А. Валуева министра внутренних дел: В 2 т. М., 1961. Т. 1. С. 77).

Полное собрание законов Российской империи (ПСЗ). Собр. 2-е. Т. 17. № 15518. С. 291.

Коркунов Н.М. Указ и закон. СПб., 1894. С. 325–335. Н.М. Коркунов отмечал: «Наконец, нельзя не отметить, что и граф [М.А.] Корф обыкновенным нормальным порядком издания законов считает издание по предварительному обсуждению в Государственном совете, а издание их без участия Совета представляет себе возможным лишь в особых, исключительных случаях, когда “государь император по действию самодержавной власти усмотрит надобность объявить волю свою без выслушания мнения сего учреждения”. Очевидно, и по мысли графа Корфа именные указы, состоявшиеся без участия Совета, не столько законы, сколько чрезвычайные указы, совершенно подходящие к тому, что прусская и австрийская конституции называют государевыми указами с силой закона» (Он же. Русское государственное право. СПб., 1909. Т. 2. С. 28).

Государственный деятель В.Ф. Романов так вспоминал о Н.М. Коркунове: «Тогда много шума в научных кругах наделала докторская диссертация Коркунова на тему “Указ и Закон”. Выступавший в числе оппонентов, проф. Сергеевич заявил, что он прочел работу Коркунова и не мог найти ни одного возражения, прочел во второй раз и им овладели некоторые сомнения, прочел в третий раз и только тогда понял, что Коркунов совершенно не прав; такова сила его логики. Не удивительно, что для меня Коркунов был непогрешим во всех его взглядах» (Романов В.Ф. Старорежимный чиновник. Из личных воспоминаний от школы до эмиграции, 1874–1920 гг. / публ. С.В. Куликова. СПб., 2012. С. 57). См. также: Дякин В.С. Сфера компетенции указа и закона в третьеиюньской монархии // Вспомогательные исторические дисциплины. Л., 1976. № 8. С. 237; Источниковедение: Учеб. пособие / И.Н. Данилевский, Д.А. Добровольский, Р.Б. Казаков и др.; отв. вед. М.Ф. Румянцева. М., 2015. С. 233–234.

Градовский А. Д. Собр. соч. СПб., 1903. Т. 8. С. 215. Характерно, что формула Н.М. Коркунова получила выражение в решениях Комитета министров в декабре-январе 1904–1905 гг.: «По точному разуму Основных государственных законов (ст. 47 и 50) предначертания законов в Российской империи рассматриваются в Государственном совете, потом восходят на высочайшее усмотрение и не иначе поступают к предначертанному им совершению как действием самодержавной власти. Сообразно сему во всех лицах, на которые распространяется действие закона, должна господствовать уверенность, что издаваемый закон при обсуждении его привлек к себе в полной мере внимание законодателя и составляет проявление действительной и непосредственной монаршей воли. Этим объясняется значение формы, в которую выливается закон, и возможность нареканий на лиц, стоящих во главе ведомств, в тех случаях, когда высочайшее утверждение предположений законодательного свойства испрашивается всеподданнейшими докладами их вне установленного порядка, соответствующего важности принимаемых в порядке законодательном мер и обеспечивающего более тщательную разработку законодательных мероприятий.

Против уклонений от установленного порядка, отражающихся вредно и на внутреннем достоинстве законов, надлежит принять меры в таком притом направлении, которое находит себе обоснование в содержании действующих законоположений. Так, в точную согласность с приведенным выше правилом ст. 50 законов основных о внесении всех предначертаний законов в Государственный совет, статья 162 учреждений министерств требует внесения министрами и главноуправляющими представлений об отмене или изменении законов в Государственный совет с предварительным на сие высочайшим разрешением, а ст. 28 учреждения Комитета воспрещает вносить в Комитет министров представления по роду своему, принадлежащие до Государственного совета, то есть законодательные представления. Изъятием из этого общего порядка должны почитаться только случаи, когда закон издается по непосредственному изволению монаршему в виду указа за собственноручным императорского величества подписанием.» (Извлечения из журнала Комитета министров. 21, 24 декабря 1904 г., 4 января 1905 г. // ГА РФ. Ф. 564. Оп. 1. Д. 2740. Л. 25–26).

Законы бывают разные. Это в том числе и закон о государственном бюджете. В Российской империи распределение казенных средств не было в достаточной мере упорядоченным, что предоставляло свободу бюрократии. 29 января 1884 г. А.А. Половцов писал императору: «Переходя к расходам, сказывается, что в одном ведомстве сделана полумиллионная передержка без всякого объяснения тому причин и без испрошения на то разрешения, в другом делается (хотя и незначительная) приплата за такую работу, для которой существуют особые чиновники, в третьем цифры, служащие основанием представления, оказываются неверными, в четвертом не представлено сведений о повреждении, которое предполагается исправить. В пятом умножающиеся расходы на чиновников по мере того, как дело, этим чиновникам порученное, переходит в другие руки, в шестом испрашивается расход на учреждение в то время, когда учреждение это закрывается» (Записки А.А. Половцова Александру III // ГА РФ. Ф. 543. Оп. 1. Д. 706. Ч. 1. Л. 78).

По мнению американского исследователя Б. Линкольна, концепт законности был «краеугольным камнем» мировосприятия высшей бюрократии эпохи Великих реформ (Lincoln B.W. On the vanguard of reforms: Russian “enlightened bureaucrats”, 1825–1861. DeKalb, 1982; См. также: KippJ.W. M.Kh. Reutern on the Russian state and economy: A liberal bureaucrat during the Crimean era, 1854–1860 // Journal of modern history. Chicago, 1975. Vol. 47. № 3. P. 437–459; Yaney G. Bureaucracy and Freedom: N.M. Korkunov’s Theory of the State // The American Historical Review. Vol. 71. № 2 (Jan., 1966). P. 468–486).

Коркунов Н.М. Русское государственное право. Т. 2. С. 5–6.

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 1. С. 161.

В этой связи В.М. Пуришкевич говорил: «Ни о какой конституции у нас речи быть не может. Наша конституция – это крестное целование. Государь император целует крест в знак того, что он дает ответ за свои действия только перед Господом Богом и своей совестью, народ целует крест царю на верную службу – вот наша конституция» (Правые партии: Документы и материалы / сост., автор предисл., введ. и коммент. Ю.И. Кирьянова, отв. ред. В.В. Шелохаев. М., 1998. Т. 2. С. 316; См. также: Иванов А.А. Владимир Пуришкевич – опыт биографии правого политика (1870–1920). М.; СПб., 2011. С. 112).

Лазаревский Н.И. Русское государственное право. СПб., 1913. С. 338.

Тем не менее в учебниках по государственному праву традиционно проводилась мысль о законности как фундаментальном начале российской правовой жизни. Как писал Н.М. Коркунов, «начало законности в нашем государственном быту не явилось результатом какого-нибудь одного законодательного постановления, а сложилось как плод постепенного развития государственной жизни. Самоограничение власти правом составляет необходимое условие каждого сколько-нибудь развитого государственного быта. Прежде всего само могущество государственной власти может окрепнуть и утвердиться только под условием подчинения власти началам права, так как только тогда в гражданах может развиться чувств законности, делающее для них повиновение власти долгом. Деспотическая власть, при всей суровости внешнего проявления, никогда не может быть достаточно сильной и твердой, именно потому что она опирается только на физическую силу, а не на сознание нравственного долга ей повиноваться. Сознание долга действует всегда и постоянно, а физическое принуждение не может быть непрерывным» (Коркунов Н.М. Русское государственное право. Т. 1. С. 216). Иными словами, Коркунов подразумевает, что любое стабильное существование социально-политической системы строится на законности даже вне зависимости от характера политического режима. Согласно этой точки зрения, и абсолютная монархия, стремящаяся быть нормой, а не правовой аномалией, ограничивает самая себя, устанавливая правовые рамки собственной деятельности.

Ганфман М. Законодательство // Ежегодник газеты «Речь» на 1912 г. СПб., 1912. С. 50.

Корф СА. Инициатива закона в русском праве // Право. 1902. № 12. 17 марта. Стб. 588.

Кроме того, право законодательной инициативы было предоставлено Правительствующему Сенату (Каминка А.И. Законодательный почин Правительствующего Сената // Право. 1902. № 15. 7 апреля. Стб. 767–768).

Надо иметь в виду, что деятельность М.М. Сперанского не сводилась к простой инкорпорации уже существовавших нормативных актов в Свод законов Российской империи. Сперанский существенно редактировал собираемые им правовые памятники. По словам Г.Э. Блосфельдта, «приходится признать, что работа по Своду 1832 г. не была простым воспроизведением источников, а являлась, хотя Сперанский и не хотел этого признать, истолкованием существующего права» (Блосфельдт Г.Э. «Законная» сила Свода законов в свете архивных данных. Пг., 1917. С. 19).

Ружицкая И.В. Законодательная деятельность в царствование императора Николая I. М.; СПб., 2015. С. 245–256.

Там же. С. 264–302. Работавший в Государственной канцелярии в конце XIX – начале XX в. Э.П. Беннигсен так охарактеризовал значение Свода законов: «Несомненно, в Своде Законов было много архаизмов и курьезов (например, запрещение в Уставе о предупреждении и пресечении преступлений “всем и каждому пьянства” или в нем же – употребления на свадьбах артиллерийских орудий), но нигде больше я не видал такой удачной в кодификационном смысле работы. Быть может, это надо объяснить тем, что Россия унаследовала свою культуру от Византии и что у русских юристов идеальный кодекс Юстиниана всегда оставался перед глазами» [Bakhmeteff archive (BAR). Bennigsen coll. Box. 1. Folder 2. Воспоминания Э.П. Беннигсена]. Сотрудник, последователь и биограф Сперанского барон М.А. Корф писал о другом детище своего учителя – Полном собрании законов – так: «Не говоря уже о Своде, этом бессмертном осуществлении гениальной и колоссальной мысли, каждый участвующий в администрации, равно как и всяк, кто призван к юридическо-ученым трудам, должен отдать полную справедливость и другому величественному созданию Сперанского – Полному собранию законов. Кому приходилось, как мне, работать прежде его издания над разными частями нашего законодательства по безобразным и скудным компиляциям частных лиц или по ужасным коллекциям манускриптов, хранящимся в архивах, тот один может вполне оценить гигантскую и часто бесплодную тогдашнюю работу с легкостью и успешностью теперешней, когда все материалы под рукой в одном составе.» (Корф М.А. Дневник за 1840 год / предисл., подг. текста к печати и коммент. И.В. Ружицкой. М., 2017. С. 31).

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 1. С. 265.

Ко дню LXXV юбилея Императорского Училища Правоведения, 1835–1910 (исторический очерк). СПб., 1910. С. 18; Шершеневич Г.Ф. Наука гражданского права в России. М., 2003. С. 48; Кодан С.В. Юридическая политика Российского государства в 1800-1850-е гг.: деятели, идеи, институты. Екатеринбург, 2005. С. 284–286.

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 2. С. 139.

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 1. С. 126127.

Кроме того, кодификация – довольно дорогой процесс. Второе отделение С.Е.И.В. Канцелярии поглощало значительные финансовые средства. Так, за 19 лет подготовки Свода законов 1876 г. потребовалось 9,5 млн руб. В Своде было 45 тыс. статей. Соответственно, подготовка одной статьи обошлась казне приблизительно в 200 руб. (Скальковский КА. Современная Россия. Очерки нашей государственной и общественной жизни: В 2 т. СПб., 1890. Т. 1. С. 17).

Лозина-Лозинский МА. Кодификация законов по русскому государственному праву. I. Кодификационные учреждения // Журнал министерства юстиции. 1897. № 4. С. 169.

Федотов Г.П. Избр. труды / сост., автор вступ. ст. и коммент. К.А. Соловьев. М., 2010. С. 131–132. Схожим образом отзывался о Сперанском В.В. Розанов: «Сперанский был волшебником, открывшим. секрет, он был Гуттенбергом новой администрации» (Розанов В.В. О подразумеваемом смысле нашей монархии. СПб., 1912. С. 24).

Примечательно, что человек, хорошо знавший и высоко ценивший Сперанского, -М.А. Корф отрицал у него наличие каких-либо устойчивых политических убеждений. В частности, в октябре 1838 г. Корф записал в дневнике: «Сперанский не имел. ни характера, ни политической, ни даже частной правоты. Участник и, может быть, один из возбудителей, по тогдашнему направлению умов, филантропических мечтаний Александра, Сперанский был в то время либералом, потому что видел в этом личную свою пользу, а когда минул век либерализма, то перешел в тех же побуждениях к совершенно противоположной системе. Он был либералом, пока ему приказано было быть либералом, и сделался ультра, когда ему приказали быть ультра. Тот же человек, который прежде замышлял ограничение самодержавной власти, после писал и печатал книги в пользу и защиту военных поселений» (Корф М.А. Дневники 1838 и 1839 гг. / вступ. ст. и коммент И.В. Ружицкой. М., 2010. С. 181). Если принять точку зрения Корфа, то получится, что главным «архитектором» правовой системы Российской империи стал талантливый технократ, но отнюдь не идеолог.

Вместе с тем характерен пиетет к Сперанскому, который испытывали высокопоставленные чиновники спустя десятилетия после кончины реформатора. В.Ф. Романов в связи с этим вспоминал: «Мой приятель, друживший с сыном Плеве – очень хорошим и скромным чиновником, рассказывал мне, с какой гордостью Плеве-отец показывал ему в своей казенной квартире государственного секретаря кресло, в котором работал еще знаменитый Сперанский: “Вот здесь сидел он, если бы хотя бы раз увидеть его”» (Романов В.Ф. Старорежимный чиновник. Из личных воспоминаний от школы до эмиграции, 1874–1920 гг. С. 111).

Впрочем, у М.М. Сперанского и в конце XIX в. были и критики, в том числе славянофильского направления. В частности, публицист И.Ф. Романов писал: «Обман Сперанского 1) поддерживает фикцию Самодержавия, все и вся наполнявшего в России, вбивающего каждый гвоздик, ввинчивающего каждый винтик государственной машины Собственноручно, и 2) снимает с Самодержца действительно трудную задачу найти “не имеющего чина Иванова”, который должен быть умен и честен, чтобы построить на веру мост» [Рцы (Романов И.Ф.) Собр. соч.: В 2 т. Т. 1: Нагота рая: Историко-философское эссе. Парадоксы и афоризмы. Религиозная публицистика. Политические и экономические статьи. Путевые очерки. СПб., 2016. С. 249].

Записки А.А. Половцова Александру III // ГА РФ. Ф. 543. Оп. 1. Д. 706. Ч. 5. Л. 12.

Победоносцев К.П. Закон // Победоносцев К.П. Великая ложь нашего времени. М., 1993. С. 147–148. По остроумному замечанию К.А. Скальковского, в России «законов необходимых имеется 1416, бесполезных – 14 160, излишних – 141 600; сколько недостает законов для полного благополучия – неизвестно. Просматривая Code russe, поражаешься, что в нем употреблено 100 000 раз слово “отнюдь не дозволяется”, 50 000 раз – “воспрещается” и 25 000 раз – “строжайше воспрещается”, но публике все это кажется недостаточным и каждый день в газетах предлагается воспретить еще что-нибудь» (Скальковский КА. Сатирические очерки и воспоминания. С. 370–371).

Записки А.А. Половцова Александру III // ГА РФ. Ф. 543. Оп. 1. Д. 706. Ч. 5. Л. 75.

Писарькова Л.Ф. Феномен российских реформ // Российская история. 2014. № 4. С. 19–20; Христофоров И.А. На пути к революции // Реформы в России. С древнейших времен до конца XX в.: В 4 т. М., 2016. Т. 3: Вторая половина XIX – начало XX в. С. 184–187.

Чичерин Б.Н. Философия права / сост., вступ. ст., коммент. И.Д. Осипова. СПб., 1998. С. 441.

Письмо Б.Н. Чичерина Д.А. Милютину 07.03.1899 // ОР РГБ. Ф. 169. К. 77. Д. 54. Л. 24 об.

Соловьев КА. В преддверии революции // Реформы в России. С древнейших времен до конца XX в. Т. 3. С. 244.

Представители либеральной мысли всячески подчеркивали невозможность какой-либо значимой реформы без политических преобразований. 18 сентября 1902 г. П.Б. Струве в редактируемом им журнале «Освобождение» поместил свою статью «Либерализм и так называемое “революционное” направление», где, рассуждая о тактических приемах своих единомышленников, коснулся вопроса о сущности правовой системы как таковой: «Право как явление жизни общественного организма требует по своей идее свободы преобразования, в основе которой не может не лежать свободное изъявление мысли и воли». Право, по мнению Струве, в самом себе должно заключать возможности и пути своего изменения. В противном случае оно не сможет во всякий момент времени соответствовать идее права, т. е. современному правосознанию населения. А сложившаяся к началу XX в. правовая система России не предполагала законных путей для своего развития. Это ставило под угрозу возможность движения вперед самого общества и государства. Как писал П.Б. Струве в предисловии к изданной им записке С.Ю. Витте, «не баррикады, не бомбы, не крестьянские бунты угрожают современному русскому правительству и существующему политическому строю, – главный враг правительства оно само, его собственная задача, та бессмысленная задача сохранения существующей государственной формы, которым оно, правительство, подменило всякую творческую работу и ради которой оно должно пресекать эту последнюю. Эта охранительная по форме, разрушительная по существу деятельность самого правительства создала и поддерживает ту душную предгрозовую атмосферу, в которой живет современная Россия, она растит и готовит русскую революцию» (Струве П.Б. Предисловие ко второму изданию // Витте С.Ю. Самодержавие и земство. Stuttgart, 1903. C. XLIX).

Иными словами, по мнению конституционалистов, именно форма определяет содержание, а механизмы правообразования очень заметно влияют на характер утверждаемых законодательных норм. Гибкая правовая система способна реагировать на вызовы времени, и она всякий раз будет адекватна сложившимся обстоятельствам, т. к. находится в состоянии постоянного становления. Жесткая, застывшая правовая система в какой-то момент обязательно перестанет соответствовать существующим условиям и будет тратить значительную часть своей энергии на сохранение самой себя. Соответственно, именно гибкая правовая система дает возможность постоянного реформирования в соответствии с требованиями момента; жесткая же правовая система при определенных условиях становится врагом любых реформ и преобразований.

Конституционалисты предлагали установить такую систему правообразования, которая бы постоянно обеспечивала соответствие действующих правовых норм правосознанию. Как утверждал Ф.Ф. Кокошкин в «Лекциях по общему государственному праву»: «Прежде всего необходимо гарантировать, чтобы право, созданное государством (закон), находилось в соответствии с первоисточником всякого права, народным правосознанием. Этой цели служит участие народа (совокупности активных граждан) или народного представительства в законодательстве» (Кокошкин Ф.Ф. Лекции по общему государственному праву. М., 1912. С. 262). Именно поэтому с точки зрения сторонников коренных преобразований российской политической системы только конституционное государство могло на современном этапе адекватно отвечать на вызовы времени: только оно предполагало механизм воплощения общественного мнения в правовые нормы.

Следовательно, все ключевые проблемы современности могли быть разрешены лишь при условии учреждения конституционной формы правления. «Самодержавие является главным препятствием аграрного прогресса в России, и аграрный вопрос не разрешим вне общего политического освобождения России. Поэтому в данный момент борьба за освобождение есть самый верный и единственный путь к разрешению аграрного вопроса», – утверждал С.Н. Булгаков в июле 1903 г. на съезде в Шаффгаузене, предварявшим образование «Союза Освобождение». По мнению докладчика, представители действующей власти ощущали постоянный страх за свое будущее и, соответственно, панически боялись каких-либо изменений, в том числе и преобразования правового строя деревни. Без решения этого вопроса говорить об аграрной реформе бессмысленно. Аграрная реформа не могла иметь место без преобразования органов местного управления, непосредственно отвечавших за состояние деревни. Но и на это бюрократическое самодержавие не пошло. Так что прогресс сельского хозяйства при сохранении самодержавия был немыслим. Напрашивался вывод: аграрная реформа естественно вытекала из правовой реформы всей системы общественно-политических отношений в России.

По сути дела, о том же самом писал и Д.И. Шаховской в статье «Политика либеральной партии», опубликованной в «Освобождении» в марте 1904 г.: «Самодержавной власти для того, чтобы вступить на путь действительных реформ не остается другого исхода, как отвергнуть самое себя. Полагать, что эти реформы, без которых нет спасения русскому народу, могут быть выполнены на почве самодержавия и в союзе с ним, значит обрекать их не только на частичную, но и на полную и безусловную неудачу» (Шаховской Д.И. Политика либеральной партии // Либеральное движение в России. М., 2001. С. 69–70). «Всякие уступки и колебания гибельны для существующего режима: он держится и может еще некоторое время держаться только насилием, внушающим страх», – писал Петр Долгоруков в октябре 1904 г. (Долгоруков ПД. Исторический урок // Освобождение. 1904. № 57. 15 октября. С. 118).

Российский либерализм середины XVIII – начала XX в.: Энциклопедия / отв. ред. В.В. Шелохаев. М., 2010. С. 795; Арсланов Р.А. Государство и общество в концепции российского либерала // Россия в XX веке. Люди, идеи, власть. М., 2002. С. 1112. Эту точку зрения разделяли лидеры «освободительного движения», например, П.Б. Струве. В частности, он писал: «При самодержавии Россия находится в состоянии скрытой или, вернее, вогнутой внутрь хронической революции, которая неизбежно перейдет в острую форму, если не будет предпринята крупная реформа. Маленькая конституция может или, вернее, должна породить дальнейшее политическое движение, которое в случае упорства правящих классов неизбежно приведет к большой революции» (СтрувеП.Б. Организация и платформа демократической партии // Освобождение. 1904. 27 октября. С. 129).

Письмо Александра III Владимиру Александровичу 16.11.1885 // ГА РФ. Ф. 652. Оп. 1. Д. 380. Л. 33.

Письма К.П. Победоносцева к Александру III: В 2 т. М., 1926. Т. 2. С. 105.

Материалы особой комиссии по пересмотру законоположений о судебной части // РГИА. Ф. 995. Оп. 1. Д. 58. Л. 1.

Объяснения Н.В. Муравьева в Государственном совете о пересмотре судебных законоположений на заседании 16 декабря 1902 г. // ГА РФ. Ф. 543. Оп. 1. Д. 725. Л. 2 об. – 3.

Всеподданнейший доклад министра юстиции Н.В. Муравьева, январь 1904 г. // ГА РФ. Ф. 543. Оп. 1. Д. 377. Л. 6.

Речь идет об Особой комиссии для составления проектов местного управления.

Журналы совещаний Особой комиссии для составления проектов преобразования местного управления («Кахановской комиссии») // ГА РФ. Ф. 586. Оп. 1. Д. 27. Л. 15.

17 июля 1893 г. А.Н. Куломзин писал сыну о склонности российской бюрократии к системности и универсализму: «У нашего чиновничества всегда преобладала фальшивая тенденция распространять на всех диких инородцев благодеяния судебных учреждений и общих норм управления. А между тем, этим диким племенам нужны другие формы» (Письмо А.Н. Куломзина А.А. Куломзину 17.05.1893 // ОПИ ГИМ. Ф. 42. Оп. 1. Д. 3. Л. 35).

Записки А.А. Половцова Александру III // ГА РФ. Ф. 543. Оп. 1. Д. 706. Ч. 1. Л. 92 об. На заседании соединенных Департаментов Государственного совета М.С. Каханов объяснял, «что собранные правительством материалы и в особенности сена

торские ревизии дают полную возможность теперь же определить общий план переустройства. Говорят, что это трудно и сложно, но это еще не причина, чтобы отказаться от разрешения задачи. Главные недостатки теперешнего порядка суть следующие: а) теперешние органы не удовлетворяют возложенным на них обязанностям, б) компетенция некоторых властей неопределенна и дает повод к пререканиям, в) уездные власти часто недовольно полномочны для успешной деятельности, г) влияние правительства недостаточно в отношении иных властей, личный состав служащих неудовлетворителен. Все эти недостатки состоят во взаимной связи. Нельзя выхватить один и оставить другие в неприкосновенности. Министр внутренних дел утверждает, что в уездном управлении – хаос, но предлагаемая им мера – создание еще одной власти без сообразования с остальными, – не уменьшит, а увеличит этот хаос. Крестьянское управление предлагаемыми мерами не улучшится, потому что земские начальники будут лишь отменять распоряжения крестьянских властей, но не обеспечат на будущее время улучшения свойства этих распоряжений. Полиция остается в том же и, быть может, несколько пониженном виде, мировые судьи передают часть своих дел административным чиновникам, но все это не достигает целей исправления местного управления в вышеуказанных его недостатках» (Там же. Ч. 3. Л. 113–114). См. также: Материалы к закону от 12 июля 1889 г. о земских начальниках. Записка М.С. Каханова о земских начальниках. 08.04.1887 // ОР РГБ. Ф. 290. К. 63. Д. 1. Л. 2, 4.

Князь В.П. Мещерский назвал отзыв М.С. Каханова «смешным»: «Прямо нападая на сущность проекта с либеральной точки зрения петербургского бюрократа, полагает, что вопрос этот не может быть рассмотрен отдельно от совокупного рассмотрения всех Положений, до внутреннего управления касающихся» (Мещерский В.П. Письма к императору Александру III, 1881–1894. С. 464).

Материалы к закону от 12 июля 1889 г. о земских начальниках. Записка министра внутренних дел от 28 ноября 1887 г. об отзыве министра юстиции на законопроект о земских начальниках // ОР РГБ. Ф. 290. К. 62. Д. 3. Л. 3, 5. В Министерстве внутренних дел так отвечали на это возражение: «Главная ошибка рассматриваемой записки заключается, по моему мнению, в неправильном взгляде на саму задачу реформы местного управления. Вместо общего переустройства всей системы нынешних учреждений, согласно особому, выработанному на этот предмет плану, – задачи неразрешимой и не оправдываемой какой-либо необходимостью – следует поставить другую, менее трудную и более исполнимую задачу, которая состоит в приведении в порядок существующих отраслей местного управления, находящихся в состоянии расстройства, в таких преобразованиях в этих отраслях управления, которые исправили бы местные учреждения сообразно указаниям практического опыта жизни, привели бы их в согласие с основными началами нашего государственного и общественного устройства» (Записка министра внутренних дел. Ответ Старицкому. 28.11.1887 // Там же. Л. 134).

Записки А.А. Половцова Александру III // ГА РФ. Ф. 543. Оп. 1. Д. 706. Ч. 1. Л. 93.

Там же. Ч. 3. Л. 120. Аналогичным образом Б.П. Мансуров критиковал законопроект о найме на сельские работы. Выступая на заседании соединенных департаментов Государственного совета 21 апреля 1886 г., он ссылался на предыдущие решения Государственного совета и в том числе говорил об отсутствии необходимых органов самоуправления для проведения этого мероприятия в жизнь. Д.А. Толстой парировал: «Следуя мысли Б.П. Мансурова, пришлось бы остановить издание и других постановлений впредь до осуществления предположений о местном управлении, которые находятся еще в зачаточном состоянии». Характерно, что в поддержку Мансурова выступил К.П. Победоносцев. По словам заведующего Кабинетом Его Императорского Величества Н.С. Петрова, Победоносцев «говорил о неудобстве быстрого составления законопроектов вообще, о том, что нужно не одно положение о найме рабочих, что есть масса “вопиющих” о поджогах, о неправосудии и т. п. (“житья и покоя нет на месте”), резко отнесся к мировому суду, говоря, что он “монстр, чудовище, которому подобия нет ни в Европе, ни в Америке”, что за спиной суда стоит “язва, тля – адвокат”, в руки которого и попадает рабочий с изданием Положения. Он заключил предположением отложить рассмотрение проекта до осени» (Письмо Н.С. Петрова И.И. Воронцову-Дашкову // ОР РГБ. Ф. 58. Р. I. К. 64. Д. 23. Л. 4–5). Эта точка зрения не пользовалась поддержкой большинства присутствующих. (Там же. Л. 5). В итоге законопроект получил высочайшее одобрение (Обзор деятельности Государственного совета в царствование государя императора Александра III. 1881–1894. СПб., 1895. С. 84–85).

Записки А.А. Половцова Александру III // ГА РФ. Ф. 543. Оп. 1. Д. 706. Ч. 3. Л. 114.

В частности, Д.А. Толстой заявлял: «Для сельского населения существующий ныне порядок заведования крестьянскими делами, основанный на строгом разграничении компетенции различных установлений и выражающийся, в действительности, полным отсутствием авторитетной власти на местах, оказывается источником постоянных недоумений и практических затруднений. Темному сельскому люду совершенно недоступно понятие о разделении властей. Всякое правонарушение, происходит ли оно от злоупотреблений органов сельского управления, или от притеснений частных лиц, крестьянин одинаково считает обидой и ищет начальства, которое могло бы защитить его или, по крайней мере, указать, что ему следует делать. В настоящее время он такого начальства не находит в непосредственном своем соседстве и с прошением своим должен обращаться или в уездный город, нередко весьма отдаленный, или к мировому судье, камера коего не всегда находится близко» (Материалы по разработке проекта положения о земских начальниках. Соображения министра внутренних дел // РГИА. Ф. 1282. Оп. 2. Д. 17. Л. 330 об.).

Письмо К.П. Победоносцева Д.А. Толстому 20.12.1888 // РГАЛИ. Ф. 1335. Оп. 1. Д. 158. Л. IV–VI.

Записки В.И. Гурко // РГВИА. Ф. 232. Оп. 1. Д. 217. Л. 120. В связи с этим же В.И. Гурко писал об «отсутствии личных сведений у кого-либо из членов [Государственного совета] о бытовых условиях отдельных сторон [жизни], что тормозило все законодательство по вопросам управления и быта страны» (Там же. Л. 120 об.).

Письма К.П. Победоносцева к Александру III. Т. 2. С. 174.

По мнению А.А. Половцова, институт частной собственности должен был стать краеугольным камнем всей организации российской экономики и общества. Прежде всего это предполагало ревизию правительственной политики в области крестьянского вопроса, проводившейся в годы царствования Александра III. Половцов подвергал жесточайшей критике курс министра внутренних дел И.Н. Дурново, нацеленный на упрочение положения надельной собственности на селе. Бывший государственный секретарь не считал оправданной консервацию архаичных социальных отношений в деревне. Размышления А.А. Половцова во многом предвосхищали концепцию столыпинских преобразований. Он предлагал позволить крестьянам отчуждать свои наделы в частную собственность, что с очевидностью шло вразрез с правительственными решениями 1890-х гг. По мнению Половцова, эта мера привела бы к большей социальной дифференциации среди сельского населения, а вместе с тем и к большей конкурентоспособности российского земледелия. Государство же, отказавшись от политики социальной опеки, высвободило бы творческую энергию человека (прежде всего крестьянина) и тем самым способствовала бы ранее сдерживавшемуся экономическому росту (Половцов А.А. Дневник, 1893–1909. СПб., 2014. С. 67–71). Схожей позиции придерживался и граф И.И. Воронцов-Дашков (Лукоянов И.В. Конец царствования Александра III: была ли альтернатива контрреформам? // Проблемы социально-экономической и политической истории России XIX–XX вв. СПб., 1999. С. 248–251).

Письмо К.П. Победоносцеву Николаю II (1895) // ГА РФ. Ф. 543. Оп. 1. Д. 623. Л. 1.

Письмо А.А. Половцова великому князю Владимиру Александровичу // ГА РФ. Ф. 652. Оп. 1. Д. 649. Л. 9-10. Ровно так же и С.Ю. Витте обвиняли в «оторванности от жизни». А.В. Кривошеин писал М. Казем-Бек в 1902 г.: «Твои мнения об общем положении дел преувеличены. В России власть так сильна, что бояться ее умаления еще рано. Все эти бунтующие элементы – это маленькая пленка на огромной поверхности России, болезнь нароста, а не организма; смазать как следует и болезнь пройдет. Но все-таки лечить надо, иначе болезнь будет запущена, да она и запущена уже порядком. Управление И.Н. Дурново, Горемыкина, Сипягина сделало свое дело. Я лично верю в огромный ум Плеве, в его способность поставить верный диагноз и затем его решимость, определив болезнь, дать тот способ лечения, какой будет в его силах. Но он одинок, кругом государя целая партия лиц, преследующих свои цели; непрерывно идет глухая и упорная борьба; последствия ее – нерешительность, колебания, полное отсутствие плана и единства действий. Затем я считаю весьма вредным оставление на месте Витте. Эти два человека не могут действовать вместе, и нравственность Витте не возбуждает во мне доверия; он предаст что угодно и кого угодно для личных целей. Он России не знает и в своей деятельности руководствуется теориями, а не жизнью» (Обзор результатов перлюстрации писем по важнейшим событиям и явлениям в государственной и общественной жизни России в 1902 г. // ГА РФ. Ф. 102. Оп. 308. Д. 41. Л. 33 об. – 34).

Характерно, как и в каких выражениях К.П. Победоносцев критикует деятельность М.Т. Лорис-Меликова в письме к Александру III: «Граф Лорис-Меликов, человек умный, но легкомысленный и не знавший России, подчинившись влиянию болтунов и журналистов, вздумал собирать отовсюду пеструю толпу так называемых земских людей, дабы привлечь их к участию в важнейших государственных вопросах, которые сам он понимал очень смутно [курсив мой. – К.С.]» (Письма К.П. Победоносцева к Александру III. Т. 1. С. 365).

См.: Христофоров И.А. Судьба реформы. Русское крестьянство в правительственной политике до и после отмены крепостного права (1830-1890-е гг.). М., 2011. С. 348–349.

Письмо К.Ф. Головина П.Д. Святополк-Мирскому 8.11.1904 г. // ГА РФ. Ф. 1729. Оп. 1. Д. 609. Л. 2. Надежду на скромные преобразования до поры до времени разделяли и видные представители общественности. О вредоносности бюрократических порядков рассуждали и чиновники, и деятели местного самоуправления, безудержно ругавшие высокопоставленных служащих. Примечательно другое: альтернативой существующему строю многим виделась не конституция, а привлечение общественности к законотворческому процессу, который бы разворачивался в привычных рамках законосовещательных учреждений. Отсутствие подвижек в этом направлении, казалось, было чревато драматичными последствиями. В мае 1884 г. Б.Н. Чичерин писал знакомому: «Что-то будет? На кого и на что надеяться? Кроме бесчисленного множества вопросительных знаков, не представляется ничего. Что с одними бюрократическими силами не справиться со своей задачей – это для меня совершенно ясно, а чего доброго, последствием нового поворота будет война, банкротство и затем дарование конституции совершенно неприготовленному к тому обществу» (Выписка из писем Б.Н. Чичерина А.В. Станкевичу, май 1884 г. // ГА РФ. Ф. 564. Оп. 1. Д. 304. Л. 12).

Швейниц ГЛ. Дневник // Александр III. Воспоминания. Дневники. Письма / вступ. ст., сост., подг. текста и примеч. В.Г. Чернухи. СПб., 2001. С. 177.

Чичерин Б.Н. Воспоминания // Александр III. Воспоминания. Дневники. Письма. СПб., 2001. С. 148–150.

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 1. С. 98.

См.: Raeff M. Introduction // Plans for political reform in imperial Russia, 17301905. Englewood Cliffs, 1966. P. 1–39.

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 2. С. 97.

П.А. Столыпин глазами современников. М., 2008. С. 151. С.Ю. Витте в связи с этим говорил: «С ним [Николаем II] никогда нельзя знать, что он вздумает предпринять на следующий день» (Куломзин А.Н. Пережитое. Воспоминания / сост., вступ. ст., коммент. и примеч. К.А. Соловьева, подг. текста С.С. Новосельского и К.А. Соловьева. М., 2016. С. 496).

Гурко В.И. Черты и силуэты прошлого: Правительство и общественность в царствование Николая II в изображении современника / вступ. ст. Н.П. Соколова и А.Д. Степанского, публ. и коммент. Н.П. Соколова. М., 2000. С. 29. По этому поводу В.Н. Ламздорф записал в дневнике 20 октября 1894 г.: «В самом деле, внутри страны смерть государя [Александра III] оплакивается главным образом только по причине проистекающей отсюда неопределенности положения, в связи с незаметностью наследника-цесаревича, которого почти до самого последнего времени держали в детской комнате; наследник не проявил себя ничем, он известен только кое-какими слабыми сторонами и увлечениями молодости, отнюдь не способными внушить к нему какое-либо доверие» (Ламздорф В.Н. Дневник, 1894–1896 / пер. с фр. и англ., автор введ., сост. и коммент. И.А. Дьяконова. М., 1991. С. 75–76).

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 2. С. 91.

Бородин А.П. Петр Николаевич Дурново. М., 2013. С. 125–126.

Половцов А.А. Дневник, 1893–1896. СПб., 2014. С. 43. Схожим образом современники отзывались и об Александре II. В частности, М.Н. Островский утверждал, что «он был прелукав перед увольнением, ласков и целовал» (Киреев А.А. Дневник // ОР РГБ. Ф. 126. К. 11. Л. 326).

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 1. С. 24.

[Шереметев С.Д.] Мемуары графа С.Д. Шереметева / сост., подг. текста и примеч. Л.И. Шохина. М., 2001. С. 489. Характерно, что сам Е.А. Перетц не догадывался об отношении императора к своей особе. 14 мая 1882 г. он писал великому князю Константину Николаевичу: «Ваше Высочество изволите упомянуть о дошедших до Вас слухах насчет предстоявшего будто бы моего увольнения. Действительно всю почти зиму слух этот распространялся в городе. Сколько мне известно, он имел источником и недоверие ко мне со стороны Государя или немилость великого князя Михаила Николаевича. Если бы я имел полнейшее основание предполагать это, то, конечно, немедленно просил бы сам о замещении моей должности каким-либо другим, хотя бы даже мне пришлось выйти в отпуск. К счастью для меня, неприятные эти слухи имели другую причину – почти постоянные столкновения с графом Игнатьевым, вообразившим себе, что он имеет возможность и право хозяйничать и распоряжаться в Государственном совете» (Письмо Е.А. Перетца великому князю Константину Николаевичу. 14.05.1882 // ГА РФ. Ф. 722. Оп. 1. Д. 820. Л. 18).

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 1. С. 24.

Письма К.П. Победоносцева к Александру III. Т. 2. С. 356. Впрочем, эта точка зрения была вполне обоснована (Мамонов А.В. Граф М.Т. Лорис-Меликов и формирование правительственной политики в 1880–1881 гг. // Петр Андреевич Зайончковский. Сб. статей и воспоминаний к столетию историка. М., 2008. С. 597).

Диллон Э. Александр III // Александр III. Воспоминания. Дневники. Письма. СПб., 2001. С. 263.

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 2. С. 135. Как писал Александр III графу И.И. Воронцову-Дашкову, «боюсь разных замечаний и возражений, а входить в дебаты я не желал бы» (Записка Александра III И.И. Воронцову-Дашкову // ОР РГБ. Ф. 58. Р. П.К. 139. Д. 29. Л. 35).

Шестаков И. А. Дневники. С. 92. Доклады проходили по-разному. С.Ю. Витте вскоре после кончины Александра III рассказывал: «Для других это был Государь; для меня это был брат, старший брат, полный любви ко мне. После докладов я с полчаса разговаривал с ним о всевозможных предметах, рассказывал ему всю свою жизнь с раннего детства, как я сам ездил машинистом на локомотиве. Все это его забавляло и ему нравилось» (Половцов А.А. Дневник, 1893–1909. М., 2014. С. 122).

Феоктистов Е.М. Дневник // РО ИРЛИ. Ф. 318. № 9120. Л. 12 об. Эту особенность императора не раз отмечали современники. В частности, В.Н. Ламздорф записал в дневнике 27 января 1891 г.: «Наш монарх в некоторых отношениях – странная личность, и приписываемая ему прямота далеко не всегда оправдывается». Директор канцелярии МИД (а в скором будущем министр иностранных дел) имел в виду случай с пометами императора, весьма резкими в отношении генерального консула России в Португалии. Александр III недвусмысленно требовал увольнения этого чиновника. Посланник России в Португалии, желая сыграть на опережение, предложил консулу подать прошение об отставке. Этого не случилось. Напротив, в министерство пришла жалоба. Кроме того, супруга консула написала письмо царю. Александр III пошел на попятную, смутившись от своей собственной резкости. «Вот каков наш прямолинейный царь, – сделал вывод Ламздорф, – он ищет ширму» (Ламздорф В.Н. Дневник, 1891–1892 / под ред. и с предисл. Ф.А. Ротштейна; подг. к печати В.М. Хвостова; пер. с фр. Ю.Я. Соловьева. М., 1934. С. 15).

«Отнять у крамолы материальную и нравственную силу». Порядок укрепит Земский собор – так считал граф Н.П. Игнатьев / публ. В.Л. Степанова // Источник. Документы русской истории. 1995. № 2(15). С. 6–7.

Игнатьев Н.П. Воспоминания // ГА РФ. Ф. 730. Оп. 1. Д. 161. Л. 39 об. – 40.

Там же. Л. 40. Б.Н. Чичерин оценивал эту ситуацию следующим образом: «Я отвечал Победоносцеву, что описанные им события действительно представляются мне чистой комедией: Аксаков, отряжающий для сочинения Земского собора глупого Павла Голохвастова, известного только бездарным переложением древних былин; Игнатьев, который, как настоящий фокусник, выкидывает какую угодно карту: хотите, туза! хотите, семерку! Обличение этого фокусника, который принужден сам читать свои собственные измышления, от которых он только что отказывается, все это было достойно пера Гоголя» (Чичерин Б.Н. Воспоминания. Московский университет. Земство и Московская дума / примеч. С.В. Бахрушина. М., 2010. С. 392).

Не доверял Н.П. Игнатьеву и П.Д. Голохвастов. 2 марта 1882 г. он писал И.С. Аксакову: «Я очень боюсь, что Игнатьев поведет дело к Земскому собору слишком осторожно и мелко и приведет не к великому Собору, а к соборишке, очень невинному с виду, но в действительности ужасно опасному. Тем более хотелось бы мне, чтобы Игнатьев поручил мне приготовить издание соборных актов и предисловие к ним» (Переписка П.Д. Голохвастова и И.С. Аксакова о Земском соборе // Русский архив. 1913. Т. 141. С. 96). 29 апреля 1882 г. жена Голохвастова Ольга писала Аксакову, что ее супруг заподозрил Игнатьева в неискренности: Земский собор служил для него лишь предлогом для создания объединенного правительства, главой которого стал бы министр внутренних дел (Там же. С. 104). «Да, цель Игнатьева – премьерство», – подтверждал Голохвастов. Ему это стало ясно, когда вскрылся факт, что Д.И. Воейкову было поручено подготовить записку о необходимости объединенного правительства в связи со скорым созывом Земского собора (Там же. С. 105).

Говоря о проекте циркуляра, 21 января 1882 г. М.Н. Островский писал Н.П. Игнатьеву: «Всего более производят впечатления последние слова о “привлечении выборных от всего населения Империи к содействию правительства в разрешении предстоящих ему задач”. Слова эти отнимут оружие у тех, кто пожелал бы дискредитировать новый кабинет. Но не слишком ли сильно сказано “выборные от всего населения”?» (Письмо М.Н. Островского Н.П. Игнатьеву 21.01.1882 // ГА РФ. Ф. 730. Оп. 1. Д. 3595. Л. 17 об. – 18). Речь шла не о принципиальном разногласии. В целом Островский соглашался со стремлением Игнатьева привлечь общественные силы к управлению страной. Говоря же с оппонентами Игнатьева, Островский называл его проект созыва Земского собора революцией (Письмо Е.М. Феоктистова М.Н. Каткову // ОР РГБ. Ф. 120. К. 36. Л. 53 об.).

По версии А.Н. Куломзина дело обстояло так: «Островский как славянофил в душе сперва увлекся и обнимал Игнатьева, но скоро приятель его, историк Феоктистов, привез ему директивы от Каткова вместе с историческими справками о роли Соборов в нашей допетровской истории. Островский моментально поставил свои паруса по ветру и к величайшему изумлению гр. Игнатьева на совете у государя выступил ярым противником проекта и рубил все доводы Игнатьева» (Куломзин А.Н. Пережитое. Воспоминания. М., 2016. С. 338).

Половцов А.А. Дневник, 1893–1909. СПб., 2016. С. 295. По сведениям И.Я. Гурлянда, эта инициатива была выдвинута Д.М. Сольским (Письмо И.Я. Гурлянда Б.В. Штюрмеру // ГА РФ. Ф. 1467. Оп. 1. Д. 751. Л. 57).

Гурко В.И. Черты и силуэты прошлого. С. 44. Самое примечательное то, что это был редкий случай, когда Государственный совет вышел с собственной законодательной инициативой (Письмо И.Я. Гурлянда Б.В. Штюрмеру // ГА РФ. Ф. 1467. Оп. 1. Д. 751. Л. 57).

Письмо Николая II В.К. Плеве 01.01.1904 // ГА РФ. Ф. 586. Оп. 1. Д. 950. Л. 11.

Переписка императора Николая II с матерью – императрицей Марией Федоровной. 1894–1917 / подг. к изданию, перевод, предисл., коммент. Е.А. Чирковой. М., 2017. С. 549.

Записки А.А. Будберга о событиях 1905–1906 гг. // ГА РФ. Ф. 859. Оп. 1. Д. 11. Л. 11 об.

Николай II в 1905 году // Красный архив. 1925. № 4–5. С. 439.

Из резолюций Николая Романова // Красный архив. 1934. № 2. С. 132.

Падение царского режима. Стенографические отчеты допросов и показаний, данных в 1917 г. Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства. Л., 1925. Т. 4. С. 45.

В декабре 1904 г. великий князь Владимир Александрович «говорил о трудности характера государя – что на все молчит, и это молчание различно понимается и истолковывается» [Великая княгиня Елисавета Феодоровна и император Николай II. Документы и материалы (1884–1909 гг.) / авт. – сост. А.Б. Ефимов, Е.Ю. Ковальская. СПб., 2009. С. 705].

Вельяминов Н.А. Воспоминания об императоре Александре III // Российский архив. М., 1994. Вып. V. C. 277.

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 1. С. 245.

Епанчин Н.А. На службе трех императоров / вступ. ст., науч. ред. А.Г. Кавтарадзе, коммент. Д.К. Матлина, И.Б. Иванова. М., 1996. С. 164–165.

Остен-Сакен Ф.Р. Дневник // РГАДА. Ф. 1385. Оп. 1. Д. 1073. Л. 7 об.

Киреев А.А. Дневник // ОР РГБ. Ф. 126. К. 9. Л. 55 об.

Симанский П.Н. Дневник // ОПИ ГИМ. Ф. 444. Д. 3. Л. 26 об. Есть много свидетельств тому, что Александр III читал многие всеподданнейшие доклады, которые подавались министрами. Так, А.В. Богданович записала в дневнике 29 ноября 1888 г.: «Толстой в последний доклад повез ему, по крайней мере, листов 60, в том числе была бумага об еврейской комиссии, около 40 листов. Увидев эти бумаги, государь сказал Толстому: “Вероятно, я Вам их нескоро верну”. Каково было удивление Толстого, когда на другой день утром все эти бумаги были возвращены ему государем с его резолюциями “верно”, “вполне согласен” и проч. Когда Игнатьев был министром, его все доклады государь задерживал и однажды вернул ему только в апреле один доклад, поданный в декабре» (Богданович А.В. Дневник // РГИА. Ф. 1620. Оп. 1. Д. 241. Л. 47 об.).

Письмо Е.М. Феоктистова М.Н. Каткову 2.04.1881 г. // ОР РГБ. Ф. 120. К. 38. Л. 17. 2 мая 1884 г. П.А. Валуев записал в дневнике: «Характеристичны отзывы некоторых министров. о государе. Словно о несовершеннолетнем, подающим надежды: «“Он еще недавно”. “Он начинает входить в дело”. “Он имеет прямой здравый смысл”. “Он все выслушивает спокойно” и т. д.» (Валуев П.А. Дневник, 1877–1884. Пг., 1919. С. 255–256).

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 2. С. 315.

Камер-фурьерские журналы // РГИА. Ф. 516. Оп. 1. Д. 3. Л. 79; Д. 4. Л. 8, 23, 29 об., 40 об.; Д. 5. Л. 11 об.; Д. 7. Л. 3 об., 14; Д. 9. Л. 4; Д. 10. Л. 16; Д. 13. Л. 15 об., 30 об.

Там же. Д. 5. Л. 3, 4 об., 10 об., 17, 21, 23 об., 26, 33, 36; Д. 6. Л. 5 об., 9 об., 14 об., 19 об., 27, 31 об., 35 об.; Д. 7. Л. 2, 8, 12 об., 22 об.; Д. 8. Л. 15 об., 24, 35; Д. 9. Л. 4, 12; Д. 10. Л. 6 об., 11, 23 об., 33; Д. 11. Л. 2 об., 3; Д. 12. Л. 1 об., 16, 22, 25 об., 31, 35 об.; Д. 13. Л. 5 об., 14 об., 43.

Там же. Д. 1. Л. 5 об., 6, 8, 11 об., 12, 12 об., 13 об., 15, 16 об., 21, 22, 24, 25, 27, 28, 30, 33, 34, 35; Д. 2. Л. 3, 4, 5, 6, 7, 12, 16, 17, 18, 25, 30, 31, 33, 36 об. Более того, Александр II принимал министров чаще, чем его приемник.

Там же. Д. 3. Л. 126 об., 133 об., 134, 135; Д. 4. Л. 3, 4 об., 5, 6, 11, 15 об., 16 об., 22 об., 23, 24, 25 об., 27, 28, 29, 31, 33, 35 об., 36, 37 об., 39 об., 40, 41, 44 об.; Д. 5. Л. 3, 4 об., 7, 10, 11 об., 14 об., 16, 17, 18 об., 19 об., 20, 21, 22, 23, 24, 25, 28 об., 29 об., 35, 36, 37, 38; Д. 6. Л. 3, 4, 5, 8 об., 9 об., 10, 11 об., 14, 17, 24 об., 27, 29 об., 33 об., 34, 39, 40 об.; Д. 7. Л. 6, 7 об., 9, 10 об., 12, 15 об., 21 об.; Д. 8. Л. 19, 21 об., 28; Д. 9. Л. 2, 3 об., 4, 5, 7, 8, 9, 12, 13 об., 14, 15, 17 об., 20; Д. 10. Л. 4, 5, 10 об., 11, 18 об., 19 об., 20 об., 23 об., 25 об., 27 об., 29, 30, 31, 32, 33 об., 34; Д. 11. Л. 2 об., 3, 5, 6 об., 8, 10, 12 об., 15, 18 об., 23, 25, 26 об., 27, 28 об., 31, 50; Д. 12. Л. 6. 14, 16, 18, 22, 26, 30, 35 об.; Д. 13. Л. 11 об., 21, 34, 40.

Кроме того, в данном случае не учитываются представлявшиеся императору, которых было немало. Так, по средам Николаю II обычно представлялись около 45 человек (Фабрицкий С.С. Из прошлого. Воспоминания флигель-адъютанта государя императора Николая II. Берлин, 1926. С. 114).

Дневники императора Николая II (1894–1918). М., 2011. Т. 1. С. 295–302, 490500.

Дневники императора Николая II (1894–1918). Т. 1. С. 186.

Епанчин НА. На службе трех императоров. С. 165, 167.

В связи с этим В.С. Кривенко писал в воспоминаниях: «При императоре не было и признака какой-нибудь организации в виде секретариата, хотя бы для регистрации докладов, поступавших в обилии ежедневно. Он сам должен был разбираться в куче бумаг, наблюдать за тем, чтобы не за. тежива. тись, запечатывать в конверты и через камердинера отдавать фельдъегерю, который и доставлял по назначению пакеты. Неудобство такой системы особенно давало себя чувствовать при долговременных отсутствиях императора из Петербурга. Не было лица, к которому можно было обратиться за справками по докладам. Видимо, и цари, и министры боялись учреждения должности активного статс-секретаря его величества. Боялись потому, что при самодержавии он силою вещей мог превратиться во временщика» (Кривенко В.С. В Министерстве двора. Воспоминания. С. 234).

Переписка Николая II и Марии Федоровны (1905–1906) // Красный архив. 1926. № 3. С. 191.

О.Б. Рихтер сообщил Н.А. Вельяминову: «В государственных делах полный застой, здесь сидят 7 фельдъегерей, которые не могут выехать, так как государь не работает и резолюций нет; но во всех министерствах полное уныние» (Вельяминов Н.А. Воспоминания об императоре Александре III // Российский архив. М., 1994. Вып. V. C. 293).

14 октября 1894 г. В.Н. Ламздорф записал в дневнике: «Начиная с момента ухудшения состояния, наступившего десяток дней назад, вскрытие и отправку почты, циркулирующей между Петербургом и Крымом, взял на себя великий князь наследник-цесаревич. Государь ограничивается тем, что ставит подпись и накладывает резолюции на тех бумагах, где это совершенно необходимо. В пакетах с бумагами, возвращаемыми государем, содержатся большей частью такие документы, на которых не видно больше твердых помет красным карандашом, а лишь скромные пометы синим карандашом» (Ламздорф В.Н. Дневник, 1894–1896. С. 72). Н.А. Вельяминов вспоминал, что в январе 1894 г. он убеждал заболевшего Александра III «не начинать работать, но он, указав мне на диван, на котором от одной ручки до другой лежали кипы папок с делами, сказал: “Вот посмотрите, что здесь накопилось за несколько дней моей болезни; все это ждет моего рассмотрения и резолюций; если я запущу дела еще несколько дней, то я не буду уже в состоянии справиться с текущей работой и нагнать пропущенное. Для меня отдыха быть не может» (Вельяминов НА. Воспоминания об императоре Александре III. C. 283–284). В октябре 1894 г. все тот же Вельяминов настоял на том, чтобы император отошел от дел: «Под влиянием моих убеждений он, кажется, по просьбе императрицы, согласился передать дела наследнику, но все же оставил за собой дела по Министерству иностранных дел и подписывание военных приказов, из коих последний он, кажется, подписал за день до кончины» (Там же. С. 298).

Записки Н.М. Романова // Красный архив. 1931. № 6. С. 105; Вельяминов Н.А. Воспоминания об императоре Александре III. C. 279. Впрочем, весьма информированный В.С. Кривенко иначе определял состав ближайшего окружения императора. По его оценке, Черевин и Рихтер в него не входили. Зато ближний круг составляли В.А. Барятинский, И.И. Воронцов-Дашков, В.С. Оболенский, В.А. Шереметев, С.Д. Шереметев (Кривенко В.С. В Министерстве двора. Воспоминания. С. 221–222).

Вельяминов Н.А. Воспоминания об императоре Александре III // Российский архив. М., 1994. Вып. V. C. 280.

Кривенко В.С. В Министерстве двора. Воспоминания. С. 215.

Киреев А.А. Дневник // ОР РГБ. Ф. 126. К. 10. Л. 80 об.

Записки Александра III И.И. Воронцову-Дашкову // ОР РГБ. Ф. 58. Р. II. К. 139. Д. 29. Л. 32, 34.

Как вспоминал князь В.М. Голицын, «Александр III с молодых лет привык довольствоваться очень узким кружком приближенных, при том состоящим исключительно из посредственностей, которых, по-видимому, он считал себе по плечу» (Голицын В.М. Воспоминания // ОПИ ГИМ. Ф. 282. Оп. 1. Д. 595а. Л. 59).

Записки Н.М. Романова // Красный архив. 1931. № 6. С. 105.

[Толстой И.И.] Воспоминания министра народного просвещения графа И.И. Толстого. 31 октября 1905-24 апреля 1906 г. / подг. текста, вступ. ст. Л.И. Толстой, коммент. Р. Ш. Ганелина, А.Е. Иванова; именной указатель С.Г. Беляева. СПб., 1997. С. 210.

[Шереметев СД.] Мемуары графа С.Д. Шереметева. М., 2001. С. 568. Великий князь Сергей Александрович писал 17 декабря 1893 г.: «Радуюсь назначению Муравьева – наконец-то у нас дельный министр юстиции! Плеве – государственный секретарь – тоже очень недурно – умный человек, спокойный. Теперь надо Сипягина на место товарища министра внутренних дел – все будет хорошо» (Великий князь Сергей Александрович Романов: биографические материалы. Кн. 4: 1884–1894. М., 2011. С. 461). Сам же Сергей Александрович в 1891 г. добился того, что все решения министров, касавшиеся Москвы, должны были согласовываться с ним – московским генерал-губернатором (Феоктистов Е.М. Дневник // РО ИРЛИ. Ф. 318. Оп. 1. Д. 9122. Л. 33).

1 января 1898 г. великий князь Сергей Александрович писал Николаю II: «Я чувствую, что один ленивый тебе не будет предлагать кандидата на сие место [министра народного просвещения]. Позволь мне напомнить тебе о Боголепове и о разговоре, который мы имели с тобой о нем. По моему крайнему размышлению, истинно Боголепов был бы подходящим человеком; кроме всех его неотъемлемых познаний – необходимых министру народного просвещения, у него есть редкие качества (в наши времена): монархический принцип, и твердость воли, и твердость принципов» [Великая княгиня Елисавета Феодоровна и император Николай II. Документы и материалы (1884–1909 гг.). С. 415]. См. также: Куломзин А.Н. Пережитое. Воспоминания. С.512.

Судя по всему, не только великий князь Сергей Александрович способствовал назначению министром внутренних дел Д.С. Сипягина. Как вспоминал И.И. Колышко, «трио из [С.Д.] Шереметева, Воронцова[-Дашкова] и Витте, возглавленное императрицей-матерью, выдвинуло на пост министра внутренних дел самого известного из великосветских охотников и бонвиванов, дворянина старой марки, гастронома и милягу, егермейстера Дмитрия Сипягина (среди его друзей слывшего под кличкой “Митя Сипягин”)» (Колышко И.И. Великий распад. Воспоминания. С. 42).

[Куропаткин А.Н.] Дневник А.Н. Куропаткина // Красный архив. 1923. № 2. С. 59–60.

Вдовствующая императрица пользовалась несомненным влиянием в первые годы царствования Николая II. Как писал А.А. Киреев, «вдовствующая императрица вмешивается очень в дела, а когда государь говорит докладывающему, оставьте это дело у меня, я его рассмотрю – это значит, что он хочет советоваться с матерью, которая иногда смотрит на дело совершенно “по-дамски”» (Киреев А.А. Дневник // ОР РГБ. Ф. 126. К. 12. Л. 108).

При этом следует иметь в виду, что при назначении П.С. Ванновского министром народного просвещения немалую роль сыграла рекомендация императрицы Марии Федоровны. 7 марта 1901 г. Николай II написал матери, что задумывается о двух кандидатурах – П.С. Ванновского и О.Б. Рихтера. Его смущал возраст обоих сановников. 11 марта 1901 г. императрица написала сыну: «На твоем месте я попросила бы Ванновского возглавить министерство, ведь он очень популярен, добр, честен и сознателен, он сможет навести там порядок и начать такие долгожданные реформы. Назначь его, по крайней мере, ненадолго, на определенное время, пока не найдешь другого. Уверена, это будет прекрасно, да, он стар, но у него свежая голова и есть энергия, так назначь его, если он согласится, но я убеждена, что он это сделает, раз ты ему сам прикажешь» (Переписка императора Николая II с матерью – императрицей Марией Федоровной. 1894–1917. С. 361). Примечательно, что в то же самое время весьма влиятельный в ближайшем окружении императора великий князь Сергей Александрович называл царю кандидатуры Н.А. Зверева и Н.Д. Сергеевского [Великая княгиня Елисавета Феодоровна и император Николай II. Документы и материалы (1884–1909 гг.). С. 533].

Письмо Николая II великому князю Сергею Александровичу 20.03.1901 // ГА РФ. Ф. 648. Оп. 1. Д. 71. Л. 60.

В этом отношении характерны оценки великих князей, которые дал генерал П.С. Ванновский, передавая должность военного министра А.Н. Куропаткину: «Владимир [Александрович]: знает военное дело, любит его, но без характера. Влияние на него Бобрикова вредно. Сергей [Александрович] – бесцветность, но упорный. Михаил Николаевич имеет большое влияние на государя, но осторожнее других, не прочь подпустить тихонько свинью» (Куропаткин А.Н. Дневник // РГВИА. Ф. 165. Оп. 1. Д. 1871. Л. 10 об.). См. также: Половцов А.А. Дневник, 1893–1909. СПб., 2014. С. 196200.

Охарактеризовать политические взгляды великих князей в высшей степени затруднительно. Для них не было необходимости четко артикулировать собственную позицию. С высокой долей вероятности она определялась конъюнктурой и привходящими обстоятельствами. В этом отношении показательна запись сенатора В.П. Безобразова в дневнике от 16 апреля 1887 г.: «Сегодня завтракал у великого князя Сергея Александровича, и мы очень сердечно беседовали. Много говорили о политических делах. Он как будто сочувствует всем моим мыслям, отчасти соглашается со мной, но не решается это решительно высказывать. Я очень решительно говорил ему о нынешнем горестном направлении дел, о трудностях, накопляемых (вследствие Каткова и Победоносцева) к будущему царствованию. Он с этим вполне соглашался» ([Безобразов В.П.] Дневник академика В.П. Безобразова // Русская старина. 1913. № 4. С. 59). Иными словами, великий князь, имевший репутацию человека сугубо консервативных взглядов, был готов солидаризироваться с противниками правительственного курса своего старшего брата – Александра III.

По словам А.А. Киреева, «Победоносцев – все же самый близкий человек к государю. Он теперь дает уроки политических наук наследнику два дня в неделю. Живет в Гатчине. Он по доверию к нему государю мог быть Бисмарком, если бы был государственным человеком, имел ум государственного человека, а не благонамеренного чиновника» (Киреев А.А. Дневник // ОР РГБ. Ф. 126. К. 10. Л. 131 об.).

Половцов А.А. Дневник // ГА РФ. Ф. 583. Оп. 1. Д. 18. Л. 142.

[Витте С.Ю.] Из архива С.Ю. Витте. Воспоминания / публ. и примеч. Б.В. Ананьича, Р. Ш. Ганелина, С.В. Куликова, С.К. Лебедева, И.В. Лукоянова: В 2 т. СПб., 2003. Т. 1. Кн. 1. С. 77. И, судя по всему, они совпали со стараниями великого князя Сергея Александровича.

Письмо Николая II А.Г. Булыгину 22.05.1905 // ГА РФ. Ф. Р8091. Оп. 71. Д. 3. Л. 1.

Розанов В.В. О подразумеваемом смысле нашей монархии. С. 15.

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 2. С. 337.

Куломзин А.Н. Пережитое. Воспоминания. С. 284. В последние годы царствования Александра II министрам приходилось учитывать интересы императора, степень его вовлеченности в дела государственного управления. 2 января 1891 г. А.А. Киреев записал в дневнике: «Был у Островского. Завтракал. Государь Александр II последнее время совсем был поглощен любовью, делами занимался нехотя, рассеянно. Случалось, что ему докладываешь дело, он откроет ящик (перед собой) и читает даже не украдкой корреспонденцию.» (Киреев А.А. Дневник // ОР РГБ. Ф. 126. К. 11. Л. 326).

Мещанинов И.В. Воспоминания пережитого. М., 2010. С. 245.

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 1. С. 89.

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря. Т. 1. С. 260.

Там же. Т. 2. С. 154. В царствование Николая II в этом отношении немногое изменилось. Конечно, Победоносцев не был столь влиятелен, как в начале 1880-х гг. Более того, с конца 1880-х гг., т. е. еще в годы правления Александра III, к нему все реже прислушивались. В начале 1893 г. А.А. Половцов записал в дневнике: «Совсем не тот Победоносцев, который в начале царствования раздавал портфели и после нескольких дней отсутствия в Аничковом дворце слышал от Государя: “Что Вас давно не видать?” Нет, теперь он совсем другой. С желчью говорит о всем, что делается, горько осуждает личный состав министерства и образ действий того, кто их выбирает» (Он же. Дневник, 1893–1909. СПб., 2014. С. 52). Тем не менее с началом царствования Николая II о Победоносцеве «вспомнили». Конечно, о прежнем всемогуществе оставалось лишь мечтать. И все же с позицией обер-прокурора Св. Синода считались. Его влияния боялись. В августе 1904 г. Николай II по секрету говорил князю П.Д. Святополк-Мирскому, что он ждет смерти К.П. Победоносцева, чтобы решить вопрос о раскольниках, подвергавшихся в Российской империи правовой дискриминации. До этого момента он не решался даровать им какие-либо права, опасаясь вызвать недовольство учителя ([Святополк-Мирская Е.А.] Дневник Е.А. Святополк-Мирской за 1904–1905 гг. // Исторические записки. 1965. Т. 77. С. 241).

[Толстой И.И.] Воспоминания министра народного просвещения графа И.И. Толстого. 31 октября 1905-24 апреля 1906 г. С. 212.

Перетц Е.А. Дневник (1880–1883) / сост. и науч. ред. А.А. Белых. М., 2018. С. 141.

Потемкин В.П. Людовик XIV и французский абсолютизм // Книга для чтения по истории Нового времени. М., 1911. Т. 2. С. 184.

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 1. С. 169.

[Куропаткин А.Я.] Дневник А.Н. Куропаткина // Красный архив. 1923. № 2. С. 83.

Покровский Н.Н. Последний в Мариинском дворце: Воспоминания министра иностранных дел / сост., вступ. ст., коммент. и аннотированный указатель имен С.В. Куликов: подг. текста Д.Н. Шилова при участии С.В. Куликова. М., 2015. С. 46. Это объяснялось еще и тем, что у И.Д. Делянова, как и у его преемников в должности министра народного просвещения, не было своего докладного дня. Следовательно, ему приходилось максимально рационально использовать те немногие минуты, когда император соглашался его выслушать (Мещанинов И.В. Воспоминания пережитого. С. 244).

Письма С.Ю. Витте к Д.С. Сипягину // Красный архив. 1926. № 5. С. 37.

[ТолстойИ.И.] Воспоминания министра народного просвещения графа И.И. Толстого. С. 206, 212. В письме к матери от 7 декабря 1900 г. Николай II с удовлетворением отмечал: «Куропаткин и Ламздорф присылают сокращенные доклады, и они сами очень озабочены, чтобы не давать мне лишнего дела» (Переписка императора Николая II с матерью – императрицей Марией Федоровной. 1894–1917. С. 338).

Киреев А.А. Дневник, 1905–1910 / сост., автор вступ. ст., коммент. и примеч. К.А. Соловьев. М., 2010. С. 30.

Государственная дума. Стенографические отчеты. Созыв III. Сессия I. СПб., 1908. Ч. I. Стб. 1312.

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 1. С. 67.

М.М. Ковалевский по этому поводу писал: «Чем были в самом деле эти временные правила, незаметно переходившие в постоянные? Да не более как единоличными докладами министра царю, получившими его санкцию, помимо всякого участия Государственного совета даже совещательным голосом» (Ковалевский М.М. 87-я статья: ее прошлое, ее настоящее и будущее // Русские ведомости. 1908. № 35. 12 февраля).

Полунов А.Ю. К.П. Победоносцев в общественно-политической и духовной жизни России. С. 185–197, 281–295.

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 2. С. 300.

См.: Зайончковский П.А. Российское самодержавие в конце XIX столетия. С. 6465, 244–245.

Письмо Александра III великому князю Владимиру Александровичу 29.04.1881 // ГА РФ. Ф. 652. Оп. 1. Д. 379. Л. 105–106. Эта версия подготовки Манифеста подтверждается самим К.П. Победоносцевым в письме В.П. Мещерскому: «Совершенно неверно приписываемое покойному Каткову деятельное участие в сем решении и оказанное будто бы на меня влияние. С Катковым во все это время я не виделся для переговоров и объяснений о предмете решения. Манифест 29 апреля поставляется в рассказе вашем в связь с отклонением проекта Лорис-Меликова, но это был акт совсем особый. В Бозе почивший государь император неоднократно высказывал графу неотложность заявить всенародно твердую волю Его Величества сохранить в неприкосновенности основные начала управления на самодержавии основанные. Но граф Лорис-Меликов медлил, невзирая на напоминания. Тогда Его Величеству угодно было поручить составление Манифеста мне, что и было мною исполнено» (Письмо К.П. Победоносцева В.П. Мещерскому 20.06.1896 // РГАДА. Ф. 1378. Оп. 2. Д. 5. Л. 21 об. – 22).

См.: Тайный советник императора / сост. В.М. Крылов, Н.А. Малеванов, В.И. Травин. СПб., 2002. Слухи о влиянии А.А. Клопова вызвали волнение в «высших сферах». Князь С.М. Волконский вспоминал об этом так: «Министр юстиции Муравьев сказал, что нужно быть таким, (не повторяю), как Горемыкин, чтобы не подать в отставку. Витте, министр финансов, сказал: “Путь только сунется в мое ведомство”.

По вечерам вокруг карточных столов у Сипягиных, у Александры Николаевны Нарышкиной сановники сливались в общий хор негодований; дамы, брезгливо искажая рот, спрашивали: “Что это такое Клопов. Хлопов.” – “Клопов, мадам”. – “Клопов? Какой ужас!”» (Волконский С.М. Мои воспоминания: В 2 т. М., 2004. Т. 2: Родина. Быт и бытие. С. 89).

[Куропаткин Л.Я.] Дневник А.Н. Куропаткина // Красный архив. 1923. № 2. С. 11.

См. проект В.П. Мещерского: РГАДА. Ф. 1378. Оп. 2. Д. 20. Л. 1–2; Д. 24. Л. 3. Однако многие современники были убеждены, что подлинным инициатором Манифеста был публицист Н.А. Демчинский. Например, «проживающая в Москве Мария Эртель получила в апреле письмо из Твери от только что вернувшегося из Петербурга знакомого со следующими сведениями: “Могу вам сообщить абсолютно верные сведения о происхождении Манифеста 26 февраля. Когда царь прочел три записки Демчинского о необходимости реформ, то возымел свирепое желание начать обновление всей русской жизни и обратился к князю Мещерскому составить текст Манифеста, в котором бы возвещались “великие реформы””». (Обзор результатов перлюстрации писем по важнейшим событиям и явлениям в государственной и общественной жизни России в 1902 г. // ГА РФ. Ф. 102. Оп. 308. Д. 41. Л. 15 об. – 16). Об этом же писал Н.А. Крылов родным, проживавшим в Париже: «Манифест, говорят, явился по инициативе Демчинского, которого царь принимал на аудиенции и говорил с ним о внутренних порядках России. Будто бы Демчинский сказал царю, что Россия выросла из детской курточки и что пора ей надеть другое платье. Царь сказал Демчинскому, чтобы он подал ему записку, – и вот эта записка и легла в основу Манифеста. Разумеется, Демчинский умнее всех министров (кроме Витте) и всей той сволочи, которая окружает трон, но не он будет проводить в жизнь все благие намерения Манифеста. Проводить в жизнь будет именно та же сволочь, которая исковеркала все реформы Александра II.» (Там же. Л. 15 об.). Впрочем, была и другая версия. Некоторым показалось, что Манифест писал сам царь. «Оказывается, – писал генерал А.А. Киреев к сестре О.А. Новиковой в Лондон, – что Манифест писал сам царь без всякой посторонней помощи. Поэтому он и похож на учреждение Гаагского третейского суда. Прекрасная идея, немного туманно выраженная. Но если Европу нельзя заставить идти в Гаагу, то эти идеи могут быть проведены в России авторитетно. Прекрасные намерения! Я повторяю, рад тому, что идея Плеве повторена и в Манифесте. Это вода для моей мельницы. Я ведь тоже самое говорю и в своей записке, только гораздо сильнее. Твердо уверен, что если Плеве не будет устранен и если мы пойдем твердо к славянофильскому идеалу (а этот путь у меня и намечен в моей записке государю), то мы выберемся из этой трущобы, в которой сидим. Манифест ведь тоже шаг по тому же пути, шаг очень неопределенный, но не подлежащий сомнению. Нужно только не сбиваться с пути!» (Там же. Л. 16 об. – 17).

Там же. Л. 16. 20 января 1903 г. князь В.П. Мещерский записал в дневнике: «Вчера я пригласил к себе [Степана Федоровича] Платонова [член Государственного совета] и Витте для разработки сообща проекта Губернского совета. Платонов взял на себя изготовить записку в деловом и законодательном ее исполнении, дабы в этом отношении не было ни с какой стороны повода к ней придраться. Когда мы остались вдвоем с Платоновым, он спросил меня: что слышно про Манифест? Пока ничего, готовится. Зловеще это молчание, – говорит Платонов. – Сердце щемит предчувствие, что Плеве сидит в своем кабинете и строчит свое мертвое слово, чтобы этот Манифест заразить ядом смерти. Не могу отделаться от того предчувствия. И ведь тогда все кончено. Манифест этот ведь должен быть зарей, возвещающей волю дворца» (Мещерский В.П. Дневник. Запись от 20.01.1903 // РГАДА. Ф. 1378. Оп. 2. Д. 29. Л. 1). Очевидно, опасения С.Ф. Платонова были ненапрасными.

Любимов Д.Н. Русское смутное время. 1902–1906: Воспоминания // ГА РФ. Ф. 5881. Оп. 2. Д. 460. Л. 42.

Обзор результатов перлюстрации писем по важнейшим событиям и явлениям в государственной и общественной жизни России в 1902 г. // ГА РФ. Ф. 102. Оп. 308. Д. 41. Л. 16.

Там же. Л. 17 об. См. также: Соловьев Ю.Б. К истории происхождения манифеста 26 февраля 1903 г. // Вспомогательные исторические дисциплины. Л., 1979. № 11. С. 202–204.

Пресняков А.Е. Апогей самодержавия. Николай I. Л., 1925. С. 56.

По этому поводу граф Н.П. Игнатьев в январе 1887 г. говорил: «Я до сих пор думал, что эти рассказы о всемогущем значении столоначальников – это мифы и легенды; но теперь я убедился лично, что в этих рассказах нет даже ничего преувеличенного. Я лично должен был и продолжаю до сих пор ездить по разным канцеляриям и учреждениям, кланяться не директорам и не начальникам, а именно столоначальникам. От них, только от них все зависит в судьбе движущихся дел» (Мещерский В.П. Письма к императору Александру III, 1881–1894. С. 423–424).

Письма С.Ю. Витте к Д.С. Сипягину // Красный архив. 1926. № 5. С. 32.

Бурдье П. О государстве. Курс лекций в Коллеж де Франс (1989–1992). С. 123.

Шмитт К. Понятие политического. С. 34, 38. См.: Ямпольский М.Б. Физиология символического. Кн. 1. С. 153. См. также: Канторович Э. Два тела короля: Исследование по средневековой политической теологии / пер. с англ. М.А. Бойцова и А.Ю. Серегиной. М., 2015. С. 87. Эта точка зрения находит подтверждение в сочинениях Дж. Агамбена (См.: Агамбен Дж. Царство и Слава. К теологической генеалогии экономики и управления / пер. с итал. Д.С. Фарафоновой и Е.В. Смагиной; под науч. ред. Д.Е. Раскова, А.А. Погребняка, Д.С. Фарафоновой. М.; СПб., 2018. С. 164–165).

Кельзен Г. Чистое учение о праве. Справедливость и естественное право / пер. с нем., англ., фр., сост. и вступ. ст. М.В. Антонова. СПб., 2015. С. 173–186.

Вебер М. Власть и политика / пер. с нем. Б.М. Скуратова, А.Ф. Филиппова; вступ. ст. А.Ф. Филиппова; коммент. Т.А. Дмитриева, А.Ф. Филиппова. М., 2017. С. 95–98. Сам Вебер подчеркивал, что время царственного дилетантизма, характерного, например, для Ренессанса, давно прошло (Он же. О России: Избранное / пер. с нем. А. Кустарева. М., 2007. С. 69). «Но власть чиновника зиждется не только на профессиональных знаниях, – продолжал Вебер. – Сюда добавляется еще и доступное лишь чиновнику, приобретенное с помощью ведомственного аппарата знание конкретных фактов, важных для поведения чиновников, – служебное знание» (Вебер М. Политические работы, 1895–1919 / пер. с нем. Б.М. Скуратова. М., 2003. С. 172).

Шмитт К. Понятие политического. С. 172. В связи с этим же К. Шмитт пишет о проекте создания «нейтрального государства», в котором власть будет осуществляться специалистами и экспертами (Шмитт К. Государство: Право и политика. С. 152). Эта позиция совершенно неприемлема для Шмитта, глубоко враждебна его стилю мышления. Для него сфера политики – это область перманентной борьбы и размежеваний, где не может быть нейтральности. Привлечение экспертов к процессу принятия решений влечет за собой политизацию экспертного знания, а отнюдь не «нейтрализацию» власти и ее институтов (Там же. С. 160).

Он же. Понятие политического. СПб., 2016. С. 175–177.

По мнению М.Т. Лорис-Меликова и близких к нему государственных деятелей, следовало изменить порядок утверждения высочайших решений. На рассмотрение императора можно было выносить лишь те проекты, которые получили одобрение большинства министров. Фактически речь шла о создании объединенного правительства. Изначально император отнесся к этой мысли вполне сочувственно и предложил создать для обсуждения этого вопроса особую комиссию. 21 апреля 1881 г. первым на ее заседании выступил К.П. Победоносцев. Он говорил в привычном для себя «плаксивом тоне», жаловался на тотальную страсть к наживе, отсутствие элементарной дисциплины среди населения, повальное пьянство. Почти все присутствующие дружно оппонировали Победоносцеву, настаивая на необходимости единства управления. А.А. Абаза отметил, что выступление обер-прокурора – это позиция не государственного деятеля, а моралиста [Перетц ЕА. Дневник (1880–1883). С. 196–198]. Победоносцев не возражал против мнения большинства коллег, а император поддержал Абазу. Он принял решение, что проекты, выносимые на рассмотрение императора, должны первоначально изучаться на частном совещании министров (внутренних дел, финансов, военного, юстиции, народного просвещения, государственных имуществ, обер-прокурора Св. Синода, а в некоторых случаях и других руководителей ведомств). Председательствовать должен вел. кн. Владимир Александрович. Лишь те документы, которые получили одобрение такого совещания, следовало представлять царю (Там же. С. 64).

Ковалевский В.И. Воспоминания // Русское прошлое. 1991. № 2. С. 28. В чиновничьей среде не было консенсуса относительно оправданной финансовой и, шире, экономической политики. Как утверждал М.Н. Островский, «у нас нет традиции в администрации, что это и составляет главный недостаток нашего финансового управления; у нас даже не решен вопрос, полезно ли или вредно привлечение иностранных капиталов» (Киреев А.А. Дневник // ОР РГБ. Ф. 126. К. 9. Л. 57). В итоге правительственный курс во многом зависел от позиции министра финансов.

Экономическую политику можно было оценивать по-разному. А.А. Половцов видел в ней признаки государственного социализма, активно вмешивавшегося в хозяйственную жизнь страны, что могло иметь лишь негативные последствия для реализации частных инициатив. С такой оценкой соглашался его собеседник Д.М. Сольский, правда, заменив «минус» на «плюс»: «Да, это правда, но социализм делает повсюду такие быстрые шаги вперед, что нам остается лишь подчиниться этому движению» (Половцов А.А. Дневник, 1893–1909. СПб., 2014. С. 102). Многие представители высшей бюрократии открыто придерживались общинной теории. Согласно воспоминаниям К.Ф. Головина, «А.С. Ермолов, защищая мирской быт, делал, впрочем, некоторые

уступки его противникам. А.Н. Куломзин, со своей стороны, добавил, что безусловная свобода личной собственности немыслима и что ей суждено с каждым новым поколением суживаться, склоняясь все более к некоторому коллективизму. В настоящее время ни А.С. Ермолов, ни А.Н. Куломзин, ни даже С.С. Бехтеев, бывший тоже сторонником общинной теории, на прежней точки зрения уже не стоят» (Головин К.Ф. Мои воспоминания. Т. 2. С. 70). Более того, по сведениям Головина, в начале 1880-х гг. этой точки зрения придерживался и А.А. Половцов (Там же. С. 71).

По мнению А.Н. Куломзина, к социалистическим идеалам тяготел и министр государственных имуществ М.Н. Островский. «В это время последний был членом Государственного совета и по своему казенному направлению всегда сочувствовал либеральному образу мыслей с большой примесью славянофильства, т. е. национального стремления при условии, конечно, всемогущего действия бюрократии. Он искони сочувствовал свободе печати, заботам о благосостоянии народа и был более чем врагом крупной собственности. Однако ясно определенных взглядов на государственные задачи у него не было. С одной стороны, деятельность в контроле, пережитое время крупных хищений на всех поприщах развили в нем взгляд на то, что каждый предприниматель есть непременно плут и хищник. Казенное хозяйство он думал держать в руках размножением отчетности и всяких формальностей. В его взглядах на частную собственность отразились до известной степени социалистические идеалы. В его мечтаниях надлежало бы признать государство верховным распорядителем земельного фонда с раздачей его частным лицам лишь во временное владение» (Куломзин А.Н. Пережитое. Воспоминания. С. 330).

У В.К. Плеве был свой взгляд на многие вопросы. Согласно воспоминаниям В.И. Гурко, «русский народ – его серая земледельческая масса – ему представлялся в виде загадочного сфинкса, и он любил говорить, что будущее России зависит от того, насколько государственной власти удастся верно разгадать его затаенную сущность» (Гурко В.И. Черты и силуэты прошлого. С. 131). Видимо, сам Плеве считал, что ему эта тайна поддалась. Он весьма критически оценивал нравственное состояние крестьянства, не верил в его способность обеспечивать социально-экономический прогресс страны, а главное, полагал, что «мужик» не мог быть прочной опорой власти. Всякий крестьянин, независимо от своего состояния, был готов к беспорядкам (Там же. С. 214). Следовательно, власти приходилось надеяться только на саму себя, на свою способность предвидеть будущее, оперативно реагировать на вызовы настоящего, подавлять недовольных.

Политический кризис, имевший место в России, Плеве связывал с асинхронностью развития страны: «Рост общественного сознания, как естественное последствие преобразований, раскрепостивших личность, совпал с глубокими изменениями бытовых условий и коренною ломкою народно-хозяйственного уклада. Быстро развернувшаяся социальная эволюция опередила работу государства по упорядочению вновь возникших отношений». Таким образом, в динамично менявшемся обществе упрочилась мысль о необходимости преобразования властных институтов. По мнению Плеве, не стоило идти на поводу отчасти наивного, отчасти своекорыстного общества. Перед Россией стояли задачи масштабного реформирования всех сторон культурной, хозяйственной жизни страны. Эти грандиозные задачи под силу только «историческому самодержавию» (Письмо В.К. Плеве к А.А. Кирееву // Красный архив. 1926. № 5. С. 202).

Сам Плеве ставил перед собой сразу несколько важнейших задач. Во-первых, следовало вернуть доверие «лучшей части общества» к правительству. В силу этого не стоило подвергать излишней дискриминации представителей земского и городского самоуправления. Это объяснялось не столько личными симпатиями министра, сколько свойственным ему прагматизмом. Ведь к интеллигенции Плеве относился сугубо скептически. По мнению министра внутренних дел, «та часть нашей общественности, в общежитии именуемая русской интеллигенцией, имеет одну преимущественно ей присущую особенность. Она принципиально и притом восторженно воспринимает всякую идею, всякий факт, даже слух, направленный к дискредитированию государственной, а также духовной православной власти, ко всему остальному в жизни страны она индифферентна» (Любимов Д.Н. Русское смутное время. 1902–1906: Воспоминания // ГА РФ. Ф. 5881. Оп. 2. Д. 460. Л. 38).

Во-вторых, надо было «приподнять значение церкви» и в связи с этим укрепить значение прихода. И, наконец, на очереди стоял крестьянский вопрос. Правительство должно было задуматься об улучшении быта земледельческого населения ([Куропаткин А.Н.] Дневник А.Н. Куропаткина // Красный архив. 1923. № 2. С. 43).

Куропаткин А.Н. Дневник // РГВИА. Ф. 165. Оп. 1. Д. 1871. Л. 6 об., 7 об.

Письмо М.В. Челнокова Д.Н. Шипову 20.01.1903 // ОР РГБ. Ф. 440. К. 6. Д. 54. Л. 10. Многие представители высшей бюрократии предпочитали относить себя к общественности. В частности, князь Б.А. Васильчиков, главноуправляющий землеустройством и земледелием (1906–1908), утверждал, что «сам всегда себя считал общественным деятелем гораздо больше, нежели чиновником, хотя никогда не удостаивался этого высокого звания со стороны тех, кто его расточал, так как никогда не почитался либералом» (Васильчиков БА. Воспоминания / сост., предисл., примеч. Г.И. Васильчикова, подг. текста В.П. Полыковской, коммент. Д.А. Беляева. М., 2003. С. 142).

Rowney D.K., Pintner W.M. Officialdom and bureaucratization: an introduction // Russian officialdom. The bureaucratization of Russian Society from the 17 to the 20 century. Chapel, 1980. P. 5. Впрочем, в историографии доминирует альтернативная точка зрения. См.: Starr F.S. Tsarist government: The imperial dimension // Soviet nationality policies and practices. N.Y., 1978. P. 3–38; Weissman N.B. Reform in Tsarist Russia. The State Bureaucracy and Local Government, 1900–1914. New Brunswick, New Jersey, 1981. P. 225; Pearson T.S. Russian Officialdom in Crisis. Autocracy and Local Self-Government, 1861–1900. Cambridge, 1989. P. 257.

Видимо, это довольно стереотипное восприятие проблемы в Новое время, когда профессиональная бюрократия складывается как единая корпорация. Так, во Франции начала XVII в. существовало убеждение, что чиновники в этой стране «кишели, как саранча в Египте». В Англии жаловались на «деспотизм», установившийся в ходе правления Генриха VIII. Он тоже будто бы проявлялся во всевластии бюрократии. Наконец, Петр I видел проблему в многочисленности чиновничества при том, что в его царствование их было всего 2739 человек на приблизительно 10 млн населения России (Величенко С. Численность бюрократии и армии в Российской империи в сравнительной перспективе // Российская империя в зарубежной историографии. М., 2005. С. 91–92).

Миронов Б.Н. Российская империя от традиции к модерну: В 3 т. СПб., 2015. Т. 2. С. 431–432.

Величенко С. Численность бюрократии и армии в Российской империи в сравнительной перспективе. С. 94.

Бюрократия – довольно многочисленная социальная группа в любой европейской стране. Более того, можно сказать, что она составляет значительную часть всей читающей публики (говоря языком российских реалий XIX – начала XX в., общественности). Так, к 1910 г. в Цислейтанской Австрии насчитывалось 700 тыс. чиновников. К 1906 г. более 500 тыс. – во Франции, к 1907 г. более 1,5 млн – в Германии, около 700 тыс. – в Италии (Хобсбаум Э. Нации и национализм после 1780 г. / пер. с англ. А.А. Васильева. СПб., 1998. С. 131).

Зайончковский ПА. Правительственный аппарат самодержавной России в XIX в. М., 1978. С. 71.

Менделеев ДИ. К познанию России. СПб., 1906. С. 67–68.

Петров ФА., Гутнов Д.А. Российские университеты // Очерки русской культуры XIX века. Т. 3: Культурный потенциал общества. М., 2001. С. 179–171.

Лопухин В.Б. Записки бывшего директора департамента Министерства иностранных дел / отв. ред. С.В. Куликов, подг. текста С.В. Куликова и Д.Н. Шилова, вступ. ст. и имен. указ. С.В. Куликова, коммент. С.В. Куликова и Д.Н. Шилова. СПб., 2008. С. 79.

При этом следует иметь в виду, что по сравнению с прочими европейскими странами Россия тратила значительные средства на содержание государственного аппарата.

Расходы на управление страной (по отношению ко всему государственному бюджету, 1903 (в %)

В 1903–1907 гг. это отношение существенно не менялось, в 1907 г. оно составило 13,1 % от государственного бюджета.

В то же самое время Россия тратила очень ограниченные средства на образование по сравнению с прочими мировыми державами.

Россия в 1905–1907 гг.: Энциклопедия / отв. ред. В.В. Журавлев. М., 2016. С. 78.

Так, М. Раев полагал, что российская бюрократия была чрезвычайно далека от идеала, обозначенного в работах М. Вебера, на всех этапах своего развития (Raeff M. Introduction // Plans for political reform in imperial Russia, 1730–1905. Englewood Cliffs, 1966. P. 80). С этой точкой зрения не мог согласиться немецкий исследователь Г. Торке. Он отмечал эволюцию чиновничества в XIX в., в особенности после Великих реформ, которые способствовали радикальному преображению, в том числе и государственной службы империи (Torke H.-J. Continuity and change in the relations between bureaucracy and society in Russia, 1613–1861 // Canadian Slavic studies. 1971. Vol. 5. № 4. P. 474–475).

Зайончковский ПА. Правительственный аппарат самодержавной России. С. 131, 198–200. По оценке Н.М. Коркунова, в 1895 г. в Государственном совете заседали 47 гражданских чинов и 19 военных (не считая четырех великих князей) (Коркунов Н.М. Русское государственное право. Т. 2. С. 82).

Зайончковский ПА. Правительственный аппарат самодержавной России. С. 200201.

Собко Е.М. Государственный совет в эпоху Александра III. С. 34–35. При этом количество среднепоместного дворянства в составе Государственного совета за эти годы увеличилось. В 1882 г. было 34,5 % членов законосовещательного учреждения, в 1892 г. – 43,6 %. Также обращает на себя внимание тот факт, что, согласно данным формулярных списков, владельцев промышленных предприятий в составе Государственного совета было ничтожно мало: в 1882 г. – 3 человека, в 1892 – лишь один (А.А. Абаза) (Там же. С. 34).

Зайончковский ПА. Правительственный аппарат самодержавной России. С. 202; Дубенцов Б.Б., Куликов С.В. Социальная эволюция высшей царской бюрократии во второй половине XIX – начале XX в. // Проблемы социально-экономической и политической истории XIX–XX вв. СПб., 1999. С. 65.

Зайончковский ПА. Правительственный аппарат самодержавной России. С. 140141, 207–208; Дубенцов Б.Б., Куликов С.В. Социальная эволюция высшей царской бюрократии во второй половине XIX – начале XX в. С. 68.

Зайончковский ПА. Правительственный аппарат самодержавной России. С. 214216; Дубенцов Б.Б., Куликов С.В. Социальная эволюция высшей царской бюрократии во второй половине XIX – начале XX в. С. 69.

Величенко С. Численность бюрократии и армии в Российской империи в сравнительной перспективе. С. 97–98.

Зайончковский ПА. Правительственный аппарат самодержавной России. С. 442444.

Orlovsky D.T. The limits of reform. The ministry of international affairs in imperial Russia, 1802–1881. Cambridge. L., 1981. P. 43–46.

Лопухин В.Б. Записки бывшего директора департамента Министерства иностранных дел. С. 64.

В сословном характере прусского чиновничества О. Шпенглер видел большое достоинство: «В Пруссии чиновник со времен Фридриха Вильгельма I является сословием – таким же, как сословие офицеров и судей. Его честь – не профессиональная или гражданская, но сословная. Его чувство чести связано не с трудом, как это было в средневековых цехах, но с фактом служения.» (Шпенглер О. Воссоздание германского рейха / пер. с нем. А.В. Перцева, Ю.Ю. Коринца. СПб., 2015. С. 45).

Дубенцов Б.Б. Куликов С.В. Социальная эволюция высшей царской бюрократии во второй половине XIX – начале XX в. С. 65.

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 2. С. 21. В 1892 г. 52 члена Государственного совета были дворянского происхождения, один (Е.А. Перетц) происходил из купечества, один (И.А. Вышнеградский) – из духовенства (Собко Е.М. Государственный совет в эпоху Александра III. С. 31).

Романов В.Ф. Старорежимный чиновник. Из личных воспоминаний от школы до эмиграции, 1874–1920 гг. С. 89.

У этого высказывания Ламздорфа было и продолжение, касавшееся деловых и нравственных качеств государственных деятелей: «Если бы эти лица отличались, по крайней мере, талантами или какими-нибудь выдающимися заслугами! Но, по признанию всех, кто их знает, лишь один Вышнеградский обладает способностями. Только Чихачев – честностью и серьезностью, а мой дорогой министр [Н.К. Гирс] – и тем, и другим, т. е., иначе говоря, является настоящим государственным деятелем. Все же остальные – просто посредственности и в той или иной степени интриганы, корыстолюбивые и зловредные [курсив мой. – К.С.]» (Ламздорф В.Н. Дневник, 1891–1892. М., 1934. С. 310).

Миронов Б.Н. Российская империя от традиции к модерну. Т. 2. С. 491. Преимущественно дворянским оставался лишь офицерский состав гвардии (Лопухин В.Б. Записки бывшего директора департамента Министерства иностранных дел. С. 80).

Там же. С. 503. По подсчетам А.П. Корелина, к 1902 г. чиновников первых четырех классов, обладавших земельной собственностью, было 26,6 % (соответственно, 73,4 % сановников не владели землей) (Корелин А.П. Дворянство в пореформенной России, 1861–1904 гг. Состав, численность корпоративная организация. М., 1979. С. 98). К 1897 г. потомственное дворянство составляло 38,2 % офицерства и классных чиновников. В высших классных чинах удельный вес дворянства – 73 % (Там же. С. 103104).

Ивановский А.В. Воспоминания // ОР РГБ. Ф. 414. К. 2. Д. 2. Л. 138–139. При этом А.В. Ивановский подчеркивал, что «высшие классы служили в некоторых известных наперечет гвардейских полках и отчасти в губернаторах, рассадником которых являлся Преображенский полк и в меньшей степени некоторые полки гвардейской кавалерии» (Там же. Л. 138). Причем в данном случае речь преимущественно шла об остзейском дворянстве (Там же. Л. 141). По словам мемуариста, «если взять т. н. оппозиционную партию, как, например, “кадеты”, то т. н. правящих классов в ней было гораздо больше, чем в любом из министерств». Складывалась парадоксальная ситуация, которую нередко отмечали современники. «Вообще царское правительство второй половины правления Николая II представляло странное явление, в котором интересы богатых людей защищали люди, не имеющие ни гроша в кармане, а сами богатые люди находились в оппозиции. Опиралось царское правительство даже не на бюрократию, а почти исключительно на полицию и, пожалуй, на гвардию, где действительно служили богатые люди. Но основной опорой все-таки была полиция. Между тем эта полиция плохо оплачивалась и презиралась не только тем классом, но и тем правительством, единственной опорой которых она была» (Там же. Л. 139–140).

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 2. С. 461.

См.; Гросул В.Я. Русское общество XVIII–XIX веков. М., 2003. С. 405–407.

Зайончковский ПА. Правительственный аппарат самодержавной России. С. 86–87.

Скальковский К.А. Современная Россия. Очерки нашей государственной и общественной жизни. Т. 1. С. 182.

Там же. С. 189. Жалованье министров было, конечно, совсем другим. На 1894 г. совокупный оклад обер-прокурора Св. Синода К.П. Победоносцева составлял 18 тыс. руб., главноуправляющего С.Е.И.В. Канцелярии по учреждениям императрицы Марии Н.А. Протасова-Бахметева – 18 тыс. руб., министра путей сообщения А.К. Кривошеина – 18 тыс. руб., министра государственных имуществ А.С. Ермолова -20 500 руб., министра юстиции Н.В. Муравьева – 20 500 руб., управляющего Морским министерством Н.М. Чихачева – 22 832 руб., министра народного просвещения И.Д. Делянова – 23 тыс. руб., председателя Комитета министров – 23 440 руб., государственного контролера Т.И. Филиппова -24 тыс., военного министра П.С. Ванновского – 26 тыс., министра внутренних дел И.Н. Дурново – 30 тыс., министра иностранных дел Н.К. Гирса – 35 тыс. (Список министров, главноуправляющих отдельными частями и статс-секретарей с указанием получаемого оклада, наград и прохождения службы // ГА РФ. Ф. 677. Оп. 1. Д. 634. Л. 1-12).

Корелин А.П. Дворянство в пореформенной России, 1861–1904 гг. Состав, численность, корпоративная организация. С. 102–103.

Покровский Н.Н. Последний в Мариинском дворце: Воспоминания министра иностранных дел. С. 84.

Письмо А.А. Абазы Александру III от 14.02.1893 // ГА РФ. Ф. 677. Оп. 1. Д. 663. Л. 1–4; Выписки из письма И.С. Аксакова Е.Ф. Тютчевой 03.06.1881 // ГА РФ. Ф. 730. Оп. 1. Д. 1670. Л. 9; [Витте С.Ю.] Из архива С.Ю. Витте. Воспоминания: В 2 т. СПб., 2003. Т. 1. Кн. 1. С. 207.

[Суворин А.С.] Дневник Алексея Сергеевича Суворина. С. 102. Об этом, в частности, пишет Е.М. Феоктистов. По его сведениям, в 1891 г. Вышнеградский совместно с Абазой играли на бирже на понижении курса российских ценных бумаг. Они это делали при посредничестве банкира Рафаловича (Феоктистов Е.М. Дневник // РО ИРЛИ. Ф. 318. Оп. 1. Д. 9122. Л. 55 об.). А.А. Половцов дает Вышеградскому убийственную характеристику: «Сын бедного священника, начав карьеру с преподавания математики за крайне умеренную плату, он оставляет многомилионное состояние, нажитое всякого рода мошенничествами сначала при подрядах по Артиллерийскому ведомству, потом при управлении Юго-Западными железными дорогами и, наконец, при всякого рода конверсиях и самых разных денежных биржевых операциях под ведением его как министра финансов. По этой должности он имеет одну, пожалуй, немалую заслугу. Он упорно настаивал на сокращении расходов и достиг сведения росписи без дефицита, но экономическое развитие сил страны, на коем исключительно зиждутся прочные финансы, не было доступно его пониманию, и если, может быть, он и мог бы уразуметь его важность, то он не очень стремился к этому уразумению. Вышнеградский, проходя темную дорогу к власти и почестям, нажил тесные связи с сомнительными личностями и остался до конца дней своих в зависимости от подобного рода связей. Около него грела руки шайка негодяев, с которыми он должен был считаться, опасаясь скандалов» (Половцов А.А. Дневник, 1893–1909. СПб., 2014. С. 138).

В обществе регулярно распространялись слухи о финансовой нечистоплотности Вышнеградского. Так, начальник Главного штаба Н.Н. Обручев 13 февраля 1892 г. в разговоре с графиней М.Э. Клейнмихель всячески порицал министра финансов, называя того «вором»: «Он совсем отдался наживе и истощает все производительные силы России; сам разбогател донельзя и передал теперь свои дела зятю, который играет на бирже; когда-нибудь обнаружится вся фальшь его системы, основанной исключительно на коммерческих уловках» (Ламздорф В.Н. Дневник, 1891–1892. М., 1934. С. 278).

Письмо Е.М. Феоктистова Н.М. Каткову // ОР РГБ. Ф. 120. К. 36. Л. 81–82. По мнению Е.М. Феоктистова, поддержка позиции А.А. Абазы по «сахарному делу» должна была помочь М.Н. Островскому занять должность министра финансов (Там же. Л. 82). См. также: Мещерский В.П. Письма к императору Александру III, 1881–1894. С. 265.

Колышко И.И. Великий распад. Воспоминания С. 125. Эта же информация приводится в воспоминаниях придворного врача Н.А. Вельяминова. Правда, указываются иные цифры: а именно будто бы банк уплатил 3,5 млн руб. за имение И.И. Воронцова-Дашкова, которое в действительности стоило 1,5–2 млн. (Вельяминов Н.А. Встречи и знакомства // С.Ю. Витте / сост. И.В. Лукоянов. СПб., 2018. С. 159).

Редигер А.Ф. История моей жизни. Воспоминания военного министра: В 2 т. / под общ. ред. И.О. Гаркуши и В.А. Золотарева; подг. текста, вступ. ст., примеч. и указатель имен Л.Я. Сает, Н.В. Ильина. М., 1999. Т. 1. С. 298.

См.: Уортман Р.С. Властители и судии: Развитие правового сознания в императорской России. М., 2004. С. 358–363, 373–378, 392–394.

Миронов Б.Н. Российская империя от традиции к модерну. Т. 2. С. 493.

Дубенцов Б.Б., Куликов С.В. Социальная эволюция высшей царской бюрократии во второй половине XIX – начале XX в. С. 74–85.

Миронов Б.Н. Российская империя от традиции к модерну. Т. 2. С. 503.

Лопухин В.Б. Записки бывшего директора Департамента Министерства иностранных дел. С. 80.

См.: Веселовский Б.Б. История земства за сорок лет: В 4 т. СПб., 1911. Т. 3. С. 467.

Тхоржевский И.И. Последний Петербург. Воспоминания камергера / сост., примеч. С.С. Тхоржевского. СПб., 1999. С. 31.

Записки А.А. Половцова Александру III // ГА РФ. Ф. 543. Оп. 1. Д. 706. Ч. 5. Л. 11.

Лопухин В.Б. Записки бывшего директора департамента Министерства иностранных дел. С. 56. Публицист (а вместе с тем чиновник Министерства земледелия) И.Ф. Романов (Рцы) много писал о вредности бюрократической системы, как раз не способствовавшей мобилизации лучших представителей российского общества. Объектом его критики было продвижение по службе в соответствии с выслугой лет. По мнению Романова, это способствовало доминированию «Акакиев Акакиевичей», то есть «заведомых идиотов», и, напротив, весьма скромному положению «русских Бисмарков». Он вспоминал слова адмирала П.С. Нахимова: «Вы просите повышения, ссылаясь на десять лет плавания, но мой чемодан плавал двадцать лет и ни о чем не просит» [Рцы (Романов И.Ф.) Собр. соч. Т. 1. С. 252–253]. При этом Романов ставил под сомнение безусловное значение опыта на государственной службе: «Опытность приобретает только тогда незаменимую важность, когда она до некоторой степени способна заменить машинообразной автоматичностью сознание там, где действительно уместна бессознательная автоматичность. Живая деятельность требует, прежде всего, ясности мысли, способности отозваться на каждый предъявляемый ей запрос, способной охватить предмет в каждой новой комбинации, придумываемой проказницей жизнью, а со всеми этими основными качествами служебной деятельности – да и всякой – очень плохо мирится автоматичность и рутина, выдаваемые обыкновенно панегиристами тупоумия и бездарности за служебный опыт» (Там же. С. 254).

Редигер А.Ф. История моей жизни. Воспоминания военного министра. С. 157158.

Лопухин В.Б. Записки бывшего директора департамента Министерства иностранных дел. С. 59.

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 1. С. 123.

Там же. С. 257. Эта точка зрения едва ли вполне безосновательная. Например,

А.В. Ивановский так отзывался о своих коллегах чиновниках: «Большей частью это были люди совершенно посредственные, не умные, малообразованные, но ловкие и всецело поглощенные своими личными карьерными интересами. Интересовали их либо придворные сплетни, услышанные из вторых рук, либо разные великосветские скандалы, также большей частью полученные из вторых рук, либо разные веяния и настроения в чиновничьих сферах, полученные уже несомненно из первых рук. Меня эти вопросы мало интересовали, а чиновничья психология, хотя бы и на самых своих вершинах, мне всегда была органически противна. Изучить ее было нетрудно, ибо она была нищенски проста и единая для всех стран и времен. Сталкиваться же с нею изо дня в день было зеленой тоской. В этом отношении эти сановные разговоры нисколько не были интереснее разговоров рядового гвардейского офицерства о женщинах и чинопроизводстве и старшинстве» (Ивановский А.В. Воспоминания // ОР РГБ. Ф. 414. К. 2. Д. 2. Л. 198–199).

Половцов А. А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 2. С. 477478.

Там же. С. 489. Царский корреспондент (и долгое время конфидент) князь

В.П. Мещерский всячески укреплял императора в этом убеждении. 29 октября 1884 г. он прислал Александру III собственное стихотворение под названием «Песнь тайного советника»:

«Я тайный советник, о, Боже!

Вчера еще слабый, хилой,

Я крепче вдруг стал и моложе,

Затих даже мой геморрой.

Отныне, не зная границы

Для воли сановной моей,

В толпе нигилистов столицы

Могу быть всех красных красней!

Могу, застрахован от казни,

Правительство громко бранить

И с сладкой улыбкой приязни

Друзей анархистов хвалить!

Отныне стоять только буду

Я грудью за царских врагов,

Но эту же грудь не забуду

Красой украшать орденов!

И будут милы и приятны

Мне беды над Русской землей;

И, сидя на должности штатной,

Ждать пенсии буду большой.

И ей обеспечен, я тайнам

Детей научу, как с умом

Быть явно советником тайным

И тайным порядка врагом».

(Мещерский В.П. Письма к императору Александру III, 1881–1894. С. 51).

Половцов А.А. Указ. соч. С. 162. Видимо, это не соответствовало действительности. В 1905 г. граф И.И. Воронцов-Дашков подготовил императору записку, в которой доказывал необходимость проведения политической реформы. В сущности, речь шла о славянофильской программе. Главный пункт, на котором настаивал Воронцов-Дашков, – учреждение законосовещательного представительства, аналога Земского собора. «Правильный выход из настоящего ненормального положения вещей, требуемый неотложно сложностью современной русской действительности, необходим и вполне возможен. В Государственный совет, как это предлагал еще М.М. Сперанский, должны быть допущены и выборные от земли, чтобы суждения по каждому законопроекту, вносимому в Государственный совет, прошли через призму и познаний людей, прошедших большой административный искус, и народного разума, и реалий местных нужд, олицетворенных представителями земли. Царь выслушивает эти суждения, и ему облегчится возможность произнести свое последнее слово, дать народу справедливый, отвечающий действительным нуждам страны закон. Скажут, что этот путь к парламенту – но к русскому парламенту, к Земскому собору при самодержавном царе. Если, Ваше Величество, не станете теперь же на этот путь, то надо ожидать море крови, анархию, падение династии и раздробление России» (Черновые записки И.И. Воронцова-Дашкова // ОР РГБ. Ф. 58. Р. I. К. 95. Д. 29. Л. 2 об. – 3, 5).

Впрочем, программа Воронцова-Дашкова к этому не сводилась. Основные ее положения он формулировал так:

«1. Только враг России может помышлять об ограничении самодержавия царя.

2. Желательно ограничения самодержавия министров.

3. Единство действия министров по строго намеченному пути и направлению.

4. Признание и охранение правительством прав собственности и личных прав в строгих пределах закона.

6. Развитие и строгое определение прав и обязанностей хозяйственного самоуправления.

7. Децентрализация административных функций.

8. Строгая ответственность всякого служащего, кто бы он ни был и какую должность он бы ни занимал, перед законом» (Там же. Л. 6 об.).

Видимо, император ошибался. У Д.М. Сольский был свой взгляд на окружавшую его государственную жизнь, свое понимание политического процесса, которое подталкивало его к пессимистическим выводам относительно будущего страны. Еще в 1880 г. он безусловно поддержал проект политической реформы, автором которого был великий князь Константин Николаевич [Перетц Е.А. Дневник (1880–1883). С. 63]. 4 января 1887 г. сенатор В.П. Безобразов записал в дневнике: «Вчера вечером я много и задушевно говорил с Сольским. Я поражен, как мрачно он смотрит на вещи. Он говорит, что впал в полный скептицизм и апатию, и удивляется, что я еще одушевлен надеждами на будущее» ([Безобразов В.П.] Дневник академика В.П. Безобразова // Русская старина. 1912. № 11. С. 297).

[Суворин А.С.] Дневник Алексея Сергеевича Суворина. С. 305.

Феоктистов Е.М. Дневник // РО ИРЛИ. Ф. 318. Оп. 1. Д. 9122. Л. 27. При этом сам Вышнеградский довольно резко высказывался о правительственной политике царствования Александра III. 24 апреля 1891 г. В.Н. Ламздорф записал в дневнике, что министр финансов был весьма озабочен господствовавшим «реакционным направлением». Его возмущала «атака» на Судебные уставы 1864 г., которые он полагал гордостью предыдущего царствования. Для него были неприемлемы репрессии в отношении студенчества, меры генерал-губернатора Москвы великого князя Сергея Александровича, направленные против евреев второй столицы (Ламздорф В.Н. Дневник, 1891–1892. М., 1934. С. 105).

Мещерский В.П. Письма к императору Александру III, 1881–1894. С. 74.

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 1. С. 138.

Переписка С.Ю. Витте и К.П. Победоносцева // Красный архив. 1928. № 5.

С. 101. См. также: Полунов А.Ю. К.П. Победоносцев в общественно-политической и духовной жизни России. С. 119.

Черновые записки В.И. Гурко // РГВИА. Ф. 232. Оп. 1. Д. 217. Л. 120.

Записки А.А. Половцова Александру III // ГА РФ. Ф. 543. Оп. 1. Д. 706. Ч. 5. Л. 11 об.

Ремнев А.В. Самодержавное правительство: Комитет министров в системе высшего управления Российской империи (вторая половина XIX – начало XX вв.). С. 95.

Лопухин В.Б. Записки бывшего директора Департамента Министерства иностранных дел. С. 59.

[Толстой И.И.] Воспоминания министра народного просвещения графа И.И. Толстого. С. 39.

Записка П.А. Валуева Александру II «Общий взгляд на положение дел в империи с точки зрения охранения внутренней безопасности государства» // Судьбы России: Проблемы экономического развития страны в XIX – начале XX в. / подг. Л.Е. Шепелев. СПб.: Лики России, 2007. С. 134. Сам Валуев в частных беседах выступал как либерал, говорил о своем неприятии общего правительственного курса, подчеркивал факт противодействия его политики со стороны коллег-министров (Либрович С.Ф. На книжном посту: Воспоминания. Записки. Документы. М., 2005. С. 240).

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 1. С. 73.

В связи с этим С.Ф. Либрович писал: «Конституция, по его [Набокова] мнению, должна была явиться великим самостоятельным государственным актом, а не уступкой, сделанной горсти “преступников”» (Либрович С.Ф. На книжном посту: Воспоминания. Записки. Документы. С. 238).

Выписка из письма Н.Н. Кутлера П.Н. Кутлеру 21.02.1905 // РГИА. Ф. 1282. Оп. 2. Д. 1978. Л. 1.

Куропаткин А.Н. Дневник // РГВИА. Ф. 165. Оп. 1. Д. 1871. Л. 63.

Оболенский В.А. Моя жизнь, мои современники. Воспоминания. 1869–1920 / вступ. ст. и коммент. К.А. Соловьева: В 2 т. М., 2017. Т. 1. С. 160–187.

Соловьев КА. Бюрократия versus бюрократия. Парадоксы государственной службы в России в конце XIX – начале XX в. // Новое литературное обозрение. 2017. № 2 (144). С. 116–117.

Крыжановский С.Е. Воспоминания: из бумаг С.Е. Крыжановского, последнего государственного секретаря Российской империи / подг. текста, вступ. ст., коммент. А.В. Лихоманова. СПб., 2009. С. 102–103.

О причинах успеха на выборах в Государственную думу крайних партий // РГИА. Ф. 1327. Оп. 2. 1906. Д. 40. Л. 37.

Письма и выписки из писем разных лиц // ГА РФ. Ф. 102. Оп. 265. Д. 162. Л. 25. О ненадежности финансовых агентов писал Александру III князь В.П. Мещерский в декабре 1885 г.: «За последние годы вся Россия наводнена чиновниками по финансовому управлению, которые взяты и берутся доселе из самой неблагонадежной среды. Это может подтвердить всякий губернатор» (Мещерский В.П. Письма к императору Александру III, 1881–1894. С. 235).

Бобринский А.А. Дневник // РГАДА. Ф. 1412. Оп. 8. Д. 292. Л. 175 об.

Анкеты членов «Отечественного союза» // РГАДА. Ф. 1412. Оп. 2. Д. 276. Л. 12, 22, 27, 31,34–36, 49, 50, 53–55, 58, 66, 69, 72, 74, 94, 105–109, 114, 117–118, 122, 124–125, 127–128, 131, 133, 139, 143, 154, 166, 168, 197, 205, 262.

Там же // РГАДА. Ф. 1412. Оп. 2. Д. 276. Л. 8, 14–15, 17, 84, 113, 300; Д. 277. Л. 305, 355.

Там же // РГАДА. Ф. 1412. Оп. 2. Д. 276. Л. 9, 37–38, 61, 67–68, 82, 96, 120, 127, 153, 256; Д. 277. Л. 304.

Там же // РГАДА. Ф. 1412. Оп. 2. Д. 276. Л. 3, 7, 10, 12, 19, 22, 24, 26–28, 30, 32–33, 38, 47, 50–51, 60, 66–67, 69, 72, 97, 130–131, 136, 140, 168, 227, 284; Д. 277, 339–340, 344, 389, 401.

Впрочем, и среди чиновников оказались лица более консервативных взглядов, которые также почувствовали необходимость объединиться. Зимой-весной 1905 г. с известной регулярностью проводились совещания на квартирах членов Государственного совета Б.В. Штюрмера и С.А. Толя (Бобринский А.А. Дневник // РГАДА. Ф. 1412. Оп. 8. Д. 292. Л. 177 об., 198, 200), председателя особых совещаний об охране государственного порядка и по вопросам веротерпимости А.П. Игнатьева (ГА РФ. Ф. 588.

Оп. 1. Д. 323. Л. 4–8). Высшая бюрократия включилась в разворачивавшуюся общественную дискуссию. Подобно обществу, чиновничество раскололось на части, представители которых видели будущее России по-разному.

Их взгляд мог разительно отличаться от того, что ожидали от них представители консервативной общественности. В связи с этим весьма характерно настроение директора Департамента общих дел МВД А.Д. Арбузова в 1905 г.: «Жеденев, чиновник переселенческого отдела, пришел к Арбузову, который исправляет должность директора Департамента общих дел, просить другого назначения. Арбузов спросил его, какое у него направление? Жеденев отвечал, что находит, что необходима крепкая власть для водворения порядка. Арбузов на это сказал: “23 года проявлялась эта крепкая власть, и вот что из нее вышло – беспорядок, который теперь мы переживаем. Нет, таких, как вы, нам не надо”» (Богданович А.В. Три последних самодержца. С. 347). Примерно тогда же товарищ министра внутренних дел Э.А. Ватаци 6 апреля 1905 г. писал своему бывшему начальнику П.Д. Святополк-Мирскому, за полгода до этого поднявшего вопрос о необходимости политической реформы: «Вы действительно создали эпоху. Россия обязана Вам тем возрождением общественных сил, которое мы теперь переживаем, и тем участием общества в политической жизни, от которого поворота назад уже нет» (Письмо Э.А. Ватаци П.Д. Святополк-Мирскому 6.04.1905 г. // ГА РФ. Ф. 1729. Оп. 1. Д. 503. Л. 56 об.).

Богданович А.В. Три последних самодержца. С. 356.

Мнения // Новое время. 1906. № 10862, 10866. 11, 15 июня. По словам В.И. Гурко, в 1905 г. А.С. Ермолов «даже настоль расхрабрился, что за довольно многолюдным ужином общественного характера демонстративно чокнулся с лицом, предложившим тост за введение в России демократической конституции, причем лицом этим была известная актриса императорских театров М.Г. Савина» (Гурко В.И. Черты и силуэты прошлого. С. 75). Примечательно, что еще в декабре 1886 г. товарищ министра финансов П.Н. Николаев говорил князю В.П. Мещерскому об А.С. Ермолове как об одном из «опасных» и «вредных» сотрудников Министерства финансов (наряду с Е.Э. Картавцевым и А.А. Рихтером). Николаев подозревал своих подчиненных в «либерализме». В то время Ермолов занимал должность директора Департамента неокладных сборов (Мещерский В.П. Письма к императору Александру III, 1881–1894. С. 399).

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 2. С. 162. И самого Половцова Александр III подозревал в либерализме и недолюбливал. 14 июля 1892 г. он писал брату великому князю Сергею Александровичу: «Я действительно хочу назначить на место Половцова государственным секретарем Муравьева и очень надеюсь, он поведет дело почище Половцова, а в особенности без этого проклятого упрямого либерализма, вкоренившегося в Государственный совет с легкой руки Коко [великого князя Константина Николаевича] и К°» (Великий князь Сергей Александрович Романов: биографические материалы. Кн. 4. 1884–1894 / сост. и коммент. И.В. Плотникова. М., 2011. С. 546).

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 2. С. 490. Эту же проблему современники констатировали в первой половине XIX в. В частности, М.А. Корф записал в дневнике 18 марта 1839 г.: «После нескольких недель испытаний и в департаментах, и в общем собрании новые наши члены – Тучков и гр. Гурьев – оказываются совершенно соответствующими нынешнему составу Совета, то есть безмолвными, безгласными, безыдейными, словом совсем бесполезными, как и самая большая часть их сотоварищей» (Корф М.А. Дневники 1838 и 1839 гг. М., 2010. С. 312, 259–264).

Писарькова Л.Ф. Государственное управление России в первой четверти XIX в.: Замыслы, проекты, воплощение. М., 2012. С. 35–39. 19 февраля 1901 г. А.А. Половцов записал в своем дневнике: «Великий князь [Михаил Николаевич] спрашивает мое мнение о том, когда правильнее праздновать столетний юбилей Государственного совета: в нынешнем или в 1910 году. Я отвечаю, что не допускаю никаких об этом сомнений. Важно то, что император Александр тотчас по вступлении на престол не счел возможным царствовать, не имея Совета, который с первого дня существования был назван Государственным. Через девять лет последовало организование Совета в формальном делопроизводственном отношении, но это был факт второстепенный» (Половцов А.А. Дневник, 1893–1909. СПб., 2016. С. 277).

В ведении Государственного совета было обсуждение законов, уставов, учреждений, дел, «требующих изъяснения истинного смысла законов», а также дел, касающихся отчуждения государственного имущества и экспроприации. Кроме того, Государственный совет ежегодно обсуждал государственные сметы расходов и доходов, а также чрезвычайные финансовые меры. В Государственном совете обсуждались административные дела: «1) предметы внутреннего управления, требующие отмены, ограничения и дополнения прежних положений; 2) меры и распоряжения общие, приемлемые к успешнейшему исполнению существующих законов; 3) общие внутренние меры в чрезвычайных случаях приемлемые, а также 4) объявление войны, заключение мира и другие важные внешние меры, когда по усмотрению обстоятельств могут они подлежать предварительному общему соображению. Ко всему этому добавлялось, что рассмотрению Совета подлежат отчеты министров» (Коркунов Н.М. Русское государственное право. Т. 2. С. 102).

Согласно проекту Учреждения Государственного совета от 1901 г., данному собранию предполагалось предоставить некое подобие законодательной инициативы, однако обсуждавшие проект сановники (прежде всего Д.М. Сольский и Н.В. Муравьев) выступили против. Соответствующий проект был исключен из проекта (Половцов А.А. Дневник, 1893–1909. С. 281–282).

Об этом помнили и в царствование Николая I. «Да неужели же, когда сам я признаю какую-нибудь вещь полезной или благодетельной, мне надобно непременно спрашивать прежде согласие Совета?» – недоумевал император в 1840 г. «Не согласия, государь, – объяснял председатель Государственного совета и Комитета министров князь И.В. Васильчиков, – но мнение непременно, потому что и Совет для этого Вами учрежден: или надобно его уничтожить, или охранять тот закон, который Вы сами для него начертали» (Корф МА. Дневник за 1840 год. М., 2017. С. 52).

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 1. С. 24.

[Витте С.Ю.] Из архива С.Ю. Витте. Воспоминания: В 2 т. СПб., 2003. Т. 1. Кн. 1. С. 153.

Письмо А.А. Киреева В.К. Плеве 05.04.1904 //ГА РФ. Ф. 586. Оп. 1. Д. 767. Л. 6 об.

Извлечения из журнала Комитета министров 21, 24 декабря 1904 г., 4 января 1905 г. // ГА РФ. Ф. 564. Оп. 1. Д. 2740. Л. 25–26.

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 2. С. 16.

Рубакин Н.А. Архив государственной мудрости или злачное место, идеже государственные раки зимуют // ОР РГБ.Ф. З58. К. 131. Д. 1. Л. 3 об. Разговоры о преклонном возрасте членов Государственного совета не замолкали в течение десятилетий. На «дряхлость» сановников, заседавших в этом учреждении, жаловался еще Николай I в 1840 г. (Корф М.А. Дневник за 1840 год. М., 2017. С. 121). Впрочем, отношение к этому факту могло быть разное. Так, граф П.Д. Киселев видел в этом даже некоторую пользу. По его мнению, «Совет по существу своему и по духу нашего правления должен быть не provocateur, а conservateur, т. е. больше оберегать существующее, нежели допускать какие-либо нововведения, а если и допускать их, то с крайней осмотрительностью в отношении к главным началам и основным идеям монархического правительства; что для этого лучше годятся старики, естественно привязанные к прежнему, нежели молодые люди с живым воображением» (Он же. Дневники 1838 и 1839 гг. М., 2010. С. 201).

Список министров, главноуправляющих отдельными частями и статс-секретарей с указанием получаемого оклада, наград и прохождения службы // ГА РФ. Ф. 677. Оп. 1. Д. 634. Л. 1-12. Об этой проблеме барон А.П. Николаи писал К.П. Победоносцеву еще в 1881 г.: «Всякое новое царствование, особенно в такое время быстрого движения умов, которое мы переживаем, должно при новых назначениях на высшие государственные должности избирать деятелей в среде людей достаточно еще молодых, чтобы они могли бы быть представителями настоящего и будущего, но не давно прошедшего. Принадлежа по времени своего воспитания и начала своей общественной деятельности к первой полловине царствования императора Николая I, я по своему образу мыслей, по своим взглядам и убеждениям принадлежу к эпохе давно прошедшей, к школе совершенно иной, нежели та, которая должна была образоваться под влиянием прошлого царствования. Люди моего времени могут быть еще советниками при новом царствовании: они представляют собой консервативный элемент традиций, но деятелями новыми они быть не способны» (К.П. Победоносцев и его корреспонденты. Т. 1. С. 156).

[Безобразов В.П.] Дневник академика В.П. Безобразова // Русская старина. 1913. № 4. С. 57.

Рубакин Н.А. Архив государственной мудрости или злачное место, идеже государственные раки зимуют // ОР РГБ. Ф. 358. К. 131. Д. 1. Л. 5 об. См. также: Степанов ВЛ. Граф Д.М. Сольский: путь либерального бюрократа // Российская история. 2018. № 1. С. 132.

Киреев А.А. Дневник // ОР РГБ. Ф. 120. К. 38. Л. 40 об.

Богданович А.В. Дневник // РГИА. Ф. 1620. Оп. 1. Д. 241. Л. 54 об.

Судьбы России. Проблемы экономического развития страны в XIX – начале XX в. Документы и мемуары государственных деятелей. С. 258. Хорошо знавший Государственный совет В.И. Гурко обвинял это учреждение в «устарелости – старческой дряхлости, бессилии, даже лени» (Черновые записки В.И. Гурко // РГВИА. Ф. 232. Оп. 1. Д. 217 Л. 120).

Гурко В.И. Черты и силуэты прошлого. С. 43. Предлогом для такого решения стало то, что тогда готовилось изменение порядка принятия законов, касавшихся интересов Финляндии.

Письма Н.П. Мансурова Б.П. Мансурову 06.10.1893, 07.10.1887 // ГА РФ. Ф. 990. Оп. 1. Д. 70. Л. 15, 52.

Письмо Д.М. Сольского великому князю Михаилу Николаевичу // РГАДА. Ф. 1274. Оп. 1. Д. 874. Л. 9 об., 19 об., 21 об.

Письмо Н.П. Мансурова Б.П. Мансурову 15.12.1889 // ГА РФ. Ф. 990. Оп. 1. Д. 70. Л. 38 об.

Скальковский КА. Современная Россия. Очерки нашей государственной и общественной жизни. Т. 1. С. 9. Для сравнения, по подсчетам Е.А. Перетца, в 1870-е гг. в Общем собрании Государственного совета ежегодно обсуждалось от 95 до 120 дел [Перетц ЕА. Дневник (1880–1883). С. 64].

Собко Е.М. Государственный совет в эпоху Александра III. С. 17.

В связи в этим К.А. Скальковский отмечает: «Если бы брать голые цифры в отчетах Государственного совета, то, конечно, окажется, что как будто бы большая часть внесенных за год проектов рассматривается, но если проверить по тем же отчетам качество и значение рассмотренных законов, то выйдет, что большею частью рассматриваются дела текущие или безотлагательные финансовые, большие же законодательные работы ждут очереди» (Скальковский К.А. Современная Россия. Очерки нашей государственной и общественной жизни. Т. 1. С. 8).

Покровский Н.Н. Последний в Мариинском дворце: Воспоминания министра иностранных дел. С. 91.

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 1. С. 34.

Перетц Е.А. Дневник (1880–1883). С. 323. В связи с этим Е.А. Перетц предлагал перераспределить дела между департаментами Государственного совета. Либо следовало передать законодательные дела в Департамент законов, оставив в Департаменте экономии лишь сметные вопросы. Либо стоило разделить Департамент экономии, создав особое подразделение, которое обсуждало бы «законодательные предположения по финансовой части» (Там же. С. 323–324). В итоге (правда, много лет спустя) был принят второй вариант, когда в 1900 г. был создан Департамент промышленности, наук и торговли. Тогда же, в 1882 г., председатель Департамента экономии Э.Т. Баранов принял это предложение крайне враждебно, видя в нем проект умаления своих полномочий (Там же. С. 324).

Ковалевский В.И. Воспоминания. С. 35. Подобная тактика приносила свои плоды. А.А. Абаза яростно и красноречиво защищал Н.Х. Бунге на заседаниях Государственного совета. Так, например, случилось 17 февраля 1885 г. при обсуждении кассового отчета министра финансов и отчета государственного контролера за 1884 г. Абаза, в частности, сказал: «Не мне защищать Н.Х. Бунге. Он сам умеет защищаться. Но я не могу не сказать, что если финансовое дело – не только наука, но и искусство, то в наше время иные думают, что довольно быть искусником, чуждым науке, чтобы успешно вести финансовое дело. Результатом такого возражения являются нападки на финансовое управление и от частных лиц, и от влиятельных органов печати, нападки, имеющие последствием попытки подорвать кредит, которым русское правительство до сих пор постоянно пользовалось и за границей и дома. Кредит – столь же необходимое для государства орудие, как армия или флот. Вредить ему столь же мало патриотично, как посягать на твердость наших боевых сил. А между тем только твердостью патриотизма сынов своих Россия выйдет из сегодняшнего трудного положения, только дружным усилием представителей всех отраслей управления восстановятся финансовые силы нашего отечества, столь необходимые для достижения других государственных целей» (Записки А.А. Половцова Александру III // ГА РФ. Ф. 543. Оп. 1. Д. 706. Ч. 1. Л. 44).

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 2. С. 49.

[Витте С.Ю.] Из архива С.Ю. Витте. Воспоминания: В 2 т. СПб., 2003. Т. 1. Кн. 1. С. 205.

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 2. С. 101.

Письмо великого князя Михаила Николаевича Александру III 24.12.1883 // ГА РФ. Ф. 677. Оп. Д. 902. Л. 109.

Скальковский К.А. Современная Россия. Очерки нашей государственной и общественной жизни. Т. 1. С. 6. Полстолетия до того практика утверждения бюджета в Государственном совете качественно отличалась. Как писал в дневнике М.А. Корф, «государственная роспись, вносится в Совет всегда лишь за несколько дней до наступления года и притом утверждается предварительно государем, хотя и не решительно, однако так, что всем членам это известно, переход же через Совет составляет одну лишь формальность для удовлетворения закону, включенному Сперанским при других видах в первоначальное его учреждение. Потому роспись всегда утверждают не только безусловно, но и в совершенном безмолвии, без всяких рассуждений. Но чтобы охранить хоть несколько порушенное приличие, еще до вступления моего в должность государственного секретаря, следственно более десяти лет назад, стали включать в журнал Совета фразу, что “не имея возможности за краткостью времени, остающегося до начала действия росписи, войти в подробности оной, Совет полагает роспись сию утвердить”» (Корф МА. Дневник за 1845 г. // ГА РФ. Ф. 728. Оп. 1. Д. 1817. Ч. 8. Л. 55).

29 июня 1884 г. А.А. Половцов писал Александру III: «Государственный совет приносит положительную пользу, вызывая весьма понятное неудовольствие, нетерпение и т. п., особенно в тех лицах, кои, имея прямой доступ к Вам, государь, имея возможность получить непосредственно от Вас одобрение своих мыслей, видят в Совете лишь помеху своим предначертаниям. А между тем при бедности, незрелости умственных сил, отличающих и все наше русское общество и самих правительственных деятелей, хотя сколько-нибудь разностороннее обсуждение нового мероприятия приносит несомненную пользу» (Записки А.А. Половцова Александру III // ГА РФ. Ф. 543. Оп. 1. Д. 706. Ч. 1. Л. 79).

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 2. С. 65.

Куропаткин А.Н. Дневник // ГА РФ. Р6887. Оп. 1. Д. 133. Л. 608.

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 1. С. 387.

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря. Т. 1. С. 200.

О картине И.Е. Репина «Торжественное заседание Государственного совета 7 мая 1901 г.» см.: Соловьев К.А. Хозяин земли русской? Самодержавие и бюрократия в эпоху модерна. М., 2017. С. 89–93; Любимов Д.Н. Воспоминания о Государственном совете в изображении И.Е. Репина // РГАЛИ. Ф. 1447. Оп. 1. Д. 32.

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 1. С. 295; Т. 2. С. 9.

П.А. Валуев так охарактеризовал великого князя Константина Николаевича: «Блестящий и проницательный ум, энциклопедическое образование, свободное слово и находчивость аргументов, но при этом всем недостатки той колыбели, в которой он рожден: самонадеянность, заносчивость, холодность к человеческим интересам. Притом нередко увлекается предубеждением против одних и пристрастием к другим. Крепко побаивается государя, думаю, по преемству страха перед покойным своим отцом. Также подвержен влиянию канцелярии. И, наконец, в шутках своих не всегда достаточно охраняет не только достоинство своего сана, но даже и привычный благовоспитанному человеку тон» (Характеристика Государственного совета П.А. Валуева 1869 г. // ГА РФ. Ф. 728. Оп. 1. Д. 2903. Л. 3).

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 1. С. 420421.

Записки А.А. Половцова Александру III // ГА РФ. Ф. 543. Оп. 1. Д. 706. Ч. 1. Л. 60 об. – 61.

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 1. С. 213.

Гурко В.И. Черты и силуэты прошлого. С. 40. По этому поводу государственный секретарь Е.А. Перетц говорил великому князю Михаилу Николаевичу в мае 1882 г.: «К крайнему сожалению, часто сажают в Государственный совет старых генералов, почти ничего не понимающих в законодательных вопросах. Еще недавно назначен [А.И.] Гильденштуббе и князь Леван Меликов; но ни тот, ни другой самостоятельного мнения не имеют» [Перетц Е.А. Дневник (1880–1883). С. 313].

Мещерский В.П. Письма к императору Александру III, 1881–1894. С. 313–314.

Письмо Е.А. Перетца великому князю Константину Николаевичу //ГА РФ. Ф. 722. Оп. 1. Д. 820. Л. 10.

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 1. С. 86.

Он же. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 1. С. 331.

Было бы неверным упускать из виду внешнее впечатление, которое производил К.П. Победоносцев на слушателей. В частности, И.А. Шестаков писал: «На его месте я велел бы выбить себе все зубы и вставить челюсть. Два-три зуба, которые великий князь сравнивает со сморчками, и затем на левой стороне какой-то синеватый сосковой щит. При этом брызжет, говоря. Мерзко, отвратительно» (Шестаков И. А. Дневники. С. 287). Впрочем, некоторые придерживались принципиально иной точки зрения. В частности, Д.Н. Любимов вспоминал: «Константин Петрович Победоносцев был несомненно по уму, образованию одним из самых выдающихся русских государственных людей конца XIX века. Но он никогда не пользовался популярностью, можно сказать даже больше – личного имиджа в государственных или общественных сферах он не имел. Его все боялись, прислушивались к его мнениям, но и только. Приверженцев у него не имелось. После Особого Комитета я долго, почти десять лет, постоянно как чин государственной канцелярии видел и слышал Победоносцева в Государственном совете: он был очень силен в диалектике и имел исключительную способность сразу указать в каждом проекте его слабую сторону. Он подмечал все недостатки, даже мелочи; его силой было чужое мнение, оно было для него точкой отправления в обратную сторону. Он начинал обыкновенно так: Вот, Вы изволите говорить то-то и то-то; но если встать на Вашу же точку зрения, то получится как раз обратное, я положительно не помню, чтобы он проводил бы какие-либо проекты. Он или молчал – что для проекта было хорошим признаком – или был в оппозиции. Эту оппозицию многие считали “оппозицией Его Величества”, как говорят в Англии. По отношению к Победоносцеву нельзя сказать, особенно при Александре III. это мнение было лишено оснований. Помню, какое громадное впечатление произвела вернувшаяся в конце царствования Императора Александра III мемория Государственного Совета по делу об учреждении женского медицинского института в Петербурге. Все общее собрание Государственного Совета, в составе которого находились и Великие князья. и все министры были за открытие института, кроме одного члена – Победоносцева. По установившемуся со времени Сперанского порядку, в мемории, на полях выписывались фамилии членов, державшихся того или другого мнения. В данном случае, по первому мнению стояло пятьдесят три имени, а против второго мнения лишь одно – Победоносцев. Государь, подчеркнув синим карандашом слово Победоносцев, приписал: и Я» (Любимов Д.Н. Русское смутное время. 1902–1906: Воспоминания // ГА РФ. Ф. 5881. Оп. 2. Д. 460. Л. 100).

А.А. Половцов оставил такую характеристику министру государственных имуществ: «Бледный, прищурившийся, не имеющий ничего откровенного, тоже готовый ораторствовать, если вдруг видит в этом выгоду, представляет тип самого антипатичного и опасного бюрократа, полного зависти, подобострастия, низкопоклонства. Он постепенно продал Абазу с Лорисом, Игнатьева, при первой возможности навредит Толстому, Бунге и самому Победоносцеву, лишь бы то было выгодно ему, Островскому. Говорит он адвокатским красноречием, думая об одном, как бы добиться своего и напакостить противнику» (Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 1. С. 87).

С.Ю. Витте отзывался о выступлениях А.А. Абазы в Государственном совете следующим образом: «Обыкновенно к делам Александр Аггеевич не готовился, у него всегда был какой-нибудь маленький секретарь, который вкратце рассказывал ему все дела, а он только читал заключение. Обыкновенно Абаза не имел привычки высказывать свое мнение, а всегда выслушивал других, и, когда все выскажутся, он благодаря своим большим способностям все это схватывал. Только тогда, когда на основании всех выслушанных им речей Александр Агеевич составлял свое мнение, он начинал говорить; причем говорил всегда с таким большим здравым смыслом, говорил таким авторитетным и назидательным тоном, что его речь производила такое впечатление, будто бы он это дело знает au fond, то есть вполне и глубоко его изучил» ([Витте С.Ю.] Из архива С.Ю. Витте. Воспоминания: В 2 т. СПб., 2003. Т. 1. Кн. 1. С. 192).

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 1. С. 86–88.

Согласно воспоминаниям А.С. Путилова, «говорил Витте очень некрасиво, иногда растягивая слова, иногда произнося отдельные слова чуть не скороговоркой. Обычным его приемом была полемическая форма хотя бы и с воображаемым оппонентом, которого он именовал местоимением “они”, нередко превращавшимся затем в еще более непонятное “она”. Любил он также ставить себя в положение как бы обстоятельно высказавшегося стороннего наблюдателя или предсказателя. Я помню, например, как раз он высказывался по вопросу о предпочтительности германской ориентации по сравнению с английской: “Вспомните меня: если вы будете дружить с немцами, с Вильгельмом, то и вы будете сыты и ваши дети будут сыты. Свяжитесь с Англией – и наживете всяких бед. Англия – проститутка” (он высказался гораздо циничнее). “Ах, Сергей Юльевич, Сергей Юльевич”, – укоризненно покачав головой, попробовал усовестить его Сольский. “Она Вас проведет, выведет и ничего не даст”. Вообще не привыкший ничем стесняться, Витте не стеснялся своего ужасного французского произношения и преспокойно прибегал к французским словам, произнося их так, что с привыкшими к хорошему произношению дипломатами делались чуть не трансы» (Путилов А.С. Граф С.Ю. Витте: Из личных воспоминаний // РГАЛИ. Ф. 1337. Оп. 1. Д. 217. Л. 15).

Менделеев П.П. Свет и тени в моей жизни. Обрывки воспоминаний. 1864–1933 / вступ. ст. К.А. Соловьева; коммент. А.В. Сазанова, К.А. Соловьева. М., 2017. С. 164.

Там же. С. 44–45. По оценке министра иностранных дел Н.К. Гирса, заседание Государственного совета, посвященное утверждению бюджета, обычно было самым интересным ([Ламздорф В.Н.] Дневник В.Н. Ламздорфа. С. 26).

Записки А.А. Половцова Александру III // ГА РФ. Ф. 543. Оп. 1. Д. 706. Ч. 1. Л. 1–2.

Е.М. Феоктистов писал М.Н. Каткову: «.вина этого лежит, кажется, исключительно на Филиппове. На предварительном совещании, происходившем у графа Дмитрия Андреевича, он сам вызвался говорить об экзаменах, как о предмете будто бы ему особенно знакомом, и произнес речь поистине невероятную по бездарности. Он что-то мямлил, что никто не мог расслышать, путался, вообще произвел самое жалкое впечатление. Должно быть, уж очень он поглощен сочиненной им историей митрополита Филофея (которая, между прочим, всех порядочных людей здесь глубоко возмутила). Если бы он говорил хоть сколько-нибудь дельно, то, вероятно, и в пользу экзаменов высказалось бы 17 членов» (Письмо Е.М. Феоктистова М.Н. Каткову // ОР РГБ. Ф. 120. К. 38. Л. 27 об. – 28). Схожим образом отзывался о речи Филиппова Н.А. Любимов: «Досадно, что об экзаменах говорил Филиппов. Страшно сконфузился, бормотал, нескладно. Вышло только 13 голосов. О назначении профессоров и о гонораре говорил хорошо гр. Толстой. Собрано голосов 18. Около этого числа было вообще по всем пунктам разделения. Если государь согласится с меньшинством, Устав выйдет неособенно попорченный. Досадно, что дурно прошли экзамены» (Письмо Н.А. Любимова М.Н. Каткову // ОР РГБ. Ф. 120. К. 19. Л. 143).

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 1. С. 350.

Письмо Е.М. Феоктистова Н.М. Каткову // ОР РГБ. Ф. 120. К. 38. Л. 83.

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 1. С. 126. И это при том, что, по оценке Н.А. Любимова, никто не сомневался: император поддержит мнение меньшинства, каким бы малочисленным оно ни было (Письмо Н.А. Любимова М.Н. Каткову 01.05.1884 // ОР РГБ. Ф. 120. К. 19. Л. 119).

И.Д. Делянов «сдавал позиции» по Университетскому уставу на заседании Государственного совета, когда на нем отсутствовал Д.А. Толстой. Министерство внутренних дел представлял И.Н. Дурново, который не рискнул возражать большинству собрания. Этим воспользовались противники Устава (среди которых был и великий князь Михаил Николаевич). Они полагали, что Толстой не мог дезавуировать позицию своего товарища. Министр был иного мнения: «Пусть великий князь потребует замазать мне рот. Я потребую, чтобы мой протест был записан в протокол, и выйду тотчас же из залы, то есть устрою такую сцену, которая в глазах государя еще более компрометирует моих противников» (Письмо Е.М. Феоктистова М.Н. Каткову // ОР РГБ. Ф. 120. К. 38. Л. 25 об.).

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 1. С. 135. См. также: Щетинина Г.И. Университеты в России и Устав 1884 г. М., 1976. С. 138–143.

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 1. С. 264, 266.

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 1. С. 269.

[Ламздорф В.Н.] Дневник В.Н. Ламздорфа. С. 65. Подобным решением был крайне недоволен К.П. Победоносцев: «Узнав о результате, он приходит в ярость, рвет, говорят, на себе остатки волос и, по-видимому, готов поносить бедного Мартенса, труд которого повлек за собой весь этот инцидент» (Там же. С. 66).

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 2. С. 16.

[Ламздорф В.Н.] Дневник В.Н. Ламздорфа. С. 67. По словам Александра III, он в связи с этим делом «взмылил голову» великому князю Михаилу Николаевичу: тот «также пробует либеральничать и следовать этому направлению» (Там же. С. 68).

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 1. С. 460.

Гурко В.И. Черты и силуэты прошлого. С. 119. Член Государственного совета Н.Н. Селифонтов весьма скептически относился к этому законосовещательному учреждению: «Он утверждал, что члены не только не изучают, но и не читают дел, и голосования в Государственном совете называл лотереей. Самостоятельность членов Государственного совета он отвергал. Тогда, сам не быв членом этого собрания, я не доверял его словам, но впоследствии на опыте убедился в справедливости того и другого» (Куломзин А.Н. Пережитое. Воспоминания. С. 720).

Эта практика сложилась еще в ноябре 1881 г., когда государственным секретарем был А.Е. Перетц [Перетц Е.А. Дневник (1880–1883). С. 265–266].

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 1. С. 191.

Государственный совет, 1801–1901. СПб., 1901. С. 185. Решения императора, принятые вопреки мнению большинства Государственного совета, вызывали серьезное раздражение в чиновничьей среде. В поддержке Александром III особого мнения К.П. Победоносцева в 1892 г. усматривался «сговор» царя с обер-прокурором Св. Синода. После заседания Государственного совета, когда была оглашена царская воля, адмирал Н.М. Чихачев подошел к министру иностранных дел Н.К. Гирсу со словами: «Грустно все это и к не добру поведет» (Ламздорф В.Н. Дневник, 1891–1892. СПб., 1934. С. 271–272).

Письмо А.В. Головнина Б.П. Мансурову 09.08.1883 // ГА РФ. Ф. 990. Оп. 1. Д. 204. Л. 15 об.

Письмо А.А. Половцова великому князю Владимиру Александровичу // ГА РФ. Ф. 652. Оп. 1. Д. 649. Л. 12–13.

Лопухин В.Б. Записки бывшего директора департамента Министерства иностранных дел. С. 60.

Ремнев А.В. Самодержавное правительство. Комитет министров в системе высшего управления Российской империи (вторая половина XIX – начало XX в.). С. 162.

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 1. С. 234.

Витте С.Ю. Собрание сочинений и документальных материалов: В 5 т. М., 2006. Т. 3: Денежная реформа, кредит и банковская система России. Кн. 1. С. 36–79, 277–279.

Из дневника Константина Романова // Красный архив. 1930. № 6. С. 102.

Из дневника Константина Романова // Красный архив. 1931. № 1. С. 132.

Из дневника Константина Романова // Красный архив. 1931. № 1. С. 84.

[Куропаткин А.Я.] Дневник А.Н. Куропаткина // Красный архив. 1924. № 5. С. 88.

Набоков В.Д. Временное правительство // Архив русской революции. Берлин, 1922. Т. 1. С. 73.

«Он (В.К. Плеве. – К. С.) был взыскателен и по отношению к любимцам. Одним из них был некоторое время служивший в младших должностях канцелярии, впоследствии видный “кадет”, Владимир Дмитриевич Набоков, сын бывшего министра юстиции Набокова. Считая себя по какому-то поводу обязанным отцу, под начальством которого в свое время служил, Плеве был исключительно благожелателен по отношению к сыну. Не только быстро назначил его на штатную должность в канцелярию, но и провел в камер-юнкеры. Набоков, хотя способный, но самовлюбленный и не в меру себя переоценивавший, тяготился медленностью карьеры и, поработав и показав, что может работать, стал от работы отлынивать, отдавшись другим перспективам, отчасти в области научного дилетантизма, отчасти общественной деятельности. В конце концов он вовсе бросил работать в канцелярии, продолжая, однако, оставаться в штате и получать жалование. Плеве его призвал. Отчитал в следующих примерно выражениях: “Владимир Дмитриевич, – сказал он, – вы, бесспорно, являетесь ценностью, но по отношению к канцелярии ценностью, к сожалению, лишь декоративного свойства. Мне думается, что как ни высоко учреждение, в котором вы фактически не служите, а которое только украшаете своим редким присутствием, вы все-таки и для него представляетесь роскошью непозволительною. Прошу вас сделать соответствующий вывод из этих слов”. Набоков подал прошение об увольнении» (Лопухин В.Б. Записки бывшего директора департамента Министерства иностранных дел. С. 118).

Впрочем, была и другая версия увольнения В.Д. Набокова, которую изложил в своих воспоминаниях С.Е. Крыжановский (он же ссылался на сведения, полученные от В.А. Лыщинского-Троекурова, на тот момент помощника статс-секретаря Государственного совета). В 1897–1898 гг. светлейшая княгиня Е.А. Грузинская (урожд. Безобразова) регулярно получала подметные письма, оскорбительные по содержанию. Кроме того, от ее имени рассылались приглашения на балы, которые она не давала. Наконец, однажды к ней явился директор цирка С. Чинизелли будто бы по ее приглашению: княгиня-де желала поступить в цирковую труппу. Утомленная и раздосадованная Е.А. Грузинская обратилась за помощью к государственному секретарю В.К. Плеве. Тот в свою очередь попросил разобраться в деле статс-секретаря Департамента законов барона Ю.А. Икскуля фон Гильденбандта. В результате непродолжительного расследования Икскуль вышел на след писавшего. Им оказался сотрудник Государственной канцелярии В.И. Рукавишников. Тот же признался, что составлял послания по наущению мужа сестры – В.Д. Набокова. Последний на все вопросы дерзко отвечал: «В высшем обществе подобные шутки вполне приняты». Оказалось, что отец В.И. Рукавишникова, И.В. Рукавишников, весьма богатый купец, страстно желал, чтобы его сын получил придворное звание. В случае камер-юнкерства сына Рукавишников-старший обещал выделить своему отпрыску значительную часть состояния, что крайне не устраивало Набокова. Тот и стал предпринимать меры по дискредитации шурина. В итоге Рукавишников был отчислен от Государственной канцелярии, а Набоков уволен по прошению ([Крыжановский С.Е.] Воспоминания С.Е. Крыжановского // Bakhmeteff archive (BAR). Kryzhanovskii coll. Box. 2. Folder 6).

Покровский Н.Н. Последний в Мариинском дворце: Воспоминания министра иностранных дел. С. 79.

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 2. С. 348.

В связи с этим Е.А. Перетц высказывался против публичного характера заседаний Государственного совета: «Совет так беден силами, что открытие для публики дверей его совершенно уронит это высшее у нас учреждение в мнении общества» [Перетц Е.А. Дневник (1880–1883). С. 124].

Путилов А.С. Воспоминания // РГАЛИ. Ф. 1337. Оп. 1. Д. 217. Л. 94.

Куломзин А.Н. Пережитое. Воспоминания. С. 921.

Ремнев А.В. Российское делопроизводство: от «науки фифиологии» к «искусству редактирования» (бюрократическое зазеркалье XIX столетия) // Документ в контексте истории: материалы II международной научной конференции. Омск, 2009. С. 1728; Он же. «Власть канцелярии» и «искусство редактирования» в Имперской России XIX – начала XX вв. // Социальная история: Ежегодник. 2010. СПб., 2011. С. 160–188.

Лазаревский Н.И. Закон и Свод // Право. 1899. № 37. 12 сентября. Стб. 16811682.

Лазаревский Н.И. Закон и Свод // Право. 1899. № 37. 12 сентября. Стб. 1684.

Покровский Н.Н. Последний в Мариинском дворце: Воспоминания министра иностранных дел. С. 80. Правда, с такой постановкой вопроса явно бы не согласился А.А. Половцов. 11 января 1883 г., оставшись больным дома, он записал: «Сижу целый день дома и занимаюсь многочисленными, чуть ли не ежеминутно получаемыми делами. Надо читать и распределять входящие бумаги, назначать дела на доклад, исправлять журналы и т. д., словом, быть центром и организатором движения совокупных дел Совета» (Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 1. С. 32).

Это, в частности, отмечено на карикатуре директора императорских театров И.А. Всеволжского «Сим знаком победил». Автор явно обыгрывает фразу, которая, согласно сочинениям Евсевия Кесарийского, отобразилась в небе рядом с образом креста перед взором пораженного императора Константина Великого накануне решающей битвы у Мульвиева моста в 312 г.: «ev тобтд у(ка» («Сим победиши!»). На карикатуре А.А. Половцов изображен с блестящей монетой в 5 руб. (Ипполитов А.В. Тузы, дамы, валеты: Двор и театр в карикатурах Всеволжского из собрания В.П. Погожева. С. 66–67).

Лизунов П.В. Петербургские купцы, фабриканты и банкиры Штиглицы. СПб., 2014. С. 451–454.

Муравьев блестяще учился, выдержал экзамен на кандидата и магистра права. Славу ему принесли выступления в качестве обвинителя на процессе о «первомартовцах». Будучи прокурором Московской судебной палаты, он заручился поддержкой генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича, который организовал ему аудиенцию у императора, который проезжал через Москву. Муравьев представлял царю свой труд «Руководство волостным судам». В ходе беседы он выказал себя сторонником земских начальников и критиков Судебных уставов 1864 г., тем самым пленив царя. Александр III планировал его назначить товарищем министра юстиции, но встретил сопротивление со стороны Н.А. Манасеина. В итоге у императора созрел план назначить Муравьева государственным секретарем, чтобы затем сделать его министром юстиции. Этому назначению способствовало еще то, что Муравьев был родственником Черевина, ближайшего конфидента императора. Муравьев и Черевин часто засиживались в ресторане Кюба, который, по словам А.А. Половцова, «составляет нечто вроде биржи для устройства разных правительственных, финансовых, личных дел» (Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 2. С. 483).

А.А. Половцов делал выписки из меморий для императора и, помимо этого, сообщал ему о ходе дискуссии на заседании Государственного совета. Эта информация была строго конфиденциальной. «Надеюсь, что Вы бросаете эти листки в огонь?» – спросил государственный секретарь Александра III о судьбе подготовленных им бумаг. «Нет, я сохраняю все, что Вы мне пишите, оно мне бывает полезным для справок, но никто этого не видит, бумаги эти лежат под ключом» (Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 2. С. 39). Можно лишь порадоваться, что в итоге был сохранен уникальный источник, замечательно характеризующий деятельность Государственного совета и сам процесс законотворчества.

Эта практика складывалась в годы царствования Александра III. При Александре II ситуация была иной. Е.А. Перетц описывал ее так: «Покойный государь был замечательно добросовестный работник. Все представлявшееся Его Величеству – а представлялась ему масса дел, в числе которых бывали и сложные записки, – рассматривалось безотлагательно. По заведенному издавна порядку, мемории Государственного совета должны быть на столе у государя во вторник, рано утром. Если мемория не слишком объемиста, т. е. листов 40–50, то я получал ее обратно к часам 4-м, если она более этого размера, листов до 80, то к вечеру, а если она еще толще, то на следующее утро. Замечательно, что государь не прерывал своих занятий и в путешествиях, читая дела [не только] на пароходах и железных дорогах, но даже и в городах, где оставался короткое время. Мне случалось высылать мемории в Харьков и Москву, где государь оставался проездом день или два. Мемории всегда рассматривались и возвращались безотлагательно, несмотря на то, что у государя бывало очень много другого дела, как, например, присутствие при богослужении, выход, смотр войскам, приемы местных властей, обеды и проч., а иногда и посещение учебных заведений, больниц и т. п.» [Перетц Е.А. Дневник (1880–1883). С. 141–142].

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 2. С. 107–111.

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 1. С. 302303.

Гурко В.И. Черты и силуэты прошлого. С. 110–111.

Письмо Н.В. Муравьева С.Д. Шереметеву 6.12.1892 г. // РГАДА. Ф. 1287. Оп. 1. Д. 1139. Л. 8 об. – 9.

К 1898 г. в Государственной канцелярии служили 224 чиновника (Демин В.А. Верхняя палата Российской империи, 1906–1917. М., 2006. С. 28).

Как писал В.Б. Лопухин, «служба была интересная и обставлена исключительно приятными условиями. Интерес заключался в том, что служащие являлись свидетелями, а работой своей и участниками совершавшихся важнейших государственных актов. Перед ними в заседаниях Государственного совета проходили все министры» (Лопухин В.Б. Записки бывшего директора департамента Министерства иностранных дел. С. 107).

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 1. С. 78.

Гурко В.И. Черты и силуэты прошлого. С. 112–113.

Лопухин В.Б. Записки бывшего директора департамента Министерства иностранных дел. С. 108.

Покровский Н.Н. Последний в Мариинском дворце: Воспоминания министра иностранных дел. С. 79.

Любимов Д.Н. Русское смутное время. 1902–1906: Воспоминания // ГА РФ. Ф. 5881. Оп. 2. Д. 460. Л. 17.

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 1. С. 25.

Письмо Е.М. Феоктистову М.Н. Каткову // ОР РГБ. Ф. 120. К. 36. Л. 42 об. – 43.

Письмо Н.А. Любимова М.Н. Каткову 24.01.1884 // ОР РГБ. Ф. 120. К. 19. Л. 116–118.

К.П. Победоносцев и его корреспонденты. Т. 2. С. 19.

Скальковский К.А. Современная Россия. Очерки нашей государственной и общественной жизни. Т. 1. С. 10.

О проведенном расследовании по поводу проникновения в газеты сведений, печатаемых в государственной типографии для Совета министров и Канцелярии Е.И.В. по принятию прошений // РГИА. Ф. 1162. Отдел личного состава и общих дел. Оп. 2. 1909. Д. 2. Л. 70–71, 77, 81–82. Эта тема периодически возникала на заседаниях высших законосовещательных учреждений империи. Еще 20 ноября 1869 г. на заседании Совета министров Александр II «начал с того, что требует молчания о происходящем в Совете и что если по городу об этом будут говорить, то значит, что в Совете есть изменник» (Дневник великого князя Константина Николаевича. 20.11.1869 // ГА РФ. Ф. 722. Оп. 1. Д. 97. Л. 38).

Еще будучи наследником престола, в январе 1880 г. Александр III сетовал на отсутствие консолидированной правительственной власти: «Я нахожу, что мы находимся теперь в положении почти невозможном. Не говоря уже о генерал-губернаторах, из которых некоторые творят Бог весть что, я не могу не сказать, что единства нет и между министрами. Все идут вразброд, не думая об общей связи. Мало того, некоторые из них думают больше о своем кармане, чем о ведомстве, которое им поручено» [Перетц Е.А. Дневник (1880–1883). С. 75].

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 2. С. 20.

Феоктистов Е.М. За кулисами политики и литературы. М., 1991. С. 221. В письмах к М.Н. Каткову Е.М. Феоктистов так описывал графа Д.А. Толстого: «Впечатление это [от Д.А. Толстого] очень тягостное. Болтает он неукротимо, но из болтовни этой видно только, что у него нет ничего, решительно ничего, никакой программы, никакой системы» (Письмо Е.М. Феоктистова Н.М. Каткову // ОР РГБ. Ф. 120. К. 37. Л. 22 об.). При этом министр внутренних дел побаивался своих коллег по правительству, Государственному совету: а именно Д.Н. Набокова, Д.М. Сольского (Там же. Л. 23).

Письмо Е.М. Феоктистова Н.М. Каткову 02.04.1884 // ОР РГБ. Ф. 120. К. 38. Л. 17.

Феоктистов Е.М. За кулисами политики и литературы // За кулисами политики. М., 2001. С. 146.

Письмо Е.М. Феоктистова Н.М. Каткову // ОР РГБ. Ф. 120. К. 36. Л. 47 об.

Киреев А.А. Дневник // ОР РГБ. Ф. 126. К. 9. Л. 14 об.

Письмо А.Д. Пазухина М.Н. Каткову 31.03.1886 // ОР РГБ. Ф. 120. К. 19. Л. 102.

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 1. С. 203.

Там же. Т. 2. С. 7. Примечательно, что товарищ министра внутренних дел И.Н. Дурново в октябре 1886 г. говорил князю В.П. Мещерскому: «На графа Толстого не пеняйте; он теперь и боязлив, и нервен, и нерешителен» (Мещерский В.П. Письма к императору Александру III, 1881–1894. С. 377).

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 1. С. 286.

См.: Твардовская В.А. Идеология пореформенного самодержавия (М.Н. Катков и его издания). С. 222–223. Эта точка зрения основывалась в том числе на «донесениях» Е.М. Феоктистова. В частности, последний писал о Толстом: «Болтает он неукротимо, но из болтовни этой видно только, что у нет ничего, решительно ничего, никакой программы, иначе системы» (Письмо Е.Ф. Феоктистова М.Н. Каткову // ОР РГБ. Ф. 120. К. 37. Л. 22 об.).

По мнению А.А. Киреева, М.Н. Островский был самым серьезным человеком в правительстве (Киреев А.А. Дневник // ОР РГБ. Ф. 126. К. 9. Л. 14 об.).

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 1. С. 72. Островский недолюбливал Толстого и до его назначения министром внутренних дел. Отношение же к К.П. Победоносцеву до поры до времени было другим. 21 апреля 1880 г. М.Н. Островский писал брату: «Поздравляю я тебя, милый Саша, со светлым праздником, который на этот раз будет для многих радостнее обыкновенного, так как он совпал с увольнением графа Толстого от должности министра народного просвещения. Одна бесспорно хорошая сторона в удалении гр. Толстого, это назначение на оставленный им пост обер-прокурора Св. Синода Победоносцева. Последнего я хорошо знаю и люблю. Он употребит все меры, чтобы поднять нравственное значение духовенства, обеспечить его материальное положение и придать нашему богослужению то благолепие, которое оно в последнее время так осязательно стало утрачивать» (Письмо М.Н. Островского А.Н. Островскому 21.04.1880 // АРО ГЦТМ. Ф. 200. Оп. 1. Д. 718. Л. 1).

Характерно, что государственный контролер Т.И. Филиппов весьма критично оценивал своих коллег по правительству. Так, Победоносцева с Катковым он полагал «миниатюрным изображением зверя со змием», «коим дано “творити пакость три лета и пол”». Каткова он уподоблял Иуде, а в Победоносцеве видел едва ли не предвестника Антихриста (Фетисенко О.Л. «Ревнители охранения обуреваемых святынь». О переписке К.Н. Леонтьева и Т.И. Филиппова // Пророки византизма. СПб., 2012. С. 31).

Чернуха В.Г. Внутренняя политика царизма с середины 50-х гг. до начала 80-х гг. XIX в. Л., 1978. С. 194–198.

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 1. С. 324.

Куропаткин А.Н. Дневник // РГВИА. Ф. 165. Оп. 1. Д. 1871. Л. 72.

Суворин А.С. Русско-японская война и русская революция. Маленькие письма (1904–1908). С. 139.

Ведомость о заседаниях Совета министров за 1857–1882 гг. // РГИА. Ф. 1275. Оп. 1. Д. 109. Л. 2. См. также: Чернуха В.Г. Совет министров в 1861–1882 гг. // Вспомогательные исторические дисциплины. Л., 1978. № 9. С. 90–91. Как справедливо отмечает В.Г. Чернуха, уже с 1872 г. заседания Совета министров было редкостью (Там же. С. 91).

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 1. С. 103. В 1904 г. К.П. Победоносцев так в письме С.Ф. Шарапову охарактеризовал свое влияние на государственные дела и одновременно роль Комитета министров: «Знайте и говорите всем, что я вот уже 9 лет вдали от всех дел и советов и не принимаю никакого участия в делах государственных, кроме церковных дел, никаких записок не подаю и никто меня не спрашивает. Езжу в Комитет министров. Но здесь никакие государственные дела не обсуждаются» (Письмо К.П. Победоноцева С.Ф. Шарапову 19.11.1904 // Архив РАН. Ф. 646. Оп. 1. Д. 616. Л. 75). Схожим образом он описал ситуацию в письме к С.Ю. Витте от 25 декабря 1904 г.: «Вы сами указываете рану: “Отсутствие определенной, сильной, знающей – что хочу власти?” Эту власть мы не в силах восста[но]вить: она лежит безвольная, без сознания и без опоры, и представитель ее – министр – сидит теперь в Комитете без слова и без движения. Но будучи бессильны в этом, мы все-таки должны охранять саму идею и сам принцип власти, ибо без этого нет спасения нигде, а тем паче в России» (Письмо К.П. Победоносцева С.Ю. Витте 25.12.1904 // Bakhmeteff archive (BAR). Witte coll. Box. 1).

Записка А.А. Половцова // ГА РФ. Ф. 652. Оп. 1. Д. 649. Л. 34 об.

В сфере компетенции Комитета министров были следующие дела: общего спокойствия и безопасности (о запрещении выпуска «вредных» периодических изданий, о воспрещении сообществ, об установлении мер исключительной охраны); о народном образовании; об устройстве путей сообщения; об учреждении акционерных компаний; о расколе и миссионерских обществах; о назначении пенсий; об утверждении штатов; об отводе лицам казенного имущества; о записках финляндского генерал-губернатора, касающихся прочих частей империи; о надзоре за органами местного самоуправления; о надзоре за деятельностью губернаторов и губернских правлений (Коркунов Н.М. Русское государственное право. Т. 2. С. 251–252).

Тхоржевский И.И. Исторический обзор деятельности Комитета министров. СПб., 1902. Т. 4. С. 2–3.

Там же. С. 472. Характерные особенности принятия решений в Комитете министров отмечались М.А. Корфом еще в 1838 г.: «Уважения взаимной снисходительности резко доказываются многими решениями, данными при представляющем министре, в сравнении с теми, которые постановляются без него. В первом случае никто не принимает на себя произнести осуждение первый; в последнем никто от этого не удерживается: ибо журнал подписывают все и отсутствующему не может быть известно, от кого пошло опровержение. Представления некоторых министров, при них доложенных, по личному их влиянию, по степени их доверия, которым они пользуются от государя, всегда почти безусловно утверждаются. Есть члены, которые в начале доклада, или даже перерывая его, всегда спрашивают: “Чье это представление?”» (Корф М.А. Дневники 1838 и 1839 гг. М., 2010. С. 162). Предопределенность решения обусловливала особенности заседаний: «Господствующий характер этого слушания есть совершенное равнодушие к предлагаемым делам и нетерпеливое ожидание конца заседания. Некоторые члены подписывают в Комитете привозимые с собой бумаги и отправляют разные частные записочки, другие выбирают это время для нужных между собой совещаний по делам совсем посторонним, иные читают даже газеты» (Там же. С. 163).

Время заседаний Комитета министров обычно полагали для себя пропавшим (Там же. С. 164). М.А. Корф отмечал анекдотические ситуации, когда во время чтения журналов Комитета министры постепенно расходились и вместо первоначальных 12 оставалось трое или четверо (Там же. С. 166).

Записки А.С. Ермолова // Красный архив. 1925. Т. 8. С. 54–55.

Киреев А.А. Дневник // ОР РГБ. Ф. 126. К. 12. Л. 104 об.

Обзор результатов перлюстрации писем по важнейшим событиям и явлениям в государственной и общественной жизни России в 1902 г. // ГА РФ. Ф. 102. Оп. 308. Д. 40. Л. 123.

Для этой цели была создана особая комиссия под председательством С.Ф. Платонова (Дело Особого совещания под председательством С.Ф. Платонова о передаче дел, имеющих местное значение, из центральных государственных учреждений в местные учреждения // РГИА. Ф. 1234. Оп. 1. Д. 1. Л. 6–7).

Письмо Николая II великому князю Сергею Александровичу 26.04.1904 // ГА РФ. Ф. 648. Оп. 1. Д. 71. Л. 80 об. – 81.

Записка П.Д. Святополк-Мирского 23.11.1904 // ГА РФ. Ф. 543. Оп. 1. Д. 513. Л. 17.

К.П. Победоносцев чрезвычайно высоко оценивал М.Х. Рейтерна в качестве председателя Комитета министров: «Очень жаль будет потерять его и очень трудно заместить его. Я поистине скажу, что всю мою жизнь, присутствовав в бесчисленных заседаниях, я ни разу еще не встречал такого председателя, что для дел Комитета очень важно. Голова у него замечательно свежая, дела он всегда знает отлично (несмотря на то, что сам читать не может), следит за прениями во всех подробностях, сохраняя полнейшее спокойствие и достоинство, резюмирует сказанное коротко и ясно и в трудных случаях с большим искусством проводит дело к решению» (Письма К.П. Победоносцева к Александру III. Т. 2. С. 127). Многие признавали тот факт, что Рейтерн был весьма успешен в кресле председательствующего Комитетом. Однако он пал жертвой интриг, направленных против Н.Х. Бунге. В.Н. Ламздорф записал в дневнике: «Государь благоволит к г. Бунге потому, что тот дает уроки наследнику, и, считая необходимым удалить его во имя удовлетворения Катковых-Победоносцевых, он желает, с другой стороны, дать ему повышение. Так хорошо председательствующий в Комитете Рейтерн уходит» ([Ламздорф В.Н.] Дневник В.Н. Ламздорфа. С. 26).

С.Ю. Витте в связи с этим говорил В.Н. Коковцову: «Вы понимаете, что меня просто спустили. Я надоел, от меня отделались, и мне следует просто подать в отставку, что я, конечно, и сделаю, но не хочу сразу делать скандала» (Коковцов В.Н. Из моего прошлого. Воспоминания 1903–1919 гг.: В 2 кн. М., 1992. Кн. 1. С. 30). См. также: Степанов ВЛ. Н.Х. Бунге. Судьба реформатора. М., 1998. С. 244–245.

К.П. Победоносцев и его корреспонденты. Т. 2. С. 170.

Мещерский В.П. Письма к императору Александру III, 1881–1894. С. 414.

Менделеев П.П. Свет и тени в моей жизни. Обрывки воспоминаний. С. 159.

М.А. Корф записал в дневнике 16 октября 1838 г.: «Предметы и круг действия Комитета составляют такую многообразную и сложную энциклопедию, что ему при теперешнем порядке нет физической возможности внимательно и подробно рассматривать поступающие дела» (Корф М.А. Дневники 1838 и 1839 гг. М., 2010. С. 162).

Покровский Н.Н. Последний в Мариинском дворце: Воспоминания министра иностранных дел. С. 62–64.

Покровский Н.Н. Последний в Мариинском дворце: Воспоминания министра иностранных дел. С. 73–74; См. также: Куломзин А.Н. Пережитое. Воспоминания. С.372.

Министерская система в Российской империи: К 200-летию министерств в России / отв. сост. Д.И. Раскин. М., 2007. С. 98.

Письмо А.Н. Куломзина А.А. Куломзину 29.06.1895 г. // ОПИ ГИМ. Ф. 42. Оп. 1. Д. 6. Л. 31.

[Витте С.Ю.] Из архива С.Ю. Витте. Воспоминания: в 2 т. Т. 2. СПб., 2003. С. 6.

Дело об объединении деятельности министерств и создании Совета министров с целью усиления государственной власти и подавления революции // РГИА. Ф. 1544. Оп. 1. Д. 5. Л. 40 об.

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 2. С. 139.

Тхоржевский ИИ. Исторический обзор деятельности Комитета министров. С. 24.

Тхоржевский И.И. Исторический обзор деятельности Комитета министров. С. 29.

Покровский Н.Н. Последний в Мариинском дворце: Воспоминания министра иностранных дел. С. 43. Об авторе этого свидетельства, Н.Н. Покровском, А.Н. Куломзин отзывался весьма лестно: «Однако, когда у меня имелась в виду вакансия старшего помощника начальника отделения, я как-то в шутку спросил И.П. Шипова, занимавшего тогда место начальника отделения канцелярии, не может ли он мне рекомендовать такого человека, который мог бы работать 24 часа в сутки, т. е. больше его самого, работавшего, как вол, не менее 15 часов. Он сказал, что такой человек имеется в виду и назвал Н.Н. Покровского, пришедшего затем в канцелярию из столоначальников Департамента окладных сборов. Его выдающийся ум, обширные познания и неимоверное трудолюбие заставили меня дать ему первую вакансию начальника финансового отделения, где сосредоточены были сложные дела по учреждению акционерных компаний и отчеты местных властей. Он сделался главным моим сотрудником по составлению множества справок, которыми я старался разъяснить государю разные стороны государственного управления» (Куломзин А.Н. Пережитое. Воспоминания. С. 432).

Покровский Н.Н. Последний в Мариинском дворце: Воспоминания министра иностранных дел. С. 43–44. Впрочем, современники отзывались о Куломзине по-разному. Некоторым он казался заносчивым бюрократом. Например, в дневнике А.В. Богданович от 23 августа 1888 г. есть такая запись: «Хорош пассаж с Куломзиным. К нему в Комитет министров подошел чиновник со справкой. Узнав от него, что он начальник отделения, Куломзин ему сказал, что с такими людьми не разговаривает» (Богданович А.В. Дневник // РГИА. Ф. 1620. Оп. 1. Д. 241. Л. 78 об.).

Тхоржевский И.И. Исторический обзор деятельности Комитета министров. С. 29. П.П. Менделеев вспоминал: «Поступить на службу в Канцелярию было очень трудно, из всегда многочисленных кандидатов Куломзин принимал только наиболее, по его мнению, одаренных и способных. Требовал он от служащих быструю, отчетливую, безукоризненную работу. Все другие интересы должны были стушевываться перед служебными. Дела Комитета министров и его Канцелярии – нечто священное, чему призваны служить только избранные. В этом главный смысл их жизни. Так чувствовал Куломзин, и чувство это сумел внушить своим сотрудникам» (Менделеев П.П. Свет и тени в моей жизни. Обрывки воспоминаний. С. 155).

Куломзин А.Н. Пережитое. Воспоминания. С. 370–371. О канцелярии и управляющем делами Комитета министров писал еще М.А. Корф: «Управляющий делами есть начальник и полный хозяин канцелярии. Председатель [Комитета министров] по закону не имеет над нею никакого начальства, члены устранены даже от всякого на нее влияния». Управляющий делами «соединяет в своем лице всю исполнительную власть по делами Комитета, и ни одна бумага не исходит иначе, как за его подписанием». Таковы формальные пределы его полномочий. По оценке Корфа, в практической сфере они и вовсе отсутствуют: «Назначение дел к слушанию и очередь их, доклад при таких-то или других членах, в таком или ином порядке, наведение или пропуск примеров и справок из прежних производств. свод голосов, потом изложение журнальных статей и самых резолюций более или менее сильно в том или другом духе – все это со множеством мелких сокровенных пружин в руках управляющего и в руках его почти безотчетно». При этом, по оценке Корфа, он не нес никакой особой ответственности за принимаемые решения. Он не отвечал за точность изложения дел в журнале, за подготовку необходимых справок, за назначение тех или иных дел к докладу. Управляющий делами отвечал лишь за срочность представления журналов императору и за корректность их составления (Корф М.А. Дневники 1838–1839 гг. М., 2010. С. 167–168).

Покровский Н.Н. Последний в Мариинском дворце: Воспоминания министра иностранных дел. С. 46. По словам А.Н. Куломзина, «И.Н. Дурново скоро оказался довольно покладистым председателем, занимался лишь нанесением мелочных уколов моему самолюбию, но дальше это не шло. Только должность управляющего делами Комитета министров сделалась при нем несравненно труднее, чем при его предшественниках. Как Рейтерн, так и Бунге внимательно вникали в редакцию журналов Комитета, делали свои изменения и вообще защищали редакцию в случае возражений членов. И.Н. Дурново редко делал замечания, но зато я почти никогда не мог рассчитывать на председателя, в особенности когда замечания делал сильный министр. Горячился Дурново лишь тогда, когда замечания делали министры, к которым он не был расположен. Тогда, напротив, необходимо было не показывать ему этих замечаний, если они были верны, так как он стал бы спорить во что бы то ни стало. Если же замечания были неверны, легко было, при его содействии, заставить министра взять их назад. Двенадцатилетний опыт управления делами Комитета сделал меня осторожнее, и большей частью журналы проходили без каких-либо существенных поправок. Что касается собственно направления самих решений Комитета, то я редко встречал человека более непонятливого, чем И.Н. Дурново, если дело было сколько-нибудь сложное. Мелкие дела он тщательно прочитывал к предварительному докладу канцелярии, но читал ли большие, сложные дела, в этом докладчики всегда сомневались. После предварительного подробного доклада оставалось большое сомнение в том, что он усвоил себе суть дела и делаемые замечания. Поэтому канцелярия отчеркивала и подчеркивала в печатном экземпляре председателя представления министра существенные части, отдельные фразы, на полях или в отдельной записке, кратко излагала суть вопроса. На заседании председатель добросовестно прочитывал заметки по нанесенному на его экземпляре тексту. Когда министр начинал спорить, Дурново мог еще сказать несколько слов, но в случае настойчивости со стороны оппонента дело могло получить совсем неправильное направление» (Куломзин А.Н. Пережитое. Воспоминания. С. 539–540).

Работа над журналом заседания Комитета министров – дело трудное, сопоставимое с тем, что было возложено на Государственную канцелярию. Как вспоминал сотрудник канцелярии Комитета министров П.П. Менделеев, «резолюции по заслушанным делам, а также краткое изложение прений представлялись управляющему делами в переписанном начисто виде на другой день утром. Стало быть, написать их надо было тотчас же после заседания в течение вечера или ночи. Рано утром за ними уже приезжал курьер. Часто приходилось работать всю ночь. Писать следовало сжато и кратко, так как журналы шли на прочтение и утверждение государя. А как известно, краткое изложение куда труднее пространного. Если по делу произошло разногласие, каждое мнение должно быть по возможности с одинаковой убедительностью обосновано. Мало того, требовалось, чтобы по длинноте изложения они друг от друга не отличались. На самом деле далеко не всегда воспроизводилось именно то, что говорилось членами Комитета на заседании. Очень часто начальник отделения вынужден был замалчивать сказанное и вставлять в уста выступавших то, что следовало бы им сказать в пользу поддерживаемого ими взгляда. Чем удачнее была такая импровизация, тем более министры были нам благодарны» (Менделеев П.П. Свет и тени в моей жизни. Обрывки воспоминаний. С. 160).

Покровский Н.Н. Последний в Мариинском дворце: Воспоминания министра иностранных дел. С. 46.

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 1. С. 479.

Менделеев П.П. Свет и тени в моей жизни. Обрывки воспоминаний. С. 159.

Покровский Н.Н. Последний в Мариинском дворце: Воспоминания министра иностранных дел. С. 46–47.

Согласно справке Государственной канцелярии, «как пришла в забвение мысль устроителя действующих у нас порядков верховного управления и законодательства – Александра I – об установлении единства в деятельности министерств, так же точно затемнилась в последующее время и мысль его о необходимости объединения всей законосовещательной деятельности в Государственном совете. Обсуждение законодательных предположений с непосредственным затем представлением их на утверждение верховной власти происходит ныне в целом ряде постепенно слагавшихся установлений, как бы соперничающих с Государственным советом. Так, по делам, относящимся до Военного и Морского ведомств, обсуждение законодательных предположений, вносимых всеподданнейшими докладами военного министра и управляющего Морским министерством на высочайшее усмотрение, имеет место в Военном и Адмиралтейств советах и в Главном военном и военно-морском судах. Такими же высшими законосовещательными учреждениями являются по некоторым делам Комитет министров, Комитет Сибирской железной дороги и по делам Дальнего Востока и недавно образованный Комитет по земельным делам. Некоторые, наконец, дела законодательного свойства вносятся для обсуждения в Комитет финансов, а все законоположения, касающиеся учреждений Императрицы Марии, восходят на высочайшее усмотрение через Опекунский совет. Далее, например, общие распоряжения, касающиеся установления мер предупреждения и прекращения чумной заразы, а равно холеры, восходят на высочайшее учреждение через особую комиссию о мерах предупреждения и борьбы с чумной заразой; наконец, и разные второстепенные учреждения, в том числе даже Совет Императорского Александровского Лицея, отправляет в известной мере законосовещательные обязанности» (Дело об объединении деятельности министерств и создании Совета министров с целью усиления государственной власти и подавления революции // РГИА. Ф. 1544. Оп. 1. Д. 5. Л. 222 об.).

Ремнев А.В. Самодержавное правительство. Комитет министров в системе высшего управления Российской империи (вторая половина XIX – начало XX в.). С. 239246.

Половцов А.А. Дневник, 1893–1909. СПб., 2014. С. 105. По словам А.Н. Куломзина, «Сольский на все смотрел глазами Витте. Всем это было ясно, и когда Плеве, не терпевший ни того, ни другого, сказал мне однажды, что Сольский представляет не что иное, как изящную туфлю Сергея Юльевича, он вполне был прав. Пока Сольский покорно по существу и торжественно по обстановке вторил идеям Витте в делах финансовых, в которых Витте, обученный Николаем Христиановичем Бунге, быстро усвоивший себе это искусство, показал удивительную изворотливость, государственное дело не страдало» (Куломзин А.Н. Пережитое. Воспоминания. С. 421–422). См. также: Степанов ВЛ. Граф Д.М. Сольский: путь либерального бюрократа // Российская история. 2018. № 1. С. 129–130.

Половцов А.А. Дневник, 1893–1909. СПб., 2014. С. 187–191. В течение всей своей государственной карьеры С.Ю. Витте предпочитал «обходить стороной» Государственный совет, опасаясь его враждебности (Там же. С. 253). Правда, в начале царствования Николая II не всегда это выходило. Молодой государь пока что не решался игнорировать позицию Государственного совета. Уже в ноябре 1894 г. Витте подал царю доклад с просьбой утвердить подготовленный им законопроект без какого-либо рассмотрения в высшем законосовещательном учреждении империи: «Покойный государь часто решал подобные вопросы без предварительного рассмотрения в Государственном совете». На это Николай II ответил: «Но я не имею опытности покойного государя и желал бы знать мнение Государственного совета по этому делу» (Ламздорф В.Н. Дневник, 1894–1896. С. 88).

Сибирь в составе Российской империи / отв. ред. Л.М. Дамешек, А.В. Ремнев. М., 2007. С. 134–137.

Письмо А.Н. Куломзина А.А. Куломзину 29.06.1895 // ОПИ ГИМ. Ф. 42. Оп. 1. Д. 6. Л. 31.

Куропаткин А.Н. Дневник // РГВИА. Ф. 165. Оп. 1. Д. 1871. Л. 80 об.

Кострикова Е.Г. Внешняя политика // Россия в 1905–1907 гг.: Энциклопедия. М., 2016. С. 114–115; См. также: Ремнев А.В. Россия Дальнего Востока. Имперская география власти XIX – начала XX в. Омск, 2004. С. 358–398.

Комитеты рассматривали дела существенно быстрее, чем Государственный совет. Этим пользовались в царствование Александра II, когда подобные коллегии получили большие полномочия при разработке и утверждении законопроектов. При Александре III такого рода коллегии в политической системе занимали существенно более скромное положение (Куломзин А.Н. Пережитое. Воспоминания. С. 369).

Редигер А.Ф. История моей жизни. Воспоминания военного министра. С. 299300. Примечательно, что средний возраст членов Военного совета приближался к 70 годам. Оказавшийся среди них 45-летний А.Ф. Редигер назывался не иначе как молодой человек (Там же. С. 300).

Письмо Д.А. Толстого И.Д. Делянову 07 и 08.08.1884 // РГИА. Ф. 1604. Оп. 1. Д. 565. Л. 3–5.

Записи Д.С. Сипягина о заседаниях специального совещания под председательством Николая II по вопросу о мерах борьбы со студенческим движением // РГИА. Ф. 721. Оп. 2. Д. 295. Л. 1, 2, 5, 9, 13, 16. 10 марта 1901 г. К.П. Победоносцев писал великому князю Сергею Александровичу: «Крайнее возбуждение повсюду. Все учебные заведения охвачены истерическим, эпидемическим, растущим настроением. Вчера собрал нас государь, и положено всюду прекратить в Петербурге занятия в надежде на некоторое успокоение. Государю угодно собирать нас еженедельно по пятницам.» (Письмо К.П. Победоносцева великому князю Сергею Александровичу 10.03.1901 // ОР РГБ. Ф. 259. К. 29. Д. 3. Л. 27).

Богданович А.В. Три последних самодержца. С. 235, 237, 243, 244.

Письма В.К. Плеве Н.И. Бобрикову 20.10.1899, 06.11.1899 // ОР РНБ. Ф. 586. Оп. 1. Д. 12. Л. 5, 10, 11.

Шепелев Л.Е. Чиновный мир России XVIII – начала XX в. СПб., 1999. С. 40.

Цит. по: Шепелев Л.Е. Чиновный мир России XVIII – начала XX в. С. 37.

Лопухин В.Б. Записки бывшего директора департамента Министерства иностранных дел. С. 64. По оценке М. Фуко, сущность государства Нового времени как раз и заключается в стремлении установить тотальный полицейский контроль над различными формами коммуникаций между людьми: «Достаточно исследовать рациональность зарождавшегося государства и посмотреть на первый полицейский проект, чтобы понять, что с самого начала государство было. тоталитарным» (Фуко М. Интеллектуалы и власть: Избранные политические статьи, выступления и интервью: В 3 ч. / пер. с фр. И. Окуневой, под общ. ред. Б.М. Скуратова. М., 2005. Ч. 2. С. 310–317). Однако претензия на «тоталитарность» чаще всего соседствует с невозможностью осуществить ее на практике (Там же. Ч. 3. С. 47–48).

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 1. С. 262.

Миронов Б.Н. Российская империя от традиции к модерну. Т. 2. С. 491.

Ардашев П.Н. «Петербургский дневник» и «Петербургские отголоски» // Российский архив. М., 1999. Т. 9. С. 372.

[Толстой И.И.] Воспоминания министра народного просвещения графа И.И. Толстого. С. 31.

Еще в марте 1840 г. барон М.А. Корф писал: «Один частный комитет быстро меняется другим, и поистине удивляешься, откуда министры берут время управлять своими частями, присутствуя сверх Совета и Комитета министров, почти каждый день и очень нередко по два раза в день в этих особых комитетах. В короткий переход нынешнего года вот и уже сижу или, лучше сказать, пишу в четвертом» (Корф М.А. Дневник за 1840 год. М., 2017. С. 69). Причем, в отличие от министров рассматриваемой эпохи, государственные деятели царствования Николая I активно участвовали в придворной и светской жизни, регулярно посещали балы, приемы, были завсегдатаями столичных салонов, где в поздние вечерние и ночные часы публика проводила время, преимущественно играя в карты (Корф М.А. Дневник за 1845 г. // ГА РФ. Ф. 728. Оп. 1. Д. 1817. Ч. 8. Л. 60 об. – 61).

[Толстой И.И.] Воспоминания министра народного просвещения графа И.И. Толстого. С. 33–35. Государственный контролер М.Н. Островский всячески старался ограничивать время, которое уходило на доклады директоров департаментов. «Почти перед каждым еженедельным докладом являлся от него курьер и предупреждал, что министр очень утомлен-с и просят докладывать только самые нужнейшие дела, а другие отложить» (Скальковский К.А. Сатирические очерки и воспоминания. С. 340).

Игнатьев Н.П. Воспоминания // ГА РФ. Ф. 730. Оп. 1. Д. 161. Л. 18 об. – 19. В приемные дни министрам приходилось общаться с самыми разными посетителями. Многое, конечно, зависело от личности руководителя ведомства, его доброжелательности, готовности идти навстречу просителю. Например, у министра народного просвещения И.Д. Делянова была репутация чрезвычайно доброжелательного человека. Как вспоминал А.С. Путилов, «Делянов был разносторонне образован, умен и чрезвычайно хитер, но вместе с тем мил, добр и в высшей степени благожелателен. У него было принципом, чтобы никто от него не уходил опечаленным и, кажется, не было просителя, которому он бы отказал. Если просили о чем-нибудь несбыточном, то он, лишь бы только не отказать, спешил переправить просителя к другому должностному лицу, снабдив его самой горячей рекомендацией. На этой почве разыгрывались курьезы вроде следующего случая, о котором рассказывал мне лично Ванновский. Приходит к Делянову какая-то не то попадья, не то дьячиха, просит о какой-то льготе для призванного на военную службу сына. Дело касалось Ванновского, с которым у Делянова были не особенно хорошие отношения, главным образом, опять-таки на почве постоянных деляновских рекомендаций, до смерти надоевших суровому служаке Ванновскому. Не решаясь поэтому адресовать просительницу к военному министру, Делянов, не долго думая, направил ее. к директору императорских театров Всеволжскому. “У, большой генерал. Захочет – все сделает”, – по своему обыкновению напутствовал он рассыпавшуюся в благодарности матушку. Получив цидулку Делянова, Всеволжский был немало поражен, но тем не менее переправил попадью к Ванновскому, с которым был в добрых приятельских отношениях. Так как дело ее было, в сущности, законное, то она получила удовлетворение. Тем не менее, прием, употребленный Деляновым и не оцененный по достоинству, обратил на себя внимание, и когда на одном из очередных всеподданнейших докладов государь указал Ванновскому на необходимость по какому-то вопросу поговорить с Деляновым, на это Ванновский возразил, что, к сожалению, Иван Давидович, по-видимому, окончательно устарел и чуть ли не впал в детство, раз по делу, касающемуся военного министра, направляет к директору императорских театров. Император на следующем докладе спросил Делянова, как могло это выйти. “Ваше величество, – начал по обыкновению петь Лазаря Делянов, – ведь я у же одной ногой стою в гробу. При этих условиях я всеми силами стремлюсь к тому, чтобы люди меня помнили не злом, а добром. Я отлично понимал, что дело, о котором меня просили, Всеволжского не касается. К Ванновскому обращаться я не мог. Я дал письмо к Всеволжскому. И она ушла, меня благословляя. Сделает что-нибудь Всеволжский по моему письму или нет – это уже его дело, а тут еще оказалось, что я был прав и что сделал все, что было нужно”» (Путилов А.С. Воспоминания // РГАЛИ. Ф. 1337. Оп. 1. Д. 217. Л. 19–20).

Феоктистов Е.М. Дневник // РО ИРЛИ. Ф. 318. Оп. 1. Д. 9122. Л. 28. Распорядок дня министра финансов, а затем председателя Комитета министров М.Х. Рейтерна был схожий: «Общению с родными и друзьями Рейтерн предоставлял лишь время завтрака от 12–12.30 час. и обеда в 6 часов с последующей беседой за чашкою кофе до 8 часов. Все остальное время дня принадлежало уже не человеку, а министру, а день был распределен следующим образом. Вставал Рейтерн в 8 часов, от 9-10 он гулял пешком, в хорошую погоду, по набережной Невы, а то по Невскому или Морской. От 10–12 часов Рейтерн принимал в своем кабинете всех лиц, имеющих к нему дела, т. е. как чинов Министерства и правительственных лиц, так и приезжих из провинции, представителей торговли, промышленности, земств, дворянств, городов, за исключением только просителей, которые принимались в официальном кабинете, один лишь раз в неделю. После завтрака, от 12.30 до 5 часов, шли доклады, заседания в Государственном совете, Комитете министров и т. д. От 5–6 часов Рейтерн занимался чтением любимых авторов или новых произведений литературы. Ровно в 6 часов происходил обед в обществе племянников. Затем переходили курить и пить кофе в кабинет, где беседа продолжалась до 8 часов, когда являлся секретарь с бумагами для подписи. С этого момента начиналась опять деятельность министра, вечерние доклады и т. п. до 10 или 11 часов. После этого н непременно до 12 часов ночи M.X. [Рейтерн] отходил ко сну» (Куломзин А.Н., Рейтерн-Нолькен В.Г. М.Х. Рейтерн: Биографический очерк. СПб., 1910. С. 58–59).

Материалы к запискам М.И. Семевского // РО ИРЛИ. Ф. 274. Оп. 1. Д. 16. Л. 575–576. Про А.Е. Тимашева Е.А. Перетц рассказывал следующее: это был «действительно умный и очень милый человек, но он вовсе не деловой. Будучи министром внутренних дел, Тимашев занимался немного, предоставляя почти все директорам департаментов; сам же он выезжал в свет, гулял по Большой Морской и лепил прелестные статуэтки» [Перетц Е.А. Дневник (1880–1883). С. 325].

Шестаков И. А. Дневники. С. 117. О том же Толстой сообщал Е.М. Феоктистову: «Он читает все входящие бумаги по всем своим 12 департаментам, что, как говорил он мне, занимает у него более 4 часов в день, затем бесконечные доклады и т. п. Он действительно как взмыленная лошадь.» (Письмо Е.М. Феоктистова Н.М. Каткову // ОР РГБ. Ф. 120. К. 37. Л. 24). У министра государственных имуществ М.Н. Островского «тактика» работы с бумагами была иная. Он требовал, чтобы документы посылались ему на подпись до 5 часов вечера. Следующим утром они возвращались с его подписями и резолюциями. А в 5 часов он отпускал со службы дежурных чиновников и вечер проводил с московскими приятелями (Е.М. Феоктистовым, Н.А. Любимовым и др.) (Скальковский К.А. Сатирические очерки и воспоминания. С. 341).

Материалы к запискам М.И. Семевского // РО ИРЛИ. Ф. 274. Оп. 1. Д. 16. Л. 575, 576, 576а, 576б. «Толстой имел репутацию самого неумолимого, неуловимого и ленивого министра. Лично он рассматривал лишь дела особой важности и не допускал, чтобы на его письменном столе малейшая записка ночевала: рассмотренные и нерассмотренные, к обеду они сбрасывались на пол и убирались» (Колышко И.И. Великий распад. Воспоминания. С. 60).

Милютин Д.А. Дневник, 1882–1890 / под ред. Л.Г. Захаровой. М., 2010. С. 147. К такому поведению Д.А. Толстого можно было относиться по-разному. Князь В.М. Голицын вспоминал: «Благодаря этой поглощающей заботе, Толстой предоставил всю текущую деятельность министерства своим товарищам, это было вполне разумно, ибо если министр будет читать и подписывать горы бумаг, которые каждый департамент ежедневно производит на свет, будет выслушивать директоров, начальников отделений, приезжих чинов администрации и просителей, то ему не хватило бы ни времени, ни сил для сколько-нибудь последовательной и продолжительной работы» (Голицын В.М. Воспоминания // ОПИ ГИМ. Ф. 282. Оп. 1. Д. 595а. Л. 63). По оценкам князя В.П. Мещерского, в бытность министром внутренних дел Д.А. Толстой работал по 6 часов в день, а его товарищ И.Н. Дурново – 18 часов (Мещерский В.П. Письма к императору Александру III, 1881–1894. С. 77). Впрочем, эта информация о невероятном трудолюбии Дурново плохо согласуется с его репутацией. Современники вспоминали И.Н. Дурново, просиживавшего ночные часы за картами вместе с великими князьями (Бобринский А.А. Дневник // РГАДА. Ф. 1412. Оп. 8. Д. 282. С. 63).

Письма Д.А. Толстого В.К. Плеве 12.03.1886, 16.03.1886, 01.06.1886, 08.06.1886 // ГА РФ. Ф. 586. Оп. 1. Д. 1156. Л. 56, 57, 65, 68. Эта проблема касалась большинства министров, преимущественно людей немолодых и не очень здоровых. В частности, министр государственных имуществ М.Н. Островский каждый год отдыхал более трех месяцев – лечился за границей или проводил отпуск в Крыму (Феоктистов Е.М. Дневник // РО ИРЛИ. Ф. 318. Оп. 1. Д. 9122. Л. 57).

Письмо Д.А. Толстого В.К. Плеве 26.08.1886 // ГА РФ. Ф. 586. Оп. 1. Д. 1156. Л. 77.

При этом сам Д.А. Толстой не сомневался, что в деревне он работал даже более эффективно, чем в столице. 2 июня 1886 г. он писал К.П. Победоносцеву: «В последнее время я очень утомлялся в Петербурге, но теперь не чувствую усталости. Курьеры приезжают ко мне каждую неделю, иногда даже два раза в неделю. Но занятия не отменяются, потому что никто не беспокоит и не отрывает от дела. Здесь в неделю сделаешь более дельного, чем в Петербурге в продолжении несколько месяцев. Я успел изучить в подробностях весьма сложное дело о волостных судах. Вот уже 15 лет, как оно на очереди, и все лежит и не двигается, а крестьяне безобразничают, без контроля и присмотра над этим безапелляционным судом. Занимаюсь также местным управлением. На днях ожидаю Пазухина и буду с ним работать. Государь очень озабочен скорейшим преобразованием местных органов управления и в последний мой доклад много говорил со мной об этом» (Письмо Д.А. Толстого К.П. Победоносцеву 02.06.1886 // ОР РГБ. Ф. 230. М.4395.37. Л. 1).

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 1. С. 476.

Письмо А.Д. Пазухина М.Н. Каткову 05.02.1887 // ОР РГБ. Ф. 120. К. 19. Л. 104.

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 2. С. 87–88.

Богданович А.В. Три последних самодержца. С. 87. И все же Д.А. Толстой вызывал немалый страх среди высокопоставленного чиновничества. Как вспоминал И.И. Колышко, «ведомство боялось Толстого, как огня. Губернаторы трепетали перед заветной дверью, за которой благообразный старичок со слезящимися глазами и полинялым голосом учтиво и ласково приглашал их садиться. Толстой был живой иллюстрацией поговорки о мягкой постели и жестком сне» (Колышко И.И. Великий распад. Воспоминания. С. 60).

Крыжановский С.Е. Воспоминания // Bakhmeteff archive (BAR). Kryzhanovskii coll. Box. 2. Folder 4. Князь В.М. Голицын записал в дневнике 24 ноября 1899 г.: «Назначение Сипягина вызывает какое-то общее недоумение. Простодушные люди хотят доискаться в этом признак направления, как это было, например, при назначении графа Д.А. Толстого. Направление будет оппортунистическое и очень мелкое – вот все, что можно сказать» (Голицын В.М. Дневник за 1899 г. // ОР РГБ. Ф. 75. Д. 21. Л. 126 об.).

Гурко В.И. Черты и силуэты прошлого. С. 88. О предыдущем министре внутренних дел – И.Л. Горемыкине – А.М. Абаза сообщал следующее: «Есть еще Горемыкин, но он, будучи министром, сам не подписывал ничего, а сделал печать со своей подписью и давал курьеру все подписывать» (Письмо А.М. Абазы // ГА РФ. Ф. 102. Оп. 265. Д. 27. Л. 98).

Стиль работы министров существенно отличался. Руководивший канцелярией МВД Д.Н. Любимов вспоминал: «Каждый министр встречал по-своему. Плеве обыкновенно заставал за письменным столом что-то пишущим или углубленным в чтение какой-то бумаги. Он приподымался нехотя, здоровался и, указывая на кресло, стоявшее перед небольшим круглым столом, рядом с письменным, говорил: пожалуйста, присядьте, я сейчас кончу. Я садился и всегда смотрел на висевшую над диваном большую копию с картины Репина – торжественное заседание Государственного совета в 1901 г. по поводу столетнего юбилея. На этой картине, поднесенной Плеве государственной канцелярией, когда он уходил, Плеве изображен в качестве государственного секретаря, стоящим перед государем и читающим высочайший рескрипт Государственному совету. Так проходило несколько минут. Затем Плеве тяжело вставал, обходил стол, грузно опускался на кресло против меня и, делая рукой какой-то неопределенный жест, говорил: прошу. Доклад обыкновенно был очень трудный, хотя я к нему старательно готовился. Плеве замечал всякую погрешность или неточность в изложении дела. Познания и память у него были совершенно исключительными.

Мирского я обыкновенно заставал ходящим взад и вперед по кабинету. Он любезно усаживал в кресло за тот же столик, садился на кресло против, высоко заложив ногу на ногу, и начинал курить, пуская иногда кверху дым колечками. Доклад был обыкновенно легкий. Министр слушал рассеянно. Его замечания были редки и всегда высказывались в весьма деликатной форме: “Я несколько только сомневаюсь, нужно ли и т. д.”. Смотрел я на стену, как прежде, но копия с репинской картины уже не висела на стене, она была заменена фамильными портретами. Когда Мирскому надо было передать мне какую-нибудь бумагу, начинались почти непреодолимые препятствия. Письменный стол был в неописуемом беспорядке, завален бумагами и отыскать сразу нужную – было очень трудно.

Напротив, у Булыгина письменный стол был в идеальном порядке, бумаги в папках с надписями, отдельно лежали очиненные карандаши. Но самого министра я редко заставал за письменным столом. Он обыкновенно уже сидел на знаменитом кресле у круглого стола. С видом человека, присевшего с целью отдохнуть после оконченного дела. Никаких бумаг около него не было. Лишь иногда на столе неразвернутая газета. Настроение Булыгина было всегда спокойное и благодушное, будто все идет прекрасно. Это действовало на докладчика успокоительно. Несомненно с вступления Булыгина в министерстве наступила атмосфера спокойствия. Когда я вынимал бумаги из портфеля, Булыгин неизменно морщился и говорил: ух, как сегодня много у вас. Замечаний на докладе он не любил делать, но когда делал, то всегда дельные и обоснованные. На стене, на которую я по привычке смотрел, не было уже ни изображения апофеоза бюрократического режима, как некоторые называли картину Репина, не было и фамильных портретов Мирского, а висела картина, написанная в чрезвычайно приятных тонах, изображавшая лес, поля и белый дом вдали. Это была, если не ошибаюсь, усадьба Булыгина в Рязанской губернии» (Любимов Д.Н. Русское смутное время. 1902–1906: Воспоминания // ГА РФ. Ф. 5881. Оп. 2. Д. 460. Л. 329–331).

Судьбы России. Проблемы экономического развития страны в XIX – начале XX в. Документы и мемуары государственных деятелей. С. 260. Товарищ министра финансов П.Н. Николаев так отзывался о Бунге: «Существование очень счастливое для министра финансов: у него ни семьи нет, ни любви к театру или музыке, ни к чтению романов, ни к картам. Он весь погружен в финансы, в работу. У него нет быстроты взгляда, но зато он что усвоит, то усвоит основательно» ([Суворин А.С.] Дневник Алексея Сергеевича Суворина. С. 55). Согласно дневниковым записям А.А. Киреева, «Бунге был до крайности скромен. На днях я с ним ехал в город. Для него и 2-х министров приготовили вагон, но он показался таким несчастным и скромным, что кондуктор его не пустил в вагон, объяснив, что “это для министров”. Бунге рассказывал это, конечно, смеясь» (Киреев А.А. Дневник // ОР РГБ. Ф. 126. К. 12. Л. 20). Весьма злой наблюдатель А.А. Половцов так охарактеризовал Бунге: «С улыбкой вольтеровской статуи, скромный до крайности, как будто затрудняющийся тем, что его фигура утомляет зрение присутствующих» (Половцов А.А. Дневник // ГА РФ. Ф. 583. Оп. 1. Д. 20. Л. 26 об. – 27).

Картавцев Е.Э. Николай Христианович Бунге. Биографический очерк // Вестник Европы. 1897. № 5. С. 6.

Степанов ВЛ. Иван Алексеевич Вышнеградский // Отечественная история. 1993. № 4. С. 107. Вышнеградский был циничным человеком, невысоко ценившим своих коллег. Когда кого-нибудь хвалили за честность, Вышнеградский сдвигал очки на лоб и спрашивал: «До какой суммы он честен?» (Тхоржевский И.И. Исторический обзор деятельности Комитета министров. С. 55).

[Витте С.Ю.] Из архива С.Ю. Витте. Воспоминания: В 2 т. СПб., 2003. Т. 1. Кн. 1. С. 80. По воспоминаниям В.И. Ковалевского, И.А. Вышнеградский любил работать в присутствии подчиненных (Ковалевский В.И. Воспоминания. С. 46).

Мещанинов И.В. Воспоминания пережитого. С. 160.

Из этого вовсе не следует, что С.Ю. Витте манкировал своими обязанностями. Напротив, он был одним из наиболее эффективно работавших министров. Придворный врач Н.А. Вельяминов, в частности, вспоминал: «Половина самого министра [С.Ю. Витте] состояла из большой приемной залы, кабинета и рядом с ним уборной комнаты. Меблировка кабинета была более чем скромная. Большой канцелярский стол служил письменным столом министра, вокруг стулья для домашних совещаний, на столе ничего, кроме чернильницы и перьев, карандашей и лампы; бумаги – только по текущим делам этого дня. К вечеру все поданные дела должны были быть исполнены, до этого С.Ю. не ложился, и секретарь должен был вечером совершенно очистить стол, поэтому у С.Ю. дела никогда не залеживались, и он за день исполнял колоссальную работу. Как-то раз С.Ю. объяснил мне свою систему работать, указал, что, по его мнению, большой администратор только при такой системе может быть продуктивен» (Вельяминов Н.А. Встречи и знакомства // С.Ю. Витте. СПб., 2018. С. 148–149).

Согласно воспоминаниям А.В. Ивановского, подобное отношение было в целом характерно для чиновников финансового ведомства. Так, мемуарист писал, что «за долгое управление Министерством финансов Сергея Юльевича Витте в почетных департаментах министерства выработался особый тип чиновника, который исчез только с появлением на сцену Государственной думы, носивший название “жеманфишистов” от французской фразы, которая может быть переведена приблизительно словом “наплевать”. Это были люди самоуверенные, неглупые, умеющий хорошо говорить, находчивые, но с очень поверхностными знаниями» (Ивановский А.В. Воспоминания // ОР РГБ. Ф. 414. К. 2. Д. 2. Л. 139).

Покровский Н.Н. Последний в Мариинском дворце: Воспоминания министра иностранных дел. С. 61. Это не отменяет того факта, что и С.Ю. Витте отличался большой работоспособностью, посвящая Министерству не менее 12 часов в сутки (Ковалевский В.И. Воспоминания. С. 64–65).

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 1. С. 257. Будучи обер-прокурором Синода, Толстой редко являлся на службу. Уже в 1880-е гг. архиереи негодовали, что их бывший начальник не причащался. Более того, он терпеть не мог монахов и был категорически против того, чтобы они хоть как-то участвовали в его похоронах (Богданович А.В. Три последних самодержца. С. 111–112).

Гурко В.И. Черты и силуэты прошлого. С. 69. Как вспоминал И.Ф. Романов (Рцы), «А.С. Ермолов во многих отношениях представлял тип человека просвещенного, с широкими взглядами, чуждого мелкого формализма. Никогда не стеснял одеждой при докладах ему, первый среди министров отменил обычай праздничных поздравлений, товарищески переписывался со мной, оставив мне на память до полусотни писем разнообразного содержания, допускал, а отчасти подзадоривал сам на безграничную критику общей министерской политики.» (Рцы (Романов И.Ф.) Собр. соч.: В 2 т. Т. 2: Плюсы жизни: Литературные очерки. Художественная критика. Юмористическая проза. Письма к И.С. Аксакову, Н.П. Гилярову-Платонову, В.В. Розанову, А.С. Суворину и другим современникам / изд. подг. А.П. Дмитриев и Д.А. Федоров. СПб., 2016. С. 600).

У И.Н. Дурново была репутация не самого сильного министра. По словам А.С. Суворина, сам Александр III говорил: «Когда Дурново мне докладывает, я все понимаю, а он ничего не понимает, когда Витте – я не понимаю, но зато он все понимает, а когда Кривошеин – ни он, ни я – мы ничего не понимаем» (Богданович А.В. Три последних самодержца. С. 187).

Урусов С.Д. Записки. Три года государственной службы / вступ. ст., сост., коммент. Н.Б. Хайловой. М., 2009. С. 594. Примечательно, что Урусов в свою бытность товарищем министра внутренних дел редко видел своего прямого начальника – министра П.Н. Дурново: всего пять раз (Там же. С. 595).

Записки А.А. Половцова Александру III // ГА РФ. Ф. 543. Оп. 1. Д. 706. Ч. 4. Л. 191.

30 апреля 1893 г. министр государственных имуществ А.С. Ермолов писал Д.С. Сипягину: «При ежедневных почти в последнее время заседаниях Государственного совета, при необходимости, кроме того, бывать в Сенате, Комитете министров и разных комиссиях, мне не только крайне трудно оставаться так долго без товарища, но от этого положительно страдает дело и задерживается исполнение возложенного на меня Его Величеством поручения по составлению предположений о преобразовании Министерства» (Письмо А.С. Ермолова Д.С. Сипягину 30.04.1893 // РГИА. Ф. 721. Оп. 2. Д. 346. Л. 10).

Куломзин А.Н. Пережитое. Воспоминания. С. 291–292.

Материалы к запискам М.И. Семевского // РО ИРЛИ. Ф. 274. Оп. 1. Д. 16. Л. 581–582.

Мещанинов И.В. Воспоминания пережитого. С. 148.

[Львов А.Н.] «Князья церкви» (из дневника А.Н. Львова) // Красный архив. 1930. № 2. С. 113.

Крыжановский С.Е. Воспоминания // Bakhmeteff archive (BAR). Kryzhanovskii coll. Box. 2. Folder 2.

Согласно воспоминаниям К.Ф. Головина, «убежденный земец Д.И. Воейков, прямой антипод всякого формализма, небрежный даже к своему платью, очень умный, хотя и не слишком дисциплинирован был этот ум, графом Игнатьевым был назначен начальником его канцелярии. Наполовину народник, наполовину консерватор, он был олицетворением того монархического подудемократизма, который придавал новому правительству его основную окраску» (Головин К.Ф. Мои воспоминания. Т. 2. С. 54).

Любимов Д.Н. Русское смутное время. 1902–1906: Воспоминания // ГА РФ. Ф. 5881. Оп. 2. Д. 460. Л. 19.

Менделеев П.П. Свет и тени в моей жизни. Обрывки воспоминаний. С. 114.

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 1. С. 262263.

Крыжановский С.Е. Воспоминания // Bakhmeteff archive (BAR). Kryzhanovskii coll. Box. 2. Folder 2.

Мещанинов И.В. Воспоминания пережитого. С. 153.

Боткин П.С. Картинки дипломатической жизни. Париж, 1930. С. 22.

Куломзин А.Н. Пережитое. Воспоминания. С. 513.

Мещерский В.П. Письма к императору Александру III, 1881–1894. С. 455.

Феоктистов Е.М. За кулисами политики и литературы // За кулисами политики. М., 2001. С. 149.

Мещанинов И.В. Воспоминания пережитого. С. 247. В бюрократической среде видели противостояние министров со своими сотрудниками даже тогда, когда его в действительности не было. Так, в декабре 1885 г. К.П. Победоносцев успокаивал М.Н. Каткова относительно направления Министерства юстиции под руководством Н.А. Манасеина. По мнению обер-прокурора Синода, следовало войти в положение нового министра: «Прежнее управление образовало целую банду заинтересованных чинов, с коей нужно бороться и борьба эта нелегкая» (Письмо К.П. Победоносцева М.Н. Каткову // ОР РГБ. Ф. 120. К. 19. Л. 67 об.). Впрочем, многие с Победоносцевым в данном случае не соглашались. Так, ближайший сотрудник Д.А. Толстого А.Д. Пазухин предполагал и, видимо, не без оснований, что умный и волевой Манасеин просто «взял в плен» «слабую волю» обер-прокурора Синода (Письмо А.Д. Пазухина М.Н. Каткову 31.03.1886 // ОР РГБ. Ф. 120. К. 19. Л. 102).

В связи с этим весьма показателен рассказ Д.А. Толстого, который записал в дневнике А.А. Половцов. Будучи министром народного просвещения, Толстой посещал различные губернии, собирал информацию, но никто из его коллег даже не думал поинтересоваться теми сведениями, которые касались их собственных ведомств. «В 1877 году летом я вернулся из Архангельска, поехал в Царское Село к императрице и был приглашен завтракать. За столом императрица заметила, что я, вероятно, видел в том крае богатые леса. Я возражал, что лесные пространства действительно обширные, но что леса истребляются беспощадно и пожарами и в особенности невежественным хищничеством не только тех, кои рубят лес, но тех, кои сдирают кору. На вопрос императрицы, сообщил ли я о том [министру государственных имуществ] Валуеву, я отвечал, что не сделал этого вследствие дознанной мною на опыте бесполезности подобных сообщений, но готов это сделать, если императрица прикажет. «Я вам приказываю», – в шутку отвечала императрица. На другой день я увидел Валуева в Комитете министров и передал ему разговор с императрицей. Вместо ответа Валуев стал что-то насвистывать и вышел из той курильной комнаты, где происходил наш разговор» (Половцов А.А. Дневник // ГА РФ. Ф. 583. Оп. 1. Д. 20. Л. 59 об. – 60).

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 2. С. 223.

Гурко В.И. Черты и силуэты прошлого. С. 140. См.: Симонова М.С. Кризис аграрной политики царизма накануне Первой российской революции. М., 1987. С. 33.

На обеде у князя В.П. Мещерского В.К. Плеве, в частности, заметил С.Ю. Витте: «Сергей Юльевич, – вы уже столько лет правите страной единолично (это слово он отчеканил), что я, признаться, удивляюсь, для чего вам понадобилось согласование деятельности двух ведомств именно теперь, когда его величеству угодно было вручить внутреннюю политику в мои слабые руки? Ведь до меня были такие столпы государственности, как Иван Николаевич (Дурново), Горемыкин, Сипягин. (Слово «столпы» Плеве опять насмешливо отчеканил). Вы не ладили лишь с Иваном Логгиновичем (Горемыкиным). Но вы же его и скушали. Хе-хе! А с другими двумя вы жили в ладу, и плоды вашего сердечного с ними единения, т. е. согласования финансов и политики, о котором вы изволите говорить, – плоды эти налицо. Я со стороны любовался вашими талантами и даже, можно сказать, учился. Заочное обучение, как это называют, хе-хе! Но вот результаты. Бедный Дмитрий Сергеевич в гробу, народ пьян и дик, общество бунтует, Россия взъерошена. Если бы было иначе, меня ведь не призвали бы к власти, – меня, старого, немощного, после того, как меня забраковали молодого и сильного.» (Колышко И.И. Великий распад. Воспоминания. С. 74).

Записка В.К. Плеве императору Николаю II 14.12.1903 // ГА РФ. Ф. 543. Оп. 1. Д. 625. Л. 7 об.

А.А. Лопухин категорически отрицает эту версию событий, изложенную в воспоминаниях С.Ю. Витте. По словам бывшего директора Департамента полиции, речь должна была идти о перлюстрированных письмах, найденных в столе В.К. Плеве после его гибели. Оттуда были извлечены письма С.Ю. Витте с резкой критикой политики министра внутренних дел, а также переписка правых деятелей, которые весьма грубо отзывались о председателе Комитета министров. Эти письма были показаны императору и, видимо, не напрасно. На записке Плеве Николай II отметил, что «тяжело разочаровываться в своих министрах» [Лопухин А.А. Отрывки из воспоминаний (по поводу «Воспоминаний» С.Ю. Витте). М.; Пг., 1923. С. 13–14].

Бентковский А.К. Дневник // ОР РГБ. Ф. 218. К. 558. Д. 1. Л. 37 об. – 38. С.Ю. Витте был последователен в оценках В.К. Плеве. 25 февраля 1904 г. в частных разговорах он отмечал, «что внутренняя политика Плеве самая губительная для России и что такой политики Русское государство еще никогда не знало. Уверен, что результатом того, что теперь происходит, будет перемена настоящего политического режима» (Там же. Л. 14).

Переписка С.Ю. Витте и А.Н. Куропаткина в 1904–1905 гг. // Красный архив. Т. 6 (19). М.; Л., 1926. С. 71.

По словам В.И. Гурко, правительство России представляло собой ряд конкурировавших ведомств, которые не могли выработать единый курс. Наоборот, они противодействовали друг другу. В сфере законодательства это выражалось в постоянных компромиссных решениях, которые препятствовали реализации любого значительного преобразования. Однако при всех недостатках подобная система управления имела свои очевидные преимущества. «Пререкания между министрами (чем бы они не вызывались, хотя бы не их разным пониманием государственных вопросов, хотя бы не отстаиванием специальных интересов личного дела, которое составляло предмет ведения данного министра, а только личными соображениями), лишало министров возможности окончательно отрезать царя от народа, заключить его в заколдованный круг, не доводить до него сведения, почему-либо для них неблагоприятные. Тут действовал принцип “divide et impera” («разделяй и властвуй». – К. С.). Русская конституция. Царь лишен возможности решать хотя бы главнейшие вопросы государственной жизни на основании сведений им лично собранных – в ссоре министров мог видеть тот же вопрос с различных сторон» (Записки В.И. Гурко // РГВИА. Ф. 232. Оп. 1. Д. 217. Л. 121).

М. Вебер так определил характер управленческой системы, сложившейся в России к 1905 г.: «Страна была поделена на департаментские сатрапии. Оспаривая друг у друга сферы влияния, департаменты фактически находились в состоянии войны друг с другом и жили в атмосфере постоянных административных интриг. Перепалки между могущественными чиновниками порождали необъятную – на сотнях страниц – переписку. Эту переписку от имени нападающих и защищавшихся департаментов часто вели обученные в Германии ученые-эксперты, изучавшие для этого в поте лица всю мыслимую российскую и иностранную литературу по государственному праву, экономике и истории. Если иметь ключ к этой переписке, то она может оказаться пусть и не увлекательным, но вполне поучительным чтением» (Вебер М. О России: Избранное. М., 2007. С. 64–65). Вебер был знаком с этой проблематикой не понаслышке. Революционные события 1905 г. увлекли его. Он быстро выучил русский язык, ежедневно читал российские газеты, общался с эмигрантами из России (прежде всего с правоведом Б.А. Кистяковским) (Вебер М. Жизнь и творчество Макса Вебера / пер. с нем. М.И. Левиной. М., 2007. С. 286–287). При посредничестве Кистяковского познакомился с Ф.А. Степуном, с которым много беседовал о Л.Н. Толстом, о философии В.С. Соловьева. М. Вебер планировал даже осуществить путешествие по России (Каубе Ю. Макс Вебер: жизнь на рубеже эпох. С. 427).

Weissman N.B. Reform in Tsarist Russia. The State Bureaucracy and Local Government, 1900–1914. New Brunswick, New Jersey. 1981. P. 55–56; Yaney G.L. The Systematization of Russion Government. Social Evolution in the Administration of Imperial Russia, 1711–1905. Urbana, Chicago, London, 1973. P. 320–321.

Гурко В.И. Черты и силуэты прошлого. С. 49. Проблему коррупции российского чиновничества конца XIX – начала XX в. непросто изучать на имеющихся в распоряжении исследователей материалах. Трудно строить утверждения на слухах и домыслах, распространенных в обществе и получивших отражение в мемуарной литературе. Иных же источников – очень мало. Проблема заключается еще и в том, что коррупция рубежа столетий приобрела особые формы. Так, С.Р. Минцлов записал в своем дневнике: «Но хотя сами министры и вообще “знать” из чиновников и не берут теперь взяток – это слишком грубо – зато берут их жены» (Минцлов в данном случае намекает на Матильду Витте) (Минцлов С.Р. Петербург в 1903–1910 гг. / подг. текста, биографический очерк и примеч. К.Н. Веселовского. М., 2012. С. 20).

Гурко В.И. Черты и силуэты прошлого. С. 70. пост министра А.С. Ермолов (1893–1905) этим «искусством» не владел.

Письмо С.Ю. Витте И.Л. Горемыкину // РГИА. Ф. 1626. Оп. 1. Д. 509. Л. 17–18.

Путилов А.С. Граф С.Ю. Витте: Из личных воспоминаний // РГАЛИ. Ф. 1337. Оп. 1. Д. 217. Л. 157. 8 мая 1904 г. С.Ю. Витте, в частности, написал графу С.Д. Шереметеву: «Определенных предметов для разговоров, собственно, нет, но хотелось бы только обменяться мыслями. К сожалению, у нас делать это письменно без оказии трудно, если не невозможно, хотя мы с Вами каких-либо замыслов против существующего порядка не имеем и, в частности, убивать Вячеслава Константиновича [Плеве] не собираемся, и хотя он наш хороший знакомый, но все-таки не всегда приятно, чтобы при нашей беседе он присутствовал. Это так естественно, что, вероятно, и ему не было бы особенно приятно, если бы кто-либо из нас присутствовали при его беседах со своими друзьями» [ «Для избежания жертв должно не воевать». Письма С.Ю. Витте С.Д. Шереметеву / публ. Л.И. Шохина // Источник. Документы русской истории. 1995. № 2 (15). С. 17].

Бунге Н.Х. Загробные заметки, 1890–1894 гг. // Судьбы России. Доклады и записки государственных деятелей императорам о проблемах экономического развития страны (вторая половина XIX в.). СПб., 1999. С. 238.

[Тимашев С.И.] Автобиографические записки С.И. Тимашева (1903–1906 гг.) // С.И. Тимашев: жизнь и деятельность. Избр. соч. / сост. А.Л. Вычугжанин. Тюмень, 2006. С. 244. В том числе и в этом сказывалась давно заведенная традиция, в огромной степени тормозившая законотворческий процесс. Как вспоминал К.Ф. Головин, «критика была делом обязательным, и плохим считался тот сановник, который не доказал бы, что мнение его коллеги совершенно неосновательно. Точно также сводная записка сколько-нибудь уважающего себя чиновника должна была непременно заключать в себе порицание существующего порядка, примеры из иностранных законодательств, мнения знаменитых ученых и окончательное заключение. Чем больше это мнение содержало оригинальных мыслей и чем неумолимее относилось к законопроекту, тем лучше было для карьеры чиновника, под одним, конечно, условием, чтобы он попал в точку, т. е. понравился начальнику. О России, разумеется, не думал никто» (Головин К.Ф. Мои воспоминания. Т. 1. С. 158–159).

[Тимашев С.И.] Автобиографические записки С.И. Тимашева (1903–1906 гг.). С. 244–245. Причем, по оценке Г.Б. Слиозберга, служившего юрисконсультом в Министерстве внутренних дел, подобное «блуждание» бумаг по различным ведомствам порой было лишено всякого смысла. «Существо нашей системы управления заключалось в том, что одно ведомство связывалось с другим не только в целях единства управления и единства политики, но и в целях наибольшей централизации – и даже вне всяких целей, а просто по рутине. Одно дело нередко проходило через ведомство юстиции, ведомство путей сообщения, государственных имуществ, конечно, финансов – хотя по существу своему это дело входило в круг компетенции одного лишь ведомства Министерства внутренних дел, которое его окончательно и решало» (Слиозберг Г.Б. Дела минувших дней. Записки русского еврея: В 2 т. Париж, 1933. Т. 1. С. 218).

Головин К.Ф. Мои воспоминания. Т. 2. С. 72. При этом практически в самом начале ее работ было очевидно, что результаты деятельности комиссии не могут быть значительными. Об этом говорил А.А. Половцов императору 29 января 1882 г.: «Будет то же, что было с комиссией о сокращении расходов. Каждый министр, один за другим, будет объявлять, что комиссия не должна касаться его министерства». В итоге сфера прерогатив комиссии будет сведена к нулю (Половцов А.А. Дневник // ГА РФ. Ф. 583. Оп. 1. Д. 20. Л. 45 об.).

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 1. С. 162.

Там же. С. 278, 520. См.: Зайончковский ПА. Российское самодержавие в конце XIX столетия. С. 217–233; Захарова Л.Г. Земская контрреформа 1890 г. // Александр II и отмена крепостного права в России. М., 2011. С. 435–442; Жукова Л.А. Земское самоуправление и самодержавие в конце XIX – начале XX в. // Земское самоуправление в России, 1864–1918: В 2 кн. / отв. ред. Н.Г. Королева. М., 2005. Кн. 1. С. 234–253.

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 1. С. 36.

При этом само совещание было создано по инициативе Д.С. Сипягина с подачи близких ему лиц (прежде всего графа С.Д. Шереметева). См.: Соловьев Ю.Б. Самодержавие и дворянство в конце XIX века. Л., 1973. С. 248–250, 276.

Половцов А.А. Дневник, 1893–1909. СПб., 2014. С. 206–208. Соловьев Ю.Б. Самодержавие и дворянство в конце XIX века. С. 342–343, 357–358.

Беккер С. Миф о русском дворянстве. Дворянство и привилегии последнего периода императорской России / пер. с анг. Б. Пинскера. М., 2004. С 247–249.

Министерская система в Российской империи: К 200-летию министерств в России. С. 96.

Покровский Н.Н. Последний в Мариинском дворце: Воспоминания министра иностранных дел. С. 54.

Там же. С. 54. По словам К.Ф. Головина, Сольский был «будто рожденный для председательствования. Огромный лоб, скрывавший, по всей вероятности, ум столь же огромный, прекрасная техника слова и умение всегда подыскать такую согласительную формулу, которая объединяла большинство, – вот его отличительные качества». Вместе с тем «ни одного живого дела, ни одной живой мысли из его умной головы не вышло. Россия ему обязана одним только – постоянной поддержкой злополучного С.Ю. Витте». По оценке Головина, Сольский преимущественно интересовался формой, а не содержанием дела, к которому чаще всего был довольно равнодушен (Головин К.Ф. Мои воспоминания. Т. 1. С. 157–158).

Н.Х. Бунге, в частности, говорил, «что едва ли кто-нибудь столько экзаменовал и экзаменовался, как он. Сам высказывал убеждение, что экзаменовать может только человек, сам близко знакомый с прочитанным курсом. Он вовсе не боится мнимого понижения уровня науки введением определенных программ и планов. Напротив, он опасается той излишней для студентов свободы, которую намерен ввести новый Устав, уничтожая курсовые экзамены и ограничиваясь одним выпускным государственным экзаменом. Он сомневается, чтобы в экзаменационные комиссии пошли действительно полезные люди. Они будут или слишком суровы, или дело пойдет спустя рукава, пожалуй, хуже теперешнего» (Записки А.А. Половцова Александру III // ГА РФ. Ф. 677. Оп. 1. Д. 967. Л. 47 об. – 48).

К.П. Победоносцев поддержал Бунге: «Победоносцев всецело присоединился к словам Бунге. Пройдя точно так же профессорскую карьеру, он помнит, что много времени употреблял на то, чтобы явиться экзаменатором пред своими собственными слушателями. Как же будут экзаменовать лица посторонние и для чего пойдут они на такое дело? Если для того, чтобы получить выгоды, то едва ли из этого будет толк. Точно так же Победоносцев присоединился к мысли Бунге, что всего важнее для нас установить строгую дисциплину преподавания, слушания, учения, а что забота о появлении светил науки имеет право лишь на весьма второстепенное внимание нового Устава. Нет у меня веры в ваши экзамены» (Там же. Л. 48).

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 1. С. 138140.

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 2. С. 7.

Судьбы России. Проблемы экономического развития страны в XIX – начале XX в. Документы и мемуары государственных деятелей. С. 258.

[Есипович Я.Г.] Записки сенатора Есиповича // Русская старина. 1909. № 7. С. 36. Впрочем, в данном случае К.П. Победоносцев, возможно, был недостаточно искренен. 25 декабря 1904 г. он писал С.Ю. Витте: «Мы колеблем самый этот принцип [власти] в смысле элемента, сдерживающего всякий порядок. То, что принято у нас в заседании в Сенате, разве не есть в существе подавление идеи власти и ее принципа. Все направлено к проложению путей к критике властей со стороны всех и каждого.» [Письмо К.П. Победоносцева С.Ю. Витте 25.12.1904 // Bakhmeteff archive (BAR). Witte coll. Box. 1].

Ерошкин Н.П. История государственных учреждений дореволюционной России. М., 2008. С. 226. Состав Первого департамента Сената вызывал сильное раздражение в консервативных кругах. В частности, князь В.П. Мещерский предлагал царю путь радикального преображения этого учреждения: «Стоит только министру внутр[енних] дел испросить разрешение войти в соглашение с министром юстиции и затем министру юстиции переместить сенаторов 1 департамента] в другие департаменты, а в 1 департамент с 1 января назначить сенаторов по соглашению с министром внутр[енних] дел» (Мещерский В.П. Письма к императору Александру III, 1881–1894. С. 57).

Давыдов Н.В. Воспоминания об А.А. Сабурове // Архив РАН.Ф. Ф. 646. Оп. 1. Д. 84. Л. 80. У Сената был высокий авторитет среди прочих правительственных учреждений. А.А. Сабуров, в частности, писал: «Какое счастье, что существует учреждение [Сенат], для которого святость закона на первом месте, и хотя его деятельность проявляется пока еще не вполне, но все-таки оно держит знамя правды.» (Там же. Л. 79).

Берендтс Э.Н. О прошлом и настоящем русской администрации. СПб., 1913. С. 130.

История Правительствующего Сената за двести лет. 1711–1911 гг.: В 5 т. СПб., 1911. Т. 4. С. 11.

История Правительствующего Сената за двести лет. 1711–1911 гг. Т. 4. С. 136–137.

Кильштейн А.Г. Мемуары // ГА РФ. Ф. 564. Оп. 1. Д. 402. Л. 7.

Покровский Н.Н. Отжившие бюрократические порядки (К вопросу о реформе Правительствующего Сената) // Русская старина. 1910. Т. 144. № 11. С. 363. А.Н. Куломзин вспоминал: «Не могу здесь не отдать справедливой дани Сенату. Прежде всего большинство сенаторов чрезвычайно добросовестно изучали подлежащие их решению дела. Редко встретишь такого, который является на заседание, или вовсе не ознакомившись с делами или даже поверхностно их изучивши. А дела сложные до чрезвычайности: тут и показания свидетелей о границах описываемых стародавним порядком “от кривой березы до лисьего лога, а далее на прямую ель и до разбойничьей берлоги” и т. д., и юридические тонкости о степенях родства к участникам восстания и о наследственных частях боковых родственников такого участника, и исчисление сроков, когда именно имение было конфисковано, не покрывается ли теми или иными манифестами. Другая высокопочтенная черта Сената – всегда зорко охранять частные интересы против притязаний казны» (Куломзин А.Н. Пережитое. Воспоминания. С. 346).

Половцов А.А. Дневник // ГА РФ. Ф. 583. Оп. 1. Д. 20. Л. 22 об. – 23.

Половцов А.А. Дневник // ГА РФ. Ф. 583. Оп. 1. Д. 20. Л. 106 об. – 107.

Тем не менее, по оценке сенатора В.П. Безобразова, в конце 1880-х гг. большинство его коллег придерживалось принципа законности ([Безобразов В.П.] Дневник академика В.П. Безобразова // Русская старина. 1913. № 5. С. 271). Конечно же, далеко не все сенаторы были так настроены. Например, барон И.О. Велио полагал, что «сенатские дела не стоят выеденного яйца» (Там же. С. 272).

Письмо Е.М. Феоктистова М.Н. Каткову // ГА РФ. Ф. 1718. Оп. 1. Д. 8. Л. 33 об.

Письмо К.П. Победоносцева С.Ю. Витте 25.12.1904 г. // РГИА. Ф. 1622. Оп. 1. Д. 351. Л. 1.

Там же. С. 304. См. также: Правилова Е.А. Административная юстиция в пореформенной России // Английская набережная, 4: Ежегодник. СПб., 1997. С. 185–186.

История Правительствующего Сената за двести лет. 1711–1911 гг.: В 5 т. СПб., 1911. Т. 4. С. 100.

Политология: Учебник / А.Ю. Мельвиль [и др.]. М., 2008. С. 14–55.

Вебер М. Политика как призвание и профессия // Вебер М. Избр. произведения. М., 1990. С. 644–645.

Как уже отмечалось, некоторые амбициозные министры все же вмешивались в сферу компетенции неподотчетных им ведомств, вызывая закономерное раздражение и противодействие со стороны их руководителей.

Министерская система в Российской империи: К 200-летию министерств в России. С. 117.

В литературе XIX–XX вв. под политикой понимается целенаправленная деятельность, основным побудительным мотивом которой оказывается борьба за власть (М. Вебер), противостояние «своих» и «чужих», «друзей» и «врагов» (К. Шмитт). По определению Л.М. Хартмана, политика – «искусство претворения общественных тенденций в правовые формы». К этому же определению политики тяготел Г. Хеллер, автор работы «Теория государства» (1934) (Словарь основных исторических понятий: Избр. статьи. М., 2012. Т. 1. С. 502–519).

Швейниц ГЛ. Дневник // Александр III. Воспоминания. Дневники. Письма. СПб., 2001. С. 180.

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 1. С. 460.

Материалы о трудах Кодификационного отдела // ОР РГБ. Ф. 290. К. 45. Д. 7. Л. 13 об.

Материалы об устройстве Кодификационной части // ОР РГБ. Ф. 290. К. 45. Д. 9. Л. 5 об. – 6.

Лозина-Лозинский М.А. Кодификация законов по русскому государственному праву. I. Кодификационные учреждения // Журнал министерства юстиции. 1897. № 4. С. 181.

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 1. С. 162.

Крыжановский С.Е. Воспоминания // Bakhmeteff archive (BAR). Kryzhanovskii coll. Box. 2. Folder 1.

И это при том, что отношение в бюрократической среде к Городовому положению 1870 г. было довольно скептическим. Как писал С.Е. Крыжановский, оно «являлось фактически переводом или переложением на русские условия такого же Положения Восточной Пруссии, и работа сводилась собственно к обширному комментированию отдельных статей с тщательным умолчанием о первоисточнике» [Крыжановский С.Е. Воспоминания // Bakhmeteff archive (BAR). Kryzhanovskii coll. Box. 2. Folder 2].

Феоктистов Е.М. Дневники // РО ИРЛИ. Ф. 318. Оп. 1. Д. 9120. Л. 8. См.: Захарова Л.Г. Земская контрреформа 1890 г. С. 451–453.

Письмо А.Д. Пазухина М.Н. Каткову 31.03.1886 // ОР РГБ. Ф. 120. К. 19. Л. 101 об. – 102. Впрочем, и М.Н. Островский не внушал большого оптимизма Пазухину. 6 апреля 1886 г. он писал М.Н. Каткову: «На Островского тоже надеяться нельзя. Твердых принципов он не имеет. Знания народной жизни у него нет. Он склонится туда, где предположит силу» (Там же. Л. 102).

Там же. Л. 102. 7 июня 1886 г. А.Д. Пазухин написал Каткову: «Завтра К.П. Победоносцев едет на юг и остановится в Москве дня на три. Вероятно, Вы его увидите. Хорошо бы было, если бы Вы постарались освободить его из-под влияния Манасеина, который им все более и более завладевает» (Там же. Л. 103).

Феоктистов Е.М. Дневники // РО ИРЛИ. Ф. 318. Оп. 1. Д. 9120. Л. 8.

Мещерский В.П. Письма к императору Александру III, 1881–1894. С. 326.

Письмо А.Д. Пазухина М.Н. Каткову 05.02.1887 // ОР РГБ. Ф. 120. К. 19. Л. 104.

Письмо А.Д. Пазухина М.Н. Каткову 18.02.1887 // ОР РГБ. Ф. 120. К. 19. Л. 105 об.

Письмо Е.М. Феоктистова М.Н. Каткову 26.11.1884 г. // ОР РГБ. Ф. 120. К. 38. Л. 2. Говоря Победоносцеву о невозможности форсирования судебных преобразований, Д.Н. Набоков вспоминал о Государственном совете: он-де не согласится на коренную ломку Судебных уставов 1864 г. Обер-прокурор Св. Синода не видел в этом проблемы: «Подобных вопросов в Государственный совет и вносить не надо, а нужно просто представить их на непосредственное разрешение государя всеподданнейшим докладом» [Перетц Е.А. Дневник (1880–1883). С. 322–323].

Мещанинов И.В. Воспоминания пережитого. С. 179.

Записки А.А. Половцова Александру III // ГА РФ. Ф. 677. Оп. 1. Д. 967. Л. 28–31.

Письмо Е.М. Феоктистова М.Н. Каткову // ОР РГБ. Ф. 120. К. 38. Л. 25 об. -26 об.

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 2. С. 107.

Кроме того, следует иметь в виду, что сам Д.А. Толстой скорее играл роль всесильного министра. Как записал в дневнике И.А. Шестаков, он «диктатор по тону, но легко сдается» (Шестаков И.А. Дневники. С. 119).

Богданович А.В. Дневник // РГИА. Ф. 1620. Оп. 1. Д. 241. Л. 63 об.

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 2. С. 138.

В письме императору от 29 декабря 1888 г. Победоносцев так объяснял позицию императору: «Граф Толстой хочет устроить власть для крестьянского мира. Такую власть невозможно обособить и поставить правильно, без связи со всеми прочими властями. Необходимо, по крайней мере, поставить земского начальника так, чтобы он был властью в целом территориальном участке и в прямой зависимости от общих губернских властей. Иначе выйдет путаница» (Письма К.П. Победоносцева к Александру III. Т. 2. С. 204).

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 2. С. 144145.

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 2. С. 163.

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 2. С. 169–171. В Государственном совете существовала точка зрения, что император своей резолюцией поставил крест на всех результатах работ высшего законосовещательного учреждения по обсуждению законопроекта об учреждении земских начальников. «Вышнеградский твердо настаивал на том, что рассмотрение проекта в настоящем положении – дело невозможное. Перемены ввиду резолюции столь существенны, что необходимо возвратить проект министру внутренних дел для того, чтобы он его переписал при участии министра юстиции и внес обратно в Совет, где невозможно писать законоположения, а можно только рассматривать приготовленное министрами» (Записки А.А. Половцова Александру III // ГА РФ. Ф. 543. Оп. 1. Д. 706. Ч. 1. Л. 104 об.). В этом сказывалось глубочайшее недовольство министра финансов тем, что позиция его коллег по Государственному совету фактически игнорировалась «правящей партией».

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 2. С. 172. МВД фактически отказалось от разработки вопросов судебной реформы, полагая, что все это входит в сферу компетенции исключительно Министерства юстиции (Там же. С. 177).

Впервые это высказал А.А. Абаза: «Едва ли Дурново успеет уподобиться графу Толстому, по всему вероятию он будет Лжедмитрием» (Феоктистов Е.М. Дневник // РО ИРЛИ. Ф. 318. Оп. 1. № 9112. Л. 2). И.Н. Дурново, как и некоторые другие рязанские помещики, был выдвиженцем Д.А. Толстого. В годы его министерства Рязанскую губернию в шутку именовали «лейб-губернией». Отсюда рекрутировались администраторы разного уровня. Выходцем из Рязанской губернии был министр внутренних дел А.Г. Булыгин. По поводу выдвижения последнего И.И. Колышко написал в мемуарах: «Однажды, едучи к себе, Толстой загляделся на колючую изгородь встречной усадьбы. Оказалось, имение зарайского предводителя дворянства Булыгина. Владелец его был назначен вице-губернатором, губернатором и т. д., вплоть до поста министра внутренних дел и председателя знаменитой Булыгинской комиссии, стряпавшей булыгинскую Думу» (Колышко И.И. Указ. соч. С. 61). Э.Ю. Нольде писал Н.С. Таганцеву: «Булыгин – ставленник Толстого, человек хотя и консервативного направления, но стоит за закон и вообще человек умеренный» (Письмо Э.Ю. Нольде Н.С. Таганцеву // ОР РНБ. Ф. 760. Оп. 1. Д. 352. Л. 2).

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 2. С. 284. И.Н. Дурново чрезвычайно нуждался в помощи В.К. Плеве, который призывал к себе всякий раз, когда приходилось совещаться с министром юстиции Н.А. Манасеиным относительно законопроекта о земских начальниках (Письмо И.Н. Дурново В.К. Плеве // ГА РФ. Ф. 586. Оп. 1. Д. 688. Л. 121).

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 2. С. 164.

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 1. С. 394.

Verner A.W. The Crisis of Russian Autocracy Nicholas II and the 1905 Revolution. Princeton, NewJersey, 1990. P. 45; Yaney G.L. The Systematization of Russion Government. Social Evolution in the Administration of Imperial Russia, 1711–1905. Urbana, Chicago, L., 1973. P. 337; Sternheimer S. Administering Development and Developing Administration: Organizational Conflict on Tsarist Bureaucracy, 1906–1914 // Canadian-American Slavic Studies. A quarterly journal devoted to Russia and East Europe. 1975. Vol. 9. № 3. P. 281.

Письмо А.Н. Казначеева Н.П. Игнатьеву 03.07.1881 // РГИА. Ф. 1093. Оп. 1. Д. 358. Л. 9.

Записки А.А. Половцова Александру III // ГА РФ. Ф. 677. Оп. 1. Д. 967. Д. 26.

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 2. С. 39.

Зайончковский П.А. Кризис самодержавия на рубеже 1870–1880 годов. М., 1964. С. 420–421; Куломзин А.Н. Пережитое. Воспоминания. С. 335.

Письмо Е.М. Феоктистова Н.А. Любимову 19.01.1882 г. // РО ИРЛИ. Ф. 160. Д. 2. Л. 517.

Письма К.П. Победоносцева к Александру III. Т. 1. С. 366.

Письмо Е.М. Феоктистова Н.А. Любимову 19.01.1882 // РО ИРЛИ. Ф. 160. Д. 2. Л. 518.

Письмо Е.М. Феоктистова Н.А. Любимову 01.02.1882 // РО ИРЛИ. Ф. 160. Д. 2. Л. 519.

См.: Зайончковский П.А. Кризис самодержавия на рубеже 1870–1880 годов. М., 1964. С. 446–449.

По словам В.П. Мещерского, «про Кахановскую комиссию нельзя сказать, что гора родила мышь. Она родила Пазухина, а Пазухин родил земского начальника» (Мещерский В.П. Воспоминания. М., 2001. С. 583).

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 2. С. 65. Сами эксперты, включенные в Кахановскую комиссию, вызывали большие сомнения у представителей либеральной общественности. И.И. Петрункевич по этому поводу писал: «Пятнадцать экспертов из числа не примирившихся с освобождением крестьян и с земством губернаторов и помещиков, кричавших, что в деревне нет житья от крестьян, а в земстве хозяйничает революция: можно ли придумать экспертизу, менее способную внушить доверие обществу» (Цит. по: Зайончковский П.А. Российское самодержавие в конце XIX столетия. С. 219).

Письмо Алексея Д. Оболенского Александру Д. Оболенскому 11.05.1897 // РГИА. Ф. 1650. Оп. 1. Д. 95. Л. 24–25.

См.: Шепелев Л.Е. Царизм и буржуазия во второй половине XIX века. Л., 1981. С. 163–166.

Это специально обосновывал министр внутренних дел граф Н.П. Игнатьев (Записка Н.П. Игнатьева Александру III // ГА РФ. Ф. 730. Оп. 1 Д. 1457. Л. 3; Записка Н.П. Игнатьева Александру III 15.01.1882 // Там же. Д. 1474. Л. 1–2; Доклад Н.П. Игнатьева 04.09.1881 // Там же. Д. 1539. Л. 3).

Так эта ситуация оценивалась и в общественных кругах. В этой связи князь П.Д. Долгоруков писал князю П.Н. Трубецкому 3 ноября 1903 г.: «Чтобы положить начало мало-мальски правильному представительству, хотя бы и совещательного характера, необходимо, чтобы представители дворянства и земства призывались в Петербург в различные комиссии не по выбору Министерства [внутренних дел], а из всех губерний и, по возможности, по выбору дворянских и земских собраний, а не ex officio» (Письмо П.Д. Долгорукова П.Н. Трубецкому 3.11.1903 г. // ЦГА г. Москвы. Ф. 380. Оп. 3. Д. 18. Л. 22 об.).

Чиновник Министерства Е. Дементьев писал И.Х. Озерову в 1902 г.: «Назначение Плеве для нас было ударом; наше Министерство не знает, как к нему подступиться, и положительно боится его, а Ковалевский, в частности, ненавидит его и боится вдвойне (из довольно компетентного источника я слышал, что Плеве считает его не государственным деятелем, а “государственным шарлатаном”). Какой политики будет держаться Плеве, никто не знает, и даже сплетен по этому поводу мало. Ясно одно: он слишком умен, тактичен и осторожен, чтобы ограничиться одними репрессалиями и прать [так в оригинале. – К.С.] на рожон, как Сипягин. Не подлежит сомнению, что он даст нечто положительное. Очень и очень многие думают, что он переведет фабричную инспекцию к себе. А наш несомненно ее отдаст (знаю это положительно), ибо ему надоело, да и вредно для его положения ссориться с Министерством внутренних дел из-за инспекции, когда ему по более серьезным причинам надо быть с ним в дружбе. Но пока Плеве флага еще не выкинул, а потому все вопросы и дела отложены, говорится откровенно “до выяснения, какое займет положение Плеве”» (Обзор результатов перлюстрации писем по важнейшим событиям и явлениям в государственной и общественной жизни России в 1902 г. // ГА РФ. Ф. 102. Оп. 308. Д. 40. Л. 78 об. – 79).

Любимов Д.Н. Русское смутное время. 1902–1906: Воспоминания // ГА РФ. Ф. 5881. Оп. 2. Д. 460. Л. 56.

См.: Симонова М.С. Кризис аграрной политики царизма накануне Первой российской революции. М., 1987. С. 148–151.

Гурко В.И. Черты и силуэты прошлого. С. 215–216. При этом Министерство внутренних дел проводило репрессивную политику в отношении местных сельскохозяйственных комитетов. Сам Плеве по этому поводу говорил: «Несомненно также, что оно имеет корни в прошлом и я никогда не думал, что нынешнее брожение вызвано сельскохозяйственными комитетами, но я утверждаю, что комитеты являются удобной ареной для его проявления и потому не могут быть оставлены без надзора. Очень может быть, что мы накануне больших потрясений, которые поколеблют государство. Все это я не отрицаю. Но именно поэтому я и думаю, что мы не только можем, но и обязаны бороться с таким положением вещей. Если мы не в силах изменить историческое течение событий, ведущих к колебанию государства, то мы обязаны поставить ему преграды, дабы задержать его, а никак не плыть по течению, стараясь быть всегда впереди. Если у нас, не дай Бог, будет революция, то не такая, какие бывали на Западе, где ее делали восставший народ и войска. У нас до сих пор, слава Богу, еще крепок в народе престиж царской власти и есть у Государя верная армия. Революция у нас будет искусственная, необдуманно сделанная так называемыми образованными классами, общественными элементами, интеллигенцией. У них цель одна: свергнуть Правительство, чтобы самим сесть на его место, хотя бы только в виде конституционного правительства. У Царского Правительства, что ни говори, есть опытность, традиции, привычка управлять. Заметьте, что все наши самые полезные, самые либеральные реформы сделаны исключительно правительственною властью, по ее почину, обыкновенно даже при несочувствии общества. Вы сами, Сергей Юльевич, яркий пример тому, что может сделать для своей родины талантливый и энергичный русский министр без всяких конституций. А у лиц, из общественных элементов, которые заменят нынешнее правительство – что будет? – одно лишь желание власти, хотя бы даже одушевленное, с их точки зрения, любовью к родине. Они никогда не смогут овладеть движением. Им не усидеть на местах уже по одному тому, что они выдали так много векселей, что им придется платить по ним и сразу идти на все уступки. Они, встав во главе, очутятся, силою вещей, в хвосте движении. При этих условиях они свалятся со всеми своими теориями и утопиями при первой осаде власти. И вот тогда, выйдут из подполий все вредные преступные элементы, жаждущие погибели и разложения России, с евреями во главе. Что будет тогда? Трудно себе даже представить. Потому стремление к власти общественных элементов не нормальным путем, – т. е. путем приглашения их для совета и содействия Правительству, – а путем осады и захвата власти, очевидно, не может быть допущено, и всякая игра в конституцию должна быть в корне пресекаема. Я не хочу этим сказать, что реформы не нужны, но я убежден, что обновить Россию по плечу только исторически сложившемуся самодержавию. Это наглядно доказано реформами Александра II. Всюду был почин Правительства Самодержавного Государя. Какие реформы были проведены по почину общества? В большинстве случаев оно было против реформ. Отсюда, казалось бы, что все, что в России жаждет реформ, должно было бы быть за самодержавие, а у нас наоборот. В настоящее время поход на бюрократию общественных элементов есть лозунг борьбы, прикрывающий другую цель – разрушение Самодержавия. Вот, в сущности, весь смысл нынешнего движения. Как не может министр внутренних дел Самодержавного Государя с ним не бороться?» (Любимов Д.Н. Русское смутное время. 1902–1906: Воспоминания // ГА РФ. Ф. 5881. Оп. 2. Д. 460. Л. 59).

Обзор результатов перлюстрации писем по важнейшим событиям и явлениям в государственной и общественной жизни России в 1902 г. // ГА РФ. Ф. 102. Оп. 308. Д. 41. Л. 34. Как записал в дневнике С.Р. Минцлов 6 декабря 1903 г., «либеральные кружки негодуют на Ивана Ивановича Янжула, когда-то ярко красного (в московские времена его деятельности), а теперь перешедшего под правительственный стяг. Мещерский оказался пророком: “Лучший способ борьбы с российскими либералами – это производить их в действительные статские советники”» (Минцлов С.Р. Петербург в 1903–1910 гг. Б. м., 2012. С. 41).

Любимов Д.Н. Русское смутное время. 1902–1906: Воспоминания // ГА РФ. Ф. 5881. Оп. 2. Д. 460. Л. 33–34.

Проблематика общественного мнения чрезвычайно занимала мыслителей рубежа XIX – начала XX в. – и в России, и за рубежом (Гольцендорф Ф. Роль общественного мнения в государственной жизни. СПб., 1881; Bryce J. The American Commonwealth. N.Y., 1903. Vol. 2. P. 250; Dicey A.V. Lectures on the relations between law and public opinion in England. L., 1905; Новгородцев П.И. Избранные труды / сост., авт. вступ. ст. и коммент. К.А. Соловьев. М., 2010. С. 73–74).

Симонова М.С. Кризис аграрной политики царизма накануне Первой российской революции. М., 1987. С. 172–173.

Скальковский КА. Современная Россия. Очерки нашей государственной и общественной жизни. Т. 1. С. 198.

Хабермас Ю. Структурное изменение публичной сферы. Исследование относительно категории буржуазного общества / пер. с нем. В.В. Иванова; под ред. М.М. Беляева. М., 2016. С. 63–77.

По мнению А. Шеффле, высказанном еще в 1875 г., «публичность есть социально-психологическая природная необходимость, которая превыше всякого произвола законодателей». Публика же, по оценке того же Шеффле, «предмет интеллектуальной обработки и резонатор всех направляющих и ведущих умственных сил» (Словарь основных исторических понятий. М., 2014. Т. 1. С. 382). Согласно этому определению, «публичность» – необходимое условие общественной жизни.

Рашин А.Г. Население России за 100 лет (1811–1913 гг.): Статистические очерки. М., 1956. С. 287.

Рейтблат А.И. От Бовы к Бальмонту и другие работы по исторической социологии русской литературы. М., 2009. С. 39–40.

Дергачева ЛД. Периодическая печать // Очерки русской культуры XIX века. М., 2001. Т. 3. С. 451.

Рейтблат А.И. От Бовы к Бальмонту и другие работы по исторической социологии русской литературы. С. 48.

Там же. С. 47. Принимая назначение министром внутренних дел, Д.А. Толстой так определил свое «кредо» императору: «Я не признаю мужицкой России, я дворянин, считаю дворянство опорою трона, и думаю, что сами государи могли мерами своими принести пользу России только при помощи дворянства; я признаю никуда не годными земство; считаю необходимым самые строгие мероприятия в отношении прессы» (Половцов А.А. Дневник // ГА РФ. Ф. 583. Оп. 1. Д. 20. Л. 79).

Судьбы России. Проблемы экономического развития страны в XIX – начале XX в. Документы и мемуары государственных деятелей. С. 220. При этом, по словам В.Н. Ламздорфа, Александр III ориентировался на общественное мнение и даже побаивался его (Ламздорф В.Н. Дневник, 1891–1892. М., 1934. С. 61).

Такая газета была серьезным и для многих выгодным предприятием. С ней, с пользой для себя, сотрудничали представители бюрократического мира. В то же самое время они обеспечивали газете правительственные объявления, что приносило немалый доход (Мещерский В.П. Письма к императору Александру III, 1881–1894. С. 545–546).

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 1. С. 235.

Там же. С. 237. Сам М.Н. Катков считал свою газету «органом государственной деятельности. В ней не просто отражались дела, в ней многие дела делались» (Цит. по: Барковец О.Н., Крылов-Толстикович А.Н. Александр III – царь-миротворец. СПб., 2007. С. 183).

По сведениям В.П. Мещерского, Е.М. Феоктистов находился на содержании у М.Н. Каткова как столичный корреспондент газеты «Московские ведомости» (Мещерский В.П. Письма к императору Александру III, 1881–1894. С. 541).

Письма Н.А. Любимова М.Н. Каткову // ОР РГБ. Ф. 120. К. 19. Л. 108–143.

Письма А.Д. Пазухина М.Н. Каткову // Там же. Л. 101–106.

Письмо Н.А. Любимова М.Н. Каткову 17.11.1882 // ГА РФ. Ф. 1718. Оп. 1. Д. 6. Л. 17.

Мещерский В.П. Письма к императору Александру III, 1881–1894. С. 263.

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 1. С. 350. М.Н. Островский принадлежал к кругу Каткова. Его приятелями, с которыми он любил проводить вечера, были Н.А. Любимов и Е.М. Феоктистов – ближайшие конфиденты издателя «Московских ведомостей» (Скальковский КА. Сатирические очерки и воспоминания. С. 341).

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 1. С. 498.

Милютин ДА. Дневник, 1882–1890. С. 146. Впрочем, эта тайна относилась к числу «секретов Полишинеля». Современный исследователь А.Э. Котов определяет идейное направление М.Н. Каткова как «бюрократический национализм» (Котов А.Э. «Царский путь» Михаила Каткова. Идеология бюрократического национализма в политической публицистике 1860-1890-х годов. СПб., 2016. С. 12).

Письмо Е.М. Феоктистова Н.А. Любимову 01.02.1882 // РО ИРЛИ. Ф. 160. Д. 2. Л. 519–520.

Феоктистов Е.М. Дневник // РО ИРЛИ. Ф. 318. Оп. 1. Д. 9122. Л. 14. Когда М.Н. Катков бывал в Санкт-Петербурге, он многие часы проводил в кабинете И.Д. Делянова, выводя из себя чиновников министерства. Один из них более двух часов ждал приема, пока Катков наконец не вышел из кабинета в сопровождении министра. Делянов хитро улыбнулся своему сотруднику: «Сейчас, ваше превосходительство, сейчас». Он проводил Каткова до лестницы, а в это время по ней поднимался попечитель Киевского учебного округа С.П. Голубцов. «Ах, вот и он! – воскликнул Делянов. – Ну, уж, батюшка, Михаил Никифорович [Катков], теперь вернитесь: наставьте, научите!» И они уже втроем шли в кабинет. Проходя мимо ожидавшего, Делянов вновь улыбнулся: «Ну, уж теперь, ваше превосходительство, извините!» Каткову же предстояло наставлять и поучать ([Есипович Я.Г.] Записки сенатора Есиповича // Русская старина. 1909. № 8. С. 217–218).

Такое отношение И.Д. Делянова или Е.М. Феоктистова к М.Н. Каткову вызывало у многих раздражение. Например, князь В.П. Мещерский писал в декабре 1886 г.: «Делянов, стоя на задних лапках пред ним, и [Е.М.] Феоктистов, стоя на коленях перед ним, больно его избаловали, и невзирая на весь свой ум и на всю мощь своего таланта, грустно сознаться, что Катков входит в незавидную роль зазнавшегося слуги у своего барина и забывается.» (Мещерский В.П. Письма к императору Александру III, 18811894. С. 396).

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 2. С. 81–82.

Феоктистов Е.М. Дневник // РО ИРЛИ. Ф. 318. Оп. 1. Д. 9122. Л. 15–16.

Скальковский К.А. Наши государственные и общественные деятели. СПб., 1890. С. 134–135. См. также: Твардовская ВА. Царствование Александра III // Русский консерватизм XIX столетия: Идеология и практика. М., 2000. С. 286–287.

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 1. С. 485.

Письмо А.Д. Пазухина М.Н. Каткову 05.02.1887 // ОР РГБ. Ф. 120. К. 19. Л. 104.

Письмо Н.А. Любимова М.Н. Каткову 01.05.1884 // Там же. Л. 119 об.

Шестаков И. А. Дневники. С. 372. Как раз тогда, 17 декабря 1886 г., экономист, сенатор В.П. Безобразов записал в дневнике: «Но всего тягостнее – это роль Каткова. Он опять приехал сюда, чтобы ворочать делами. Очень серьезно высокостоящие люди говорят по поводу всякого слуха и всякого назначения: “этого нельзя, этот человек будет неприятен Каткову” или наоборот и т. д.» ([Безобразов В.П.] Дневник академика В.П. Безобразова // Русская старина. 1912. № 1. С. 66).

Д.Н. Любимов (сын ближайшего сотрудника М.Н. Каткова Н.А. Любимова) в связи с этим вспоминал: «Статья касалась Тройственного союза, в ней были прямые намеки на желательность на возобновления его и заключения союза с Францией. Экземпляр газеты с этой статьей весь испещренный резкими резолюциями Государя был прислан Министру Внутренних Дел (граф Д.А. Толстой). Резолюции были: “Статья в высшей степени не приемлема”, “Всему есть мера”, “Вообще Катков забывается и играет роль какого-то диктатора, забывая, что внешняя политика зависит от меня и что я отвечаю за последствия, а не Катков”, “Приказываю дать Каткову предупреждение”. Предупреждение не было, однако, дано. Государь на следующий день отменил свое приказание, похоже после разговора с Победоносцевым и Толстым» (Любимов Д.Н. Русское смутное время. 1902–1906: Воспоминания // ГА РФ. Ф. 5881. Оп. 2. Д. 460. Л. 107).

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 2. С. 44.

В сановном мире Санкт-Петербурга на это многие рассчитывали. В этой среде М.Н. Катков чаще всего симпатиями не пользовался. В связи с этим Т.И. Филиппов писал К.Н. Леонтьеву 24 марта 1887 г.: «Анархическая выходка Каткова меня не удивила: мне очень хорошо известно притворство его охранительного исповедания, которое он принял с 1863 г… Он проповедует самодержавие только своим ближним, пока Власть идет с ним по одному пути. Лживая изворотливость, с которой он производил раздельную черту между Правительством и ведомствами, достойна омерзения. Во всем этом деле радоваться можно лишь одному: что истинная природа Каткова обнажилась и что его нравственный кредит утрачен навсегда» [Пророки византизма: Переписка К.Н. Леонтьева и Т.И. Филиппова (1875–1891). СПб., 2012. С. 412].

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 2. С. 4748. В письме императору от 11 марта 1881 г. Победоносцев отстаивал позицию издателя «Московских ведомостей»: «Катков – высокоталантливый журналист, умный, чуткий к истинным русским интересом и к твердым охранительным началам. В качестве журналиста он оказал драгоценные услуги России и правительству в трудные времена. Он стал предметом фанатической ненависти у всех врагов порядка и предметом поклонения, авторитетом у многих русских людей, стремящихся к водворению порядка. Падение “Московских ведомостей” есть великое торжество одной партии (к сожалению, именно партии врагов России и порядка) и великое уныние для другой партии, противоположной» (Письма К.П. Победоносцева к Александру III. Т. 2. С. 141–142).

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 1. С. 350352.

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 1. С. 353354. По сведениям К.Ф. Головина, М.Н. Каткову дважды предлагали стать членом Государственного совета, но он всякий раз отказывался (Головин К.Ф. Мои воспоминания. Т. 2. С. 129).

Сам В.П. Мещерский в письме С.Ю. Витте интерпретировал ситуацию так: «В 1887 г. умирает Катков. В разговоре с государем я высказал мысль, что со смертью Каткова прекратится последняя газета ежедневная, а так как ежедневная газета есть орудие пропаганды сильнее еженедельного издания, то я полагал бы нужным “Гражданина”превратить в ежедневную газету. Но так как расходов на нее требовалось гораздо более, то государь назначил мне составить смету и доложить ему через И.Н. Дурново. По смете оказалось нужным к 36 тыс. руб. прибавить 62 тыс. Государь поручил Дурново передать смету Вышнеградскому. Последний согласился и начался третий период издания “Гражданина”. Через год оказалось возможным сбавить субсидию на 32 000 руб. И я стал получать 36 тыс. от МВД и 30 тыс. от Министерства] ф[инансов]» [Мещерский В.П. Доклад, адресованный С.Ю. Витте, по поводу Санкт-Петербургской прессы // Bakhmeteff archive (BAR). Witte coll. Box. 1]. См.: Черникова Н.В. Портрет на фоне эпохи: князь Владимир Петрович Мещерский. М., 2017. С. 242–243.

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 1. С. 511.

Там же. С. 99–100. См. также: Карцов А.С. Русский консерватизм второй половины XIX – начала XX века. Князь В.П. Мещерский. СПб., 2004. С. 340–367; Стогов Д.И. Правомонархические салоны Петербурга – Петрограда (конец XIX – начало XX в.). СПб., 2007. С. 47–105.

Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 2. С. 148149; См.: Мещерский В.П. Письма к императору Александру III, 1881–1894. С. 260; Черникова Н.В. Портрет на фоне эпохи: князь Владимир Петрович Мещерский. С. 316317.

Феоктистов Е.М. Дневник // РО ИРЛИ. Ф. 318. Оп. 1. Д. 9120. Л. 7.

[Суворин А.С.] Дневник Алексея Сергеевича Суворина. С. 305.

Феоктистов Е.М. Дневник // РО ИРЛИ. Ф. 318. Оп. 1. Д. 9120. Л. 1.

Письмо Д.А. Толстого В.К. Плеве 24.02.1886 // ГА РФ. Ф. 586. Оп. 1. Д. 1156. Л. 55.

Письмо Д.А. Толстого В.К. Плеве 06.05.1888 // Там же. Л. 114.

Письмо М.Н. Островского В.К. Плеве 13.03.1892 // ГА РФ. Ф. 586. Оп. 1. Д. 983. Л. 149 об.

Барк П.Л. Воспоминания последнего министра финансов Российской империи / вступ. ст. и коммент. С.В. Куликова: В 2 т. М., 2017. Т. 1. С. 155–156.

Феоктистов Е.М. Дневник // РО ИРЛИ. Ф. 318. Оп. 1. Д. 9122. Л. 9 об. – 10.

[Куропаткин А.Я.] Дневник А.Н. Куропаткина // Красный архив. 1923. № 2. С. 31.

Письма С.Ю. Витте к Д.С. Сипягину // Красный архив. 1926. № 5. С. 36.

Письмо Т.И. Филиппова В.П. Мещерскому 23.10.1883 // РГАДА. Ф. 1378. Оп. 2. Д. 8. Л. 23; Письмо Т.И. Филиппова В.П. Мещерскому // РГАДА. Ф. 1378. Оп. 2. Д. 10. Л. 10, 18.

[Куропаткин А.Я.] Дневник А.Н. Куропаткина // Красный архив. 1923. № 2. С. 38. См.: Соловьев Ю.Б. К истории происхождения Манифеста 26 февраля 1903 г. // Вспомогательные исторические дисциплины. Л., 1979. № 11. С. 196–199.

Там же. С. 82; [Витте С.Ю.] Из архива С.Ю. Витте. Воспоминания: в 2 т. Т. 2. СПб., 2003. С. 26–27.

[Святополк-Мирская Е.А.] Дневник Е.А. Святополк-Мирской за 1904–1905 гг. С. 252.

Колышко И.И. Великий распад: Воспоминания. С. 169.

Феоктистов Е.М. Дневник // РО ИРЛИ. Ф. 318. Оп. 1. Д. 9122. Л. 50.

Куропаткин А.Н. Дневник // РГВИА. Ф. 165. Оп. 1. Д. 1871. Л. 73 об.

Киреев А.А. Дневник за 1902 г. // ОР РГБ. Ф. 126. К. 13. Л. 171 об.

Феоктистов Е.М. Дневник // РО ИРЛИ. Ф. 318. Оп. 1. Д. 9120. Л. 1; См. также: Степанов ВЛ. Н.Х. Бунге. Судьба реформатора. М., 1998. С. 228–234.

Письмо Д.И. Пихно Т.И. Филиппову 07.11.1882 // ГА РФ. Ф. 1099. Оп. 1. Д. 2404. Л. 2 об. В 1880 г. Т.И. Филиппов оценивал расходы на издание газеты в 150 тыс. руб. (Леонтьев К.Н. Полн. собр. соч. и писем: В 12 т. Т. 8. Кн. 2. С. 825).

Правда, министр внутренних дел граф Д.А. Толстой задумался о возможности подкупа периодических изданий. На этот «проект» он рассчитывал тратить до 20 тыс. руб. в год. «Зачем вы это делаете, граф? – недоумевал главноуправляющий по делам печати Е.Ф. Феоктистов. – Примите энергические меры против нашей подлой печати, и вы увидите, что часть ее пропадет вовсе, а другая совершенно подожмет хвост. Без всяких подкупов несколькими решительными ударами вы достигните самых лучших результатов». «Нет, это не то, – объяснял министр. – Такими мерами достигну только того, что газеты не будут проповедовать вредных теорий. Это только отрицательная сторона дела, а я имею в виду положительную. Хочу, чтобы газеты хвалили меня». Последние слова особенно поразили Феоктистова: «Клянусь, что это слово в слово его ответ» (Письмо Е.М. Феоктистова Н.М. Каткову // ОР РГБ. Ф. 120. К. 37. Л. 24 об. -25). Феоктистов категорически отказался от осуществления этого замысла своего начальника, убедив его в бессмысленности задуманного (Там же. Л. 25).

По словам А.А. Киреева, «сам Победоносцев сознался [Д.А.] Хомякову, что единственная газета, которую можно читать, – это архилиберальные “Русские ведомости”». Об этом Киреев вспомнил в связи с высказыванием племянника А.И. Новикова, «что все умные, способные люди на нашей, революционной стороне, на стороне правительства – посредственности или даже дрянь». Сановный дядя согласился, что «это действительно верно» (Киреев А.А. Дневник // ОР РГБ. Ф. 126. К. 13. Л. 158).

Как только пошли слухи о скором увольнении Н.Х. Бунге с должности министра финансов, позиция «Нового времени» радикально изменилась (Мещерский В.П. Письма к императору Александру III, 1881–1894. С. 402).

Динерштейн Е.А. А.С. Суворин. Человек, сделавший карьеру. М., 1998. С. 72–102.

Письмо И.Я. Гурлянда Б.В. Штюрмеру // ГА РФ. Ф. 1467. Оп. 1. Д. 751. Л. 52.

Ананьич Б.В., Ганелин Р.Ш. Сергей Юльевич Витте и его время. СПб., 2000.

C. 51–52; Сагинадзе Э.О. Реформатор после реформ. С.Ю. Витте и российское общество. 1906–1915 годы. М., 2017. С. 36–42.

Письмо С.Ю. Витте А.В. Туманову // РГАЛИ. Ф. 1694. Оп. 1. Д. 135. Л. 6–7.

Кауфман А.Е. Черты из жизни графа С.Ю. Витте // Исторический архив. 1915. Т. 140. С. 225. «Ко всякому печатному слову Витте относился очень чутко. Когда он, живя еще на юге, занял уже видное положение, «Новое время» отметило его нерусскую фамилию. С.Ю. разыскал корреспондента газеты В.А. П-ва и просил его протелеграфировать от его имени лично А.С. Суворину, что в его, виттевских, жилах течет кровь русского архипатриота генерала Фадеева» (Там же. С. 227).

Проппер С.М. Первый день министра: листки из воспоминаний // Сегодня. Рига. 7 окт. 1928. № 272. С. 7.

Письма С.Ю. Витте А.С. Суворину 18.11.1893 г., 1897 г., // РГАЛИ. Ф. 459. Оп. 1. Д. 719. Л. 15, 16, 59, 60, 61, 62; [Суворин А.С.] Дневник Алексея Сергеевича Суворина. С. 276.

Феоктистов Е.М. Дневник // РО ИРЛИ. Ф. 318. Оп. 1. Д. 9122. Л. 56.

Доклад В.К. Плеве императору 14.12.1903 // ГА РФ. Ф. 543. Оп. 1. Д. 62. Л. 7 об.

Письмо С.Ю. Витте Николаю II 17.03.1905 // ГА РФ. Ф. Р8091. Оп. 71. Д. 18. Л. 1 об.

Громова Л.П. Печать периодическая // Три века Санкт-Петербурга: Энциклопедия. Т. 2: Девятнадцатый век. СПб., 2006. Кн. 5. С. 334; Дергачева Л.Д. Периодика // Очерки русской культуры. Конец XIX – нача. л<> XX века. М., 2011. Т. 1. С. 290–291.

Гурко В.И. Черты и силуэты прошлого. С. 35. См. также: Туманова А.С. Общественные организации и русская публика в начале XX в. М., 2008. С. 23–26.

Трубецкая О.Н. Из пережитого // Современные записки. 1937. № 64. С. 284.

Ивановский А.В. Воспоминания // ОР РГБ. Ф. 414. К. 2. Д. 2. Л. 196–197.

Любимов Д.Н. Русское смутное время. 1902–1906: Воспоминания // ГА РФ. Ф. 5881. Оп. 2. Д. 460. Л. 25.

Он же. События и люди // РГАЛИ. Ф. 1447. Оп. 1. Д. 39. Л. 34.

Менделеев П.П. Свет и тени в моей жизни. Обрывки воспоминаний. С. 249253. См. также: Fallows T. The zemstvo and the bureaucracy // The zemstvo in Russia. Cambridge, 1982. P. 177–242.

Веселовский Б.Б. История земства. Т. 3. С. 588–589. См. также: Савельев В.В. Начало земской карьеры Б.В. Штюрмера // Исторические записки. М., 2006. № 9 (127). С. 74–92.

Государственные деятели России глазами современников. Николай II: Воспоминания, дневники. СПб., 1994. С.82; См.: Соловьев К.А. Кружок «Беседа». В поисках новой политической реальности. С. 32.

Письма К.П. Победоносцева к Александру III.T. 2. С. 319.

Голицын В.М. Дневник за 1902 г. // ОР РГБ. Ф. 75. Д. 24. Л. 6. Еще в ноябре 1899 г. Голицын записал: «Итог пятилетнего царствования [Николая II] – все больший и больший раскол между правительством и народом, между Петербургом и Россией, какое-то особенное преобладание двора, придворной сферы в правительственной деятельности и в общем строе дела» (Там же. Л. 126 об. – 127).

Переписка С.Ю. Витте и К.П. Победоносцева // Красный архив. 1928. № 5. С. 103.

Переписка С.Ю. Витте и К.П. Победоносцева // Красный архив. 1928. № 5. С. 104.

[Куропаткин А.Н.] Дневник А.Н. Куропаткина // Красный архив. 1923. № 2. С. 11. А.Н. Куломзин отметил в своих воспоминаниях: «Начало 1901 года не предвещало ничего хорошего. Вот что у меня записано под 21 января 1901 года. Вечером 21 января после заседания дворянской комиссии министр юстиции Н.В. Муравьев завел меня в полутемный зал заседаний Комитета министров и сказал мне, что, по его опыту и чутью, революционной партией подготовляется опасное движение, которое Министерство внутренних дел по своему неумению выпустило из рук, что по обстоятельствам времени, если и нужны некоторые одерживающие меры, то рядом должна быть проводима широкая либеральная политика во внутренних делах, иначе государству грозят серьезные замешательства» (Куломзин А.Н. Пережитое. Воспоминания. С. 808–809).

[Куропаткин А.Н.] Дневник А.Н. Куропаткина // Красный архив. 1923. № 2. С. 13.

Записки А.А. Половцова Александру III // ГА РФ. Ф. 543. Оп. 1. Д. 706. Ч. 3. Л. 114.

Обычно около 20 человек собирались у генерала Е.В. Богдановича на завтраках, которые отличались особой изысканностью. Иногда там бывали специальные приглашенные. Тогда на завтраки приходили уже несколько десятков человек. «Завтраки Богдановича очень привлекали служебных и деловых людей, которые старались получить приглашение “бывать” у генерала. Во-первых, Богдановичи жили в весьма центральном пункте – на Исаакиевской площади, дом № 9. Заходить к ним было удобно. Во-вторых, у Богдановича бывали на завтраках разные влиятельные его приятели из высших учреждений, иногда даже министры. Гости сами собой создавали интересный круг, который привлекал каждого из них. Можно было встретить нужного человека, закинуть словечко просьбы в удобной обстановке, разузнать кучу новостей в разных ведомствах» (Тихомиров ЛА. Тени прошлого. М., 2000. С. 681–682; См. также: Леонов М.М. Застолья в российских салонах второй половины XIX – начала XX в. // Вестник Тверского государственного университета. Серия: История. 2011. Вып. 1. С. 3544). См. также: Стогов Д.И. Правомонархические салоны Петербурга – Петрограда (конец XIX – начало XX в.). С. 137–174).

Гурко В.И. Черты и силуэты прошлого. С. 279–280. 29 ноября 1897 г. Н.А. Хвостов писал Ф.Д. Самарину: «Я хочу предложить Вам в среду вечером отправиться со мной вместе на журфикс к одному моему близкому приятелю Константину Федоровичу Головину. Это очень умный образованный человек. Будучи в параличе и совсем слепым, он пишет романы и финансовые статьи. По средам у Головина собирается всегда человек десять, редко больше. Там бывают и приезжие предводители, и профессора. Иногда бывает сенатор [Н.С.] Таганцев и [С.С.] Гончаров, бывали [А.Н.] Куломзин и оба Оболенских. Бывал [А.С.] Ермолов до назначения в министры, бывает [А.А.] Нарышкин. По отношениям моим к Головину я уполномочен водить к нему всех своих знакомых, за то он бывает премного благодарен» (Письмо Н.А. Хвостова Ф.Д. Самарину // ОР РГБ. Ф. 265. К. 206. Д. 6. Л. 3). Ф.Д. Самарин последовал совету и 3 декабря зашел к Головину, в его квартиру на Сергиевской улице Санкт-Петербурга. На следующий день он написал жене: «Головин занимает нарядную квартиру в первом этаже. Собираются у него в большой гостиной, отделанной очень хорошо, хотя не по-модному, а скорее на старинный лад. Сам он сидит неподвижно в кресле. Одет он в какую-то блузу или куртку, а ноги покрыты пледом. Вид у него крайне жалкий – худой, измученный, на лице ни кровинки. Левая рука и правая нога не действуют, а в другой ноге часто происходят какие-то судороги, по-видимому, для него очень мучительные.

Глаза, как мне показалось, полузакрыты. Не видит он ровно ничего. Словом, он производил бы впечатление страдальца, умирающего, если бы он не говорил. А говорит он безумолку буквально. Он, очевидно, человек образованный, очень начитанный, память у него громадная, и есть некоторая доля остроумия. Он привык, чтобы его слушали, и сам себя слушает. Надо признаться, что это производит несколько неприятное впечатление» (Письмо Ф.Д. Самарина А.Н. Самариной 04.12.1897 // ОР РГБ. Ф. 265. К. 155. Д. 2. Л. 69).

Понимать эту записку можно было по-разному, например, буквально, полагая С.Ю. Витте апологетом самодержавия и принципиальным противником земских учреждений. Д.Н. Шипов оценивал ее иначе. В декабре 1899 г. он писал Ф.Д. Самарину: «Эта записка, составленная как будто в защиту принципа самодержавия, в действительности несомненно преследует диаметрально противоположные цели и имеет в виду установить и доказать неизбежность конституционного режима. Витте ставит вопрос так: земские учреждения, обеспеченные в своей самостоятельности, вполне отвечают своему назначению на представление участия народному представительству в местном управлении, [что] обусловливает такое же участие в управлении верховном, а это противоречит самодержавию, следовательно, нужно выбирать одно из двух. Хотя он и говорит, что, по его убеждению, конституция – великая ложь нашего времени, он не указывает никакого выхода» (Письмо Д.Н. Шипова Ф.Д. Самарину 26.12.1899 // ОР РГБ. Ф. 265. К. 208. Д. 29. Л. 30). По сути, схожим образом рассуждал Б.Н. Чичерин, подозревая Витте в неискренности. 7 марта 1899 г. он писал Д.А. Милютину: «Один человек, который прежде произвел на меня впечатление живого и сильного, хотя весьма неподготовленного ума, С.Ю. Витте, в нынешний приезд представился мне с весьма невыгодной стороны. Он представил совершенно невежественную и раболепную записку о несовместимости земских учреждений с самодержавием и защищает эту точку зрения так, что я не могу верить, чтобы он при своем уме мог действительно так думать» (Письмо Б.Н. Чичерина Д.А. Милютину 07.03.1899 // ОР РГБ. Ф. 169.

К. 77. Д. 54. Л. 1). В январе 1900 г. в беседе с П.С. Шереметевым Чичерин так высказался о Витте: «У этих людей нельзя знать, куда они ходят. Он также будет защищать другое, если нужно» (Сообщение П.С. Шереметева о своем разговоре с Б.Н. Чичериным 15 января 1900 г. // ОПИ ГИМ. Ф. 31. Оп. 1. Д. 142. Л. 5 об.).

Сам же Витте весьма откровенно высказывался о своем критическом отношении к земской деятельности. В частности, он говорил князю П.Н. Трубецкому, что «находит, что высокое земское обложение служит одним из главных причин земельного кризиса, что поэтому он готовит проект запрещения земствам повышать дальше обложения и об изъятии из их ведения больничного и школьного дела» (Письмо В.В. Мусина-Пушкина И.И. Воронцову-Дашкову 31.03.1897 // ОР РГБ. Ф. 58. Р. I. К. 55 Д. 2/1. Л. 7 об.).

Гурко В.И. Черты и силуэты прошлого. С. 116–117.

В историографии имя В.К. Плеве с реформами не ассоциируется (разве только с полицейскими). Напротив, у него прочная репутация реакционера и, соответственно, непримиримого противника подлинного реформатора С.Ю. Витте. Впрочем, можно предложить и другую интерпретацию фигуры Плеве, которой придерживались многие в начале XX в., в том числе и сам Витте. Плеве – отнюдь не идейный реакционер, а карьерист, с легкостью менявший свои убеждения ради успешного продвижения по службе. Согласно дневнику А.Н. Куропаткина, в ноябре 1903 г. «Витте сделал следующую характеристику Плеве: человек не государственного склада ума, никаких новых широких путей не изобретет и России не выручит. Но очень умен, опытен, обладает сильным характером, лично смел, очень хитер и чрезвычайно способен к интриге. Необычайно умеет скрывать свои мысли и планы» ([Куропаткин Л.Я.] Дневник А.Н. Куропаткина // Красный архив. 1923. № 2. С. 82). Спустя два месяца Витте дал расширенную характеристику своему вечному оппоненту: «Великий человек на малые дела; глупый человек на дела государственные. Неоткуда явиться у него достаточному кругозору. Прошлое к тому не подготовляло. Домашнего воспитания не получил, в семейной жизни ничего не нашел. 20 лет был прокурором и упражнялся в красноречии без внутреннего убеждения в справедливости им произносимого; 20 следующих лет ведал делами полиции и полицейским сыщничеством на политической подкладке. Все, что имеет, добился своим трудом. Огромная, почти невероятная выдержка; исключительное уменье владеть собою; никто не знает, что он думает; личное мужество. Низкопоклонство сверху. Политика с государем – одно поддакиванье. Отсюда ряд неудачных назначений. Там, где сам выбирает, – люди дельные и ему нужные, но хамы» (Там же. С. 101). По словам Витте, Александр III несколько раз отказывался назначать Плеве на «самостоятельную должность», т. к. он «отличный полицейский, но не имеет никаких убеждений» ([Витте С.Ю.] Из архива С.Ю. Витте. Воспоминания: В 2 т. Т. 2. СПб., 2003. С. 33). Командовавший корпусом жандармов П.В. Оржевский говорил так про Плеве: «По течению и мертвая рыба плывет» (Гурко В.И. Черты и силуэты прошлого. С. 131). А будущий министр земледелия А.А. Риттих, считал Плеве только «отчаянным карьеристом» (Остен-Сакен Ф.Р. Дневник // РГАДА. Ф. 1385. Оп. 1. Д. 1073. Л. 64).

Впрочем, была и совсем другая оценка. Сотрудник Министерства внутренних дел В.Ф. Романов, в частности, писал: «Плеве знал, что за опоздание в реформах расплата близка, он высчитывал, сколько обычно бывает неудачных покушений, и высчитал, что следующее покушение на него будет его смертью. Не проще ли в такой обстановке даже заядлому карьеристу уйти со сцены? Никто, обвиняя Плеве, никогда не подумал, особенно Витте в своих воспоминаниях, какие же причины побуждали Плеве оставаться на своем посту, уже будучи приговоренным к смерти. Не следует ли эти причины назвать их настоящим именем – “благородное сознание своего долга”? Ведь если карьерист-воин, дослужившись до высоких должностей, не бежит от службы после объявления, хотя бы и гибельной беспобедной войны, то он получает к названию “карьерист” еще и эпитет “герой”» (Романов В.Ф. Старорежимный чиновник. Из личных воспоминаний от школы до эмиграции, 1874–1920 гг. С. 111–112).

Киреев А.А. Дневник // ОР РГБ. Ф. 126. К. 13. Л. 209. См. также: ОР РГБ. Ф. 440. К. 2. Д. 27. Л. 1. В начале мая 1902 г. состоялся разговор между В.К. Плеве и А.Н. Куропаткиным: «Плеве считает, что Сипягиным наделано много ошибок. Зная, что я стою за земство, Плеве спрашивал меня, глубоко ли запало у государя недоброжелательство к земству. Я ответил, что не верю, чтобы глубоко. Что государь введен в заблуждение главным образом талантливо написанной запиской С.Ю. Витте против земства, где доказывалось, что самоуправление и самодержавие несовместимы. Что если государю докажут, что Сипягин смешал самодержавие с самоуправством и возмутил всех против существующего порядка, докажут, что и в земстве, как и в офицерской семье, и в Государственном совете могут быть вредные и даже опасные для самодержавия люди, но масса земцев верноподданные, горячо любящие свою родину, самостоятельные, способные скорее, чем чиновники. Плеве высказался, но осторожно, что он согласен с моим мнением о земстве» (Куропаткин А.Н. Дневник // РГВИА. Ф. 165. Оп. 1. Д. 1871. Л. 75 об.).

Шипов Д.Н. Воспоминания и думы о пережитом. С. 192–193.

Письмо М.А. Стаховича Д.Н. Шипову // ОР РГБ. Ф. 440. К. 6. Д. 36. Л. 7 об.

Шипов Д.Н. Воспоминания и думы о пережитом. С. 193.

Письмо Д.Н. Шипова Д.И. Шаховскому 27.07.1902 // РГАСПИ.Ф. 279. Оп. 2. Д. 123. Л. 1–2.

Савельев АА. В.К. Плеве и земство // Земство и власть. Арзамас, 1995. С. 69.

Письмо Д.Н. Шипова М.А. Стаховичу 20.07.1902 // ОР РГБ. Ф. 440. К. 5. Д. 13. Л. 2.

Письмо Н.Н. Львова П.Б. Струве // РГАСПИ. Ф. 279. Оп. 1. Д. 82. Л.103 об.

Кризис самодержавия в России, 1895–1917. Л., 1984. С. 122–123.

Шипов Д.Н. Воспоминания и думы о пережитом. С. 217.

Переписка Д.Н. Шипова с М.В. и Е.К. Челноковыми (1897–1914). С. 214–215.

Гурко В.И. Черты и силуэты прошлого. С. 284–285.

С подчиненными Плеве вел себя начальственно и даже «величественно». Вызов в кабинет Плеве неизменно становился настоящим событием для чиновников канцелярии, и его побаивались, опасаясь злого языка государственного секретаря (Гурко В.И. Черты и силуэты прошлого. С. 123). О сарказме Плеве ходили легенды. Прежде всего по этой причине подчиненные его недолюбливали. Вместе с тем Плеве с большей симпатией относился к тем, кто был способен отвечать на его едкие остроты, а не к подобострастным исполнителям. По мнению Гурко, к числу последних принадлежал Б.В. Штюрмер, директор Департамента общих дел МВД. Он был готов выносить любые оскорбления начальства (Там же. С. 134–135).

Плеве побаивались в собственном ведомстве. Порой он бывал тверд и даже жесток с подчиненными. Однажды один из них возмущался тому факту, что на вакантное место был назначен не он, а некое другое лицо. Этот чиновник был полон решимости поставить предел этим безобразиям и пошел на прием Плеве. Государственный секретарь вскоре позвал курьера, дабы тот помог этому служащему. После краткого внушения со стороны Плеве ему сделалось дурно и он «впал в обморочное состояние» (Лопухин В.Б. Записки бывшего директора департамента Министерства иностранных дел. С. 118).

Гурко В.И. Черты и силуэты прошлого. С. 290–292. Надо иметь в виду, что на положение в Тверском земстве жестко отреагировал сам император. 1 января 1904 г. он написал В.К. Плеве: «Прошу Вас приехать ко мне завтра в пятницу в 3 часа по делу о Тверском губернском земстве и особенно Новоторжском. Настало время треснуть неожиданно и крепко» (Письмо Николая II В.К. Плеве 01.01.1904 // ГА РФ. Ф. 586. Оп. 1. Д. 950. Л. 11).

Переписка Д.Н. Шипова с М.В. и Е.К. Челноковыми (1897–1914). С. 218.

Доклад В.К. Плеве Николаю II 04.11.1902 // ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 859. Л. 3.

Письмо М.В. Челнокова Д.Н. Шипову 18.01.1903 // ОР РГБ. Ф. 440. К. 6. Д. 54. Л. 1.

Письмо М.В. Челнокова Д.Н. Шипову 20.01.1903 // Там же. Л. 9 об. – 10.

Письмо Ф.А. Головина Д.Н. Шипову 08.04.1903 // ОР РГБ. Ф. 440. К. 5. Д. 47. Л. 1–2.

Письмо Н.Н. Раевского Д.Н. Шипову // ОР РГБ. Ф. 440. К. 6. Д. 22. Л. 5 об. – 6.

[Любимов Д.Н.] Памяти Вячеслава Константиновича Плеве. СПб., 1904. С. 48–49.

Гурко В.И. Черты и силуэты прошлого. С. 155–156. При этом далеко не все губернаторы соглашались с мыслью о необходимости децентрализации системы управления и предоставлении новых полномочий «хозяевам губерний». Так, по мнению А.В. Бельгарда, который в тот момент занимал должность эстляндского губернатора, дополнительные прерогативы не могли быть полезными, учитывая тот факт, что губернаторы в большинстве своем не могли должным образом распорядиться теми полномочиями, которыми и так располагали. «Децентрализация в общем порядке государственного управления и, по моему мнению, представлялась настоятельно необходимой, но она должна была бы начаться с децентрализации самой центральной власти и выразиться в разделении делопроизводства всеобщего государственного управления не по роду дел, а по районам, с выделением, конечно, в особый центральный орган всех вопросов законодательного характера, а также всех тех отраслей управления, которые связаны с прерогативами верховной власти и имеют общегосударственное значение» (Бельгард А.В. Воспоминания / вступ. ст., подг. текста Е.Н. Андреевой; коммент. Г.М. Пономаревой, Т.К. Шор, Н.Г. Патрушевой. М., 2009. С. 146–147).

Письмо Николая II великому князю Сергею Александровичу 30.04.1904 // ГА РФ. Ф. 648. Оп. 1. Д. 71. Л. 80 об. – 81.

Гурко В.И. Черты и силуэты прошлого. С. 156–157.

Корелин А.П. Проблемы местного управления в России на рубеже XIX–XX вв. // История и историки: историографический вестник. 2005. М., 2006. С. 195. Примечательно, что проект реформы встревожил предводителей дворянства, о чем писал князь П.Д. Долгоруков князю П.Н Трубецкому 3 ноября 1903 г.: «Предстоящая губернская реформа не может не озаботить предводителей дворянства, так как по достигающим публику сведениям в этом усиливающем бюрократический строй проекте предполагается, что Губернский училищный совет будет происходить под председательством губернатора, а уездный – инспектора, т. е. все училищное дело отнимается у дворянства» (Письмо П.Д. Долгорукова П.Н. Трубецкому // ЦГА г. Москвы. Ф. 380. Оп. 3. Д. 18. Л. 22 об. – 23). Весьма критично оценивал наметившиеся тенденции и опочецкий предводитель дворянства П.А. Гейден: «Я со страхом смотрю на то, как элементы порядка тщательно оттираются, а бездомное и беспринципное чиновничество все забирает в свои руки. Может быть, это основано на добросовестном убеждении руководителя этой политики. Но тогда это несомненно доказывает его умственное убожество. Я думаю, что физические и математические законы в общем применимы и к общественному организму. Равновесие лишь тогда устойчиво, когда центр тяжести ниже центра фигуры. Теперешнее обратное положение вещей не может не грозить катастрофой» (Письмо П.А. Гейдена А.Ф. Кони 18.10.1903 // РО ИРЛИ. Ф. 134. Оп. 6. Д. 2. Л. 20).

[Янжул И.И.] Воспоминания И.И. Янжула о пережитом и виденном за 18641909 гг. СПб., 1911. Вып. 2. С. 67.

Там же. С. 61. В личной беседе с В.К. Плеве И.И. Янжул описал целую программу реформ, которая включала преобразования в области рабочего вопроса, высшего образования и правового положения евреев. По словам Янжула, министр внутренних дел в целом с ним соглашался и был готов к серьезным подвижкам по этим направлениям.

При этом И.И. Янжул способствовал привлечению статистика и публициста А.В. Погожева на службу в Министерство внутренних дел. Тот должен был заняться изучением рабочего вопроса и составлением аналитических записок на сей счет (Погожев А.В. Из воспоминаний о В.К. фон Плеве // Вестник Европы. 1911. № 7. С. 259–280).

[Любимов Д.Н.] Памяти Вячеслава Константиновича Плеве. С. 24–25.

Письмо В.К. Плеве к А.А. Кирееву // Красный архив. Т. 5. 1926. С. 201–203; Киреев А.А. Дневник // ОР РГБ. Ф. 126. К. 13. Л. 259.

Киреев А.А. Дневник // ОР РГБ. Ф. 126. К. 13. Л. 312 об. – 314.

Примечательно, что учрежденный по инициативе В.К. Плеве Совет по делам местного хозяйства очень напоминал задуманный в начале 1903 г. В.П. Мещерским Губернский совет, в который, помимо представителей различных ведомств и губернаторов, должны были войти руководители органов местного самоуправления (предводители дворянства и председатели земских управ). Результатом работы этого учреждения стало бы «устранение причин, препятствующих приближению народных нужд к престолу и ускорение хода дел по их удовлетворению в центральных учреждениях». Иными словами, Губернский совет стал бы постоянно действующим экспертным центром (Мещерский В.П. Проект создания Совета по делам местного хозяйства // РГАДА. Ф. 1378. Оп. 2. Д. 25. Л. 1–2). В аналогичном проекте Мещерского эта коллегия была названа Советом по местным делам (Мещерский В.П. Рукопись статьи о создании Губернского совета // РГАДА. Ф. 1378. Оп. 2. Д. 26. Л. 3–4). В отличие от Совета по делам местного хозяйства она действовала бы при императоре, став фактически надведомственным учреждением.

Письмо А.А. Киреева В.К. Плеве // ГА РФ. Ф. 586. Оп. 1. Д. 767. Л. 4–5.

Падение царского режима: Стенографические отчеты допросов и показаний, данных в 1917 г. Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства. М.; Л., 1926. Т. 5. С. 387.

Крыжановский С.Е. Заметки русского консерватора // Вопросы истории. 1997. № 2. С. 118.

См.: Могилевский К.И. Столыпинские реформы и местная элита. Совет по делам местного хозяйства (1908–1910). М., 2008. С. 24–44.

Ананьич Б.В., Ганелин Р.Ш. Сергей Юльевич Витте и его время. СПб., 1999. С. 121–122. Значение этой задумки В.К. Плеве вполне оценили современники: например, В.И. Ковалевский (ГА РФ. Ф. 586. Оп. 1. Д. 420. Л. 12). В апреле 1902 г. А.С. Суворин говорил с В.К. Плеве о возможности созыва «маленького Земского собора, человек в 200–300». Министр внимательно выслушал и сказал: «В кабинете министра внутренних дел можно говорить о представительстве, но в печати нельзя». «А когда вы служили при графе Лорис-Меликове, я называл себя земско-соборником,» – отмечал Суворин. «Времена переменчивы», – констатировал Плеве [Суворин А.С. Русско-японская война и русская революция. Маленькие письма (1904–1908). С. 206].

Гессен И.В. В двух веках: Жизненный отчет // Архив русской революции. М., 1993. Т. 21–22. С. 175. Практически о том же писал С.Ю. Витте А.Н. Куропаткину 19 августа 1904 г. (Переписка С.Ю. Витте и А.Н. Куропаткина в 1904–1905 гг. // Красный архив. 1926. Т. 6. С. 71). Впрочем, могла быть совсем иная оценка жизни и деятельности Плеве. Будущий главноуправляющий землеустройством земледелием А.В. Кривошеин писал на следующий день после гибели министра внутренних дел: «Я считаю смерть Плеве огромной потерей, это был самый выдающийся по уму и твердой воле человек из всех современных сановников. Заменить его более чем трудно. Как начальник он часто бывал труден, но зато при нем была полная уверенность, что когда нужно, он не даст в обиду и не обидит сам» (Письмо А.В. Кривошеина Е.Г. Кривошеиной 16.07.1904 // ГА РФ. Ф. 102. Оп. 265. Д. 27. Л. 97).

[Тихомиров ЛА.] 25 лет назад: Из дневника Л. Тихомирова // Красный архив. 1930. Т. 1. С. 59. Аналогичная точка зрения традиционно доминирует и в историографии (См.:Judge E.H. Plehve: Repression and reform in Imperial Russia. Syracuse. 1983. P. 244–245).

Шелохаев С.В. Д.Н. Шипов: Личность и общественно-политическая деятельность. С. 255–256.

Гурко В.И. Черты и силуэты прошлого. С. 218. Командир отдельного корпуса жандармов (1902–1904) В.В. фон Валь подозревал А.А. Лопухина в причастности к убийству Плеве. 26 января 1909 г. он писал: «Роль Азефа в революционном деле была настолько видная, что он не мог не знать о том, что готовится покушение на Плеве – когда, кем и в каком месте. Имеются данные, что он даже руководил этим делом. Но как агент он должен был предупредить Лопухина. Если он этого не сделал, то его следовало немедленно привлечь, но ничего подобного не было сделано и он продолжал получать богатое содержание. Является сомнение, что он предупредил Лопухина, а тот, заметив некоторую к нему перемену Плеве, допустил совершение. Это подозрение подкрепляется словами, сказанными Лопухиным В.И. Гурко и министру юстиции Муравьеву. В обоих случаях он сказал, что в этом убийстве нет ничего странного, так должно было кончиться и слава Богу, то конец настал. Слова его были различны, но смысл был именно такой. Затем, в день погребения Плеве, он подошел к сыну и стал его уверять, что он, Лопухин, ни в чем не виноват и просил его ни в чем не винить» (Письмо В.В. фон Валя Юрьеву 26.01.1909 // ГА РФ. Ф. 102. Оп. 265. Д. 366. Л. 119).

Мельгунов С.П. Из истории русской печати: К 50-тилетию «Русских ведомостей» // Голос минувшего. 1913. № 10. C. 221.

[Тихомиров ЛА.] 25 лет назад: Из дневника Л. Тихомирова. С. 62.

[Святополк-Мирская Е.А.] Дневник Е.А. Святополк-Мирской за 1904–1905 гг. С. 241–242.

Любимов Д.Н. Русское смутное время.1902–1906: Воспоминания // ГА РФ. Ф. 5881. Оп. 2. Д. 460. Л. 158. А.С. Суворин в связи с этим вспоминал В.К. Плеве, который, в частности, говорил: «Вы хотите весну, а я предпочел бы лето, когда все созрело и плоды готовы» [Суворин А.С. Русско-японская война и русская революция. Маленькие письма (1904–1908). С. 181].

Письмо А.А. Стаховича П.Д. Долгорукову // РГАСПИ. Ф. 279. Оп. 1. Д. 90. Л. 53.

Трубецкая О.Н. Из пережитого // Современные записки. 1937. № 64. С. 287.

[Святополк-Мирская ЕА.] Дневник Е.А. Святополк-Мирской за 1904–1905 гг. С. 247.

Письмо С.Н. Гербеля Д.Н. Шипову // ОР РГБ. Ф. 440. К. 5. Д. 40. Л. 2.

Письмо К.Ф. Головина П.Д. Святополк-Мирскому 08.11.1904 // ГА РФ. Ф. 1729. Оп. 1. Д. 609. Л. 1. Спустя пару месяцев, в феврале 1905 г., С.Л. Толстой писал отцу Л.Н. Толстому о схожем понимании современной ему политической ситуации: «Когда правительство не соответствует требованиям народа и его нравственному уровню, – а русское правительство, по-видимому, именно таково, – то оно приходит в упадок, разлагается; в нем нет сильных людей, нет единодушия между правителями, и главное, у него нет уверенности в себе и оправдания своим поступкам. Приходит время, когда правительству выгоднее идти на уступки, чем не уступать, а одни уступки влекут за собой новые уступки. Наконец, вся организация и сила правительства, даже войско может обратиться против него же» (Письмо С.Л. Толстого Л.Н. Толстому 06.02.1905 // Отдел рукописных фондов Государственного музея Л.Н. Толстого. Ф. 1. А7. № 110/5. Л. 2 об. – 3).

[Святополк-Мирская Е.А.] Дневник Е.А. Святополк-Мирской за 1904–1905 гг. С. 251.

Бобринский А.А. Дневник // РГАДА. Ф. 1412. Оп. 8. Д. 292. Л. 142.

Богданович А.В. Три последних самодержца. С. 295. Как уже отмечалось, в начале 1904 г. катастрофические ожидания разделял С.Ю. Витте. Тогда же, в феврале 1904 г., князь В.П. Мещерский тоже утверждал, «что теперешняя анархия кончится переменой политического режима» (Бентковский А.К. Дневник // ОР РГБ. Ф. 218. К. 558. Д. 1. Л. 14 об. – 15).

Богданович А.В. Три последних самодержца. С. 299.

Там же. С. 301. С.Ю. Витте так определял проблему, с которой столкнулся П.Д. Святополк-Мирский: «Повернул корабль, но не справился. Его корабль за собой потащил» ([Шереметев СД.] Дневниковые записи С.Д. Шереметева о С.Ю. Витте / публ. Л.И. Шохина // Отечественная история. 1998. № 2. С. 156).

Из дневника Константина Романова // Красный архив. 1930. № 6. С. 99. Ситуация разворачивалась в неизвестную для правительства сторону. Согласно воспоминаниям Д.Н. Любимова, «в Харькове, 6 ноября, после заседания юридического общества состоялся на улице митинг и устроилась процессия. Несли флаги с надписями “долой войну”, “долой самодержавие”, “да здравствует учредительное собрание”, “да здравствует республика!..” То же самое было 20 ноября в Одессе и в Саратове, причем несли флаги с надписями “да здравствует социальная революция!”. Никаких энергичных мер не принималось, и престиж министра внутренних дел быстро шел на убыль» (Любимов Д.Н. Русское смутное время. 1902–1906: Воспоминания // ГА РФ. Ф. 5881. Оп. 2. Д. 460. Л. 100).

Шаховской Д.И. «Союз Освобождения» // Либеральное движение, 1902–1905 гг. М., 2001. С. 578.

Крыжановский С.Е. Записки русского консерватора // Вопросы истории. 1997. № 2. С. 119.

Так в 1899 г. самарский губернатор Г.В. Кондоиди назвал земских служащих (Кизеветтер А.А. На рубеже двух столетий: Воспоминания, 1881–1917 / вступ. ст. и коммент. М.Г. Вандалковской. М., 1997. С. 163).

Л-аго И. Банкетная кампания в Саратове // Минувшие годы. 1908. № 12. C. 3031.

Письмо А.А. Нарышкина Н.П. Барсукову 6.12.1904 г. // ГА РФ. Ф. 1729. Оп. 1. Д. 318. Л. 130.

Трубецкой Е.Н. Война и бюрократия // Право. 26.09.1904. № 39. Стб. 1871–1875.

Письмо А.В. Олсуфьева А.А. Гирсу // ГА РФ. Ф. 892. Оп. 1. Д. 204. Л. 46.

[ТихомировЛ.А.] 25 лет назад: Из дневника Л. Тихомирова. С. 63.

Богданович А.В. Три последних самодержца. С. 304.

Письмо И.И. Янжула А.И. Чупрову 22.11.1904 // ЦГА Москвы. Ф. 2244. Оп. 1. Д. 3039. Л. 96 об.

Из дневника Константина Романова // Красный архив. 1930. № 6. С. 100–101.

Наследие Ариадны Владимировны Тырковой: Дневники. Письма / сост., автор предисл., введ. и коммент. Н.И. Канищева. М., 2012. С. 68.

Письмо И.В. Гессена П.Б. Струве 09.10.1904 // РГАСПИ. Ф. 279. Оп. 1. Д. 77. Л. 54.

[Святополк-Мирская Е.А.] Дневник Е.А. Святополк-Мирской за 1904–1905 гг. С. 251.

Письмо П.А. Гейдена С.М. Гейден 27.11.1904 // ГА РФ. Ф. 887. Оп. 1. Д. 102. Л. 59.

Письмо В.Я. Богучарского Н.А. Герд 03.12.1904 // РГАСПИ. Ф. 279. Оп. 1. Д. 66. Л. 20.

[Святополк-Мирская ЕА.] Дневник Е.А. Святополк-Мирской за 1904–1905 гг. С. 259.

Записка П.Д. Святополк-Мирского 19.11.1904 // ГА РФ. Ф. 543. Оп. 1. Д. 51. Л. 1-43.

[Святополк-Мирская Е.А.] Дневник Е.А. Святополк-Мирской за 1904–1905 гг. С. 260.

Бобринский А.А. Дневник // РГАДА. Ф. 1412. Оп. 8. Д. 892. Л. 147 об.; [Бобринский А.А.] Дневники А.А. Бобринского, 1910–1911 // Красный архив. 1928. № 1. C. 130.

[Святополк-Мирская ЕА.] Дневник Е.А. Святополк-Мирской за 1904–1905 гг. С. 262–263. Сам князь П.Д. Святополк-Мирский рассказывал о подготовке Указа так: «Мирский предложил государю ввести в Государственный совет выборных от общественных учреждений и говорил, что это необходимо для успокоения общественного настроения, но что из этого выйдет, не знаю – может быть, через 20 лет конституция. Просил организовать совещание. Государь сказал, что пробовал, но из совещаний ничего не выходит. Мирский объяснил это тем, что государь торопится на совещаниях высказать свое мнение.

Государь дал список: Рихтер, Воронцов-Дашков, Ермолов, Муравьев, Сольский, Фриш, Гессе. Мирский спросил о Победоносцеве. Государь – не стоит, он будет говорить все то же, что мы знаем. Мирский просил о Витте. Государь – он франмассон, но Мирский настоял. Вечером Мирский вспомнил о Коковцове и просил Гессе доложить государю и 3-го получил согласие. 3-го Мирский написал собственноручно всем приглашенным на 4-ое вечером. У него были: Витте, который возражал и говорил, что лучше конституция и Коковцов, который также был против. 4-го в поезде оказался Победоносцев, получивший записку государя “Приезжайте помочь разобраться в хаосе”.

4-го на совещании (был и Михаил Александрович) все возмущались общественным движением и настаивали на правительственном сообщении. Мирский подчинился, рассчитывая на Указ. Прения сосредоточились на 3-м пункте. Возражали Победоносцев, Витте и Коковцов. Витте вилял. Фриш и Сольский говорили за образование особого совещания из выборных (Сольский “от населения”) как первой инстанции и не боялись за самодержавие. Их мнение взяло верх, но выборные должны быть от местных общественных учреждений. Витте, ссылаясь, что вопрос компетенции Совета министров, а его делопроизводство при Комитете министров, предложил редакцию Указа поручить ему и Нольде.

7-го было второе совещание при участии великих князей Владимира, Алексея и Сергея. Принята редакция Мирского. Возражали вновь Сергей Александрович и Муравьев. Государь поручил Мирскому представить указ в переписанном виде, что и было представлено 8-го утром. 11-го был вызван Витте и вечером написал Мирскому – 3-й пункт исключен. 12-го Витте рассказывал Мирскому, что государь сомневался относительного 3-го пункта и хотел изменить редакцию, на что Витте сказал, что изменять не следует, и будто государь вычеркнул. Муравьев слышал от Сергея Александровича, что Витте побудил государя исключить 3 пункт. Мирский в тот же день подал в отставку» (Рассказ П.Д. Святополк-Мирского в изложении Д.Н. Шипова об издании Указа 12 декабря 1904 г. // ОР РГБ. Ф. 440. К. 3. Д. 13. Л. 1).

Бобринский А.А. Дневник // РГАДА. Ф. 1412. Оп. 8. Д. 892. Л. 148.

Там же. Л. 149; [Бобринский А.А.] Три последних самодержца. С. 130.

Бобринский А.А. Дневник // РГАДА. Ф. 1412. Оп. 8. Д. 892. Л. 151 об.

(Тихомиров ЛА.) 25 лет назад: Из дневника Л. Тихомирова // Красный архив. 1930. Т. 2. С. 52.

Из дневника Константина Романова // Красный архив. 1930. № 6. С. 102.

[Святополк-Мирская Е.А.] Дневник Е.А. Святополк-Мирской за 1904–1905 гг. С. 267.

ПСЗ. Собр. 3-е. Т. 24. С. 1196–1198. См.: Реформы в России. С древнейших времен до конца XX в. Т. 3. С. 253–255.

Переписка С.Ю. Витте и К.П. Победоносцева // Красный архив. 1928. № 5. С. 107.

Письмо К.Ф. Головина П.Д. Святополк-Мирскому 08.11.1904 // ГА РФ. Ф. 1729. Оп. 1. Д. 609. Л. 1 об.

Письмо Б.Н. Чичерина А.В. Станкевичу, 1885 // ГА РФ. Ф. 564. Оп. 1. Д. 304. Л. 20 об. Б.Н. Чичерин не верил в перспективы русского общества и в дальнейшем. 7 марта 1899 г. он писал Д.А. Милютину: «Наверху – совершенно неспособные лица, правительство, состоящее из людей, преследующих только личные цели; равнодушное и раболепное общество, революционная молодежь и нищенствующее кликушество – что может выйти из таких элементов» (Письмо Б.Н. Чичерина Д.А. Милютину 07.03.1899 // ОР РГБ. Ф. 169. К. 77. Д. 54. Л. 4).

Письмо А.А. Гирса П.Д. Святополк-Мирскому 11.07.1905 // ГА РФ. Ф. 1729. Оп. 1. Д. 605. Л. 13 об. – 14.

Судьбы России. Проблемы экономического развития страны в XIX – начале XX в. Документы и мемуары государственных деятелей. С. 219.

Валуев П.А. Дума русского во второй половине 1855 года // Русская старина. 1893. Кн. 9. С. 510.

Лопухин В.Б. Записки бывшего директора Департамента Министерства иностранных дел. С. 127–128.

В записке директора Государственного банка А.П. Никольского от 30 октября 1899 г., в частности, говорилось: «Как ни странно может это показаться с первого взгляда, но вне всяких сомнений тот факт, что в нашем местном быту органы общей правительственной администрации начинаются прямо с губернского управления. В уезде имеется множество разнородных правительственных, общественных и сословных учреждений, но органов общего управления нет, – нет в уезде ни одного правительственного учреждения, которое представляло бы что-нибудь похожее на объединяющий уездные власти центр, коим в губернской администрации в большей или меньшей степени является губернатор» (Никольский А.П. Записка «Схема объединения местных властей в земских губерниях» // ГА РФ. Ф. 586. Оп. 1. Д. 193. Л. 2). В связи с этим князь В.П. Мещерский писал Александру III в апреле 1885 г.: «Кто не приедет из провинции, тот непременно жалуется на недостаток порядка в провинции, а недостаток порядка происходит, по мнению всякого провинциала, от недостатка власти. И с каждым днем ощущение этого недостатка власти становится сильнее. Сильнее становится потребность в Самодержавии на месте, в провинции. Там его нет, там царствует полное разновластие. Губернатор доселе – ничего своею властью не может. Нет начальника в губернии, и еще менее есть начальник в уезде» (Мещерский В.П. Письма к императору Александру III, 1881–1894. С. 147).

А.П. Никольский по этому поводу писал: «Самым важным должностным лицом в уезде является предводитель дворянства – должность сословно-выборная, стоящая вне местной правительственной администрации, не только уездной, но и губернской. В самом деле: предводитель дворянства председательствует в административных заседаниях уездного съезда, в земском собрании, в присутствии по воинской повинности, в училищном совете и в разных других постоянных и временных административных коллегиях, через которые направляются все важнейшие дела уездной жизни. Между тем предводитель дворянства – отнюдь не правительственный чиновник, и по способу своего назначения и увольнения гораздо больше зависит от воззрений и оценки уездного сословно-дворянского общества, чем от воззрений и оценки правительственной власти.

Таким образом, в уездном управлении важнейшим деятелем с широкими правами и с большим влиянием на весь ход дела этого управления является не правительственное должностное лицо, а лицо, прямо правительству не подчиненное и в значительной степени по отношению к нему самостоятельное, по самому источнику своих полномочий обязанное считаться гораздо более с настроением, воззрениями и потребностями своих избирателей, чем с видами правительственной политики и с теми задачами, которые правительство намечает для своей деятельности в местном быту» (Никольский А.П. Записка «Схема объединения местных властей в земских губерниях» // ГА РФ. Ф. 586. Оп. 1. Д. 193. Л. 2).

Записка В.К. Плеве о необходимости расширения и усиления власти губернаторов 02.10.1902 // ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 2351. Л. 3. См.: Robbins R.G. The tsar’s viceroys: Russian provincial governors in the last years of the empire. Ithaca, 1987. P. 17–19. По словам С.Е. Крыжановского, «Как общий представитель высшей власти губернатор имел в принципе надзор за всеми административными учреждениями и должностными лицами гражданского ведомства и право производить во всех этих учреждениях, кроме контрольных палат и учреждений таможенных, “общую и внезапную ревизию”, но степень власти его в отношении этих учреждений была далеко не одинакова. С предложениями об устранении обнаруженных беспорядков он мог обращаться только к Казенной палате и Управлению государственными имуществами, а также к Акцизному управлению; по другим учреждениям он мог лишь поставлять на вид и доводить до сведения их высшего начальства. Как орган Министерства внутренних дел губернатор, в качестве высшего начальника общей полиции, становился до известной степени в зависимое положение от других ведомств, для коих полиция служила исполнительным агентом по приведению в действие их распоряжений; так, например, на губернаторе лежал надзор за своевременным поступлением казенных налогов и сборов, меры по взысканию недоимок и т. п. В результате такой неопределенности положения губернатор даже в пределах своего ведомства – Министерства внутренних дел – не объединял всей полноты власти, ибо часть полиции, а именно жандармская, была фактически изъята из его ведения и подчинена непосредственно центральному управлению. Губернатор не только не бывал достаточно осведомлен о действиях политической и железнодорожной полиции, но даже как бы сам оказывался под ее наблюдением и, случалось, принужден был вести с нею борьбу, из которой далеко не всегда выходил победителем» ([Крыжановский С.Е.] О характере государственного строя в России (из записок С.Е. Крыжановского 1926 г.) // Вопросы истории. 2008. № 4. С. 20).

Куломзин А.Н. Пережитое. Воспоминания. С. 240, 504.

В воспоминаниях Н.Н. Покровского, в частности, говорится: «В очень редких случаях эти отчеты являлись интересным изложением самостоятельных взглядов их авторов. Замечательно еще и то, что лучшие отчеты, по интересному их изложению, исходили далеко не всегда от лучших и наиболее опытных губернаторов. Обыкновенно новый губернатор считал нужным написать что-либо новое и интересное, надеясь привлечь к себе внимание Государя и высшего правительства. Но умудренный опытом начальник губернии хорошо знал, что многого от этого способа ждать не приходится, отметки же беспокоят министров и могут вызвать их неудовольствие против самого губернатора. Познав тщету отчетов, многие губернаторы по возможности сохраняли их изложение, а некоторые доходили до того, что ежегодно писали слово в слово одно и то же, изменяя только цифры и даты. Другие, стеснявшиеся доходить до такой простоты, обыкновенно раньше, чем представлять отчет, при своих посещениях Петербурга выясняли здесь в министерствах виды высшего правительства и вопросы, которые желательно для него поднять в отчете, и тогда уже об этом писали» (Покровский Н.Н. Воспоминания последнего министра иностранных дел Российской империи. М., 2015. С. 69–70).

Лопухин В.Б. Записки бывшего директора департамента Министерства иностранных дел. С. 448–449.

В связи с этим А.А. Половцов вспомнил случай из царствования Николая I: «При Николае Павловиче, который был приверженец крутых мер, был в 1840 г. голод, и хлеб дошел до цены 45 руб. за четверть. Государю донесено было, что помещик Тамбовской губернии Шиловский имеет запасы и объявил, что станет продавать их, когда цена дойдет до 50 руб. Николай Павлович ограничился тем, что приказал обязать Шиловского подпиской, что ниже 50 руб. хлеба своего продавать не будет» (Половцов А.А. Дневник государственного секретаря: В 2 т. М., 2005. Т. 2. С. 416).

Вернадский В.И. Письма Н.Е. Вернадской, 1889–1892 / сост. Н.В. Филиппова; отв. ред. В.Б. Левшин. М., 1991. Кн. 2. С. 181.

Согласно воспоминаниям И.И. Петрункевича, «всем было ясно, что только вмешательство общества в виде оказания помощи голодающим могло поправить дело, для чего необходима агитация при участии газет и собраний, хотя бы не публичных, для которых требовалось разрешение администрации, той самой администрации, которая смотрела на вмешательство общества как на вторжение в ее прерогативы» (Петрункевич И.И. Из записок общественного деятеля // Архив русской революции. Т. 21–22. М., 1993. С. 275–276). При этом согласно выводам американского исследователя Р. Роббинса действия правительства в условиях голода 1891–1892 гг. были сравнительно эффективны и слажены. Это был уникальный случай взаимодействия общественности и бюрократии (См.: Robbins R.G. Famine in Russia, 1891–1892: The imperial government responds to a crisis. N.Y., 1975).

Emmons T. The Formation of Political Parties and the first National Elections in Russia. Cambridge, 1983. P. 71.

Записки А.С. Ермолова // Красный архив. 1925. Т. 8. С. 54.

Покровский Н.Н. Последний в Мариинском дворце: Воспоминания министра иностранных дел. С. 51. В.Н. Коковцов вспоминал, что Д.М. Сольский был единственным членом Государственного совета (до назначения министром финансов Э.Д. Плеске), который не мог самостоятельно подняться по лестнице Мариинского дворца на второй этаж и был вынужден пользоваться лифтом (Коковцов В.Н. Из моего прошлого. Воспоминания 1903–1919 гг. С. 31). По словам А.Н. Куломзина, «нигде Сольский ничем не отличался, кроме удивительного умения постоянно ставить свои паруса по ветру. Нельзя ему отказать в известной чиновничьей старательности и способности в быстроте, с которой он схватывал чужие мысли и складно их излагал. Что касается политических убеждений Сольского, то в этом отношении он, как и большинство наших государственных людей последнего пятидесятилетия, совершил весь кругооборот, которому подверглись все руководящие наши сферы» (Куломзин А.Н. Пережитое. Воспоминания. С. 420–421).

Весьма показательно, как географически распределялись государственные расходы в Российской империи:

Источник: Яснопольский Н.П. О географическом распределении государственных расходов России. Киев, 1897. С. 79.

См. также: Антропов П. А. Финансово-статистический атлас России. 1885–1895. СПб., 1898. Карты № 1, 3, 4, 5, 6.

Епанчин НА. На службе трех императоров. С. 166. Характерно, что в 1905 г. О.Б. Рихтер был безусловным сторонником учреждения Земского собора (Бентковский А.К. Дневник // Ф. 218. К. 558. Д. 1. Л. 39).

Изгоев А.С. П.А. Столыпин: Очерк жизни и деятельности // Изгоев А.С. Рожденное в революционной смуте. М., 2017. С. 189–190.

То есть фальшивом, не серебряном. Мельхиор – сплав меди и никеля, часто используется вместо серебра.

Фетисенко О.Л. «Ревнители охранения обуреваемых святынь». О переписке К.Н. Леонтьева и Т.И. Филиппова // Пророки византизма. СПб., 2012. С. 39.

Розанов В.В. О подразумеваемом смысле нашей монархии. С. 14.

См.: Хоскинг Дж. Доверие. История / пер. с англ. П.С. Бавина, Е.С. Володиной, Л.Ю. Пантиной, А.Ю. Петрова. М., 2016.

Примечания книги: Политическая система Российской империи в 1881– 1905 гг.: проблема законотворчества - читать онлайн, бесплатно. Автор: Кирилл Соловьев

Онлайн книга - Политическая система Российской империи в 1881– 1905 гг.: проблема законотворчества