Лиса прикрыла глаза и напоминала собственный надгробный памятник. И зачем спрашивается, ей так надо было рисковать, проецируя мне в голову ту сцену? Сейчас была бы полна сил и энергии, и мы смогли бы подраться по всем правилам. Или там было что-то важное? Что-то такое, что должно повлиять на мою жизнь? Но что? Что такого могло быть в короткой сцене, где Тёмный бог пообещал вылечить мою сестру за то, что я принесу ему артефакт? Вылечить? Я стукнула лапой себя по лбу. Он не мог вылечить, потому что такие, как он, не лечат, от них идёт только зло. Зло лечить не умеет, только убивать и наводить порчу. По всему выходит, что болезнь моей сестры была наведённой и когда он перестал на неё влиять, она выздоровела?
Я прикоснулась к лучу, который под пальцами радостно загудел и завибрировал, ощутила на той стороне адресата и уверенно сказала:
— Ты обманул меня, Тёмный. Наш договор недействителен.
— Догадалась? Но как?.. — донеслось до меня возмущённое.
После чего с луча словно начали облетать отдельные нити, лопающиеся с противным громким треском тающие ошмётки на некоторое время заполнили коридор от пола до потолка. Когда видимость восстановилась, выяснилось, что луч не исчез, но связь совершенно истончилась, и она была не между мной и Тёмным богом, а между ним и артефактом с его силой. Нужно как можно скорее от него отделаться: пока артефакт — часть меня, того и гляди, опять кто-то заявится наводить порядок в моей голове, а мне дороги все мои тараканы. И хомячки тоже. Но сначала…
Лиса же всё так же лежала на полу без признаков жизни. Я лизнула её в нос и поразилась тому, какой он сухой и горячий. Её веки лишь слабо дёрнулись. Казалось, ей остались считаные мгновения, и терять их ни в коем случае не следовало.
Я провернула зубами ключ в обратном направлении и вытащила его, боясь не успеть. Потом, на всякий случай перекусила напополам, легла, прижавшись к клочковатому боку, так, чтобы чувствовать каждый вздох, каждое биение сердца, и громко, чётко сказала:
— Я принимаю тебя. И ответственность за тебя принимаю так же, как ты взяла её на себя, когда это было нужно.
На меня опустилась темнота, горячая и колючая. Коридора не было, не было вообще ничего, но меня куда-то несло, крутило и выкручивало. Было больно, очень больно, так больно, словно кости менялись местами, а мышцы разваливались на волокна и опять соединялись. Я не выдержала и заорала.
— Лиза, я тут, всё уже закончилось, всё хорошо, — начали пробиваться сквозь пелену боли чьи-то слова.
А потом я почувствовала, как рядом в ком-то большом и сильном мерно бьётся сердце, возвращая меня из темноты смерти в мир жизни. Я ещё подумала, что этот раунд выиграла, а потом темнота неизвестности сменилась темнотой живительного сна, который один мог всё поставить на место.
Глава 28
Когда я проснулась, обнаружилась, что уткнулась носом в шею Николая, обнимавшему меня, словно удобную меховую подушечку. Судя по мерному дыханию, он спал, поэтому шевелиться я не стала, лишь поводила ушами, чтобы определиться, не случилось ли чего и сколько прошло времени. Часы отчётливо тикали, но увы, были они за мной, а на спине глазами я не обзавелась. А вот шуршание со стороны дивана намекало, что времени прошло прилично, если моё плетение по обездвиживанию почти развеялось: в учебнике давали гарантию на шесть часов без подпитки магией, а Полина уже не только шевелится, но и пытается встать. Зря это она — Николая разбудит.
Я чуть приоткрыла глаза, на самую малость. Увиденное не порадовало: сразу вырвались два тонких красных луча и уткнулись в мундир. Пока он не задымился, я побыстрее зажмурилась. Итак, у меня всё получилось: второй зверь остался со мной, пусть для этого пришлось расстаться с возможностью вернуть память. Тут я вспомнила, как выглядела лиса, когда я делала выбор, и поняла, что совершенно не хочу, чтобы Николай видел такого зверя. Возможно, иллюминация из глаз ему понравится, но общая облезлость — вряд ли. Вот откормлю, помою, вычешу — тогда посмотрим.
Я потянулась к рыси и перешла в эту форму. Хотя я старалась делать всё как можно незаметнее, но рысь поувеститее лисы, поэтому Николай проснулся, от тяжести не охнул, конечно, но меня не отпустил, так что я опять уткнулась в него носом. Пахло от него замечательно, нос невольно дёрнулся в попытках захватить как можно больше запаха, если уж есть возможность.
— Смотрю, Лиза, ты прекрасно себя чувствуешь, — невозмутимо отметил Николай.
Я застенчиво чихнула.
— Пять минут назад вы бы так не сказали, — мстительно проскрипела Полина. — Там такая страхолюдина была, простите меня боги пресветлые. Встретишь ночью в переулке — на месте умрёшь.
Да, некачественные заклинания у нашей армии, если после применения противник не только от них избавляется самостоятельно и видит то, что неположено, но и пытается хамить. Недоработка… Я повернула голову к Полине и показала, какие красивые зубы у моей рыси. Уже севшая, Полина опасливо сдвинулась по дивану подальше. Были бы силы, наверняка бы сбежала, но плетение пока ещё не развеялось окончательно.
— Да кого такая маленькая несчастная лисичка напугать может? — делано удивился Николай. — Разве что мышку?
Говорить про несчастную лисичку я была не готова, поэтому предложила:
— А не поужинать ли нам, Николай? Помнится, мы как раз собирались.
Лапами я ему упиралась в грудь, намекая, что неплохо было бы меня отпустить. В комнате было темно, но что сейчас — ночь или очень раннее утро — я бы не смогла сказать, спроси кто.
— Да уже не ужинать, а завтракать надо, — страдальчески ответила вместо Николая Полина. — Ой!
Это она попыталась встать и опять шмякнулась на диван. Я развеяла остатки плетения, которое сковывало её движения.
— Извините, Полина, но это было необходимо, — посчитала нужным я объясниться. — Иначе бы вы непременно отправились к Рысьиным, а на кону стояла моя жизнь.
— Думаете отделаться простым «извините»? — недобро улыбнулась она. — Посмотрим, что скажет княгиня. — Встать ей наконец удалось и даже пройти до дверей и включить свет в комнате, после чего она повернулась и добавила: — И штабс-капитану это ой как не понравится. Особенно…
Она выразительно обвела глазами картину на полу, а я испытала сильнейшее желание ответить не словами, а тем же плетением, что и раньше. Молчаливая неподвижная Полина нравилась мне куда больше: тихая, безвредная, недоносящая…
— Штабс-капитану много чего не нравится, — заметила я. — Но не меняться же ради него? В конце концов, он временный камешек на моём пути.
Но из рук Николая я вывернулась, соскочила на пол и чуть не упала. Движения были скованными, лапы путались, словно их было не четыре, а все восемь. Или даже девять. Точно, девять, как раз девятая и мешается. Чувствовала я себя так, словно на мне тоже испытывали какое-то плетение и оно до сих пор не развеялось. Надо признать, гадкое ощущение.