В гостиную вплыла аккуратная молоденькая горничная и тихим заикающимся голосом промямлила, что кушать подано. Кажется, её никто не услышал, кроме Песцова. Вот он встрепенулся и бодро предложил:
— Дамы, а не отужинать ли нам для начала. Кто же разговаривает о столь серьёзных вещах на пустой желудок?
От горки он предусмотрительно не отходил, поэтому внимание привлёк только к своему предложению.
— Действительно. — Мисс Мэннинг подскочила куда быстрее, чем это было положено по её статусу. — Мы же собирались ужинать, не так ли, миссис Соболева?
— Одно другому не мешает, — оптимистично ответила та. — Но вы правы, с моей стороны верх негостеприимности просить вас об услуге, когда я вас даже не пригласила к столу. Пойдёмте же, мисс Мэннинг.
Мы с Песцовым обошлись без приглашения. Я прекрасно понимала, что Соболева всё равно почти сразу пошлёт за переводчиком — не общаться же ей с мисс Мэннинг одними жестами, чтобы донести свою просьбу. Песцов же не менее прекрасно понимал, что не пойди он сам — Соболева прекрасно обойдётся без его компании и не накормит ужином. Фарфоровые фигурки, которые он закрывал своим увесистым пушистокостным телом, были хороши, но не настолько, чтобы на них любоваться часами.
Я опасалась, что поесть не удастся, слишком плотно Соболева взяла в оборот певицу в гостиной. Если постоянно переводить разговоры, в рот, конечно, можно, что-то положить, но прожевать и проглотить будет сложно, да и речь при этом окажется невнятной. А платят мне, увы, не за то, чтобы я вовремя ела, пусть питание и входит в договор. Но Соболева оказалась чрезвычайно молчаливой во время еды, весьма обильной и содержащей много разнообразного и вкусного мяса. Хозяйку даже не заинтересовали короткие фразы, которыми перебрасывались мисс Мэннинг и Песцов. Впрочем, я всё равно не стала бы их переводить: слишком личный подтекст там чувствовался, а источником сплетни ещё и здесь я не собиралась становиться. Хватит того, что испортила репутацию Песцову в Ильинске. Причём интересно так испортила, краем захватив свою.
Наконец дело дошло до десерта, в качестве украшения которого выступило бланманже, оказавшееся, несмотря на красивое загадочное название, обычным молочным желе, в которое пожалели даже сахару в достаточном количестве. Соболеву оно тоже не вдохновило, она вяло поковыряла ложечкой, цапнула из вазы цукат из груши, ненадолго застряла в нём зубами и брезгливо отложила. Мисс Мэннинг решила не рисковать и ограничилась одним бланманже. Песцов же, поначалу аппетитно захрустевший печеньем, продолжил жевать его уже не с таким энтузиазмом, а надкушенное и вовсе положил на тарелку, явно не собираясь доедать. Уверена: если бы не воспитание, выплюнул бы Песцов пожёванное на тарелку и рот вытер бы. А так давился, но жевал и даже мужественно проглотил. Проверять, насколько велико его мужество, я не решилась и пила чай безо всяких добавок. Похоже, сладкое в этом доме уважали куда меньше мяса.
— Дмитрий Валерьевич, берите конфекты, — предложила Соболева. — Туровские. Трёх видов. «Утиные носы», «Раковые шейки», «Гусиные лапки». И мисс Мэннинг предложите.
Песцов при перечислении названий заинтересованно дёрнул носом, но потом перевёл взгляд на остатки печенья и вежливо сказал:
— Благодарю вас, Ксения Андреевна, но я не слишком люблю сладкое. И мисс Мэннинг тоже не любит. Более того, ей вредно для голоса. — И по-английски: — Филиппа, я сказал, что вам сладкое вредно для голоса. Не благодарите.
— Всё так плохо?
— Всё я не проверял. Мне печенья хватило. У меня непременно вечером будет изжога, если не чего похуже.
— Хм…
— Что они говорят? — обиженно спросила меня Соболева.
— Господин Песцов передал ваше предложение мисс Мэннинг. Она сказала, что вы очень внимательная хозяйка.
— Я польщена, — Соболева довольно улыбнулась. — А как насчёт моей маленькой просьбы? Дмитрий Валерьевич, попросите вы. Ну пожалуйста, что вам стоит?
Она сделала умильную рожицу, больше приличествующую девочке-подростку, каковой, возможно, себя и чувствовала, но не являлась уже лет сорок, как минимум.
— Филиппа, дорогая, предлагаю пойти навстречу нашей хозяйке и провести этот несчастный спиритический сеанс, — со вздохом сказал Песцов. — Иначе она на меня смертельно обидится и непременно отомстит каким-нибудь извращённым способом. Вы же не желаете мне зла, дорогая?
— Какой из меня медиум? — чуть кокетливо ответила Филиппа. — Поучаствовать я бы не отказалась…
— Мисс Мэннинг не возражает против участия, но не готова вести сеанс. Придётся вам, Ксения Андреевна, взять на себя эту роль. Предвосхищая ваши возражения — это единственный возможный вариант, — твёрдо решил Песцов.
Соболевой это не понравилось, поскольку брать на себя ответственность за провал ещё одного сеанса она не хотела. Не знаю уж, с чем было связано её желание показать свою компетентность в столь странном деле, но вопрос для неё был принципиальным.
— Дмитрий Валерьевич, вы не понимаете, о чём просите.
— Ксения Андреевна, я предлагаю попробовать. Если ничего не получится, мы никому не расскажем, — предложил Песцов. — А если вы удачно проведёте, сможете утереть нос всем завистницам.
Соболева задумалась. Взвесила все плюсы и минусы, но решила, что плюсов всё же больше, и чуть смягчилась.
— Искуситель вы, Дмитрий Валерьевич.
— Какой есть, — улыбнулся он обезоруживающе. — Так как, Ксения Андреевна?
Соболева развила бурную деятельность. Чужими руками, разумеется: вызвала горничную и дала указание подготовить всё к спиритическому сеансу в гостиной. Наверняка той это приходилось делать часто, поскольку в столовой она появилась буквально через пару минут с уверениями, что всё сделано в точности.
Песцов радостно подскочил со стула и подал руку мисс Мэннинг. Задерживаться в этом доме больше необходимого минимума он не собирался. Соболева тоже не заставила себя долго ждать и почти побежала в гостиную, возглавив процессию, которую замыкала я. Правда, я попыталась увильнуть, но меня сурово одёрнули заявив, что четыре участника — необходимый минимум.
В гостиной тяжёлые бархатные шторы были сдвинуты так, что сквозь них даже крошечный лучик бы не пробился. Хотя какой сейчас лучик? На улице уже давно темным-темно. Чуть заметная струйка прохладного свежего воздуха показывала, что форточка приоткрыта. Посреди гостиной стоял настоящий спиритический столик с инкрустацией, посреди которого лежало блюдце тонюсенького фарфора, на котором чернела то ли стрелка, то ли трещина. Горели свечи, цвет которых в полумраке было сложно различить, но мне показалось, что они чёрные.
Песцов сидел напротив меня, а мисс Мэннинг — напротив хозяйки гостиной. Все украшения и амулеты, по требованию Соболевой, положили на приготовленный для этого поднос. Даже Песцов с неохотой расстался с часами и перстнем-печаткой. Перстень не был артефактом, обычное украшение, так что скорее всего, был дорог как память или просто дорог.