«Правда? Но ты мог бы хоть разрешение у него спросить».
«И дать ему возможность подготовиться? Нет уж. Что сделано, то сделано, Арья, и оставь это».
«Не могу. Его гордость ранена. Ты должен попытаться как-то его задобрить. Было бы опасно получить такого врага, как кот-оборотень».
«Еще опаснее иметь врагом дракона. Оставь это, эльфийка, говорю тебе!»
Эрагон, сильно встревоженный, быстро переглянулся с Арьей; тон Глаэдра им обоим очень не нравился, но Эрагон не знал, как тут лучше поступить.
«Итак, Эрагон, — спросил золотистый дракон, — ты разрешишь изучить твои воспоминания о разговоре с Солембумом?»
«Если хочешь, но… зачем? Ты все равно потом их забудешь».
«Может, и не забуду. Там посмотрим. — И, обращаясь уже к Арье, Глаэдр сказал: — Отдели свое сознание и не позволяй воспоминаниям Эрагона замутнять его».
«Как пожелаешь, Глаэдр-элда». — И музыка ее мыслей стала слышаться все более глухо, а мгновением позже Эрагон и вовсе перестал ее слышать.
А Глаэдр потребовал:
«Покажи мне все, Эрагон».
И Эрагон, стараясь подавить растущую в его душе тревогу, возвратился в мыслях к тому моменту, когда Солембум появился у него в палатке, вскочил на лежанку и принялся старательно вылизывать лапу. Он тщательно припоминал каждую деталь того разговора, что произошел между ними, и мысли Глаэдра настолько переплелись с его собственными мыслями, что казалось, будто старый дракон вместе с ним заново переживает все эти события. Это было весьма неприятное ощущение. Эрагону казалось, что они с Глаэдром превратились в две стороны одной и той же монеты.
Когда его воспоминания иссякли, Глаэдр отчасти удалил свои мысли из сознания Эрагона, и тот наконец почувствовал, что вновь стал самим собой. Затем, обращаясь к Арье, золотистый дракон сказал:
«Когда я что-нибудь забуду — если я действительно сумею все это забыть, — повторяй мне такие слова: «Андумё и Фиронмас на холме печали, и плоть их подобна стеклу». Это место на острове Врёнгард… известно мне. Или когда-то было известно. Это было нечто очень важное, нечто … — И Эрагону показалось, что мысли Глаэдра на мгновение окутала некая серая пелена, заслоняя их, точно туман, прилетевший с холмов и долин его нынешнего печального существования. — Ну? — спросил он, обретая свою прежнюю резковатую уверенность. — Что же мы медлим, Эрагон? Покажи мне свои воспоминания».
«Я уже показал».
И не успел Глаэдр вновь разгневаться, как Арья сказала:
«Глаэдр, вспомни: «Андумё и Фиронмас на холме печали, и плоть их подобна стеклу»…»
«Как… — Глаэдр вздрогнул, а потом взревел с такой силой, что Эрагону показалось, что этот оглушительный рев услышат все в лагере. — Агр-р-р! Ненавижу заклятия, стирающие чужую память! Это самая гнусная разновидность магии! Она всегда приводит к хаосу и смятению, и потом все только и делают, что убивают членов собственной семьи одного за другим, даже не сознавая этого».
«А что значит та фраза, которой вы с Арьей воспользовались?» — спросила Сапфира.
«Ничего. Она могла быть понятна только мне и Оромису. Но в том-то все и дело! Значит, никто ее не поймет, пока я сам этого не разъясню».
Арья вздохнула:
«Значит, эти чары реальны. В таком случае вам действительно придется отправиться на Врёнгард. Не обращать внимания на столь важные сведения было бы преступлением. Мы, по крайней мере, должны понять, что за паук сидит в центре всей этой паутины».
«Я тоже отправлюсь вместе с ними, — сказал Глаэдр. — Если кто-то задумал вас погубить, он, возможно, не ожидает, что ему придется сражаться не с одним, а с двумя драконами. Да и в любом случае вам понадобится проводник. Врёнгард стал весьма опасным местом после уничтожения ордена Всадников, а я вовсе не хочу, чтобы вы стали добычей какого-нибудь полузабытого злодея».
Эрагон ответил не сразу, заметив во взгляде Арьи какую-то странную мольбу. Потом догадался, что и она хотела бы сопровождать их, и тихо сказал ей:
— Но Сапфира сможет лететь гораздо быстрее, если у нее на спине будет только один всадник.
— Я понимаю… Но мне всегда так хотелось побывать на этом острове!
— Ты еще побываешь там, я уверен. Когда-нибудь.
Арья кивнула:
— Когда-нибудь.
Эрагон постарался полностью сосредоточиться, мысленно представляя себе то, что им еще нужно успеть сделать до отлета, потом глубоко вздохнул и решительно встал.
— Капитан Гарвен! — крикнул он. — Не мог бы ты к нам присоединиться?
41. Отлет
Для начала Эрагон приказал Гарвену в обстановке полной секретности отправить одного из Ночных Ястребов за съестными припасами, которых должно было бы хватить для полета на Врёнгард. Сапфира поела после захвата Драс-Леоны, но не то чтобы досыта, иначе бы она отяжелела и не смогла сражаться, поэтому ее как следует накормили, чтобы она могла без остановки долететь до Врёнгарда. А там, как понимал Эрагон, ей все же придется самой искать себе пищу, и это его тревожило.
«Ничего страшного, я смогу долететь обратно и с пустым желудком», — заверила его Сапфира.
Затем Эрагон послал быстроногого гонца за Джормундуром и Блёдхгармом и велел привести их обоих к нему в палатку. Когда они прибыли, Эрагон, Арья и Сапфира еще целый час пытались объяснить им, в чем дело, и — что оказалось гораздо труднее — пытались убедить их, что этот полет совершенно необходим. Блёдхгарм все понял гораздо быстрее, чем Джормундур, который продолжал яростно возражать. И не потому, что сомневался в достоверности полученных от Солембума сведений, и даже не потому, что сомневался в их важности — тут он во всем и без вопросов принимал точку зрения Эрагона, — а потому, и тут он спорил со все возраставшей настойчивостью, что это разрушит единство варденов. Он считал, что если вардены, проснувшись утром, узнают, что не только Насуада похищена, но и Эрагон с Сапфирой исчезли в неизвестном направлении, то в армии тут же начнется раскол.
— Мало того, я даже думать не осмеливаюсь о том, что будет, если Гальбаторикс узнает, что вы с Сапфирой нас оставили, — говорил Джормундур. — Только не сейчас, когда мы так близко от Урубаена! И потом, Гальбаторикс ведь может послать Муртага и Торна перехватить тебя. Или, воспользовавшись вашим отсутствием, вообще раз и навсегда сокрушит варденов. Нет, нельзя идти на такой риск!
И Эрагон был вынужден признать, что опасения Джормундура не лишены оснований.
После долгих обсуждений решение в итоге было найдено: Блёдхгарм со своими заклинателями создадут двойников Эрагона и Сапфиры, как сделали это, когда Эрагон летал в Беорские горы на выборы и коронацию Орика.
Эти двойники будут казаться вполне живыми, дышащими, думающими существами, однако всяких мыслей они будут полностью лишены, и если кому-то удастся проникнуть в их сознание, эта подделка будет обнаружена. В результате решили, что двойнику Сапфиры лучше вообще не иметь возможности разговаривать; и хотя эльфы вполне могли сделать двойника Эрагона «разговорчивым», этого тоже решено было избежать, иначе какая-нибудь особенность его речи могла вызвать подозрения — особенно у шпионов, которые, как известно, слушают с особым вниманием. Подобные ограничения означали, что данная иллюзия будет хорошо работать только на расстоянии, и те люди, у которых будут причины и поводы для общений с Эрагоном и Сапфирой на личной основе — например, король Оррин и король Орик, — вскоре убедятся, что тут явно что-то не то.