Какой-то частью своего ума Базилио понимал, что всё это чепуха и он сам себя накручивает. С другой стороны, у него действительно накопились вопросы. Не то чтобы серьёзные, но заслуживающие проговаривания. Которые влюблённый кот до поры до времени игнорировал. Забыв о том, что непроговоренное и оставленное на потом обычно вылазит в самый неподходящий момент.
Когда они, наконец, дошли до места, Баз был уже на взводе.
МУНДИР, Я ВАС СПРАШИВАЮ!
Съёмки — это называлось так — шли в ДК имени Зуева. Кресла в партере демонтировали, а каждый свободный сантиметр забили сложным оборудованием. Одних только жаб крупного плана было аж четыре штуки, и это не считая широкоугольных улиток и саранчи. Оставшиеся два передних ряда занимал технический персонал. Который постоянно гоношился, орал, чего-то требовал. Арлекину иногда казалось, что актёры тут всем только мешают.
Режиссёр вдохновенно взмахнул белым платочком. В ухе Арлекина щекотно зашевелился червячок-суфлёр.
— После того, что произошло сегодня, — начал Арлекин, стараясь вообразить Рыбоню голеньким, чтобы добавить на лицо эротизма, — произошедшее полностью меня изменило… Ты поняла, что я сделал, Рыбоня? Я отказался от пяти тысяч соверенов за тебя. За пятьдесят соверенов можно купить самку на любой вкус. Я отказался от пяти тысяч! Надеюсь, этот жест поможет тебе понять то, что я сам только что понял…
"Какая же это ёбаная хуйня" — думал тем временем Арлекин. Сейчас за пять тысяч можно было купить эргастул со всем его содержимым, и все это отлично знали. Однако режиссёр настоял именно на этой цифре. "Самкам нравится, когда за них много денег дают" — объяснил он.
На самом деле Арле мог говорить что угодно, хоть просто "бла-бла-бла". От него требовалось только шлёпать губами и смотреть на Рыбоню как на материальную ценность. Звук монтировали отдельно, в концертном зале на втором этаже. Он туда разок зашёл. И узнал, что его самого озвучивает какой-то боярышник. Правда, у боярышника был красивый баритон. Но всё равно было в этом что-то извращённое.
— Скобейда! Жабу разверни, упыряка криворукий! — раздалось из партера.
— Та пийшов ты в ятло! — проорали в ответ. — Свит хто ставити буде? Тарас Шывченка?
— Я отношусь к вам с глубочайшим уважением, — тем временем тянула своё Рыбоня, — но я не вольна распоряжаться своим сердцем, а моё сердце уже занято другим чувством…
И тут режиссёр внезапно вскочил и мощным ударом хвоста разбил под собой стул.
— Скобейда!!! — заорал он, хватаясь за голову. — Дочь твою Мать через три пизды в зелёный сарафанчик!
— Э? — не понял Арлекин.
Крокодил сел на пол и тяжело задышал.
— Так, — сказал он, немного придя в себя. — Арлекин, ты кого играешь?
— Полковника Аморалеса, — сказал педрилка.
— Вот именно. Полковника. А если ты полковник… — крокодил разинул пасть и заорал, — где твой мундир?! Мундир, я вас спрашиваю?!!
— Так вы же мне не дали, — не понял Арлекин.
— А сам не видишь, что ли? Ты в какой-то хипстерской курточке разгуливаешь как поц! Какой ты в этой курточке генерал?!
— Моё дело роль читать! — обозлился пидрилка. — А режиссёрское ви́дение — это не моя компетенция!
— Ах ты ж ёбаный ты нахуй, — простонал крокодил. — И какой чёрт занёс меня на эту галеру!
— Чо-чо? — Арлекин посмотрел на режиссёра с недоумением…
— Какого хуя я во всё это впрягся? — перевёл крокодил свою жалобу на общедоступный язык.
РЫБОНЯ БЕЗ АУРЫ
У крокодила и в самом деле имелся повод для недовольства. Прежде всего — собой. Ибо он и в самом деле впрягся в дело почти безнадёжное.
Двадцать четвёртого января, с утречка, он вышел на улицу, чтобы купить утреннюю газету. Тут его арестовали и привезли в полицию. Где, вместо пиздюлей, его внезапно угостили кофе с ликёром. И спросили, за какое время он может поставить пьесу. Точнее, десять пьес минут на сорок каждая, связанных общим сюжетом. С заделом на продолжение.
Крокодил вздохнул и сообщил, что, согласно минкультовского приказа номер 602 "Об утверждении типовых отраслевых норм труда на работы, выполняемые в организациях исполнительских искусств", на подготовку к премьере выделяется пятнадцать читок-репетиций. Хотя, конечно, репетиций нужно не меньше двадцати, чтобы труппа сработалась и дала приемлемый результат. Ему же, ввиду новизны и сложности задачи, понадобится репетиций тридцать, что при разумной загрузке артистов означает — три месяца. Это, конечно, если нужна ремесленная поделка. Если же говорить о высоком искусстве…
Но ему не дали поговорить о высоком искусстве. Сначала сидящий напротив него огромный пёс гавкнул так, что свет погас. Крокодил, по собственному своему признанию, не обосрался только потому, что нечем было: он сидел на лечебной диете.
Когда свет всё-таки включился, слово взял мелкий, но чрезвычайно самоуверенный кролик. Он сообщил, что вопрос о сроках давно решён. Ни о каких трёх месяцах не может быть и речи. О месяце тоже. Продукт нужен вчера, в крайнем случае сегодня. В самом-самом крайнем случае у труппы есть пять дней на всё про всё, начиная со сценарной работы и кончай репетициями, после чего начинаются съёмки. Если же кто-то не может работать в таком темпе, этот кто-то идёт в жопу. А заказчики пойдут в "Современник" или в ТЮЗ, где и наймут нормального постановщика. Который даёт продукт, а не гонит хуйню.
Крокодил был безумно возмущён таким подходом и хотел немедленно отказаться. Но упоминание театра "Современник", который режиссёр презирал за бездуховность и ремесленнический подход, изменило ситуацию. Когда же была озвучен приблизительный бюджет проекта, он заинтересовался уже всерьёз. И в конце концов решил — была не была! — тряхнуть стариной. Сроку он просил десять дней, после долгих препирательств сошлись на семи. Зато смету подписали быстро и без сокращений. А также пообещали решать любые проблемы творческого коллектива по первому же сигналу. В заключение мохнатый полицай лично вручил крокодилу банку с айсом — для стимуляции творческих способностей.
Так что теперь, решил режиссёр, все будут дневать и ночевать здесь.
Артистам показали, где гримёрки, дали помыться и вручили по пачке листов формата А4, содержащие сценарий. Каковой должен был быть ими изучен, осознан и понят до завтрашнего утра.
Через полчаса Арлекин лежал на узкой кроватке — ему постелили в каком-то чуланчике — и читал. Ежеминутно дочерясь, а иногда и плюя на пол.
Сериал назывался "Рыбоня без ауры". Начиналось там всё с того, что у скромной нототении с Хохзеефлота родилась девочка хомосапого вида. Чтобы избежать обвинений в сухопутности, мать продала дочку на сушу, в банду стервятников. Тут у девочки открылась редчайшее свойство — полное отсутствие ауры. В связи с чем стервятники стали её использовать для квартирных краж. Однажды Рыбоня — так прозвали маленькую воровку — залезла в храм Дочки-Матери, чтобы украсть святую икону "Дашенькина щёлочка", выложенную перламутром и лазуритом. Там она столкнулась с молодым педобиром Хулием Мазуриком и в него влюбилась. Хулий тоже полюбил её, но служение Дочке-Матери ставил выше земного чувства. Покуда он разрывался между Дочкой и Рыбоней, на последнюю положил глаз полковник Аморалес, свирепый и безжалостный рыбовладелец. Этот коварный негодяй делал вид, что любит её, а на самом деле собирался использовать девицу для похищения тайных сокровищ Полундры…