Правда о допетровской Руси. «Золотой век» Русского государства - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Буровский cтр.№ 44

Но это как раз может иметь совсем другое объяснение, без всяких рассуждений о прогрессивных и реакционных слоях и прочей марксистской или околомарксистской фразеологии. Далеко не все эти 16 семейств были такими уж разумными и одаренными. Неслучайно же в историю вошли представители лишь некоторых их них. Достаточно допустить, что Алексей Михайлович жаловал своих подданных все же не только «по великой породе», но еще и по их личным качествам и достоинствам, и все тут же становится на свои места!

Это предположение кажется мне очень вероятным, потому что вообще-то все выдвиженцы Алексея Михайловича оказались очень дельными людьми! Из этого правила, конечно же, есть исключение, и это живое исключение зовут Иван Андреевич Хованский. Это единственная ошибка Алексея Михайловича, совершенная за 31 год правления.

«Я тебя взыскал и выбрал на службу, а то всяк тебя называл дураком!» — писал царь Хованскому, в очередной раз распекая его за какие-то упущения по службе.

Стрельцы же, не обязанные блюсти придворный церемониал, поступили и вовсе попросту: дали своему начальнику, неумному хвастуну и задире, кличку «Тараруй». Да! Хованский как раз «западником» не был, он проявлял повышенный интерес скорее к «древлему благочестию».

А так, получается, Алексей Михайлович прожил всю свою короткую жизнь среди людей, ориентированных на сближение с Европой! Или, точнее сказать, с «остальной Европой». Случайно ли? Говоря откровенно, возникает сильнейшее подозрение — руками этих людей царь только лишь делал то, что охотно бы делал и сам. Это ведь типичный прием — сослаться на волю других людей, которую ты или не в силах, или не можешь превозмочь, не желая кого-то огорчать. Любой опытный человек скажет вам, что в 90 % случаев муж, который говорит вам: «Не могу, мол, этого сделать, жена не хочет», — вовсе не подкаблучник. Как правило, он просто занимает очень удобную позицию, снимая ответственность с самого себя и превращаясь как бы в исполнителя чужой воли: «Я-то не против, чтобы вы у меня пожили… Но вот жена очень беспокоится, а она у меня нервная…» (Другой вариант у Маршака: «Мне коза сейчас сказала, что у нас тут ме-эста мало!»)

Так же вот и Алексей Михайлович, даром что неограниченный монарх: то выполняет просьбу Морозова, то соглашается с Ртищевым, то «вынужден» защищать Ордин-Нащокина от нападок дьяков Посольского приказа (прекрасно зная, что это еще вопрос, кто на кого напал).

Он, может быть, и не хотел расписывать дворец в Коломенском картинами на светские темы, да Морозов уговорил! Не собирался он заводить театра и балета и вообще сомневается, правильно ли для православного смотреть эдакую гадость, да вот молодая жена с ее воспитателем, Артамоном Сергеевичем, уговорили!

Вот только верить ли в эту очень уж удобную, уж очень безответственную позу? Я уже привел немало примеров того, как Алексей Михайлович действовал решительно, жестко и, уж во всяком случае, самостоятельно. Алексей Михайлович, который хочет доставить приятное окружающим? Это очень вероятно. Он же в роли подкаблучника, вообще зависимого человека? Это крайне трудно себе представить.

И вот тут, честно говоря, я уже окончательно перестаю понимать, в чем же заслуга Петра по части европеизации России! Получается, что Петр жил в стране, в которой уже давно, за 30 и за 50 лет до его рождения, существовали и светские картины, и авторская литература, и зеркала, и уж тем более люди, свободно владевшие иностранными языками. А когда он был крошечным ребенком, появились и театр, и балет, и светские картины пошли, что называется, потоком.

Можно, конечно, возразить, что ведь и театр — не мануфактура, производящая полотно для солдатских мундиров, и картины — не пушки и не корабли… Мол, все это — чисто внешняя, совершенно ничего не меняющая по смыслу европеизация. Так, бездумное копирование, если не сказать — обезьянничанье. Но, во-первых, некоторые из этих нововведений отражают очень сильные изменения в отношении людей к жизни: уже хотя бы светская авторская живопись; стремление людей иметь изображения своей «личности», тем самым выделяя самих себя из мира; стремление других людей подписываться под картиной, ставя себя в положение творца, демиурга и нарушая средневековую культурную норму.

А во-вторых, в том-то и дело, что этими внешними приметами дело вовсе не ограничивалось. Уже при деде Петра, Михаиле Федоровиче правительство Московии начало приглашать иностранцев и заводить мануфактуры и полки «иноземного строя», а при Алексее Михайловиче это станет просто бытовой нормой.

Трудно сказать, что было бы, сумей японцы все-таки отказать коммодору Перри. Но страну все-таки пришлось открыть, и за считаные годы Япония изменилась до неузнаваемости.

Ян и Власта Винкельхофер

МОСКОВИЯ И МИР. XVII ВЕК

Ни для кого не новость, что после Смутного времени, после 1613 года, Московия лежала «в разорении и запустении великом». Вот только достаточно ли мы представляем себе, ДО КАКОЙ СТЕПЕНИ доходило это разорение и запустение?

Историки называют разные цифры. По одним данным, население сократилось на треть. По другим — «всего» на четвертую часть. Сельское население еще в основном сохранило свое положение, хотя и очень сильно обнищало. А вот города лежали пустые, лишившиеся не только населения, но и привычных связей, и ремесел и утратив свой образ жизни. Называя вещи своими именами, посадские люди в основном или разбежались, или, оставаясь жить в городе, хотя бы частично окрестьянились и стали жить ведением сельского хозяйства.

Если в начале XVI века, до погрома, учиненного Иваном Грозным, с Московией начали неплохо знакомиться в Европе, то к началу XVII столетия московиты превратились в «никому не ведомый народ», и после ужасных событий начала столетия мир начал знакомиться с ними заново.

Самим московитам очень хотелось представить дело так, что после обрушившихся на страну бедствий происходит восстановление того самого государства, той самой Московии, которую создавали потомки Александра Невского. Сказывался и консерватизм людей того, уже сравнительно далекого прошлого, да и страшно ведь признаться себе, что история прервалась, прежняя традиция рухнула, и хочешь не хочешь, а надо начинать сначала. Иноземцам, скорее всего, тоже казалось, что они имеют дело с тем же самым, начавшим подниматься государством… И напрасно.

Фактически Московия была разнесена вдребезги, и не только в чисто материальном смысле — как совокупность городов, сел, дорог, крепостей, населения с его занятиями. Нет! То государство, которое начали строить внуки-правнуки Александра Невского, которое оформилось при Иване III, упало в том смысле, что разрушились все его и государственные, и общественные институты.

Трудно больше надсмеяться над собственным государством, в большей степени превратить в бессмыслицу традиции, обычаи, верования своего народа, чем это сделал Иван Грозный. Историки совершенно справедливо связывают «слабодушие», «измельчание человеков», ярко проявившееся и в страшные годы Смуты, и во многих феноменах эпохи Бориса Годунова (хотя бы в валом хлынувших доносах по поводу колдовства) с погромом Ивана IV. Опричнина, незащищенность от произвола, по сути дела, абсолютно каждого, многолетняя игра без правил, ставкой в которой были жизнь и смерть, — все это сломало хребет народу. По крайней мере, его верхнему слою. Какое-то время государство еще двигалось по инерции, но стоило ему столкнуться с действительно серьезными проблемами, и оно рухнуло в Смуту…