Слепой убийца - читать онлайн книгу. Автор: Маргарет Этвуд cтр.№ 65

Ты не любовница гангстера. У меня и ружья нет. Ты слишком много смотришь кино.

Не так уж и много, говорит она, уткнувшись ему в шею. Мог бы и постричься. Мягкие лохмы. Она расстегивает четыре верхние пуговицы, запускает ему руку под рубашку. Тело такое плотное – плоть. Точно обугленное полированное дерево. Она видела такие пепельницы.

Слепой убийца: Красная парча

Это было замечательно, говорит она. Замечательное купание. Я тебя и вообразить не могла среди розовых полотенец. По сравнению с тем, что обычно, тут просто роскошь.

Искушение подстерегает нас везде, говорит он. Богатство манит. По-моему, хозяйка не профессиональная потаскушка, как ты думаешь?

Он заворачивает её в розовое полотенце, относит в кровать – мокрую и скользкую. Они лежат на сатиновых простынях под вишневым шелковым покрывалом и пьют виски. Отличное виски, теплое и дымчатое, глотается легче лёгкого. Она с наслаждением потягивается, и лишь на секунду задумывается, кто будет стирать простыни.

В этих нескончаемых комнатах ей никак не удается избавиться от чувства греха – ощущения, что она вторгается в частную жизнь тех, кто здесь обычно живет. Ей хочется осмотреть шкафы, ящики столов – ничего не брать, только посмотреть – увидеть, как живут другие люди. Реальные люди – реальнее, чем она. Ей хочется и с ним проделать то же самое, но у него нет шкафов, нет ящиков, вообще ничего нет. Нечего искать, ничто его не выдаст. Разве только потертый синий чемодан, всегда запертый. Обычно стоит под кроватью.

Из карманов ничего не узнаешь: она уже несколько раз в них рылась. (Это не шпионство, она просто хотела знать, как обстоят дела, на каком они свете.) Что там было? Голубой платок с белой каймой; мелочь; два окурка, завернутые в папиросную бумагу – должно быть, на черный день. Старый перочинный ножик. Однажды пара пуговиц – с рубашки, решила она. Но пришить не предложила – он бы понял, что она рылась в карманах. Ей хочется, чтобы он ей доверял.

Водительские права – на чужое имя. Свидетельство о рождении – то же самое. Разные имена. Ей хочется обыскать его целиком. Всего обшарить. Перевернуть вверх ногами. Вытрясти.

Он вкрадчиво напевает, как шансонье по радио:

В комнате дымка, ты подле меня, а в небе луна, –

Я целую тебя, и ты говоришь: я буду верна.

Я ласкаю тебя под платьем,

Мы барахтаемся в кровати,

Но заря пришла – тебя унесла,

И мне не до сна.

Она смеется. Откуда это?

Это шлюшья песенка. Подходит к декорациям.

Она не настоящая шлюха. Даже не любительница. Не думаю, что она берет деньги. Скорее другое какое-то вознаграждение.

Шоколад, например. Ты бы согласилась?

Потребовались бы целые грузовики с шоколадом. Я довольно дорогая. Покрывало из настоящего шелка. И цвет хорош – кричащий, но ничего. Выигрышный для кожи – как розовые абажурчики. Ты состряпал продолжение?

Ты о чем?

О моей истории.

Твоей истории?

Ну да. Она же для меня?

Для тебя, говорит он. Конечно. Я ни о чем другом не думаю. Спать по ночам не могу.

Враль. Тебе наскучило?

Как может наскучить то, что доставляет тебе удовольствие!

Ах, как галантно! Надо почаще пользоваться розовыми полотенцами. Скоро будешь целовать мои хрустальные башмачки. Но все равно, продолжай.

На чем я остановился?

Пробил колокол. Перерезано горло. Дверь открывается.

Ага. Ну, слушай.

Девушка, о которой идет речь, услышала, как открылась дверь. Она прижимается спиной к стене, натягивая на себя красное парчовое покрывало с Ложа Одной Ночи. Оно противно пахнет, как солончак после отлива, – это застывший страх её предшественниц. Кто-то вошел; слышно, как втаскивают что-то тяжелое. Дверь снова закрывается; темно, как в гробу. Почему здесь ни лампы, ни свечи?

Она в страхе выставляет перед собой руки, желая защититься, и тут её левую руку берет другая рука – нежно, без усилия. Будто задает вопрос.

Она не может ответить. Не может сказать: я не могу говорить.

Слепой убийца сбрасывает женскую чадру. Держит руку девушки, садится подле неё на ложе. Он по-прежнему намерен её убить, но с этим можно подождать. Он наслышан об этих затворницах, которых прячут от всех до последнего дня. Ему интересно. И вообще, девушка – вроде подарка, и подарок – для него. Отвергнуть такой дар – все равно, что плюнуть богам в лицо. Он знает, что надо торопиться, сделать дело и исчезнуть, но время ещё есть. Он вдыхает запах благовоний, которыми умастили её тело, запах похоронных дрог, что везут девушек, умерших до замужества. Погибшая свежесть.

Он не лишит её девственности, не сделает того, за что заплачено: фальшивый Владыка Подземного Мира наверняка уже был здесь и ушел. В ржавой кольчуге? Вполне возможно. Позвякивая, вошел в неё, как увесистый железный ключ, повернул в нежной плоти, открыл. Слепой убийца слишком хорошо помнит это ощущение. Такого он с ней не сделает.

Он подносит её руку к губам, не целуя, а лишь касаясь, – в знак уважения и преклонения. Милостивая и добрая госпожа, начинает он – обычное обращение бедняка к богатой благодетельнице – слух о вашей неземной красоте привел меня сюда, хотя за счастье находиться рядом с вами я заплачу жизнью. Я не вижу вас глазами, потому что слеп. Разрешите мне увидеть вас руками. Это будет последняя радость – возможно, и ваша тоже.

Он побывал в шкуре раба и шлюхи; это не прошло даром: он научился льстить, правдоподобно лгать и добиваться расположения. Он касается пальцами её подбородка и ждет; поколебавшись, девушка кивает. Ему кажется, он слышит её мысли: завтра я умру. Интересно, догадывается ли она, зачем он на самом деле пришел?

Лучшее порой совершается теми, кому некуда деться, у кого не осталось времени, кто воистину понимает, что такое беспомощный. Они не прикидывают риск или выгоду, не думают о будущем: их копьем в спину выталкивают в настоящее. Когда тебя сбрасывают в пропасть, падаешь или летишь; цепляешься за любую надежду, даже самую неправдоподобную, надеешься – если мне позволят употребить такое заезженное слово – даже на чудо. Это называется наперекор всему.

Такой была и эта ночь.

Слепой убийца очень медленно начинает её ласкать – одной рукой, правой, более умелой, той, что обычно держит кинжал. Он гладит её лицо, шею, затем и левой рукой, ласкает её обеими руками, нежно, точно отмыкая очень хрупкий замок, замок из шелка. Будто ласка воды. Девушка дрожит, но уже не от страха. Немного спустя парчовое покрывало падает, она берет руку убийцы и сама её направляет.

Прикосновение предшествует зрению, предшествует речи. Это первый и последний язык, и он не лжет.