Слепой убийца - читать онлайн книгу. Автор: Маргарет Этвуд cтр.№ 50

– Лора, – сказала я, – ради Бога, ты что тут творишь? Ты зачем снимки раскрасила? Те, в библиотеке. Отец разозлится.

– Я набивала руку, – ответила Лора. – Что ни говори, а их стоило немного оживить. По-моему, они выглядят получше.

– Они выглядят ненормально, – заметила я. – Или как больные. Зеленых лиц не бывает! И лиловых тоже.

Лора сохраняла невозмутимость.

– У них души такого цвета, – сказала она. – Так они должны выглядеть.

– У тебя будут неприятности. Узнают же, кто это сделал.

– Никто на них никогда не смотрит. Всем наплевать.

– Но бабушку Аделию лучше не трогай, – предупредила я. – И покойных дядюшек. Отец тебя убьет.

– Я хотела их раскрасить золотом, чтобы они были покрыты славой, – сказала Лора. – Но золотой краски нет. Только дядюшек. А бабушку стальным.

– Не смей! Отец в славу не верит. И отнеси лучше краски назад, пока тебя в воровстве не обвинили.

– Я их истратила не так уж много, – оправдывалась Лора. – Кроме того, я принесла Элвуду банку варенья. Это честная сделка.

– Думаю, варенье Рини. Из погреба. А тебе разрешили? Она все банки считает. – Я взяла в руки нашу фотографию. – А я почему голубая?

– Потому что спишь, – сказала она.

Но Лора стянула не только краски. Одна из её задач была – раскладывать в редакции негативы по конвертам. Элвуд любил порядок; и в темной комнате тоже. Негативы хранились в пергаминовых конвертах в хронологическом порядке – Лоре не составило труда найти негатив фотографии с пикника. Однажды, когда Элвуд ушел и Лора осталась в редакции одна, она отпечатала с этого негатива два черно-белых снимка. Никому не сказала; даже мне – до поры до времени. Напечатав фотографии, она положила негатив в сумочку и ушла домой. Она не считала, что это воровство.

Элвуд обманом получил фотографию: ему не разрешили снимать. Она всего лишь забрала то, что ему и не принадлежало.

Получив, что хотела, она перестала ходить в редакцию. Не объяснив, не предупредив. Мне казалось, это бестактно; это и было бестактно, потому что Элвуд был уязвлен. Он справлялся у Рини, не заболела ли Лора, но Рини сказала, что Лора, должно быть, передумала заниматься фотографией. У этой девочки много планов, у неё всегда причуды, и теперь, наверное, какая-то новая.

Её слова возбудили в Элвуде любопытство. Он стал следить за Лорой – плюс к обычной своей пронырливости. Не могу сказать, что он шпионил – за кустами не прятался. Просто больше обращал на Лору внимание. (Однако исчезновения негатива пока не заметил. Элвуду в голову не пришло, что у Лоры мог быть скрытый мотив его добиваться. Такой честный взгляд, такие распахнутые глаза, такой чистый лоб – её невозможно заподозрить в двуличии).

Поначалу Элвуд не заметил ничего необычного. Каждое воскресное утро Лора шла по главной улице в церковь, где учила пятилетних в воскресной школе. Три дня в неделю по утрам помогала в бесплатной столовой для безработных у вокзала. В столовой кормили щами голодных и грязных мужчин и мальчиков с поездов – затея стоящая, но не все в городе её одобряли. Одни считали этих людей тайными заговорщиками или, хуже того, коммунистами; другие полагали, что вообще не должно быть бесплатных столовых, потому что сами в поте лица зарабатывали себе на хлеб. Слышались выкрики: «Идите работать!» (Оскорбления неслись с обеих сторон, но безработные с поездов выражались сдержаннее. Они, конечно, презирали Лору и остальных церковных благодетелей. И находили способы это показать. Где шутка, где усмешка, а где пинок или злобный взгляд. Нет ничего тягостнее вынужденной благодарности.)

Местная полиция околачивалась неподалеку: вдруг кому из безработных придет в голову осесть в Порт-Тикондероге. Пусть тащатся дальше – куда угодно. Но впрыгивать в товарняки прямо на станции не разрешалось – железнодорожная компания такого не потерпит. Случались драки и кулачные бои, и – как писал Элвуд Мюррей – в ход шли полицейские дубинки.

И всем этим людям приходилось ковылять по шпалам и потом вскакивать в поезд на ходу, что было непросто: поезда уже набирали скорость. Бывали несчастные случаи, а однажды смерть: юноша лет шестнадцати, не больше, попал под колеса, и его фактически разрезало пополам. (После этого Лора заперлась в комнате на три дня и ничего не ела – она сама наливала юноше суп.) Элвуд Мюррей написал передовицу: случай прискорбный, но ни железнодорожная компания, ни, тем более, городские власти не виноваты – чего ждать, если идешь на необдуманный риск?

Лора выпрашивала у Рини косточки для церковной похлебки. Рини отвечала, что кости не валяются на дороге и не растут на деревьях. Кости ей самой нужны – для Авалона, для нас. Говорила, что у нас каждый грош на счету, и разве Лора не видит, как тяжело отцу? Но сопротивляться долго Рини не могла, и Лора получала косточку, или две, или три. Она не хотела к ним прикасаться и даже их видеть – она была довольно брезглива – и Рини заворачивала сама.

– Вот, бери. Эти бездельники нас разорят подчистую, – вздыхала она. – Я ещё луковицу положила. – Рини считала, что работать в столовой – слишком тяжело для молодой девушки.

– Они не бездельники, – говорила Лора. – Все только и стараются от них отделаться. А они хотят просто работу. Это все, чего им надо.

– Я думаю, – отзывалась Рини скептически и раздраженно. А мне потом говорила: – Она вылитая мать.

Я с Лорой в столовую не ходила. Она не звала, да и все равно времени у меня не было: отец вбил себе в голову, что я должна вдоль и поперек изучить пуговичный бизнес – это мой долг. Faute de mieux [77] , в компании «Чейз и Сыновья» мне предстояло быть сыном. Если придется всем тут заправлять, пора окунуться.

Я понимала, что у меня нет деловых способностей, но слишком боялась возражать. Каждое утро я сопровождала отца на фабрику, чтобы увидеть (его слова) настоящую жизнь. Будь я мальчиком, он поставил бы меня на конвейер – как в армии, где офицер должен уметь выполнить любую работу, которую поручает солдатам. А так меня приставили к инвентаризации и бухгалтерии: поступление сырья, выход продукции.

Работала я плохо – более или менее преднамеренно. Мне было скучно и страшно. Каждый день я, как собачонка, в своей монастырской юбке и блузке шла за отцом по пятам мимо рабочих.

Женщины меня презирали, мужчины на меня глазели. Я знала, что они отпускают шуточки за моей спиной: насчет осанки (женщины) и фигуры (мужчины) – и что они таким образом нас уравнивают. Я их не винила – на их месте я вела бы себя так же, – но все равно была оскорблена.

Фу ты, ну ты! Воображает себя царицей Савской.

Трахнуть бы её хорошенько – спеси бы поубавилось.

Отец ничего не замечал. Или предпочитал не замечать.