Слепой убийца - читать онлайн книгу. Автор: Маргарет Этвуд cтр.№ 105

И потому в памяти она осталась девушкой, в которой посторонний не увидел бы ничего необычного – светловолосая барышня, что поднимается на холм, погруженная в свои мысли. На свете много хорошеньких задумчивых девушек, тысячи, они рождаются на свет ежеминутно. И, по большей части, с ними ничего особенного не происходит. То да се – и они уже состарились. Но Лору выделили – ты, я. На картине она бы собирала полевые цветы, хотя редко чем-то таким занималась. У неё за спиной в лесной чаще притаился леший. Только мы его видим. Только мы знаем, что он набросится.

Я просмотрела написанное и вижу, что этого недостаточно. Слишком легкомысленно – или чересчур многое можно принять за легкомыслие. Куча одежды, стилей, расцветок, уже вышедших из моды, – крылышки бабочки-однодневки. Слишком много обедов, и не всегда удачных. Завтраки, пикники, океанские вояжи, маскарады, газеты, катание на лодках. Не очень-то вяжется с трагедией. Но в жизни трагедия – не бесконечный вопль. Она ещё и то, что ей предшествует. Однообразные часы, дни, годы, а потом вдруг – удар ножа, разрыв снаряда, полет автомобиля с моста.

Сейчас апрель. Проклюнулись и отцвели подснежники; вылезли крокусы. Скоро переберусь на заднюю веранду, буду писать за старым, обшарпанным, мышастым столом – по крайней мере, когда солнечно. Тротуары очистились ото льда – значит, снова можно гулять. Зимняя бездеятельность ослабила меня, я чувствую это по ногам. Тем не менее я намерена заявить права на прежнюю территорию – на те места, что пометила.

Сегодня, не без помощи палки, несколько раз остановившись, я добралась аж до кладбища. Оба чейзовских ангела неплохо пережили снежную зиму; имена умерших видны чуть хуже, но, возможно, дело в зрении. Я погладила эти имена, буквы; они тверды и осязаемы, но мне показалось, будто под пальцами они мягчеют, расплываются, колышутся. Время с его острыми невидимыми зубами их не пощадило.

Кто-то убрал с Лориной могилы осеннюю сырую листву. Теперь там лежал букетик белых нарциссов, уже увядших, завернутых в фольгу. Я их подобрала и выкинула в ближайший мусорный бак. Кто оценит эти подношения – что они себе думают, эти Лорины поклонники? Более того, кто, они думают, должен за ними убирать? Весь этот цветочный хлам – знаки поддельного горя, которыми они тут все замусорили.

Вот я вам покажу, тогда поплачете, говорила Рини. Будь мы её детьми, она бы нас отшлепала. А так мы никогда не узнали, что же она собиралась нам показать.

По дороге домой я зашла в кондитерскую. Должно быть, выглядела я не лучше, чем себя чувствовала, потому что ко мне тут же подошла официантка. Обычно здесь не обслуживают столики, сам все покупаешь и относишь, но эта девушка – темные волосы, овальное лицо, что-то вроде черной формы, – сама спросила, что мне принести. Я заказала кофе и для разнообразия плюшку с голубикой. Увидев, как девушка беседует с продавщицей, я поняла свою ошибку: это совсем не официантка, а такая же клиентка, а её черная форма – вовсе не форма, а просто куртка и брюки. Что-то на ней сверкало – молнии, наверное. Она ушла, а я толком не успела её поблагодарить.

Это так освежает, когда встречаешь любезность и участие в столь юной девушке. Слишком часто (размышляла я, думая о Сабрине) они проявляют лишь беспечную неблагодарность. Но беспечная неблагодарность – доспехи молодежи: как без них идти по жизни? Старики хотят молодым добра, но и зла хотят тоже: хотят пожрать молодых, впитать их живость и остаться бессмертными. Без этой защиты (суровость плюс легкомыслие) детей раздавило бы прошлым – чужим прошлым, что взвалили им на плечи. Эгоизм – их спасение.

До определенных пределов, разумеется.

Официантка в синем халатике принесла кофе. И плюшку – увидев её, я сразу поняла, что погорячилась. Прямо не знала, как к ней подступиться. Теперь в ресторанах все слишком огромное и тяжелое: материальный мир являет себя огромными непропеченными комьями теста.

Выпив кофе, сколько смогла, я отправилась в туалет. Прошлогодние надписи в средней кабинке закрасили, но, к счастью, сезон уже открылся. В правом верхнем углу одни инициалы признавались в любви другим, как это у них водится. Ниже – аккуратные синие печатные буквы:

Здравый смысл приходит благодаря опыту. Опыт приходит благодаря отсутствию здравого смысла.

Под этим фиолетовой шариковой авторучкой курсив: Если нужна девушка с опытом, звоните Аните, Умелому Ротику. Улетите под небеса – и номер телефона.

И ещё ниже – печатными буквами, красным фломастером: Близится Судный день. Готовься к Неизбежному – это относится к тебе, Анита.

Иногда я думаю – нет, фантазирую: может, эти надписи в туалете оставляет Лора – на расстоянии управляет руками девушек. Глупейшая мысль, но забавная – до следующего логического шага: значит, все эти сентенции предназначены мне – кого ещё в городе Лора знает? Но если мне, что же она имеет в виду? Не то, что говорит.

Порой мне ужасно хочется присоединиться, внести свою лепту, влить дребезжащий голос в анонимный хор увечных серенад, нацарапанных любовных посланий, скабрезных объявлений, гимнов и проклятий:

Начерчено пером – и невозможно

Ни благочестию, ни мудрости тревожной

Ни слова вычеркнуть. Слезами хоть залейся,

Ни буквы ты не смоешь, как ни бейся. [107]

Ха, думаю я. То-то вы взовьетесь.

Однажды, когда мне станет получше, я вернусь и действительно напишу. Это их приободрит – они же этого хотят. К чему мы все стремимся? Оставить слова, что подействуют, пусть чудовищно, отправить послание, что нельзя не прочесть.

Но такие послания бывают опасны. Подумай дважды, прежде чем загадывать желание, – особенно, если желаешь вручить себя судьбе.

(Подумай дважды, говорила Рини. А Лора спрашивала: Почему только дважды?)

Котенок

Пришел сентябрь, за ним октябрь. Лора снова ходила в школу – уже в другую. Там носили юбки в серо-голубую клетку, а не в черно-бордовую – в остальном, на мой взгляд, никакой разницы.

В ноябре, как только Лоре исполнилось семнадцать, она заявила, что Ричард зря тратит деньги. Если он настаивает, она будет ходить в школу, сидеть за партой, но ничему полезному не научится. Все это она сообщила абсолютно спокойно, без малейшей злобы, и, к моему удивлению, Ричард сдался.

– По сути, в школу ей ходить незачем, – сказал он. – Зарабатывать на жизнь ей все равно не придется.

Но Лору следовало чем-то занять – как и меня в свое время. Её причислили к добровольческой организации, которую опекала Уинифред, под названием «Авигеи» [108] . Престижная организация: девушки из хороших семей, будущие Уинифред, посещали больницы. В фартуках, точно доярки, с вышитыми на груди тюльпанами, ошивались в больничных палатах; предполагалось, что разговаривают с больными, может, читают, ободряют – правда, не уточнялось, каким образом.