Подойдя поближе, она увидела, что на софите установлен
розовый фильтр, точь-в-точь такой же был у Зака. Он раздобыл фильтры в театре,
сняв с вышедших из строя светильников. Сейчас этот софит освещал практически ту
же сцену, что на одном из снимков Зака, – силуэт ярко-розового койота в
траве. Причудливый снимок был сделан в сложной технике. Дженни он всегда
нравился. Но сейчас койот, стоящий под розовым светильником, почему-то нервировал
Дженни.
«Словно ждет фотографа», – подумала Дженни.
Сцена оставляла впечатление вечного ожидания.
Она поспешила к следующей лампе, белой, находившейся
примерно в десятке метров от первой. Впрочем, в таких условиях трудно было
правильно определить расстояние.
Эта лампа освещала стену, одиноко стоящую, с выбитыми
окнами. Ее украшали серебристые пятнышки и полоски. Зак как-то раз отправился в
подлежащий сносу квартал в Зума-Бич и расписал там стену, а потом
сфотографировал ее. Полиция заявила, что это вандализм, но Зак утверждал, что
искусство.
Дженни оглядела стену с обеих сторон. Стена тоже нервировала
ее… Здесь было чересчур тихо.
Стоило ей так подумать, как тут же послышался слабый
лязгающий звук.
Свет розовой лампы мигнул – словно кто-то пробежал мимо. Не
шелохнувшись, Дженни вглядывалась в темноту. Никаких движений. И никаких
звуков.
«Просто разыгравшееся воображение», – сказала она себе,
но это прозвучало не слишком убедительно.
То и дело оборачиваясь, Дженни поспешила к следующей лампе.
У этой фильтр был оранжевого цвета. Несколько лет назад Зак
увлекся фотографированием через разные цветные фильтры подброшенной в воздух
горсти питьевой соды. Только тут сода висела в воздухе, – легкое облачко,
подсвеченное оранжевым прожектором, – висела сама по себе. Можно было
различить отдельные крупинки, они мерцали и покачивались.
«Боже, выведи меня отсюда!»
Она попятилась и направилась к следующему островку.
Когда она подошла ближе, сердце подпрыгнуло у нее в груди.
Дженни побежала вперед. Там стояли рядом две синие лампы, и под одной из них
был Зак.
Дженни уже открыла рот, чтобы окликнуть его, но в последнюю
секунду остановилась. А что, если это не Зак? Один раз она уже попалась в
ловушку.
Она осторожно приблизилась, молча разглядывая человеческую
фигуру.
Та же рубашка, такая же футболка. Те же джинсы. Такие же
волосы завязаны в такой же конский хвост.
Он держал камень размером с кулак над куском холста,
расписанным серебряными полосками. Клал камень на ткань, внимательно на него
смотрел, потом снова поднимал. Вот он снова положил его, практически на прежнее
место.
– Я собираюсь назвать это «Камень на воде», –
пояснил он, поднимая голову. – Потому что на самом деле камни не плавают.
– Зак, – позвала Дженни.
Она опустилась на колени и положила руку ему на плечо.
Взгляд его серых глаз был отстраненным и потухшим, почти как у того, другого.
Но было в нем что-то такое, что Дженни безошибочно определила: перед ней ее
брат.
Снова послышался непонятный тихий звук. Дженни быстро
оглянулась – белая лампа на секунду погасла и снова зажглась.
– Зак, нужно спешить. – Она сжала его
плечо. – Я потом тебе все объясню, но тут что-то происходит, и нам нужно
поскорее добраться до двери.
Зак улыбнулся отсутствующей улыбкой, не глядя ей в глаза.
– Я знаю, что тут происходит, – сказал он. –
Это не имеет никакого значения. Это одна из моих галлюцинаций.
– Ты имеешь в виду твой кошмар?
– Можно назвать и так. – Он снова поднял камень,
немного переместил его и принялся разглядывать. – Я всегда знал, что это
должно произойти.
Дженни была поражена до глубины души.
– Ты знал, что нас похитит Сумеречный Человек?
– Знал, что я сойду с ума. – Еще чуть-чуть
поправив камень, он продолжал: – Вообще-то «похищен Сумеречным Человеком» тоже
очень интересная формулировка. Очень образно. Действительно, что это, если не
сумасшествие?
У Дженни округлились глаза. Она схватила кузена за плечи.
– Закари, ты не сумасшедший! – воскликнула
она. – Значит, в этом было все дело? Поэтому ты вел себя так странно? Ты
решил, что сошел с ума?
– Рассудок, похищенный Сумеречным Человеком, –
произнес он. – Рано или поздно это должно было случиться. Это у меня
наследственное.
– Ради бога, Зак! – Она не могла понять, о чем он
толкует.
Оранжевая лампа, ближайшая к ним, мигнула.
– Не беспокойся, – сказал Зак. – Ты ведь тоже
часть моей галлюцинации. По-настоящему больно не будет.
– Что не будет по-настоящему больно?
Зак глядел на камень на холсте.
– Все дело в измерениях, видишь? Холст двухмерный, а…
В один из синих софитов попала стрела, расколов его на
мельчайшие осколки.
«Стрела арбалета», – в ужасе поняла Дженни.
Она ее сразу узнала, потому что отец Зака три года подряд
участвовал в состязаниях по стрельбе из арбалета. Стрелы для арбалета куда более
смертоносны, чем обычные, а эта была целиком металлической и выглядела весьма
устрашающе.
Зак сметал стекло с холста.
– Зак, вставай! – с неистовой силой воскликнула
Дженни.
Еще одна стрела поразила другой синий прожектор. Дженни
отскочила, чтобы в нее не попали осколки. Зак заслонил собой камень.
– Зак, послушай! Это не галлюцинация, это
по-настоящему, и смерть тут тоже настоящая! Можешь взять камень с собой, если
хочешь, но нужно немедленно спасаться – немедленно! – Голос Дженни
сорвался на истерический крик.
До него наконец стало доходить. В тусклом свете звезд Дженни
увидела, что он поднялся на ноги, по-прежнему не выпуская камня из рук, и
сделал несколько шагов в том направлении, в котором тянула его Дженни.
«Оранжевый прожектор, – вспоминала Дженни. –
Оранжевый, потом белый, потом розовый. Дверь где-то там».
Оранжевая лампа разлетелась вдребезги, едва они приблизились
к ней.
– Зак, кто за нами гонится? Нет, не останавливайся,
идем! – Задыхаясь, Дженни тянула его за локоть.
Он обернулся, бросив назад задумчивый взгляд. Казалось, он
совершенно не напуган.
– Я, – ответил он.
Они добрались до одиноко стоящей стены, освещенной белым
прожектором. Под ее прикрытием Дженни почувствовала себя в некоторой
безопасности. Она в изумлении глядела на кузена:
– Ты?
– Я. Это моя галлюцинация – я гонюсь за самим собой.
Охочусь на самого себя.