Ну, это она просто вредничала.
– Ты говорила, что у моей крови вкус высокой магии и
секса. Или ты забыла меня столь скоро, королева Нисевин? – Я повесила
голову, опустила взгляд. – Неужели это значит для тебя так мало?
Я повела плечами, и мои свежеотросшие до плеч волосы упали
мне на лицо. Я заговорила из-за занавеса волос, сверкавших будто ограненные
рубины.
– Если кровь наследницы трона ничего для тебя не
значит, мне нечего предложить. – Я снова обратила к ней взгляд, отлично
представляя эффект, производимый моими трехцветными золотисто-зелеными глазами
в раме из кроваво-красных волос, в сочетании с блеском кожи, подобной
полированному алебастру. Я выросла среди женщин и мужчин, использовавших свою
красоту как оружие. Мне и в голову не пришло бы проделать такое по отношению к
другому сидхе, потому что все они были красивее меня, но с Нисевин, с ее
голодным взором, прикованным к моим мужчинам, – с ней я могла использовать
собственную иномирность, как она пыталась использовать свою.
Она шлепнула маленькими ладошками по подлокотникам кресла
так сильно, что белая мышь подпрыгнула.
– Во имя Флоры, ты – кровь и плоть твоей тети! Принц
Кел никогда не умел так пользоваться своей красотой, как Андаис или ты.
Я слегка поклонилась – кланяться сидя всегда бывает неловко.
– Очаровательный комплимент от прекрасной королевы.
Она самодовольно улыбнулась, поглаживая мышь, откинулась
назад в кресле так, чтобы прозрачное платье открыло еще больше. Тело ее перешло
за грань тонкого в сторону скелетообразного, так что казалось, будто она
постоянно недоедает. Но она считала свое тело прекрасным, и я никак не могла
показать, что думаю иначе.
Холод чуть позади меня оставался неподвижным. Он снял
поясной ремень, наплечную кобуру и пиджак – но ничего больше. Даже ботинки не
снял. Он не собирался раздеваться в присутствии Нисевин.
Дойл, по другую руку от меня, освободился от кобуры, снял
брючный ремень и рубашку. Серебряное колечко в его левом соске блестело так,
что Нисевин было видно, хоть он и был повернут к ней боком. Рис продолжал
возиться с водопадом густых черных волос, словно разглаживал шлейф у платья.
Мужчины в согласии двигались вокруг меня, словно фрейлины,
готовящиеся ко сну. Они оставили мне самой разбираться с Нисевин. Что означало,
что я справляюсь. Приятно осознавать.
Я продемонстрировала ей изгиб губ, красных, как алая-алая
роза, без всякой помады.
– Моя кровь за лечение моего рыцаря. Ты согласна?
– Ты очень легко предлагаешь свои соки,
принцесса. – Она была настороже.
– Я предлагаю лишь то, чем владею.
– Принц думает, будто владеет всем двором.
– Я знаю, что владею лишь телом, в котором обитаю. Все
большее – гордыня.
Королева рассмеялась.
– Ты вернешься домой ради моей трапезы?
– Ты согласна, что твоя трапеза – достаточная плата за
лечение моего рыцаря?
– Согласна, – кивнула она.
– Тогда чего будет стоить такая трапеза каждую неделю?
Я почувствовала, как напряглись мужчины за моей спиной.
Воздух в комнате вдруг сгустился. Я поборола желание оглянуться. Я – принцесса,
и мне не нужно спрашивать разрешения у моих стражей. Либо я правлю, либо нет.
Глаза Нисевин сузились в язычки бледного пламени.
– Что ты имеешь в виду, говоря "трапеза каждую
неделю"?
– Именно то, что сказала.
– Отчего ты предлагаешь мне свою кровь еженедельно?
– Ради союза между нами.
Холод подался ко мне по постели:
– Мередит, нет...
Он вот-вот сказал бы что-то неуместное и все разрушил. Я
уловила хвостик мысли, и она показалась мне неплохой.
– Нет, Холод, – сказала я. – Ты не говоришь
мне "нет". Я говорю тебе «нет» или «да». Не забывай. – Я одарила
его взглядом, надеюсь, вполне понятным. Заткнись, черт побери, и не порти дело.
Он сжал губы в тонкую черточку, очевидно, задетый, но сел, надувшись. Ну, хотя
бы промолчал.
Я услышала, как перевел дыхание Дойл, и бросила на него
взгляд. Единственного взгляда было достаточно. Он едва заметно кивнул и отдался
на волю Риса, расчесывавшего его длинные волосы. Их черные пряди были
волнистыми, наверное, из-за того, что были только что заплетены в косу: мне
помнилось, что волосы у Дойла прямые. Я отвлеклась на миг, глядя на Риса,
сплошь – бледное совершенство на фоне этой черноты. Покашливание Дойла
заставило меня вздрогнуть и вновь повернуться к зеркалу.
Нисевин смеялась колокольчиком, но колокольчики ее смеха
звучали чуть-чуть не в тон, словно тень уродства легла на что-то прекрасное.
– Прошу прощения за мою невнимательность, королева
Нисевин.
– Ну, если бы меня ожидал такой приз, я постаралась бы
завершить беседу поскорее.
– А как насчет приза в виде моей крови, ожидающего
тебя?
Ее личико посерьезнело.
– Ты настойчива. Очень не похоже на фейри.
– Я частью брауни, а мы – более упорный народ, чем
сидхе.
– Ты еще и отчасти человек.
Я улыбнулась.
– Люди в этом похожи на сидхе: есть более упорные, есть
менее.
Она не улыбнулась в ответ.
– Я вылечу твоего зеленого рыцаря в обмен на твою
кровь, но на том все. Одна трапеза, одно исцеление – и мы квиты.
– За глоток моей крови царь гоблинов Кураг стал моим
союзником на шесть месяцев.
Тонкие бровки приподнялись.
– Это дела гоблинов и сидхе, но не наши. Мы –
феи-крошки. Никого не заботит союз с нами. Мы не сражаемся в битвах. Мы не
вызываем на дуэли. Мы занимаемся своими делами, и пусть все прочие думают о
своих.
– Так ты отвергаешь союз?
– Думаю, осторожность будет здесь лучшей доблестью,
принцесса, насколько бы ты ни была вкусна.
В торговле всегда лучше вначале попробовать любезность, но
если она не помогает, есть и другие возможности.
– Никто не принимает вас во внимание, королева Нисевин,
поскольку считают слишком маленькими, чтобы брать в расчет.
– Принц Кел счел нас достаточно большими, чтобы
разрушить твои планы на зеленого рыцаря. – В ее голосе появился первый
намек на гнев.
– Да, но что предложил он вам за эти труды?
– Вкус плоти сидхе, крови сидхе, крови рыцаря. Мы
пировали той ночью, принцесса.
– Он платил вам чужой кровью, тогда как его тело полно
крови, всего на шаг уступающей крови самой королевы. Ты пробовала королеву хоть
однажды?