Поздно ночью Энн проснулась от ужасной боли и в панике
схватила Билла за руку. Она едва могла говорить; боль была такая, будто между
ног ей вставили раскаленную кочергу. Билл позвонил врачу, завернул жену в
одеяло и повез в больницу. Ее глаза округлились от ужаса, она крепко вцепилась
в его руку, умоляя остаться с ней. Доктор разрешил, но это было плохим
признаком. Энн мучилась от боли, истекала кровью и через два часа потеряла
ребенка, которого так отчаянно хотела. Она рыдала в объятиях Билла и не могла
остановиться.
Проснулась она в палате для выздоравливающих. Билл с
застывшим печальным взглядом сидел рядом, держа ее за руку. Доктор не мог
объяснить причину; что-то случилось с плодом, и тело Энн освободилось от него.
Он сказал, что это к лучшему. Но Энн оставалась безутешной и несколько недель
пролежала дома в постели. Ей разрешили встать, но она не хотела. Она похудела
на пятнадцать фунтов, стала похожа на обтянутый кожей скелет, не желала ни с
кем говорить и отказывалась куда-либо ехать. Фэй все узнавала со стороны.
Лайонел позвонил Энн, и Билл сообщил ему, что она здорова, но к телефону не
подходит. К тому же Энн упорно отказывалась от встречи с Фэй и впала в
истерику, когда Билл напомнил ей о матери. Она вопила, что это ее вина, и если
бы она, Энн, не отдала своего сына, то сейчас не была бы так несчастна. Она
ненавидела всех, временами даже Билла, и только в ноябре он смог увезти ее в
путешествие. Встретив их в Нью-Йорке, Гейл очень расстроилась.
– Энн ужасно выглядит.
– Я знаю. – Билл беспокоился о ней беспрестанно,
но ничем не мог помочь. Ей надо снова забеременеть, а на это требуется
время. – Она слишком тяжело пережила это.
С тех пор прошло уже два месяца, жена больше не заговаривала
на эту тему, но, взглянув на нее, нетрудно было понять, как она опустошена,
насколько убита горем, и даже новые украшения совсем не радовали Энн. И
путешествие в Сент-Мориц на Рождество не смогло отвлечь ее от тягостных мыслей.
В январе Энн стала оживать. Шесть недель депрессии, которые
предсказывал доктор, обернулись тремя месяцами, но и они наконец закончились.
Энн вернулась к прежней жизни, к магазинам, к встречам с друзьями, чаще звонила
Гейл в Нью-Йорк, снова строила температурную кривую и через два месяца опять
забеременела. Энн обнаружила это в День святого Валентина, но на сей раз все
длилось только шесть недель, и в начале марта она потеряла ребенка, через две
недели после того, как узнала. Билл клял себя; его малышка снова прошла через
этот кошмар, однако теперь казалась спокойнее. Молчаливая, отстраненная, она
редко упоминала о случившемся, и это беспокоило его еще сильнее. Уж лучше бы
она рыдала, билась в истерике, но в конце концов воскресла. А теперь что-то
умерло в е глазах.
Энн выбросила термометр и собиралась переделать комнату для
гостей из зеленой в голубую. Ее безразличие разрывало сердце Билла еще больше,
чем раньше, но он ничего не мог сделать. Поздно ночью Энн призналась ему, что
это, должно быть, из-за наркотиков, которые она принимала тогда… Но с тех пор
прошло пять лет, и Билл был убежден, что это не имеет отношения к беременности.
Но она винила себя, опять вспоминала первого ребенка, считала, что уже никогда
не сможет родить, и Билл не спорил, просто занимался с ней любовью, и когда,
наконец, жена снова взялась за термометр, почувствовал облегчение. Энн
продолжала избегать родителей, как чумы, особенно Фэй, но Билл время от времени
приносил от них новости. Он слышал, что Тэйеры затеяли какой-то особенный фильм
и ищут звезду.
– Может, они дали бы роль Вэл? – сказал Билл
как-то за ланчем.
Энн постоянно напоминала себе, что муж создал для нее
прекрасную жизнь, дал счастье. А вот она не в состоянии родить ему дитя. Слава
Богу, для него это не так важно, как для нее. Услышав слова, мужа она фыркнула.
– Подходящий вариант, если они делают фильм ужасов и им
нужна звезда, умеющая громко орать. – Она рассказала, что Вэл славится
своими воплями, и Билл рассмеялся. Энн вышла из депрессии гораздо быстрее, он
ожидал худшего.
Однако замечание о Вэл было не столь глупым, как казалось.
Фэй и Вард перебрали сотню вариантов, но никто не годился на роль. Им хотелось
кого-то нового, свежего, красивого, полного жизни. Отчаявшись, Вард предложил
жене идею Билла.
– Вэл? – Она глубоко вздохнула и напряженно
посмотрела на Барда. – Не думаю. – Фэй никогда не снимала своих детей
и в течение двадцати лет жила в двух разных мирах, а сейчас они грозили
столкнуться. Кроме всего прочего, Вэл – нелегкий человек, Фэй редко сходилась с
дочерью во мнениях. Более того, у нее нет опыта работы в хороших фильмах. С
другой стороны, такая роль стала бы подарком для Вэл. – Я не знаю, Вард…
– Хорошо, давай поищем еще. Мы же хотели порыскать в
Европе или Нью-Йорке, скоро начнем искать под землей. Почему не попытаться?
– А если она не справится?
– Тогда ты сотрешь ее в порошок.
– Собственного ребенка?
– Я не думаю, что до такого дойдет. Но, возможно, вся
се жизнь изменится, Фэй. Такой шанс ей необходим. Вэл способная девочка, просто
у нее не было возможности показать себя в стоящих картинах.
Фэй печально улыбнулась.
– Ты говоришь, как импресарио. Но, милый, она не
подойдет.
– Почему ты так уверена? – Он взял со стола
фотографию в рамке и протянул Фэй. – Она выглядит именно так, как ты хочешь,
разве нет?
Фэй снова улыбнулась мужу.
– Хорошо, будь по-твоему. – Она покорилась, и Вард
широко улыбнулся. Он гордился женой; оба знали, что затеяли нелегкое дело, но
он был убежден, что выбор верен, он сделает все, чтобы у девочки получилось.
Фэй понимала, что он, в сущности, прав: Вэл обладала всеми
качествами, требующимися от звезды, но будет странно работать с собственной
дочерью. С другой стороны, нельзя упускать такой шанс. Может быть, это
действительно поможет Вэл?
Вард подошел к жене.
– Ты ужасная, надеюсь, ты это знаешь? – проговорил
он с улыбкой.
Фэй посмотрела на него снизу вверх.
– Уверена, ты поведаешь об этом своей дочери.
40
– Ты хочешь, чтобы?.. – завопила Вэл в трубку.
Звонил ее агент. Она сидела дома, занимаясь маникюром и
раздумывая, когда пойти поесть – прямо сейчас или позже. В холодильнике, как
обычно, пусто, соседки весело болтали, и Вэл не хотелось никуда идти. Она
устала от мужчин, все одно и то же. Расставшись с девственностью шесть лет
назад, она не могла даже вспомнить всех тех, с кем спала.
– Я хочу, чтобы ты почитала для Фэй Тэйер, –
терпеливо повторил агент.
– Ты понимаешь, с кем говоришь? – Он, наверное,
свихнулся. – Меня зовут Вэл Тэйер. – Она хотела добавить: «черт
побери», но вовремя остановила себя. На этой неделе ее ждала новая работа в
фильме о наркоманах. Роль небольшая, но хватит заплатить за аренду, и даже
кое-что останется. Не хотелось менять планы. Она снималась уже четыре года и
знала, что перерывы делать нельзя.