Я открыла рот, чтобы возразить, но тут же передумала.
– Ничего из ряда вон, – продолжала она. – Не хочу, чтобы ты боялась. Если ты не против экспериментов, я могу прописать тебе кое-какие препараты, которые немножко тебя успокоят. Они помогут тебе жить без этих тревожных фантазий.
– Ну, не знаю… Я…
– Я не стану ничего прописывать, пока тебя это смущает. Иди домой и подумай над этим. Обсуди со своей мамой. Я хочу, чтобы ты положительно воспринимала все, что мы будем делать для твоего выхода из кризиса.
Она снова опустила голову и стала сосредоточенно строчить в блокноте. Это значило, что прием окончен.
Я встала, но не ушла. Казалось, у меня сейчас взорвутся мозги. Я хотела продолжить наш разговор. Хотела задать ей сотню вопросов. Сказать, что меня вовсе не глючило в доме у Гарри. Что я все видела наяву.
Я слишком хорошо разглядела лицо существа, чтобы это можно было списать на разгулявшееся воображение. Я видела, как тварь выпрыгнула из окна спальни. Слышала стук, когда она приземлилась на задний двор.
Мне было нужно, чтобы доктор Шейн мне поверила. Мама мне не верит. Нейт – тоже. Она была моей последней надеждой.
– До встречи через два дня, – пробормотала я и побрела к двери.
Наверное, мне еще никогда не было так одиноко. Смогу ли я убедить доктора во время следующего приема? Убедить, что мне стало лучше? Что мой разум очистился? Что я уже способна отличить галлюцинацию от реальности?
Во всяком случае, мне так казалось.
Пока я не вернулась домой, где меня ждало еще одно безумное видение.
Я вошла в гостиную, и меня сразу ослепил солнечный свет из окна. Я подняла руку, чтобы защитить глаза – и мне почудился (уже, наверное, в сотый раз) Морти, развалившийся на ковре.
Я взвизгнула.
Это когда-нибудь кончится?!
Но на этом потрясения не закончились.
25
Я заморгала, прогоняя образ большого белого пса на ковре, но не смогла заставить его исчезнуть. Пес перекатился на живот и вскочил. Солнечный свет сверкнул в его глазах красными огоньками.
А затем моя галлюцинация бросилась мне навстречу, топоча лапами по ковру и бешено вращая пушистым хвостом. Я не сообразила, что пес настоящий, пока он не прыгнул мне на грудь, заставив попятиться к дивану. В следующую секунду он уже облизывал мне лицо, а я радостно вопила:
– Морти? Морти? Это правда ты?!
Вошла мама в обнимку с огромным горшком герани.
– Я как раз была у соседей, не успела порадовать тебя новостью.
– Это действительно Морти? – Я ласково отстранила его, пока он не пролизал мне лицо до дыр. – Неужели?..
– Одна милая молодая женщина подобрала его возле Мартинсвилля, – сообщила мама. – Она привезла его, пока ты была у доктора.
– Просто не верится! – Обняв Морти за шею, я крепко-крепко прижала его к себе. – Видишь, мама? У меня все постепенно налаживается.
– Дай-то Бог, – промолвила она.
* * *
– Я смотрю, тебе полегчало, – сказала Сэралинн. – Не думала, что ты поедешь с нами сегодня.
– Она любит посмотреть на чужое позорище, – вставил сидевший за рулем Нейт. Он свернул на Ривер-роуд. Мы втроем ехали на выступление Айзека и его группы.
Солнце уже зашло, окутав мир синевой. Высокие деревья склонялись над петляющей дорогой, закрывая лунный свет, отчего казалось, будто мы бороздим глубокие черные омуты.
– Да вот захотелось выбраться из дому и послушать музыку, – сказала я.
– Музыку? Тогда нам точно не на концерт Айзека. – Нейт обнял меня за плечо свободной рукой и притянул к себе.
– Двумя руками веди, пожалуйста, – попросила я.
– Они репетировали как проклятые, – вставила с заднего сиденья Сэралинн. – Может, хоть немножко руку набили.
– Может, мне даже не понадобятся беруши, которые я захватил, – сказал Нейт.
– Да ты, смотрю, не в духе, – сказала я.
А сама опять представила, как Айзек меня целует. Видел ли это Нейт? Не потому ли он в последнее время ополчился на Айзека? Все его шуточки в адрес друга были злыми, враждебными, словно и не было между ними многолетней дружбы.
– Я предложил всей команде маски Франкенштейна из моей коллекции, – не унимался Нейт. – Они могли бы переименовать группу в «Молодой Франкенштейн». Понимаете? Когда они начнут играть, никто не увидит их лиц. Хоть не так стыдно будет.
– Добрая душа, – съязвила Сэралинн.
– Хорош изгаляться, – сказала я. – Мы вообще-то едем поддержать Айзека.
На это Нейт пробубнил что-то неразборчивое. Некоторое время мы ехали дорогой, что вилась вдоль реки Конононки. Темная вода струилась мимо нас, изредка переливаясь серебристыми отблесками лунного света.
– До восемнадцати пиво не продают, – сказал Нейт. – Но я принес липовые документы, раньше вроде прокатывало. Старайтесь выглядеть постарше.
– Я специально сделала высокую прическу, – сказала Сэралинн. На ней был ее клубный прикид – короткая красная плиссированная юбочка, серебристые лосины и блестящая жилетка поверх шелкового серебристого топика.
У меня клубных костюмов не было. Я надела шелковый золотистый топик и джинсы со стразами на карманах.
– Я тяну на двенадцать. Ничего не могу поделать, – вздохнула я.
– Ну, тогда постарайся не отсвечивать, – сказал Нейт. – У них там все равно запарка. Соберутся все ребята из школы.
Он свернул на широкую заасфальтированную подъездную дорогу. «Оранжерея» – один из трех клубов, которые находятся рядом на Ривер-роуд. Это музыкальный клуб, не танцевальный. Обычно за вечер там выступают две-три группы. Как правило, вход разрешен с восемнадцати лет. Но когда выступают подростковые команды, двери открыты и для старшеклассников.
Было еще рано. Мы знали, что группа Айзека выступает первой. На стоянке я заметила всего четыре-пять машин. А я надеялась, что послушать Айзека придет много ребят из школы.
Мы вылезли из машины. Из динамиков на столбах, окружавших парковку, гремел хип-хоп. Неоновая вывеска «Оранжерея» потрескивала, пока мы огибали ее, направляясь к входу.
Мы заплатили по пять долларов бритоголовому амбалу, который стоял на входе, скрестив на груди руки, перевитые обалденными татуировками в виде змей и драконов. Внутри пульсировали красные огни. Стены и потолок были красными, как и банкетки. Полагаю, вы уже догадались, что с цветовой гаммой тут не заморачиваются.
Пахло пивом. Три-четыре человека выстроились в очередь к бару в глубине клуба. Вглядываясь в мигающий дымный свет, я узнала среди сидевших на банкетках несколько ребят из школы и помахала им рукой.
Сцена была квадратная – открытая площадка в дальнем конце клуба. Айзек с друзьями налаживали инструменты, подключая их к выданным администрацией усилителям и динамикам.