Уже по дороге к лестнице Бренда вдруг обернулась и схватила меня за руку.
– Послушай, – произнесла она шепотом, – не позволяй ему ложиться поздно. Я серьезно. Ему это очень вредно. Ни в коем случае не позволяй Гарри ложиться поздно.
17
Нейт осторожно поцеловал меня. Я сильнее прижалась губами к его губам. Обхватив рукою затылок Нейта, я целовала его, пока мы оба не начали задыхаться. Я отстранилась, взъерошив пальцами его волосы.
– Договаривай, – сказал он, потершись лбом о мою щеку. Мы обжимались на диване у камина в моей гостиной.
– Значит, мать просила, чтобы ты не позволяла мелкому поздно ложиться…
Я кивнула.
– Да. Чтобы ни в коем случае. А я такая: почему нельзя? У него что-то со здоровьем?
– А она? – допытывался Нейт.
– А она – нет, со здоровьем у него все нормально. Просто ему нужно спать дольше, чем большинству детей. Он, мол, становится ужасно капризным и не может сосредоточиться, если не поспит как минимум восемь часов. Ну не странно ли?
– Хотел бы я дрыхнуть по восемь часов, – вздохнул Нейт. – Брательник у меня «жаворонок». Ровно в полседьмого запрыгивает мне на кровать, чтобы разбудить, просто так.
– Тебе стоило бы его прикончить.
Нейт засмеялся. Он вообще считает меня остроумной. Он притянул меня к себе, и мы снова стали целоваться. Когда позвонили в дверь, мы вскочили, будто нас застукали за чем-то неподобающим.
Приглаживая волосы, я побежала открывать. Это пришли Айзек и Сэралинн.
– Попрошу со мной не разговаривать. Настроение ни к черту, – с порога предупредил Айзек.
– И тебе тоже здрасте, – ответила я. – Пришел устроить нам всем такое же?
– В точку, – сказал он. – Одному, что ли, киснуть?
– Он никак не заткнется насчет своей группы, – сообщила Сэралинн. – Уж как я его умоляла сменить тему, чуть ли не на коленях, а он…
– Кто-нибудь, избавьте меня от этих страданий, – запричитал Айзек. – Нет, серьезно. Пристрелите, чтоб не мучился. – Он плюхнулся на диван рядом с Нейтом.
– Айзек, в чем дело? – спросил тот.
В ответ Айзек поднял кулак, да как врежет ему по ляжке!
– Больно?
Нейт вскрикнул и отпрянул на другой конец дивана.
– Еще как. Очумел, что ли?
– Вот так сейчас и бедной моей головушке, – простонал Айзек.
Нейт потирал ногу.
– С каких пор у тебя есть головушка? – прорычал он.
– В субботу вечером у нас концерт, – продолжал Айзек, не обращая внимания на его выпад. – Ну, помните, в «Оранжерее». Между прочим, не задаром. И знаете что? Нас осталось всего двое – я и тот балбес из дома напротив, который не знает, с какого конца держать палочки.
– Это очень прискорбно, – сказал Нейт. – Напомни, чтобы я не пересекался с тобой в субботу вечером.
Он поглядывал на друга со злостью. Боюсь, что он вспоминал, как Айзек поцеловал меня в гараже.
Я не сомневалась, что Нейт нас видел. Однако он до сих пор не сказал мне ни слова.
Айзек заворчал и отвернулся от нас троих. Уткнувшись лицом в ладони, он бормотал под нос проклятия. Любит человек трагические жесты.
– А нельзя поговорить о чем-то другом? – возмутилась Сэралинн. – Как твой первый день в школе, Лиза?
– Нормально, – сказала я. – Все были очень добры. Я так рада вернуться! Меня не доводили даже тупые шуточки мистера Тревелайна.
– Остряк-самоучка, – подхватила Сэралинн. – Небось черпает свои приколы из детсадовских книжек. «Что сказало яблоко земле? Шмяк!»
– Охренеть прям, – пробурчал Айзек.
– Я надеялась, Лиза еще побудет дома. – Мы дружно обернулись: в комнату вошла моя мама, держа в здоровой руке высокую синюю вазу с желтыми тюльпанами. – Не хочу, чтобы она перегружалась. Ей нужно время, чтобы восстановиться как следует.
– Это была идея доктора Шейн, – огрызнулась я. – Дело сделано, так что нечего переживать.
Что-то часто я стала на маму срываться… Раньше она никогда не была паникершей. Напротив, она считалась в семье самой спокойной и рассудительной. Но после катастрофы стала переживать из-за любой мелочи и все видеть исключительно в черном свете.
А я хотела прийти в себя и жить дальше. Я не собиралась складывать лапки и психовать из-за всякой ерунды.
Мама поставила вазу на кофейный столик и несколько минут возилась с тюльпанами.
– Лиза уже рассказала вам о своей новой работе? Для нас это такая хорошая новость! Тем более я пока не могу вернуться в свой салон из-за вот этого. – Она покрутила загипсованной рукой.
– Из Лизы получится чудесная няня, – сказала Сэралинн. – Этот малыш – настоящий счастливчик. Он…
– Но улица Страха… – покачала головой мама. – Право, я не знаю…
– Мам, все! – отрезала я. – Хватит меня отговаривать. Это тоже идея доктора Шейн, помнишь? Она считает, что я справлюсь. Дай мне попробовать. И потом, с каких пор ты стала суеверной?
Мама вздрогнула. Мой вопрос явно ее задел. Но мне было все равно. Я открывала новую главу в своей жизни и нуждалась в поддержке, а не сомнениях.
Вскоре все разошлись по домам. Айзек сказал, что будет уламывать своих друзей вернуться в группу. Нейт наспех чмокнул меня в щеку и пообещал подбросить до новой работы завтра после занятий. Сэралинн попросила позвонить позже, если понадобится.
Я вернулась к себе, чтобы почитать кое-что из заданного на уроках английского. Но не успела я найти тетрадку с заданием, как зазвонил телефон. Номер на определителе оказался незнакомым, но я все-таки ответила:
– Алло?
– Лиза? Это Саммер Лоусон.
Саммер Лоусон? Я не сразу вспомнила ее. Высокая рыжая девица, которая ходила со мной на занятия по политике, красавица с точеными скулами супермодели и длинными серьгами в ушах, всегда увешанная кучей побрякушек и бус. Вся такая из себя стильная и продвинутая.
Саммер Лоусон. Что там еще? Ах да, она была подружкой Нейта. Еще до меня. Из-за чего они расстались? Я без понятия.
– Привет, Саммер, – сказала я. – В чем дело?
Последовало долгое молчание. Потом она ответила. Ровным, холодным голосом:
– Ты в курсе, что у тебя крупные проблемы?
– Чего-чего? – переспросила я. – Какие еще проблемы?
– Лиза, – сказала она, – ты хоть что-нибудь знаешь о Нейте?
– Что? Я… честно, не понимаю, о чем ты, – пробормотала я.
– Ну так скоро поймешь, – сказала она.
Громкий щелчок отбоя завершил разговор.
18
На следующий день после уроков я слегка волновалась из-за новой работы. Поднимаясь по дорожке к дому Брендиной сестры, я увидела в окне Гарри. Солнечные лучи играли в его волосах, отчего он буквально светился, как настоящий ангелочек.