|
Cтраница 28
Элла
Не двигайте губами – пусть король повременит… Тременс
Король, король, король! Им все полно: людские души, воздух, – и ходит слух, что в тучах на рассвете играет герб его, а не заря. Меж тем – никто в лицо его не знает. Он на монетах – в маске. Говорят, среди толпы, неузнанный и зоркий, гуляет он по городу, по рынкам. Элла
Я видела, как ездит он в сенат в сопровожденье всадников. Карета вся синим лаком лоснится. На дверце корона, а в окошке занавеска опущена… Тременс
…И, думаю, внутри нет никого. Пешком король наш ходит… А синий блеск и кони вороные для виду. Он обманщик, наш король! Его бы… Ганус
Стойте, Элла, вы мне в глаз попали краской… Можно говорить? Элла
Да, можете. Я поищу парик… Ганус
Скажи мне, Тременс, непонятно мне: чего ты хочешь? По стране скитаясь, заметил я, что за четыре года блистательного мира – после войн и мятежей – страна окрепла дивно. И это все свершил один король. Чего ж ты хочешь? Новых потрясений? Но почему? Власть короля, живая и стройная, меня теперь волнует, как музыка… Мне странно самому, – но понял я, что бунтовать – преступно. Тременс
(медленно встает)
Ты как сказал? Ослышался я? Ганус, ты… каешься, жалеешь и как будто благодаришь за наказанье! Ганус
Нет. Скорбей сердечных, слез моей Мидии я королю вовеки не прощу. Но посуди: пока мы выкликали великие слова – о притесненьях, о нищете и горестях народных, за нас уже сам действовал король… Тременс
(тяжело зашагал по комнате, барабаня на ходу по мебели)
Постой, постой! Ужель ты правда думал, что вот с таким упорством я работал на благо выдуманного народа? Чтоб всякая навозная душа, какой-нибудь пьянчуга-золотарь, корявый конюх мог бы наводить на ноготки себе зеркальный лоск и пятый палец отгибать жеманно, когда он стряхивает сопли? Нет, ошибся ты!.. Элла
Чуть голову направо… каракуль натяну вам… Папа, садись, прошу я… Ведь в глазах рябит. Тременс
Ошибся ты! Бунты бывали, Ганус… Уже не раз на площадях времен сходились – низколобая преступность, посредственность и пошлость… Их слова я повторял, но разумел другое, – и мнилось мне, что сквозь слова тупые ты чувствуешь мой истинный огонь и твой огонь ответствует. А ныне он сузился, огонь твой, он ушел, в страсть к женщине… Мне очень жаль тебя. Ганус
Чего ж ты хочешь? Элла, не мешайте мне говорить… Тременс
Ты видел при луне в ночь ветреную тени от развалин? Вот красота предельная, – и к ней веду я мир. Элла
Не возражайте… Смирно!.. Сожмите губы. Черточку одну высокомерья… Так. Кармином ноздри снутри – нет, не чихайте! Страсть – в ноздрях. Они теперь у вас, как у арабских коней. Вот так. Прошу молчать. К тому же отец мой совершенно прав. Тременс
Ты скажешь: король – высокий чародей. Согласен. Набухли солнцем житницы тугие, доступно всем наук великолепье, труд облегчен игрою сил сокрытых, и воздух чист в поющих мастерских – согласен я. Но отчего мы вечно хотим расти, хотим взбираться в гору, от единицы к тысяче, когда наклонный путь – к нулю от единицы – быстрей и слаще? Жизнь сама пример – она несется опрометью к праху, все истребляет на пути своем: сперва перегрызает пуповину, потом плоды и птиц рвет на клочки, и сердце бьет снутри копытом жадным, пока нам грудь не выбьет… А поэт, что мысль свою на звуки разбивает? А девушка, что молит об ударе мужской любви? Все, Ганус, разрушенье. И чем быстрей оно, тем слаще, слаще… Элла
Теперь сюртук, перчатки – и готово! Отелло, право, я довольна вами… (Декламирует.)
«Но все же я тебя боюсь. Как смерть, бываешь страшен ты, когда глазами вращаешь так. Зачем бы мне бояться, – не знаю я: вины своей не знаю, и все же чувствую, что я боюсь…» А сапоги потерты, да уж ладно… Ганус
(Смотрится в зеркало.)
Вот каков я! Давно, давно… Мидия… маскарад… огни, духи… скорее, ах, скорее! Поторопитесь, Элла! Элла
Тременс
Так ты решил мне изменить, мой друг? Ганус
Не надо, Тременс! Как-нибудь потом поговорим… Сейчас мне трудно спорить… Быть может, ты и прав. Прощай же, милый… Ты понимаешь… Элла
Тременс
Вернуться к просмотру книги
Перейти к Оглавлению
Перейти к Примечанию
|
ВХОД
ПОИСК ПО САЙТУ
КАЛЕНДАРЬ
|