Ну, как она, неработающая, разведенная, имеющая к тому же несовершеннолетних детей на иждивении, объяснит происхождение миллионов в банковской ячейке? Бывший муж дал? А он их происхождение как объяснит? Алименты? Да где такие зарплаты в Чацке? Понятно, что взятки. Вор тоже это знал. Потому и не погнушался.
Кражи эти начались год назад, но Бобров узнал о них далеко не сразу, только, когда факт уже невозможно было утаить. И о кражах заговорили не только в банке, но уже и в городе. Пошел слух, и слух неприятный. Руководство банка стало опасаться, что народ побежит забирать деньги из ячеек. До этого «Счастливый» считался абсолютно надежным банком в плане сохранности добра, будь то рубли, валюта, драгоценности или важные документы.
Богатые люди были и в Чацке, и все они арендовали в «Счастливом» ячейки. И вот в банке завелась крыса. Бобров подозревал, что его коллега таким вот образом выплачивает себе ежемесячную премию. Числа были плавающие, деньги пропадали как в начале месяца, так и в середине, и в конце. Крыса еще ни разу не ошиблась и не залезла в пустую ячейку. Потому что в кражах прослеживалась система. А график был плавающий потому, что преступник был очень умен. Он понимал, что его не так уж сложно будет вычислить, если он станет наведываться за премией, допустим, каждое второе число. Можно ведь посмотреть записи с видеокамер.
А так, смотрите на здоровье. И смотрели. Директор смотрел, Протопопов смотрел, Бобров тоже смотрел, и даже всемогущий Мартин, самый умный человек во всем Чацке. Либо нашелся кто-то поумнее Мартина, либо воровал сам Мартин.
«Если это Мартин, мы никогда его не поймаем», — грустно думал Бобров. «Это невозможно».
Мартином звали заместителя директора банка. Сам директор, Сергей Валерьевич Шелковников, холеный красавец лет пятидесяти, похоже, лишь служил Мартину ширмой, хотя поначалу Бобров подумал, что это Мартин — зицпредседатель. Но потом узнал, что Андрей Борисович Мартин угробил все частные банки, в которых служил ранее, до «Счастливого». Угробил с целью обосноваться в «Счастливом». У Мартина была целая схема, как положить банк, причем любой, и Бобров признал эту схему гениальной. Похоже, Мартину за подрывную работу хорошо платили. Шелковников не подписывал без него ни одного документа. Если его заместителя по какой-то причине не было на рабочем месте, а документ надо было срочно подписать, Шелковников просто исчезал, отговариваясь делами или болезнью. Он, похоже, и дышать боялся, не посоветовавшись с Мартином.
Так вот: Мартин записи с видеокамер смотрел и пожал плечами:
— Ничего не могу сказать.
Уж если он не мог, так что говорить об остальных?
Обстановка в «Счастливом» была нездоровой с тех пор, как начались кражи. Хотя поначалу никто не принял это всерьез. Богатые люди, подчас, и сами не знают, сколько у них денег. Вор ведь не забирал из ячейки все. Он забирал часть. А клиент закладывал ячейку без свидетелей, и без описи. Доказать ничего было невозможно. В том-то и была гениальность вора. Он точно все рассчитал.
Бобров был свидетелем одного такого допроса. Это было, когда в банке еще не понимали, что воровство стало системой. Бобров из любопытства зашел в кабинет Протопопова, где тот снимал показания у грузного мужчины, владельца рынка. Рынков в Чацке было несколько, тот, кого решили пощипать, владел не самым большим. Явно блатной, весь в наколках, с золотой голдой на шее, обокраденный «бизнесмен» употреблял так много матерных слов, что протокол писать было невозможно. Но Протопопов не смел его перебивать.
— Я его, бля урою. За яйца подвешу. Ты мне его только найди, слышишь? — давила туша на Кольку Протопопова, не выдавая при этом никакой конкретики. Сколько было денег в ячейке, какая сумма пропала?
— А я че помню? Их сто пудов было больше, — гнула свое туша в голде.
Бобров не мог взять в толк, зачем хозяин рынка вообще принес в ячейку деньги? У блатных разве не общак? Не понятия? Они свои деньги уже не в банки трехлитровые закатывают, и не хоронят в подполе, переведя миллионы в золотые слитки?
Видать, у туши денег было столько, что она решила занести немного и в банк. На всякий случай. Дело было в принципе. Неважно, сколько именно пропало. Красть деньги у авторитетов не по понятиям.
Именно из этого допроса Бобров и понял, насколько опасно хранить деньги в депозитарной ячейке, если, не дай бог, в банке завелась крыса. Потому что за содержимое ячейки банк не отвечает. Вопрос был в том, дорожит «Счастливый» своей репутацией или не дорожит?
Как показали дальнейшие события, дорожил, и даже очень. Но в тот вечер Бобров просто ушел с работы в потускневших чувствах. Его внутренний барометр наконец-то настроился на чацкую реальность. Боброву даже захотелось кокаина, но он вовремя вспомнил о Нине.
К тому же Шурочка, когда он проходил по операционному залу, сказала:
— Андрей, не забудь: завтра в два у нас. Нина тебя ждет.
И Бобров на время забыл про кражу.
Погода была чудесная, Зиненки жили в Шепетовке, в частном доме. Это означало, что у них в саду завтра будет пикник. На который соберется молодежь, в основном сотрудники банка «Счастливый». Будет Миллер с гитарой, Свежевский со своей гаденькой улыбочкой, хихикающая Шурочка, возможно, заедет Колька Протопопов со своей невестой Зиночкой. И, разумеется, будет Бобров, Нинин жених.
Но когда Бобров пришел домой, он поневоле вспомнил о краже.
Глава 2
В его окнах горел свет, и Бобров понял, что к нему забрел Ося Гольдман. По пятницам они традиционно пили водку и играли в шахматы, если Бобров не ехал на свидание с Ниной. Поскольку свидание это, как и решительное объяснение, было назначено на завтра, а Ося был в курсе всех Бобровских дел, то он пришел на пятничное рандеву.
Гольдман был единственным другом Боброва в Чацке и возможно на всем белом свете. Тощий еврей с печальными библейскими глазами, которые казались еще больше за стеклами круглых, как велосипедные колеса очков, Гольдман работал в самой большой чацкой больнице, где заведовал отделением психиатрии. Сам он был человеком здравомыслящим, циничным, что и сблизило их с Бобровым, и почти также умен, как Мартин.
Жил Гольдман со своими родителями, поскольку был до сих пор не женат. Вместе с ним жила младшая сестра с многочисленным потомством, потому Бобров и дал Осе ключ от своей квартиры-студии. Чтобы Гольдману было, где отдохнуть от своих психов и от своей семьи, где тоже, похоже, все были ненормальные, кроме него самого, потому что плодились, как кролики без перспективы получить хотя бы еще одну квартиру. У Гольдманов было так тесно, что Бобров предпочитал оставаться на лестничной клетке в ожидании своего друга. Или вообще на улице, в машине. У Оси была даже не комната, а угол: узкая кровать, отделенная ширмой. Только тощий, почти бестелесный Ося мог на этой спартанской койке поместиться и даже умудрялся высыпаться. Сам Бобров купил для него удобный диван, который поставил в своей студии, у окна.