Он пролетел через гостиную и остановился перед камином.
– Господи Боже, нет, – прошептал он.
На картине за растрескавшимся стеклом больше не было света
фар, направленных прямо на зрителя. Теперь «гранд-ам» ехал вниз по крутому
изгибу дороги, которая могла быть только съездом со скоростного шоссе. Лунный
свет переливался, как жидкий шелк, на черных боках автомобиля. На заднем плане
виднелась водонапорная башня. И слова, написанные на ней, легко читались при
ярком свете луны. «СОХРАНИМ МЭН ЗЕЛЕНЫМ. ДАВАЙТЕ ДЕНЬГИ».
Киннелл плеснул на картину горючей жидкостью, но не попал с
первого раза. Руки тряслись, и жидкость просто растеклась по той части стекла,
которая осталась целой. Пятно замутило складной верх Дорожного Ужаса. Киннелл
сделал глубокий вдох, примерился и плеснул опять. На этот раз жидкость попала
точно на дырку в разбитом стекле и просочилась под рамку. Она пошла бурыми
разводами по акварели, въедаясь в бумагу, растворяя краску.
Киннелл взял декоративную спичку из кувшинчика на каминной
полке, зажег, чиркнув по кирпичам под очагом, засунул в дырку в стекле. Картина
загорелась мгновенно – пламя охватило «гранд-ам» и водонапорную башню на заднем
плане. Стекло, еще остававшееся в рамке, разом почернело и лопнуло,
разлетевшись брызгами горящих осколков. Киннелл затоптал их ногами, поспешив
погасить пламя, пока оно не подожгло ковер.
***
Он подошел к телефону и набрал номер тетушки Труди, даже не
сознавая, что по щекам у него текут слезы. На третьем гудке сработал
автоответчик. «Привет, – поздоровался он голосом тети Труди. – Я знаю, что мне
не стоит этого говорить, дабы не поощрять грабителей, но меня нет дома. Я
поехала в Кеннебанк смотреть новый фильм с Харрисоном Фордом. Если вы
собираетесь меня грабить, пожалуйста, не забирайте мою коллекцию фарфоровых
поросят. Если хотите мне что-то сказать, говорите после сигнала».
Киннелл дождался сигнала и наговорил, очень стараясь, чтобы
голос его не дрожал:
– Тетя Труди, это Ричи. Когда вернешься домой, позвони мне,
ладно? В любое время, пусть даже и поздно.
Он повесил трубку, взглянул на экран телевизора и снова
набрал номер Новостной ленты телетекста, только на этот раз задав код штата
Мэн. Пока компьютер на том конце линии обрабатывал заказ, Киннелл вернулся к
камину и поворошил кочергой сморщенные, почерневшие останки картины. Запах был
просто ужасный – по сравнению с ним, едкий запах пролитого уксуса казался
просто божественным ароматом, – но Киннеллу было уже все равно. Картины больше
не было. Она превратилась в пепел. И ради этого можно стерпеть что угодно. А
если он снова вернется, Дорожный Ужас?
– Не вернется. – Киннелл поставил кочергу на место и
вернулся к телевизору. – Я уверен, что он не вернется.
***
И все-таки каждый раз, когда сообщения на новостной линии
начинались по новому кругу, Киннелл прочитывал их очень внимательно. От картины
остался лишь пепел на кирпичах под очагом.., и в новостях не появлялось никаких
сообщений о зверском убийстве пожилой женщины в Уэллсе, Сако или Кеннебанке. Но
Киннелл все равно продолжать следить за телетекстом, как будто где-то подспудно
едва ли не ждал, что на экране появится что-то вроде: «ГРАНД-АМ» НА ПОЛНОЙ
СКОРОСТИ ВРЕЗАЛСЯ В ЦЕНТРАЛЬНЫЙ КЕННЕБАНКСКИЙ КИНОТЕАТР. ПО ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫМ
ДАННЫМ, ПОГИБЛО ОКОЛО ДЕСЯТИ ЧЕЛОВЕК. Но ничего подобного не появилось.
В четверть одиннадцатого зазвонил телефон. Киннелл схватил
трубку:
– Алло?
– Это Труди. С тобой все в порядке, мой хороший?
– Да, все в порядке.
– А то у тебя голос какой-то странный, – сказала тетя. –
Дрожит.., да и вообще, не такой какой-то. Что случилось? Это все из-за нее? – И
тут тетя сказала такое, что повергло Киннелла в леденящий ужас, но все-таки не
удивило:
– Это все из-за этой картины, которая так тебе нравилась,
да? Из-за этой проклятой картины?
Киннелл вдруг успокоился. Может быть, потому что тетя
оказалась такой проницательной.., ну и, конечно же, из-за того, что с ней
ничего не случилось.
– Да, может быть, – сказал он. – Меня как-то так колотило
всю дорогу до дома. И я ее сжег. В камине.
Она все равно скоро узнает про Джуди Даймент, – твердил
предательский внутренний голос. – У нее нет спутниковой тарелки ценой в
двадцать тысяч долларов, но она получает «Юнион-лидер», и завтра же эта новость
будет на первой полосе. Тетя умная женщина и сразу сообразит что к чему.
Да, все верно. Но дальнейшие объяснения могут подождать и до
утра, когда возбуждение немного спадет.., когда он, возможно, найдет способ,
как ему поразмыслить над всем, что случилось, не сходя при этом с ума.., и
когда он будет уверен, что все закончилось и Дорожного Ужаса больше нет.
– Вот и славно, – с нажимом проговорила тетя. – И знаешь
что? Ты бы и пепел развеял тоже. – Она на секунду умолкла и продолжила, понизив
голос:
– Ты за меня волновался, да? Потому что ты мне показывал эту
картину?
– Да, немножечко волновался.
– Но теперь тебе лучше?
Киннелл откинулся в кресле и закрыл глаза. Ему действительно
стало легче.
– Э.., как кино?
– Замечательно. Харрисон Форд изумительно смотрится в форме.
Вот если бы он еще как-то убрал эту шишку на подбородке…
– Спокойной ночи, тетя Труди. Завтра поговорим.
– Поговорим?
– Да. Я так думаю, – сказал Киннелл.
Он положил трубку на место, встал, подошел к камину и еще
раз пошевелил кочергой пепел. Картина сгорела почти вся. Остался только кусок
крыла черного автомобиля и обуглившийся клочок дороги. Но это, наверное, уже не
страшно. Может быть, именно так и надо было поступить с самого начала? В конце
концов, именно так и следует изничтожать сверхъестественных посланцев зла –
жечь их огнем. Ну да. Он сам использовал этот сюжетный ход в нескольких своих
книгах. В частности, в «Отбывающем поезде» – романе про железнодорожный вокзал,
населенный призраками.
– Вот именно, – произнес Киннелл вслух. – Гори, детка, гори.
Он подумал о выпивке, которую обещал себе на подъезде к
дому. Выпить, конечно, стоило. Но тут Киннелл вспомнил пролитый уксус (который
уже, наверное, впитался в рассыпанные овсяные хлопья – ну и мысли иной раз
приходят в голову! ) и решил, что лучше сразу лечь спать. В романах ужасов – к
примеру, в романах Ричарда Киннелла – герой, переживший подобное приключение,
не спит до утра. Потому что не может заснуть.
Но жизнь – это не книга. В жизни люди ложатся спать и
засыпают вполне нормально.