Безумие? Неееет, саанан меня раздери, нееет… это необходимость. Проклятая жизненная необходимость поглощать эту женщину любым доступным способом.
И отстранившись через целую вечность, чтобы позволить вдохнуть ей кислорода, чтобы наконец самому позволить себе рассмотреть ее лицо, ее сияющие бирюзовые глаза с расширенными темными зрачками, ее слегка припухшие губы, которые облизнула быстрым движением языка, а я не могу сдержаться и прихватываю самый кончик пальцами, чтобы наклониться и лизнуть. Ее язык, ее губы… сожрать… вечный неутолимый голод, сопряженный с желанием сожрать именно эту женщину. Но перед этим отыметь ее, утвердить на ее теле печать, заклеймить, оставить запах своего тела и своих пальцев.
И хищно усмехнуться, оскалившись, когда в ее глазах сверкнула в ответ та же жажда.
— Я хочу тебя, — прорычал и, снова наклонившись, наброситься на ее губы, сжимая ладонью упругую грудь под тканью свадебных одеяний.
* * *
Физическая боль по нему, мучительно невыносимая и настолько же сладкая, потому что он сейчас рядом. Такой красивый… Невзирая на жуткую вечную улыбку, на новые шрамы, на потеки грязи, на капли снега. Совершенно голый и невероятно совершенный. Весь соткан из мышц, из силы, из первобытного могущества. И не было ничего прекрасней, чем смотреть, как его человеческая сущность выламывается, выдирается из волчьей. И в то же время от жалости, от понимания, какую боль он терпит, от собственной тоски слезы градом полились из глаз. Каждый раз глядя на него, я не верю своим глазам, что мужчина может быть настолько совершенен и одновременно ужасен в своей красоте или… даже не так, а красив в своем гротескном уродстве, что при взгляде на него невозможно вздохнуть, и не веришь своим пальцам, что они прикасаются к самому совершенству, и что это совершенство скалится от дикой жажды обладать мною… такой несовершенной, такой смертной и простой, покорной и ничтожной перед ним. Моим Повелителем. Восторг дикий овладел моим существом, ни с чем не сравнимый. Сделать шаг к нему и в изнеможении втянуть запах кожи, аромат дыхания. Почти рухнуть в его объятия и застонать, когда ощутила его губы на своих, впилась дрожащими пальцами в непослушную длинную шевелюру и притянула к себе, чтобы ошалело впиться в сочные мужские губы, толкнуться языком в его властный наглый язык, изогнуться, вжимаясь в него всем телом. Чистейшая похоть, разбавленная тоской и такой болезненной любовью к нему.
Чувствуя каждой частичкой кожи его кожу, и эта реакция сводит с ума, своя бешеная реакция, напряжение на грани истерики от жадной жажды ничего не упустить, надышаться им, наглотаться его дыханием.
Не услышать ни одного слова, а жалобно всхлипнуть, когда оторвался на мгновение, и снова вскрикнуть, ощутив его рот на своем, и ощутить, как подкосились ноги, когда сжал грудь горячей ладонью.
— Сожри меня, — целуя его верхнюю губу, впиваясь в нижнюю, жадно всасывая в себя, — пожалуйста, не оставь мне ни кусочка.
* * *
— Не оставлю.
Втянув в себя шумно воздух, потому что в ладонь упираются острые соски, и прошибает тысячами молний от осознания ее желания. Диким разрядом от осознания ее возбуждения. От тоски по нему, от сумасшедшей тоски по этой отдаче, по этим стонам, по ней в моих руках. И ни одна рана не сравнится с моей болью от жажды по этой женщине.
И нет, я не хочу разговоров. Мы на войне. Через секунду меня могут убить… через секунду Тьма может поглотить все живое… или уже в следующий раз мой человек не сможет одолеть зверя и не вернется… останется за чертой. Хочу напитаться ею. А все остальное слишком не важно… Вторично.
Не отрываясь от нее ни на секунду, потому что нет времени на игры… нет времени на самоистязание контролем… хруст собственных костей по-прежнему отдается в ушах музыкальным фоном к безумию этой женщиной.
Не отрываясь, разрывать в клочья ее одежду, скидывая на пол ткань, сбрасывая надоедливые пуговицы и лихорадочно задирая и разрывая проклятую свадебную юбку. И привкусом во рту мясо ее жениха, которого сожрал без капли сожаления. Потому что ЭТО МОЯ девочка-смерть.
Застонать громко и голодно, коснувшись ее горячей кожи. Обжигающей и нежной. Там, над полоской тонкого кружева… которое саанан знает, где нашли в эти страшные времена. И все же отступить на полшага назад, чтобы взвиться от дичайшего, острейшего возбуждения от вида ее шикарного тела, от бешеного контраста молочной кожи с красными волосами, идеально подчеркнувшими белизну тела и опутавшими упругие формы. Словно небесный рисунок, от которого в паху адски заныло и зашумело в ушах. Им имммадан… и эти острые, нагло торчащие соски, бесстыжие в своем голоде… которые словно молят о том, чтобы коснуться их, прикусить, сжать. И в ответ у меня сводит скулы от потребности ощутить их у себя во рту.
Притянул к себе Одейю и накрыл ладонями обе груди, сжал их и снова припал к губам. Сминая руками упругие полушария, кусая ее язык, рот, подбородок, скулы, оставляя следы, спускаясь укусами по шее и представляя, как завтра на нежной коже проявятся засосы. Мои печати на каждом сантиметре ее тела.
Втянуть в рот дерзкий сосок и сжать ладонью ягодицу, вжимая Одейю в себя. Играя языком с острой вершинкой, проникнуть ладонью под панталоны, вниз и сзади, чтобы дразнить пальцами, чтобы самому ощущать свою же власть и право это делать.
Не отрывая от нее взгляда. От того, как откинула назад голову, продолжая впиваться пальцами одной руки в мои волосы и прижимать мою голову к своей груди, а второй схватившись за плечо, когда я проник пальцем в ее лоно. Проник и зарычал, вгрызаясь, как одуревший, в сосок, потому что ощутил, как сократились ее мышцы внутри в этот момент. И ее стон, прокатившийся над ухом, как выстрел. Призыв. Приказ и одновременно мольба.
Сдернуть к саанану белье, чтобы, опустившись на колени, шумно втянуть в себя запах ее возбуждения… самый мощный афродизиак… хотя с этой женщиной мне они не нужны были.
А затем впиться губами в ее губы. В нижние. Провести языком между ними, вонзаясь когтями в ягодицы и чувствуя, как из члена извергается семя, как конвульсиями пронизывает собственное тело. Языком подразнить припухший узелок и тут же над ним, обводя по кругу, но не касаясь его больше, облизывая, ударяя кончиком языка по лепесткам, но не касаясь самой сладкой части, самой жаждущей…
Ощущать, как по моим ногам стекает мое же семя, а член снова напрягается, вздыбливается от бешеной волчьей похоти. Это даже не оргазм… так, взрыв от перенапряжения, от долго сдерживаемого голода.
Резко вынул пальцы и снова вонзился уже двумя, под ее стон.
Толчками. Быстрыми. Глубокими. Выходя каждый раз почти полностью… продолжая вылизывать ее, жадно вылизывать между ног, удерживая одной рукой. Остановившись только для того, чтобы втянуть в рот покрасневший напряженный бугорок. Посасывая, смотреть, как закатываются ее глаза, ощущать, как все сильнее впиваются в мое плечо ногти. И все быстрее толкаться в лоне. Жадными пальцами, одуревшими от вседозволенности, вбиваться в нее поршнем… И как же адски я хочу войти в нее членом, чтобы так же ожесточенно вдирался в нее глубокими толчками. И снова пальцы… и член… и мой язык, дразнящий клитор… и губы, с силой потягивающие его в рот…