Ярость - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Никитин cтр.№ 50

– Пристают? – спросил он. – Я видел из окна... Похоже, вы его отбрили. Вид у парня ошарашенный.

– Да ладно, – отмахнулся я. – Видно же, что парень раньше писал о проститутках, скандалах, постельных утехах певичек, а тут послали говорить с нормальным человеком!.. Конечно, парень растерялся. В его мире нормальных нет.

– Подлая рать, – сказал Кречет с раздражением. – У меня нет особой симпатии к коммунистам или либералам, но когда вижу, что все газеты – все! – лизали зад президенту, предыдущему, конечно, и ни одна из этих пишущих тварей не рискнула вставить ему перо, хотя по стране ходили видеокассеты с записями его пьяных похождений на Западе, то ясно, что у нас за пресса.

За столом подняли головы, прислушивались. Возможно, у президента в этот момент как раз оформлялась некая инициатива, важно успеть понять ее раньше других.

– Господин президент, – сказал Коган очень серьезно, – зато теперь вы не можете пожаловаться на отсутствие интереса к вашей персоне. Значит, с вашим избранием демократия восторжествовала!

Кречет отмахнулся:

– Эта мразь просто чует, что я вот-вот упаду. И по своей подлой привычке лягать постаревшего льва, спешат, спешат! Но я уж постараюсь, чтобы...

Его огромные кулаки угрожающе сжались. В кабинете наступило тягостное молчание. Коган сказал мечтательно:

– Зато потом... Вот будут лизать, зализывать, зацеловывать... Кожу сотрут! Хотя нет, у нашей прессы языки шелковые.

– Иногда и там, за бугром, – сказал я, – языки не только шелковые, но и истекают медом.

Краснохарев буркнул, не отрываясь от бумаг:

– Реклама, что ли?

– Можно назвать и так, – согласился я. – Реклама своего образа жизни. Как сирены, что обольщали Одиссея, поют... Но Одиссей сумел устоять, а мы – нет.

На меня посматривали с сомнением, но внимательно. Хоть какие глупости я ни говорил, но все-таки президент зачем-то меня приглашает. Более того, прошел слушок, что даже советуется.

Кречет усмехнулся:

– Я сам слушал этих зарубежных сирен. Наше правительство здорово постаралось, чтобы их слушали и всему верили без оглядки. Мол, раз глушат, значит – там правда. Извечно русское отношение к власти... Мне, как и всем, нравилось все запретное. Как нравилось и то, что позволяло не карабкаться на гору а позволило бы катиться вниз... Ведь по сути прежняя власть усиленно тащила человека на сверкающую гору, а запад вкрадчиво уверял, что в этом самоистязании нет надобности.

Он бросил на меня быстрый взгляд, но я уже упорно смотрел в стол. Кречет говорил цитатами из моей старой книги по психике масс. Может быть, ему будет неприятно, что я замечаю, кто знает.

– Возьмем простейшую ситуацию, – продолжал он с ядовитой улыбкой, – когда человек решил бросить курить или пить. Или возьмем того больше: решил по утрам делать зарядку, учить язык, бегать трусцой... И вот все вокруг начинают: да что ты с нами не пьешь, не уважаешь, да? Да закури разок с нами, это здоровью не повредит, все враки! Вон посмотри на Митрича: курит, пьет, а все еще к бабам ходит, хотя ему семьдесят лет! Вон ихний Черчиль каждый день по толстой сигаре, бутылке виски, толстый, как копна – а помер в девяносто лет!.. улавливаете?

Краснохарев покряхтел:

– Что ж, Одиссей всем ухи воском забил, а нам чем?

– Вот-вот! В начале века можно было в изоляции строить хоть коммунизм, хоть царство божье на земле. Но с приходом радио, те, кто страшится таких строителей, стали уверять, что можно жить и никуда не стремясь, просто жить. И что так жить даже лучше! И плевать на высокие цели и мотивы! Человек произошел от обезьяны. Он сам обезьяна и обезьяной останется. Вот вам работы Фрейда, Моррисона... И когда изо дня в день тебе долбят, что можно прожить и без утренней зарядки, и что не обязательно истязать себя диетой, то надо быть сверхчеловеком, чтобы устоять. Но народ не состоит из сверхлюдей. Простого человека всегда легче уговорить бросить работу и полежать, чем работать.

* * *

Кречет все чаще посматривал на меня, наконец отвел в сторону:

– Что-то случилось?

– Ничего особенного, – ответил я с неловкостью, голос президента был полон участия, словно боевой генерал внезапно превратился в священника. – Просто я не в своей тарелке... И не за своим столом.

– Почему так?

– Все работают. Как вы изящно выразились, пар... или пена из одного места. Только я...

– Ну-ну, что делаете вы?

– Вот именно. Что делаю я? Все вокруг специалисты. А я?

Он внимательно посмотрел на меня, покачал головой:

– Возможно, вы последний на свете философ. Не зря же я из вашей книги по памяти почти главу прочел! Надеюсь, заметили?

– Спасибо, – ответил я с неловкостью, – у вас действительно сказочная память! Но насчет философов... Их выпускают философские факультеты крупными партиями.

– Философами не становятся, получив красивый диплом с печатями. Философ видит то, чего не видят специалисты. К тому же видит... все. Целиком.

Я пробормотал:

– Спасибо. Я просто не уверен, что это обо мне.

Он тепло улыбнулся:

– О вас. А к тому же, вам некуда больше деться. Здесь самые близкие вам по духу люди. В остальном мире вы не можете рассчитывать ни на популярность, ни даже на понимание. Вы слишком... революционны.

– Это я-то?

– Да. Взгляните на революционеров одного шажка. Ну, зачем называть фамилии?.. Уживались неплохо и при Советской власти. Один, к примеру, считается отцом страшного оружия, которым мы долго грозили Западу... хотя теперь знаем, как наши шпионы перетаскали нам все ихние секреты... Он лауреат всех Сталинских, Ленинских, Государственных и прочих премий, грудь в орденах правительственных наградах... а уж когда получил все выше крыши, долларами хоть стены своих дач оклеивай, тогда-то и заявил, что советская власть не совсем хороша, гуманности в ней недостает, права человека слегка ущемляются... Как будто раньше не видел! Мы все видели, понимали, шептали друг другу на кухне, а он не понимал, ребенок какой! Оружие делал, некогда было. Правда, если он отец такой страсти, то для кого ее воровали наши шпионы, и за какую кражу секретов ФБР пересажала уйму народу?.. То же самое и другие герои. Сейчас нахваливают власть в России, а вот Старохатская всем как кость поперек горла. Слишком честна, чересчур бескомпромиссна, не хочет смириться, что все мы немножко... ну, ладно, здорово-таки свиньи, одну ногу вытащили из дерьма, пора остановиться, ишь что вздумала: совсем вылезти да еще и помыться, не понимает, дура, что в дерьме как-то привычно... Вы тоже, Виктор Александрович, в своем нетерпении заглядываете слишком далеко.

– Так то в книгах! А в жизни я люблю сидеть в темной норе. И чтоб не дуло.