При виде меня она сделала брезгливую гримасу:
– Господи, опять это чудовище?
Не глядя, швырнула на стол папку с бумагами. Голдсмит торопливо
развернул, глаза забегали, сканируя сразу целые столбики цифр, телефоны,
адреса. Спросил быстро:
– Это ваш монархический союз?
– Только руководящий орган, – ответила она
высокомерно. – А рядовой состав на листочке дальше. К нам примкнули еще и
казаки.... Ну, не все, но часть перешла на нашу сторону.
Голдсмит хлопнул ладонью по бумагам. Морщины разгладились,
он помолодел, расправил плечи, в голосе прозвучала уверенность:
– Прекрасно!.. Сегодня возьмем под свой контроль
остатки, а завтра с утра объявим о формировании Временного Правительства...
Хотя нет, само название уже запятнано. Тогда о сформировании Временного Совета,
куда войдут лучшие люди нации. Да-да, по этому списку. Конечно, подредактируем,
кое-кого введем еще...
Она вскинула брови:
– Каким образом? В нашем Совете только потомственные
дворяне. Понятно, мы не претендуем на единоличное правление Россией, но в нашу
партию... пусть даже фракцию, можем вводить новых членов только мы.
Он поморщился, отмахнулся:
– Да бросьте! Или хотите прослыть националистами?.. Вы
уже вошли в политику. Значит, должны понимать, что мы ваш парламент и ваше
правительство отныне будем контролировать целиком и полностью. А если хотите
полную правду, то царствовать будете вы, но управлять – мы.
Я громко хмыкнул. Стелла не шелохнула бровью, но я был
уверен, что мой комментарий плеснул бензинчика в уже горящий костер.
– Что-то вы недопонимаете, – сказала она
холодновато. – Вас прислали сюда помочь... За это вы получаете нашу
признательность и поддержку. Вы снова начнете вытеснять ислам...
Он покачал головой:
– Бросьте. Мы не можем оставить ни одну группку, пусть
даже совсем ничтожную, без нашего управления. Дворяне вы или не дворяне, но
руководить вами будет...
...американский солдат, – сказал я громко. –
Мистер Голдсмит, она же красивая, разве не видите?
Голдсмит оглянулся, губы его раздвинулись в улыбке. Стелла
видела, что я и этот накачанный коммандос переглянулись чисто по-мужски:
красивая женщина не может быть умной, а с дурочкой спорить – себя ронять. Краем
глазом я видел и ее ненавидящий взгляд,
Тем временем Багнюк выложил на стол все, что отобрали у меня
при обыске: фотоаппарат, пистолет, сотовый телефон, часы. Мобильный сразу
отложил в сторонку, как и часы, фотоаппарат с любопытством повертел в руках:
– Что-то непривычное... А куда пихать пленку?
– Без пленки, – буркнул я.
– А как же? – удивился он.
– Это же не музейный экспонат, – объяснил я
высокомерно. – Кто теперь помнит о... как вы говорите, пленке? Вся Москва
наводнена цифровиками. Здесь диск на четыре мегабайта. Сто двадцать восемь
фото. А когда наснимаешь, сразу по шнурку на принтер. Или в комп, теперь только
у дикарей допотопные альбомы. Проще и удобнее в гифах.
Багнюк вскинул брови:
– Гифах?
– Или в джипегах, – добавил я любезно, – это
формат электронного фото. На диске можно хоть сто миллионов фото, а много ли в
толстом альбоме?
Я разговаривал хоть и недовольно, высокомерно, но
многословно, как всякий напуганный человек, который страшится уронить свое
достоинство, и в то же время, незаметно заискивая, старается установить контакт
со своими тюремщиками, расположить их к себе, ибо уже признал, что сила в их
руках, и не на что надеяться, кроме их расположения.
Похоже, все так постепенно и принимали. Багнюк задумчиво
повертел в руке фотоаппарат:
– Подумать только, ни с пленкой ни мучаться, ни с
растворами, бачками, кюветками, фотоувеличителем...
Голдсмит кивнул с видом полного превосходства:
– Даже у вас в Москве уже продаются. Тут еще можно
сразу просматривать в окошечке, как получилось, а если не понравиться – стереть
на... овощ... как его, ага, хрен. И снова снимать по чистому. А пленку если
испортишь, то испортишь. Это все называется апгрэйдом!
Багнюк посмотрел на него искоса, вздохнул:
– Страна голодает, а вы апгрейды делаете...
Глава 43
Голдсмит переговорил вполголоса по мобильному, сделал знак
десантникам, все ушли, в помещении остался только один из этих чудовищно
квадратных и налитых мышцами здоровяков, да еще Голдсмит с Багнюком и
Васильевым.
Но штатовский полковник не сказал, подумал я напряженно, что
самолет Кречета сбили. Он только постарался, чтобы у меня создалось такое
впечатление. Либо здесь еще не получили сообщения, либо, что вернее, самолет
еще не приблизился к точке перехвата.
Но даже если Кречет уцелеет, что он может? Здесь его
арестуют тут же. Укрыться в другой стране? Щупальца Темной Стороны уже оплели
почти всю планету. Остались только быстро слабеющая Куба да несгибаемые пока
что исламские страны. Но оттуда власть не вернешь. И все реформы псу под хвост.
Наконец Багнюк обратил внимание на пистолет. С
пренебрежительным любопытством взвесил на ладони:
– Легковат... Что за тип, не пойму.
– Зажигалка, – объяснил я.
Он покачал головой, глаза были подозрительными:
– Я такие басни слышал. Велика для зажигалки.
Я кивнул, ничуть не обидевшись:
– Это ж не импортная штучка, а наши умельцы пытаются
конкурировать с Западом. Как могут. Оставьте ее себе.
Он поглядел со всех сторон, направил в стену, нажал курок.
Из дула выметнулось беззвучный огонек, затрепетал. Багнюк оглядел с
любопытством, задул, снова долго вертел, наконец, осведомился с раздражением:
– А где переключатель?
Я не понял, вскинул брови:
– Какой переключатель?
– Ну, чтобы стрелять. На одном режиме это зажигалка, на
другом – боевой пистолет.
Я засмеялся, но с горькой ноткой за нашу отечественную
промышленность:
– Я ж говорю, каждый зарабатывает как может. А вид у
нее таков, что сойдет и за настоящий. Могут покупать подростки, которым
настоящее оружие все-таки не продадут... Как это мерзко, как это мерзко!
Он подумал, кивнул:
– Сволочи. Если с такой вот штукой вечером встретят мою
жену, то она тут же отдаст и сумку, и туфли снимет! Да и любой ларек ограбить
раз плюнуть. Я бы этих проклятых кооператоров под суд за такие изделия народных
умельцев!..
Второй офицер, который Васильев, поинтересовался лениво:
– На каком основании?