Оборачиваюсь. Псов нет.
Зато есть…он.
Огромный золотистый лев на массивных лапах. Он идет медленно, не то опасаясь, что я снова сбегу, не то…сдерживая гнев.
А он злится. Верхняя губа подрагивает, обнажая острые клыки. И глаза… огненные глаза сощурены.
Пытаюсь встать, но лапы разъезжаются в разные стороны. А еще хвост мешает: путается между лапами и дергается то вправо, то влево. И меня заносит следом за хвостом.
Вздыхаю, устав бороться с лапами и хвостом.
Тяжело. Сложно.
Смотрю на длинное чудо с острой кисточкой невообразимого ультрамаринового цвета. Ну почему он такой длинный…этот хвост?
Насмешливый рык отвлекает.
Лука.
В свете луны он красив и страшен. Но красивый больше. Особенно шерсть. Длинная. Густая. И сверкает.
Смеешься, босс?
Ну-ну…
Вытягиваю шею и осторожно поднимаюсь. Не качаюсь и не падаю, что уже хорошо.
Делаю шаг навстречу Луке и попадаю в свет лунной дорожки. Он замирает. И я.
А босс ворчит и отступает.
Гриву распушает, которая тоже мне нравится. Шерсть на ней длинная и острая, словно иглы. И лунные отблески играю на ее кончиках. Завораживающе.
А потом он садится, позволяя себя рассмотреть. И я обхожу его, но замираю в полушаге, окутанная горьким ароматом.
Все исчезает и я понимаю, что происходит нечто непонятное, но мне это нравится. И боссу, похоже, тоже.
Он зарычал вопросительно. Фыркаю в ответ и щелкаю его по носу.
Босс зашипел — натуральный кошак! — и затряс головой, но с места не двинулся. Надо же, какой непрошибаемый.
Ладно, зайдем с другой стороны. Но босс тянется ко мне, шумно втягивает мой запах. Я позволяю ему…ненадолго, а потом опрометью бросаюсь вперед по шоссе.
Легкая и гибкая, я забыла, что значит играть. Вспомнила.
Моя львица умела пригибаться и проскальзывать между лап…вожака. О да, она признавала в нем вожака.
И млела.
И сдалась бы, едва заслышав требовательный рык.
Но мне нравится играть.
Весело же!
И я почти поддаюсь львице и боссу, в последний миг ускользая из его загребущих лап. Он же сперва злился, а потом понял, что это игра такая.
Нагнал в несколько прыжков, повалил набок. Перекатилась на спину, принимая его правила, и заглядываю потемневшие глаза.
Босс. улыбался.
Потянулась к нему, нежно лизнула. Он отпрянул, озадаченный и растерянный. Снова сел. Перебралась к нему поближе. Потерлась мордой о шею, смешивая наши запахи. А грива, показавшаяся острой и опасной, оказалась шелковой. Об нее приятно ласкаться, зарываясь носом.
Слушать тихое урчание, готовое родиться в песню.
И, кажется, я уже слышала эту песню раньше. Только голосов было…
— Заканчивайте свои брачные игры…
…два…
И этот сердитый.
— Пора убираться отсюда. Псы… — и плечом дергает.
Боится?
И ответом многоголосье псов, низким рокотом летящее вдоль шоссе. Мне кажется, или они стали ближе?
Пячусь, прижимаясь к поджарому боку Луки. Сильному, горячему. Приседаю на передние лапы, когда вой повторяется. На октаву выше и на пару миль ближе.
Лука рычит. Лео ругается. Снова синхронно.
…Они и поют, чувствуя каждую вибрацию голоса. Понимая друг друга с полурыка. Пробирая меня. Завораживая. Их песня — чистое наслаждение.
Сначала низко, утробно, отдаваясь вибрацией в каждой клетке, но с каждой секундой…
Мысль снова ускользает, разбивается о барьеры памяти. А все потому, что Лука хватает меня за холку и как слепого кутенка несет к машине…в зубах.
Рычу и пытаюсь вырваться. Что за самоуправство? А просто попросить не умеем?
Но хватка усиливается и моя львица сдается, покорно повиснув в пасти вожака.
Вот и покатал.
— Тебе нужно обернуться, Ради, — голос Лео хрипит и рвется.
Лука мягко опускает меня на асфальт и подталкивает к машине.
Ворчит. Хочет, чтобы я послушалась. Поторапливает.
А я не хочу меняться. Мне гораздо безопаснее здесь и сейчас. И моя львица со мной солидарна. Она сильнее человека.
— Ради, — снова Лео.
Да что же он никак от меня не отстанет?
— Ради, девочка моя, послушай, — он перетягивает внимание на себя.
Взъерошенный. Сердитый. Дышит тяжело, словно не Лука, а он гонял меня по парку вдоль трассы. Под обжигающе синими — не может быть! — глазами залегли тени. Скулы заострились, того и гляди прорежут смуглую кожу.
И запах поменялся — исчезла мягкость древесины, появилась острота перца чили, выжигающая нюх.
Пячусь, избегая близкого контакта, но запах тот еще хитрец. Пощекотал ноздри, скатился по горлу, проникая в кровь.
Запах хотел подружиться. Но мой нос возмущенно чихнул. Он категорически не согласен с таким наглым вторжением!
Запахи смазались, затертые жгучей остротой. Бесов оборотень!
Снова чихнула!
Мир поплыл и на короткий миг я ослепла. Зажмурилась.
Огонь прошил тело, перекраивая.
Пришла в себя я уже в машине. Рядом обнаружился Лео. И все.
— Очухалась, это хорошо, — каждое слово сочится сарказмом.
А вот лицо — непроницаемая маска, ноль целых и ноль десятых эмоций.
— Где Лука?
Горло все еще жжет и говорить громко мне больно. Но Лео и так прекрасно слышит мой вопрос.
— Там, где должен.
Какой исчерпывающий ответ. Да он просто ходячая энциклопедия.
— А…
— Ради, ты носишь наших детей, — о, а вот злость прорезалась.
Пальцы сжал на руле, аж костяшки побелели. Похоже, не все так гладко в датском…ой, простите, в братском королевстве. А я тут как камень раздора или…
— Ключевое слово “наших”, — говорить легче, но ожог ощущается каждым нервным окончанием и я едва сдерживаю слезы.
— Твою мать, Ради, — на это раз я ощущаю его злость кожей.
Она колется точно первый заморозок. Ею хочется дышать словно спасительным кислородом и я делаю жадный вдох.
Выбираюсь из кокона пледа, в который меня заботливо укутали. На плече, ладони оседают бисеринки влаги, и я вздрагиваю от холода. Как будто в снежный сугроб нырнула. Влага впитывается в каждую пору и унимает пожар внутри.
— Так легче?