Военный и промышленный шпионаж. Двенадцать лет службы в разведке - читать онлайн книгу. Автор: Макс Ронге cтр.№ 78

При этом нельзя было не признать, что плохая организация продовольственного снабжения в Австрии стала заглушать волю к победе в войне даже у абсолютно надежных слоев населения. В немецкой части Богемии, в моравско-силезском угольном бассейне, в Штирии, Нижней Австрии и Вене дело дошло до демонстраций. Причем успокаивающие заверения и ссылки на объективные обстоятельства, если вовремя не подвозилось продовольствие, никакого положительного результата не давали.

Примечательно было также то, что австрийские социал-демократы от этих выступлений, направленных против нищеты, стояли в стороне, хотя на своих многочисленных партийных собраниях только об этом и говорили. В этой связи нельзя не упомянуть, что на митинге 1 мая 1916 года в городе Винер-Нойштадт их вождь Пернершторфер восхвалял германского императора Вильгельма II как миролюбивого монарха и подчеркивал заинтересованность рабочего класса в доведении войны до победного конца. Другой же лидер социал-демократов Скарет рьяно поддерживал необходимость создания народного ополчения, а Домес в июле выступил на собрании австрийского профсоюза металлургов с призывом «держаться до конца».

Такое отношение к войне со стороны австрийской социал-демократии было знаменательно еще и потому, что за границей уже зарождалось движение международной солидарности рабочего класса. Так называемая Голландская фракция, настроенная враждебно к центральным державам, на своем мартовском конгрессе 1916 года в Гааге постановила организовывать антимилитаристские митинги в воюющих государствах, распространять слухи о мире в центральных державах и вести подготовку всеобщей стачки в нейтральных странах, стремящихся вступить в войну. На конгрессе присутствовали не только немецкие, но и французские, русские, а также румынские социал-демократы и анархисты, а вот Австрию представлял лишь один социал-демократ из Вены — Поль ^[268]. Причем в ходе дискуссий там не обошлось без жарких споров, выявивших непримиримые противоречия, в результате чего часть присутствовавших делегатов покинула зал заседаний.

В конце апреля 1916 года парламентарии из Германии, Италии, Сербии и Швейцарии провели в Берне вторую интернациональную конференцию так называемой Циммервальдской фракции ^[269]. По отношению к центральным державам они были настроены более дружелюбно и, не согласившись с решениями голландцев, основное внимание посвятили вопросам развития классовой борьбы пролетариата против капитализма после войны.

В начале 1916 года в разных населенных пунктах Германии и Австрии появились явно сфабрикованные пропагандистским аппаратом Антанты прокламации, призывавшие гражданское население к выступлениям против войны и организации беспорядков для принуждения правительств к миру, а военных — к мятежу. Были конфискованы также открытки антивоенного характера.

Обращало на себя внимание и чрезмерно большое количество немецких, польских и венгерских евреев, дезертировавших в Голландию. Это обстоятельство, а также значительное число людей, въезжающих оттуда в Австрию, сподвигнуло нас назначить весной 1916 года в качестве военного атташе в Гааге подполковника Генерального штаба фон Ишковского. По полученным им сведениям, такое массовое дезертирство было организовано Англией при помощи сионистских организаций. Недаром глава сионистов в голландском городе Схевенинген Генрих Грюнцвайг, австриец по происхождению, поддерживал тесные контакты с сионистскими руководителями в Кракове и Лемберге.

Настоящим бедствием стали военнопленные, бежавшие из лагерей, которых к концу апреля 1916 года насчитывалось уже 12 440 человек. Лишь немногим из них удавалось улизнуть из рук генерала Корнилова ^[270] и сразу вернуться на родину. Большинство же держало наши органы контрразведки в постоянном напряжении из-за возможности организации различных диверсий. Однако практика показала, что эти опасения были преувеличены. Взрыв на заводе по производству боеприпасов в населенном пункте Энцесфельд 18 мая 1916 года произошел не в результате диверсии, а из-за чрезмерного нагрева котла. Другие более поздние несчастные случаи тоже были вызваны несоблюдением на производстве технических правил предосторожности.

Лишь взрыв арсенала в черногорском городе Цетине мог быть отнесен к числу диверсий и приписан черногорцам. Он должен был послужить сигналом к восстанию и одновременному общему нападению на оккупационные войска. Во главе этого своевременно раскрытого заговора стоял бывший черногорский военный министр генерал Радомир Вешович.

Известную опасность представляли также пленные, возвратившиеся из России в порядке обмена. Ведь если организованная в русских лагерях для военнопленных антиавстрийская пропаганда могла склонить некоторых славян к тому, чтобы повернуть оружие против своих бывших боевых товарищей, то на отдельных возвращавшихся из плена на родину солдат она тем более могла оказать тлетворное влияние. Поэтому перед нами встала задача по выявлению изменников и отщепенцев, оставшихся в России, — нужно было организовать своего рода политический карантин, посредством которого следовало отделить лояльные элементы от антигосударственных и путем опроса получить уличающие данные о деятельности изменников в плену. Поэтому в немецком городе Засниц, куда из Швеции прибывали возвращавшиеся пленные, был организован австро-венгерский контрольный пункт под руководством гауптмана Генерального штаба Франца Брандштеттера и комиссара полиции Георга Рочека, проходившего ранее службу в разведуправлении армейского Верховного командования.

Одним из последствий катастрофы, произошедшей на русском фронте, стало новое обострение польского вопроса. Угроза, нависшая над Польшей, сподвигла социалиста Йодко-Наркевича ^[271] предложить нашему Верховному командованию использовать тайную польскую военную организацию, которая (по оценке полковника фон Паича) насчитывала до 300 000 человек. В условиях того времени это была такая сила, чьи возможности говорили сами за себя, и если бы мы не привлекли ее на свою сторону, то она могла бы превратиться в большую опасность. Поэтому вопрос заключался лишь в том, на каких условиях ее следовало использовать. Однако здесь между Германией и Австро-Венгрией единого мнения не существовало.