С Ингой оказалось чуть проще. Она целыми днями листала годовую подшивку Cosmopoliten, и даже общалась со мной в рамках обсуждения модных нынче тонов помады, теней и рекламируемой парфюмерии. На этом темы наших разговоров, правда, исчерпывались: стоило заикнуться о чем-нибудь насущном, как ведьма томно подкатывала глаза и выходила «подышать свежим воздухом».
Я снова оказалась одна. Маленький человечек, висящий в абсолютной пустоте и безвестности.
…– Инга, почему ты меня ни о чем не спрашиваешь?
– Э-э, Лерочка, как ты думаешь, подойдет ли мне этот тон блеска?
– Я не это имела в виду, ты это прекрасно понимаешь.
– Нет, не понимаю, извини. Так что насчет блеска?
…– Инга, давайте все обсудим. Может, что придумаем? Или будем сидеть здесь до конца света?
– Конец света, дорогая, не наступит на твоем веку, будь спокойна.
– Тогда чего мы ждем? Ведь Яков…
– Ой, какой милый топик! Лер, как думаешь, не купить ли себе такой же?
…И так каждый раз.
Я ничего не могла с ней сделать. Я не понимала, почему они не желают узнать ничего из того, что теперь было известно мне?
– Пойду, прогуляюсь, – теперь уже я оставила Ингу наедине с кипой журналов.
Выскользнув в сени, прикрыла за собой облупившуюся дверь. Странно, что они не хотят меня выслушать – не дураки же, в конце концов, должны понимать, что сами невольно ввязались в опасную игру? А может быть, Андрей что-нибудь придумал, и попросту мне не говорит? С досады грохнув входной дверью, я выскочила на крыльцо.
А вокруг разливались благоуханные весенние сумерки. Неповторимое, волшебное время, когда хочется воспарить над землей – и плыть, переворачиваясь в волнах теплого, напоенного запахами вешних трав воздуха. В кустах смородины, разросшихся за домом до состояния леса, заливался соловей. Я не была в этом уверена до конца, но мне очень хотелось, чтобы автором сладких трелей был именно он, неприметный певец теплых ночей. Но в небеса есть дорога только тем, кому любовь дает крылья. А состояние моих крыльев – увы, увы… Оно на текущий момент было весьма плачевным.
Мягко переваливаясь на ухабах, подкатила темно-синяя BMW Андрея.
А вот и он сам – в потертых джинсах и уютном синем свитере, отросшие волосы собраны в короткий хвостик, несколько пшеничных прядок падает на глаза.
…Коротко кивнув мне в знак приветствия, Андрей принялся извлекать из багажника пакеты с продуктами. При этом, естественно, делая вид, что я – это пустое место. Ну, пожалуй, довольно!
Я быстро сбежала с крыльца и скорым шагом преодолела разделяющее нас расстояние.
– Андрей.
– Что тебе? – ах, сколько наигранного безразличия в голосе! А что там, под ним, в глубине? Страх, горечь, ревность и… черт, мои потерянные крылья.
– Поговорить надо, вот что.
Я не стала тратить время на пустые препирательства, вцепилась ему в локоть и поволокла за дом, к смородиновым зарослям. Почему-то мне казалось, что с Андреем будет проще обсудить сложившуюся ситуацию, чем с Ингой.
* * *
– Прекрати! Да какого черта?!! Лера, чего тебе?
Он шипел, как кот при виде овчарки, но не слишком-то упирался, с каждой секундой приближаясь к внушительному, в рост человека, сплетению смородины и конопли. Кстати, последней здесь росло изрядное количество. Это наталкивало на забавную мысль о том, что съехавшие обитатели хутора эту самую коноплю культивировали.
– Я же объяснила. Просто поговорить.
– Странное желание, – съязвил Андрей, – с чего бы? Столько дней не разговаривала, а теперь вдруг сподобилась!
– Потому что я не понимаю твоего поведения, – буркнула я.
– А я что, должен перед тобой на коленях ползать? Что я делаю не так, ваше высочество?!!
Ну вот, начинается.
Я отпустила его руку – благо, что мы как раз достигли укромного местечка – и заявила:
– Мне непонятно, почему ни ты, ни Инга даже не поинтересовались, а что, собственно, со мной произошло, и почему я все это время жила в доме инквизитора. Более того, мне совершенно неясно, почему ни ты, ни твоя подруга не соизволили спросить – ой, Лерочка, а почему ты так уверена в том, что все закончится отнюдь не по твоей воле? Почему, черт возьми, ты даже не спросил, кто такой Яков?!! Вы не похожи на дураков, но, ей-Богу, сильно напоминаете слепцов!
Андрей помолчал несколько минут. Провел пальцами по волосам, откидывая назад надоедливые пряди. Затем почесал идеально-гладкий подбородок.
– Мы – вольные, – наконец выдавил он, – нас принципиально не интересует то, чем занимаются законники, а уж тем более – инквизиция. То, что у тебя там с ними было… то – было, к сожалению, и этого не изменить. Но лично меня происшедшее не касается, так же, как не касается оно ни одного из нас.
Мне показалось, что в темных от гнева глазах Андрея мелькнуло сомнение. Ведьмак стоял, скрестив на груди руки – замкнутая поза, невольная самозащита от собственных же сомнений…
– Ты сам-то веришь в то, что только что сказал?
Андрей чуть попятился, как будто ему хотелось находиться как можно дальше от меня. Но за его спиной была коварная смородиновая стена, и он сдался.
– Хорошо. Что тебе от меня нужно теперь, Лера?
– Ответа на вопрос: почему никто не интересуется, что собственно происходит, а?
– Я уже ответил. Вольных не касаются дела инквизиции. А ты теперь, – горькая улыбка на губах, – ты теперь вроде как одна из них. Новый инквизитор этого крошечного городка.
– Это не так. Я не была инквизитором, и не присоединялась к законникам. По крайней мере, меня туда не звали…
– Тем не менее, меня по-прежнему не интересуют дела Эрика, понятно? Ну, а коль скоро ты стала частью этих его дел, то сама понимаешь…
Я покачала головой.
Зачем он говорил мне все это? Ведь с самого начала, с первого слова было ясно, что это – маска. Грубая, неуклюжая попытка спрятать истинные мысли и чувства. Может, Андрей думал, что так сможет меня задеть и тем самым отомстить за собственное растоптанное самолюбие? А может, он хотел попросту отгородиться от неприглядной правды о том, что в моем сердце нашлось место кому-то другому, кроме него?
Ведьмак по-прежнему стоял спиной к смородине, скрестив… нет, даже стиснув руки на груди, закрываясь от меня, опасаясь выдать свои волнение и горечь по поводу всего, что с нами случилось. А за его плечами – и я почти видела их! – трепетали радужные крылья настоящей любви, которыми он мог обнять меня, под которыми я могла укрыться от всех напастей ведовского мира…
– Я была несправедлива к тебе. – Слова эти вырвались поимо моей воли. Просто вылетели цветными мотыльками, и засияли в майских сумерках целительной звездой.