Толкование сновидений - читать онлайн книгу. Автор: Зигмунд Фрейд cтр.№ 24

Что же, однако, снится человеку? Делаж говорит, что материал наших сновидений состоит из отрывков и остатков впечатлений последних дней. Все, что проявляется в наших сновидениях, все, что мы вначале склонны считать созданием сновидения, оказывается при ближайшем рассмотрении неосознанным воспоминанием «Souvenir, inconscient». Но все эти представления обнаруживают одну общую характерную черту: они проистекают от впечатлений, которые, по всей вероятности, сильнее коснулись нашей души, чем нашего разума, или от которых наше внимание отклонилось очень скоро после их появления. Чем менее сознательны и при том чем сильнее впечатления, тем больше шансов, что они будут играть видную роль в сновидении.

Делаж, подробно Роберту, различает те же две категории впечатлений, второстепенные и незаконченные, но выводит отсюда другое заключение, полагая, что впечатления входят в сновидение не потому, что они безразличны, а именно потому, что они не закончены. Второстепенные впечатления тоже до некоторой степени не вполне закончены. Еще больше шансов на роль в сновидении, чем слабые и почти незаметные впечатления, имеет сильное переживание, которое случайно парализуется в своей обработке или же умышленно отодвигается на задний план. Психическая энергия, питаемая в течение дня подавлением и парализованием впечатлений, становится ночью движущей силой сновидения. В сновидении проявляется психически подавленное. Аналогично высказывается и писатель Анатоль Франс («Красная линия»): «То, что видим ночью, – это жалкие остатки дневных впечатлении. Те, кем мы пренебрегли днем, во сне берут реванш, то, что мы презирали, – становится важным».

К сожалению, ход мыслей Делажа в этом месте обрывается; самостоятельной психической деятельности он отводит лишь ничтожную роль и вместе со своей теорией сновидения непосредственно примыкает к господствующему учению о частичном сне мозга: «В итоге сновидение есть произведение блуждающей мысли, без цели и направления, останавливающейся последовательно на воспоминаниях, которые сохранили достаточно интенсивности, чтобы появляться на ее пути и останавливать ее.

Связь между этими воспоминаниями может быть слабой и неопределенной, либо более сильной и более тесной, в зависимости от того, насколько сон исказил деятельность мозга».

3. К третьей группе относятся те теории сновидения, которые приписывают грезящей душе способность и склонность к особой психической деятельности, на которую она в бодрственном состоянии либо совсем не способна, либо способна в очень незначительной степени. Из проявления этих способностей проистекает во всяком случае полезная функция сновидения. Воззрения старых психологов на сновидения относятся по большей части к этой группе. Я удовольствуюсь тем, что вместо них приведу мнение Бурдаха, согласно которому сновидения представляют собою «естественную деятельность души, не ограниченную силою индивидуальности, не нарушенную самосознанием, не обусловленную самоопределением, а являющуюся живою свободною игрою чувствующих центров» (с. 486).

Эту свободную игру собственных сил Бурдах и др. представляют себе в форме состояния, в котором душа освобождается и собирает новые силы для дневной работы, чем-то вроде вакаций. Бурдах цитирует и всецело соглашается со словами поэта Новалиса относительно сновидения: «Сновидение представляет собою оплот монотонности и повседневности жизни, свободный отдых связанной фантазии, когда она смешивает все образы жизни и прерывает постоянную серьезность взрослого человека радостною детскою игрою. Без сновидений мы бы, наверное, преждевременно состарились, и поэтому сновидение, если, быть может, не непосредственно ниспослано свыше, то все же оно драгоценный дар, отрадный спутник на пути к могиле».

Освежающую и целительную деятельность сновидения изображает еще ярче Пуркинье (с. 456): «Особенно ревностно выполняют эти функции продуктивные сновидения. Это легкая игра воображения, – не имеющая никакой связи с событиями дня. Душа не хочет продолжать напряженной деятельности бодрственной жизни, а хочет отрешиться от нее, отдохнуть. Она вызывает состояния, противоположные тем, какие мы испытываем в бодрственном состоянии. Она исцеляет печаль радостью, заботы надеждами и светлыми образами, ненависть любовью и дружбой, страх мужеством и уверенностью; сомнения она разгоняет убежденностью и твердою верой, тщетное ожидание – осуществлением мечты. Сон исцеляет раны души, открытые в течение целого дня; он закрывает их и предохраняет их от нового раздражения. На этом покоится отчасти целительное действие времени». Мы чувствуем все, что сон представляет собою благодеяние для душевной жизни, и смутное предчувствие народного сознания питало всегда предрассудок, будто сновидение является одним из тей, по которым сон посылает свои благие дары.

Наиболее оригинальную и обширную попытку вывести происхождение сновидения из особой деятельности души, свободно проявляющейся лишь в состоянии сна, предпринял Шернер в 1861 г. Книга Шернера, написанная тяжелым и трудным слогом и преисполненная воодушевлением темой, которое, несомненно, должно было бы действовать отталкивающе, если оно не увлекало читателя, представляет собою для анализа настолько большие трудности, что мы с удовольствием воспользовались более ясным и простым изложением, в котором философ Фолькелып представляет нам учение Шернера. «Из мистических нагромождений, из всего этого великолепия и блеска мысли проглядывает и просвечивает пророческая видимость смысла, однако путь философа не становится от этого яснее». Такую оценку учению Шернера мы находим даже у его последователя.

Шернер не принадлежит к числу авторов, которые думают, что душа переносит все свои способности в сновидение. Он говорит о том, что в сновидении ослабляется центральность, произвольная энергия личности, что вследствие этой децентрализации изменяются познания, чувства, желания и представления и что остатку душевных сил присущ не чисто духовный характер, а лишь свойства механизма. Но зато в сновидении неограниченного господства достигает специфическая деятельность души – фантазия, освобожденная от господства разума и тем самым от всяких строгих преград и препок. Она хотя и подкапывается под последние устои памяти бодрственного состояния, но из обломков ее воздвигает здание, далекое и непохожее нисколько на построения бодрствующего сознания; она играет в сновидении не только репродуцирующую, но и продуцирующую роль. Ее особенности сообщают сновидению его специфический характер. Она обладает склонностью к преувеличению, ко всему лишенному масштаба и меры. Но в то же время, благодаря освобождению от препятствующей категории мышления, она приобретает большую эластичность; она чрезвычайно предприимчива ко всем тончайшим возбуждениям души, она переносит тотчас же внутреннюю жизнь во внешнюю психическую наглядность. Фантазии сновидения недостает языка понятий, то, что она хочет сказать, ей приходится рисовать наглядно, а так как понятие не влияет здесь ослабляющим образом, то она рисует с невероятной быстротой, величием и силою. Благодаря этому, как ни отчетлив и ясен язык ее, он становится тяжеловесным и малоподвижным. Особенно же ясность ее языка затрудняется тем, что он обычно не выражает объекта его истинным образом, а избирает охотнее чуждые образы, поскольку те в состоянии воспроизвести необходимую сторону объекта. В этом-то и заключается символизирующая деятельность фантазии… Чрезвычайно важно далее то, что фантазия изображает вещи не в исчерпывающем виде, а лишь намечает их контуры. Ее художество производит поэтому впечатление какого-то гениального вдохновения. Фантазия не останавливается, однако, на простом изображении предмета: она испытывает внутреннюю необходимость в большей или меньшей степени соединить с ним «я» грезящего человека и тем самым изобразить действие. Сновидение, имеющее своим объектом зрительные восприятия, рисует, например, золотые монеты, рассыпанные на улице; субъект собирает их, радуется, уносит с собою.