Введение в психоанализ - читать онлайн книгу. Автор: Зигмунд Фрейд cтр.№ 48

Но те же факты вызовут у вас другой, более серьезный вопрос. Вы скажете: если это желание смерти даже имелось когда то и подтверждается воспоминанием, то это все таки еще не объяснение, это желание ведь давно преодолено, сегодня оно может существовать в бессознательном только как лишенное аффектов воспоминание, а не как сильное проявление чувства. В пользу последнего ведь ничего не говорит. Зачем же сновидение вообще о нем напоминает? Этот вопрос действительно оправдан; попытка ответить на него завела бы нас слишком далеко и заставила бы определить свои позиции по отношению к одному из самых значительных моментов теории сновидений. Но я вынужден оставаться в рамках нашего разбора и воздерживаться от лишнего. Смиритесь с этим временным отказом. Будем довольствоваться фактическим указанием на то, что это преодоленное желание, как доказано, является побудителем сновидения, и продолжим исследование относительно того, не выводятся ли и другие злобные желания из прошлого.

Остановимся на желаниях устранения, которые мы в большинстве случаев можем объяснить неограниченным эгоизмом видевшего сон. Можно доказать, что такое желание очень часто является причиной образования сновидения. Всякий раз, когда кто нибудь встает у нас на пути — а как часто это случается в сложных жизненных отношениях, — сновидение тут же готово его убить, будь то отец, мать, кто то из братьев и сестер, партнер по браку и т. п. Мы уже достаточно удивлялись этой испорченности человеческой натуры и, конечно, не склонны безоговорочно считать правильным этот результат толкования сновидений. Но если нам указывают на то, что истоки таких желаний надо искать в прошлом, то вскоре мы открываем период индивидуального прошлого, когда такой эгоизм и такие желания даже против самых близких совсем неудивительны. Именно таков ребенок в те первые годы, которые позднее окутываются амнезией, он часто обнаруживает эти резкие проявления эгоизма, постоянно дает почувствовать явную предрасположенность к нему или, вернее, его остатки. Ребенок прежде всего любит самого себя и только позднее учится любить других, жертвовать частицей своего Я ради других. Даже лиц, которых он, кажется, любит с самого начала, он любит только потому, что нуждается в них, не может без них обойтись, так что опять таки из эгоистических мотивов. Только позднее чувство любви делается независимым от этого эгоизма. Он фактически на эгоизме научился любви.

В этой связи будет поучительно сравнить установку ребенка к его братьям и сестрам с установкой к его родителям. Своих братьев и сестер маленький ребенок не всегда любит, часто же явно не любит. Несомненно, что он ненавидит в них конкурентов, и известно, как часто эта установка существует непрерывно в течение долгих лет вплоть до времени зрелости, даже еще дольше. Правда, она достаточно часто сменяется или, лучше сказать, покрывается более нежной, но враждебная, по видимому, вполне закономерно, появляется раньше. Легче всего ее наблюдать у ребенка от 2, 5 до 4 и 5 лет, если появляется новый братик или сестренка. В большинстве случаев это встречает очень недружелюбный прием. Выражения вроде «Я его не люблю, пусть аист опять возьмет его с собой» весьма обычны. Впоследствии используется любая возможность унизить пришельца и даже попытки искалечить его, прямые покушения на него не являются неслыханными происшествиями. Если разница лет менее значительна, то при пробуждении более интенсивной душевной деятельности ребенок находит конкурента уже на месте и приспосабливается к нему. Если разница больше, то новый ребенок с самого начала может вызвать определенные симпатии как интересный объект, как живая кукла, а при разнице в восемь лет и более, особенно у девочек, уже могут проявиться заботливые, материнские чувства. Но, откровенно говоря, если за сновидением открываешь желание смерти братьям и сестрам, не нужно считать его необъяснимым, его прототип без труда находишь в раннем детском возрасте, довольно часто — также и в более поздние годы совместной жизни.

Вероятно, нет ни одной детской без ожесточенных конфликтов между ее обитателями. Мотивами являются борьба за любовь родителей, за обладание общими вещами, за место в комнате. Враждебные чувства направляются как против более старших, так и против более младших братьев и сестер. Кажется, Бернард Шоу высказал мысль: «Если есть кто то, кого молодая английская дама ненавидит больше, чем свою мать, то это ее старшая сестра». Но в этом изречении есть нечто удивительное для нас. Ненависть братьев и сестер и соперничество мы можем в крайнем случае понять, но как может возникнуть ненависть в отношениях между дочерью и матерью, родителями и детьми?

Это отношение и детьми оценивается несомненно как более благоприятное. Оно соответствует также нашим ожиданиям; мы считаем значительно более предосудительным, если не хватает любви между родителями и детьми, чем между братьями и сестрами. В первом случае мы, так сказать, считаем святым то, что в другом является обычным. Однако повседневное наблюдение показывает, как часто чувства между родителями и взрослыми, детьми не соответствуют поставленному обществом идеалу, сколько в них накопилось враждебности, готовой прорваться, если бы ее не сдерживало немного почтительности и нежных чувств. Мотивы этого общеизвестны и обнаруживают тенденцию отделить лиц того же пола, дочь от матери, отца от сына. Дочь находит в матери силу, которая ограничивает ее волю и на которую возложена миссия провести в жизнь требуемый обществом отказ от сексуальной свободы, в отдельных случаях еще и конкурентку, которая противится вытеснению. То же самое, но в еще более резкой форме повторяется между отцом и сыном. Для сына в отце воплощается любое насильственное социальное принуждение; отец закрывает ему доступ к проявлению собственной воли, к преждевременному сексуальному наслаждению и к пользованию общесемейным достоянием там, где оно имеется. У престолонаследника желание смерти отца вырастает до размеров, граничащих с трагедией. Менее опасным представляется отношение между отцом и дочерью, матерью и сыном. Последнее дает чистейшие образцы ненарушенной никакими эгоистическими соображениями неизменной нежности. [50]

Для чего я говорю об этих банальных и общеизвестных вещах? Потому что имеется очевидное стремление отрицать их значение в жизни и выдавать социально обусловленный идеал за осуществленный гораздо чаще, чем он в действительности осуществляется. Но лучше, если правду скажет психолог, чем циник. Во всяком случае, это отрицание относится только к реальной жизни. Но литературе и драматической поэзии предоставляется свободно пользоваться мотивами, вытекающими из нарушения этого идеала.

Итак, нам не следует удивляться тому, что у большого числа людей сновидение обнаруживает желание устранить родителей, а именно того из них, кто одного пола с видевшим сон. Смеем предположить, что это желание имеется в состоянии бодрствования и даже иногда осознается, если оно может замаскироваться под другой мотив, например, под сострадание к ненужным мучениям отца, как это было у видевшего сон в примере 3. Редко одна только враждебность определяет отношение, гораздо чаще за ней выступают более нежные побуждения, которыми она подавляется и должна выжидать до тех пор, пока сновидение ее как бы изолирует. То, что сновидение с помощью такой изоляции изображает преувеличенным, затем опять уменьшается, когда после нашего толкования включается в общую жизненную связь (Sachs, 1912, 569). Но мы находим это желание сновидения даже там, где оно не имеет связи с жизнью и где взрослый никогда не признался бы в нем в бодрствующем состоянии. Причина этого в том, что самый глубокий и постоянный мотив отчуждения, особенно между лицами одного пола, появляется уже в раннем детском возрасте.