Я закрываю глаза и подставляю лицо несущейся нам навстречу воде. Ощущение такое, будто кто-то держит прямо передо мной открытый на полную мощность пожарный шланг – но это приятно. Чем скорее мы покинем мертвую зону, тем лучше.
До лагеря мы добираемся гораздо быстрее, чем плыли туда. Открывающийся вид мне уже хорошо знаком: множество пестрых полусфер раскиданы по равнине как половинки виноградин, в лунном свете они отбрасывают резкие тени, между ними загадочно светятся зеленоватые рыбки глофиш в корзинах.
Оказавшись возле стаи китов, мы снимаем с себя страховочные петли. Шесть-Пальцев отпускает Маленькое-Пятнышко последним нежным хлопком, после чего кит немедленно взмывает вверх, чтобы набрать воздуха. Мы же продолжаем движение в сторону лагеря, но теперь уже не особо торопимся. Заметив нас, постовой уважительно приветствует принца.
– Ну так что же тебе удалось выяснить? – спрашивает Шесть-Пальцев.
Я всё ему рассказываю. Он внимательно смотрит на меня, и чем больше я рассказываю, тем более озабоченным становится его взгляд. Над нами появляется темная тень: это Маленькое-Пятнышко опасливо огибает нас по большой дуге, чтобы тут же исчезнуть в дали.
– Он проголодался, – объясняет мне Шесть-Пальцев. – А ты?
– Я нет, – отвечаю я.
На самом деле я голодна, но не хочу сейчас ничего есть. Я устала, но не хочу сейчас идти спать. Единственное, чего я хочу – чего мне хочется больше всего на свете, – это чтобы Шесть-Пальцев сказал, что он сожалеет о том, что говорил сегодня днем, и что он меня… ну, в общем, что он меня любит. И чтобы потом он меня поцеловал. Больше всего мне бы сейчас хотелось снова поцеловать его, а потом еще раз, и еще, и не обязательно останавливаться на поцелуях.
Но только если он тоже этого хочет. Я не понимаю, от чего он пытается закрыться, почему он хотя бы не объяснит мне, что ему мешает, но чувствую, что между нами возникла стена. И я не знаю, почему она возникла. Откуда она вдруг взялась, если я в то же время так остро ощущаю, что между нами возникла невероятно сильная связь?
Ладно, я ведь знаю его всего ничего. Может быть, я просто ошибаюсь. В конце концов, я же понятия не имею, что такое любовь. Я даже не в состоянии объяснить, что именно нас с ним так связывает! Все, что я знаю, – что это очень больно.
Он не замечает ничего, витает в мыслях где-то очень далеко. Когда мы оказываемся у моей палатки, он говорит:
– Давай завтра утром еще раз все обсудим.
Я смотрю на него с удивлением.
– Обсудим? Но что?
– То, что мы скажем моему отцу.
Ах вот оно что. Если бы он только знал, как мало меня это сейчас волнует! Я смотрю на него, я заглядываю в его глаза, которые даже теперь, темной ночью, кажется, светятся льдистой синевой. Я дорого дала бы, чтобы узнать, почему в его взгляде столько грусти, одиночества и меланхолии.
Он тоже смотрит на меня, но, мне кажется, он меня не видит. Его взор обращен на проблему и сдается мне, что это что-то между ним и его отцом.
– Да, – наконец отвечаю я. – Давай поговорим об этом еще раз завтра утром.
– Спокойной ночи, – говорит он, но не делает никаких попыток хотя бы поцеловать меня в щеку.
– Спокойной ночи, – отвечаю я, поворачиваюсь к нему спиной и залезаю в палатку.
И засыпаю прежде, чем успеваю улечься поудобнее.
Утро начинается с того, что кто-то довольно грубо трясет меня за плечо. Еще не до конца проснувшись, я поворачиваюсь и ожидаю увидеть Плавает-Быстро, который, должно быть, хочет сказать мне что-то важное. Но оказывается, что будит меня не он, а какая-то женщина, которую я вижу впервые. В ее волосы вплетена фиолетовая лента королевской стражи. Она объявляет мне, что я немедленно должна проследовать за ней к королю.
– Я? – ошарашенно спрашиваю я.
Она недовольно морщится.
– Разве здесь есть кто-нибудь еще?
Вопрос, конечно, риторический, это очевидно, но я всё же отвечаю:
– Да, например, Плавает-Быстро. Мой спутник.
– Его здесь уже нет, – отвечает она.
Тут я перестаю понимать, что происходит.
– Как это нет? – спрашиваю я. – Что это значит?
Она окидывает меня холодным взглядом.
– Твой спутник вчера покинул наш лагерь.
– Покинул? – потрясенно повторяю я. – Но почему?
– Понятия не имею, – отвечает она.
– Он просил мне что-нибудь передать?
– Нет.
У меня внутри всё сжимается в комок. Плавает-Быстро вот так вот просто взял и уплыл? Как такое возможно? Он же обещал защищать меня! Ну да, он на меня сердился. А я ничего с этим не сделала. Хотя должна была. Но… со мной столько всего происходило. И почему-то мне было непросто заговорить с ним обо всём этом. Но чтобы он разозлился до такой степени, что уплыл не попрощавшись… Такого я и представить не могла. Это тяжелый удар для меня. Я снова одна, совершенно сама по себе.
Стражница ждет. Она источает нетерпение, как скверный запах.
– Я сейчас, – говорю я. – Минутку.
Я быстро надеваю рюкзак. Сейчас мне совсем не хочется оставлять его в этой палатке, хоть меня и заверили, что она моя. На выходе к нам присоединяются еще два стражника, крепкие мужчины, их угрюмый вид внушает беспокойство. Можно подумать, что им поручили не дать мне сбежать, если я вдруг решу последовать примеру Плавает-Быстро.
Мы плывем через лагерь, и меня повсюду встречают неприветливые взгляды. Когда мы оказываемся перед палаткой короля, стражники приподнимают передо мной две половинки полога, а сопровождавшая меня женщина жестом показывает, чтобы я проплывала внутрь – к королю я пойду одна.
Ну хорошо. Я делаю последний неуверенный гребок и проскальзываю внутрь, полог за мной тут же закрывается. Высокий-Лоб уже ждет меня. Он парит над своими деревянными сундуками, скрестив руки на груди, и выжидающе на меня смотрит. Нет, скорее строго. А то и вовсе раздраженно. Он явно не в настроении, и меня это не на шутку пугает.
Я склоняюсь перед ним и вспоминаю Шрам-на-Подбородке, эту железную женщину, которая кланялась королю так же подобострастно, как это сейчас пытаюсь сделать я. Принцу она отвешивала не менее почтительные поклоны, и, вспомнив о Шесть-Пальцев, я тут же задаюсь вопросом: где он? Я рассчитывала увидеть его здесь, но, похоже, зря.
Больше всего мне хотелось бы так и парить со склоненной головой, потому что, пока я смотрю в пол, Высокий-Лоб не может со мной ничего сделать. Но так, конечно, не выйдет, и я медленно поднимаю глаза.
– Ты была в мертвой зоне, – констатирует король резкими жестами.