Яйца, жирные сливки, мелко нарезанная свежая мята, соль, черный перец, сливочное масло.
Нарезая мяту, повторяйте про себя:
Разбитое сердце возьмет свою дань,
Мята душу излечит.
Богиня вдохнет в тебя новую жизнь,
Найди же истинную любовь.
Взбейте яйца со сливками. Добавьте нарезанную мяту, соль и перец. Поставьте сковороду на средний огонь и растопите масло. Вылейте яичную смесь на сковороду. Жарьте две минуты, не помешивая. Осторожно переверните яичницу лопаточкой и подождите, пока она прожарится, но будет еще мягкой.
Украсьте готовую яичницу веточкой мяты.
Подается для разбитого сердца и для дружески настроенного.
Заимствовано из «Книги белой магии» Ингрид Бошам.
«И что-то вечно мне напоминает»
Колледж Эндикотт
Эндикотт, Массачусетс, 1985 год
ГЛАВА 1
Больной номер один
Когда Аллегра ван Ален пришла в себя, у нее болела голова, и ей потребовалось несколько мгновений, чтобы осознать, где же она находится. На ней была больничная рубашка, но девушка знала, что она все еще в Эндикотте, поскольку из окна была видна часовня, обшитая вагонкой. Значит, она в студенческой больнице. Это предположение подтвердило появление школьной медсестры с полным подносом выпечки.
Миссис Андерсон, всеми любимый ангел-хранитель, опекала студентов с материнской заботой и всегда следила, чтобы в столовой были свежие фрукты. Она вошла в палату с тревожной улыбкой.
– Как ты себя чувствуешь, дорогая?
– Думаю, жить буду, – уныло произнесла Аллегра. – Что случилось?
– Несчастный случай на поле. Девочки сказали, что тебе попали мячом в голову.
– Ой! – Аллегра потрогала повязку на голове и скривилась.
– Тебе повезло. Врач сказал, что Красную кровь это убило бы.
– Долго я была в отключке?
– Всего несколько часов.
– А как бы мне выйти отсюда прямо сегодня? У меня завтра контрольная по латыни, и мне надо позаниматься! – простонала Аллегра.
Как и колледж в целом, больница была довольно удобной. Под нее приспособили уютный коттедж в новоанглийском стиле, с белой плетеной мебелью и яркими занавесками с цветочным рисунком. Но в данный момент Аллегре больше всего хотелось укрыться в собственной комнате, с ее черно-белыми постерами «Cure», старомодным секретером и недавно купленным портативным аудиоплеером, где можно было посидеть в одиночестве и послушать «Depeche Mode». Даже в больнице Аллегра слышала мелодии песен Боба Дилана, разносящиеся из открытых окон. Весь колледж слушал одну и ту же музыку двадцатилетней давности, как будто жизнь здесь за счет какого-то искривления во времени застряла в шестидесятых. Аллегра не имела ничего против Дилана, но вовсе не нуждалась во всей этой тоске.
Миссис Андерсон покачала головой, взбила подушки Аллегры и усадила пациентку обратно в этот пушистый сугроб.
– Пока нельзя. Доктор Перри специально приедет из Нью-Йорка, чтобы осмотреть тебя. Твоя мать на этом настояла.
Аллегра вздохнула. Конечно, Корделия на этом настояла. Мать пеклась о ней, точно наседка, превосходя нормы обычной материнской заботы. Корделия подходила к исполнению материнских обязанностей как к охране драгоценной вазы эпохи Мин. Она постоянно заботилась о дочери и всегда вела себя так, словно Аллегра находилась на грани нервного срыва, хотя всякому видно было, что Аллегра – живое воплощение здоровья. Она пользовалась всеобщей любовью, была веселой, спортивной и энергичной.
Опека Корделии была, мягко говоря, удушающей. Поэтому Аллегра с нетерпением ожидала, когда же ей исполнится восемнадцать, чтобы сбежать из дома навсегда. Всепоглощающее беспокойство матери о ее благополучии было одной из причин, по которым Аллегра развернула кампанию за переход из Дачезне в Эндикотт. В Нью-Йорке воздействие Корделии было неотвратимым. А Аллегра больше всего на свете хотела быть свободной.
Миссис Андерсон измерила девушке температуру и убрала термометр.
– К вам там несколько посетителей. Впустить их?
– Конечно! – Аллегра кивнула.
Головная боль немного стихла, то ли от расплавленного шоколада в знаменитой выпечке миссис Андерсон, то ли от мощной дозы обезболивающего – девушка точно не могла сказать.
– Ладно, команда, можете войти. Но смотрите, не утомляйте ее. Не хватало еще, чтобы ей опять стало хуже. Потише тут!
И, улыбнувшись в последний раз, дружелюбно настроенная медсестра покинула комнату. Мгновение спустя кровать Аллегры окружила вся ее команда по хоккею на траве. Они толпились вокруг, запыхавшиеся, так до сих пор и не сменившие спортивную форму: юбки в зеленую клетку, белые рубашки поло и зеленые высокие гольфы.
– О господи!
– Ты как, нормально?
– Ну надо же, эта фигня тебе чуть голову не снесла!
– Мы в следующий раз доберемся до этой сучки из Норсфилд Маунт Хермон!
– Не волнуйся, они свое получили!
– Боже, ты вырубилась напрочь! Мы уж думали, что не увидим тебя до завтра!
Эта радостная какофония заполнила комнату, и Аллегра улыбнулась.
– Все в порядке. У меня тут печенье осталось – хотите? – спросила она, указывая на поднос на подоконнике.
Девушки голодной оравой налетели на угощение.
– Погодите! Вы же мне не сказали – мы выиграли? – спросила Аллегра.
– А ты как думаешь? Мы надрали им задницу, капитан. – Бирди Бельмонт, лучшая подруга Аллегры и ее соседка по комнате, насмешливо отсалютовала. Салют выглядел бы куда более впечатляюще, если бы не громадное печенье с кусочками шоколада у нее в руке.
Девушки принялись заговорщически сплетничать, но тут из-за занавески, разделяющей комнату надвое, послышался мужской голос:
– Эй, девчонки, у вас там что-то вкусненькое? А поделиться не хотите?
Команда захихикала.
– Это твой сосед, – шепотом сообщила Бирди. – Кажется, он голоден.
– Что-что? – переспросила Аллегра.
До этого момента она даже не замечала, что с кем-то делит комнату. Возможно, у нее и вправду серьезная травма, а не просто заурядный ушиб во время игры.
Рори Антонини, талантливый полузащитник с наибольшим количеством забитых голов в лиге, отдернула занавеску.
– Привет, Бендикс! – хором воскликнули девушки.
Стефан Бендикс Чейз был самым популярным парнем в их классе. И понятно почему: при его росте шесть футов три дюйма, широких плечах и мощном телосложении он выглядел как юный белокурый великан. Лицо у него было как у греческого бога: красивый лоб, безукоризненной формы нос и высокие скулы. На щеках – ямочки, а ясные васильково-синие глаза искрились весельем. Сейчас правая нога у него была в гипсе. Бендикс весело помахал девушкам рукой.