Это письмо он прочел в день назначенной операции. Оставалось каких-нибудь два часа, и за ним придут. Женя положил ноутбук на колени и начал писать ответ:
«Милая Сашенька!..»
Он подумал, что пришла наконец пора написать все как есть. Все как есть…
* * *
«Наши родители так хотели свободы для нас. Так жаждали этой свободы, будто она обязательно принесет что-то доброе в нашу жизнь. Родителей – их поколение – можно понять. Они надеялись, что, коли уж они сумели обеспечить нам свободу, мы сумеем ею воспользоваться. Но свобода оказалась пустотой. А пустоту можно было заполнить чем угодно. И мы заполняли. Кто – беспробудным пьянством, кто – бесконечным блудом, кто – азартом, кто – наркотиками, а главное – алчностью.
Свобода первым же делом короновала неуемную алчность. За деньги можно было отказаться от многого в себе, за деньги можно было предать и даже убить. Деньги того стоили. И я, скупая совхозы, проводя одну хитрую сделку за другой, прекрасно осознавал, что движет мной единственно алчность. Ничто другое.
Алчность подмяла под себя все остальные пороки и состарила нас.
Сорокалетние миллионеры, седые, не способные ни на что, кроме бесконечного обогащения, старцы. Вот кем мы стали. А со старостью души пришли болезни, которые нельзя вылечить за деньги. Которые сильнее денег.
А за болезнями неминуема смерть.
Увы! Не свободы нам нужно было желать, но Веры. И не вольности в реализации страсти, но целомудренной любви. Настоящей, единственной. А мы истратили жизнь на эксперименты со свободой, чтобы понять всю их бессмысленность. Понять – когда уже поздно, когда знание не приносит ничего, кроме горечи и сожаления об утраченном. Поздно! Теперь уже поздно! Наши сосуды крошатся под руками хирурга. В нас нет жизни, и ее не купить, не занять, не вернуть. Свобода не дала нам ничего. Мы не сумели с нею совладать. И проиграли. Всю свою жизнь».
* * *
Он думал обо всем этом, когда собирался писать Сашеньке, но написал совсем другое. А когда он поставил точку и нажал кнопку «отправить», пришла медсестра звать его в операционный блок.
Раньше он так боялся умереть, что даже мысли об операции гнал от себя, а сейчас… Сейчас он шел и улыбался. Он точно понял, вернее, осознал – чего не надо, того не произойдет. Ему еще в палате сделали какой-то укол – впрочем, эффекта он почти не ощущал. И теперь, когда он лежал на операционном столе, то чувствовал только счастье. Счастье от того, что очень скоро он будет вместе с Сашенькой. Так или иначе.
«Так или иначе». Почему ему пришла в голову эта мысль? Отчего? Ответить себе он не успел. Вдруг засветились большие лампы. Светлый шар приблизился и начал расти. Он увеличивался в размерах. Врачи суетились рядом, делали еще уколы, но Женя уже не слышал их слов. Он видел большое солнце, которое придвигалось к нему своим теплом, и из этого бесконечного света, с этой далекой планеты несся к нему знакомый родной голос:
«А-а-а-а-у-у-у-у-у!»
– Скоро-скоро, – прошептал Женя и улыбнулся. Он всем существом устремился, наконец, в сияющее тепло, где не было ни боли, ни забот, ни тревог.
«А-у-у-у-у!»
* * *
За окном шел снег.
В этот вечер Сашенька согласилась пойти к Егору в гости. Нет, не одна: там было много молодежи. А ей было скучно. Все время ждать писем, все время ждать эсэмэс, все время ждать звонка. Егор был рядом. Он не приставал, не лез даже с разговорами, он просто был. И когда им с матерью нужно было помочь по хозяйству, он был рядом. И когда ей нужно было доехать в город, он со своим мотоциклом опять оказывался рядом. Он был частью ее мира.
Когда она ждала ответа от Жени и постоянно обновляла страничку с почтой, позвонил Егор и пригласил потусить с его друзьями. «Все тебя ждут». Было приятно, что все ее ждут. Это тоже благодаря Егору.
И вот она оказалась с ним рядом за столом.
Было весело. Ребята пили дешевую водку. Это нравилось Сашеньке. Она редко употребляла алкоголь (да практически совсем и не пробовала пить), но сейчас ей просто хотелось расслабиться и хорошо провести вечер. Она просила наливать ей по чуть-чуть, на дно стакана, и, выпив, запивала лимонадом. В этом сборище не было ничего нового, обычная молодая компания в свободной хате. Сигаретный дым, нехитрая закуска… Скоро зазвучит музыка и начнутся поцелуи. С каждым новым глотком заботы отступали. Все-таки водка – замечательное лекарство. Ребята в компании были крайне доброжелательны, а Егор вел себя по-джентльменски. И когда он аккуратно приобнял Сашеньку, она не отстранилась. Ей было хорошо в этих дружеских объятиях. Егор не позволял себе ничего большего. Он ликовал. Все вокруг видели и понимали, что сегодня Сашенька вернулась к нему.
Все, кроме Сашеньки. Ей просто было тепло. И рядом был хоть кто-то. И этот кто-то шептал на ухо приятные вещи про нее саму. Этот кто-то говорил знакомые слова о любви – такие, как говорят герои телевизионных сериалов…
А перед глазами плыло: плыл дым, и скатерть, и компания за столом, и окно, и в окне луна. Она остановилась взглядом на этой луне… и увидела свет.
– Галстучек… – сказала она громко – так, что, несмотря на музыку, ее услышала вся компания. – Я забыла, куда положила.
Она так резко отбросила руку Егора, что тот ударился запястьем о стену.
– Какой галстук? – Егор был растерян и удивлен. – Зачем тебе галстук?
Сашенька встала и улыбнулась, оглядев всех. Остановилась взглядом на Егоре.
– Зая, – сказала она, и голос ее словно бы медом наполнился, – я домой сбегаю на минутку и сейчас же вернусь к тебе. Хорошо? Ты отпускаешь?
Вся компания смотрела на нее. Потом на Егора. Тот не понимал, что происходит, но ему нравились, очень нравились ее слова.
– Конечно. Возвращайся быстрее, солнце, – пробормотал Егор смущаясь.
– Я мигом, – сказала Сашенька. Она нагнулась к нему и поцеловала в щеку. А потом пошла к двери, обернулась и посмотрела Егору в глаза. И в ее взгляде он не прочел ни любви, ни даже симпатии – это были просто пустые глаза, в которых отражался лишь холодный свет луны из окна.
– Пока-пока! – сказала Сашенька и вышла.
* * *
Когда она зашла домой, мать смотрела по телевизору сериал. Сашенька хотела пройти тихо в свою комнату. Обычно ей это удавалось, но не сегодня.
– Ты чего рано-то? Надоели посиделки?
На экране телевизора показывали рекламу.
– Я на минутку, мам! – Сашенька не успела придумать, зачем ей надо заскочить домой, но надеялась, что мать, занятая сериалом, не станет сильно допытываться. Так и вышло:
– А я такой сериал смотрю! «Однолюбы». Про любовь…
Сашенька прошла в свою комнату и тихо, чтобы не слышала мать, подошла к трехстворчатому шкафу. Открыла дверцы, слушая, как мать разглагольствует о сериале: