– Чему?
– Через год уверилась, что я самая лучшая, что там нос. А потом, что со слова свернуть нельзя.
– Так ты никакого слова и не давала.
– А он дал. Вот так живешь и не знаешь, что дальше будет, а со слова свернуть нельзя.
И я понимаю, что не продаст она этот дом. И, сказать честно, дом нужен был мне, пока еще деревня была жива, пока в эти края не пришло запустение…
А оно пришло, ровно тогда, когда он ушел.
* * *
– Ехать, – говорю, – ехать надо.
– Почему надо? – спрашивает. – Что мне там?
– А здесь тебе что?
Что ей здесь? Осень бесконечная. Дождь пузырями по речке. Осока, увядшая в воде. Туман у черного леса.
Дом над рекой.
Окно.
Капли по стеклу.
– Ты знаешь. Наш дом над рекой.
Я знаю.
Мышка в клетке
Муж у нее хороший человек. Просто немного неромантичный. Но хороший.
«Немного» – глупое слово. Муж у нее совсем неромантичный человек.
Высокий, чуть полноватый. С грубоватыми чертами лица, что, впрочем, всегда компенсируется выражением снисходительной мягкости и терпения.
Он говорит:
– Как хорошо, что мы оба считаем, что дарить цветы – пошлость. Зачем убивать цветы, вырывать их и дарить? Правда?
Он давно забыл, что это только его, а не общие их мысли.
Трупы цветов. Она слушала и соглашалась. Вернее, не опровергала, хотя казалось очевидным, что эти цветы и растят для того, чтобы они приносили радость…
Но ему то ли выгодно, что не надо тратиться на бессмысленные подарки, то ли он правда вывел целую теорию о трупах цветов…
Ей всего тридцать пять и ему немногим больше. Она смотрит на себя в зеркало. Маленькая блондинка, чем-то похожая на лисичку. Остротой черт, наверное. И выглядит вполне еще ничего. Привычно следит за собой. Мужчины на улицах оборачиваются. Незнакомые все еще обращаются к ней: «Девушка…»
«Зато, – думает она, – с ним спокойно. За него всегда можно быть уверенным. Хороший человек. Честный. Не предаст».
Ее мать восхищается зятем. Какой он, что называется, настоящий семьянин. Все время думает о хозяйстве, о детях. В доме всегда порядок.
– Всегда! Посмотри, какой он у тебя! Зарабатывает. Следит. В доме всегда ножи точены. Лампочки экономные. Перегорела – вот и запас. В кладовке. А видела в кладовке-то какой порядок? Все по номерам. Как в кладовке – так и в жизни. Порядок.
Ее мать восхищается им. А она молчит.
– Опять же ты жизни не знаешь. Как еще отец так любит своих детей?! Все внимание им.
Да, он ответственно относится к детям.
Все эти аргументы приводят ее в какой-то непонятный ступор. И она пока не догадывается почему.
– Может, у вас что-то с этим не так? – допрашивает мать.
– С чем? – Дочь, конечно, поняла, про что пойдет речь, но хочет заставить маму сказать все прямо.
Это не так просто.
– Ну с этим! – И мать многозначительно поднимает и опускает брови.
– С этим все в полном порядке. В строго отведенное для этого время все достигают удовлетворения, как по расписанию.
– Чего еще хотеть?!
Мать и правда не понимает. Ее муж пил. Быстро потерял форму и при этом успевал где-то подгулять. Ее муж умер от инфаркта в туалете. Ее муж был сплошной нелепостью.
– В чем ваша проблема? Он хороший, отличный даже, работящий, честный. Это все тоже регулярно…
– У нас нет проблем.
– Тогда чего ты сидишь на балконе, как только минутка выдастся? Сидит с телефоном и курит. Курение вредно, между прочим.
– А вот я, – дочка начинает злиться, – может, хочу сделать что-то вредное! Вот посидеть на балконе! На воздухе! Покурить! Испортить здоровье!
– У тебя дети! Ты мать!
Дочка молчит. Не отвечает. Берет пачку сигарет, смартфон и идет курить на балкон.
– Надо мне вас оставить в покое. Может, из-за меня все? Матери должны жить отдельно!
О нет. Конечно, нет! Она прекрасная теща. И если бы не ее помощь с детьми, если бы не ее правильное и тактичное поведение, то, возможно, они давно бы развелись. И потом, кто бы сидел с детьми?
Уж точно не дочь.
Приходит с работы он. Садится есть.
– Ты никогда не хвалишь то, что я готовлю. Тебе не нравится?
– Нравится, что ты? Все нормально.
– Мы ходим к Саранским, у него жена всегда готовит один и тот же салат. И он от восторга только что не захлебывается. «Попробуйте салат! Восторг! Какой рис! Какие креветки!» Я готовлю хуже?
– Нет, ты, конечно, лучше.
– Но ты не орешь про мои рис и креветки, почему?
Он задумывается.
– Мне неудобно хвастаться.
Доев, он складывает посуду в посудомойку, засыпает по инструкции порошок, ставит правильный режим, нажимает кнопку «СТАРТ».
– Тебе неудобно хвастаться?! – Голос ее дрожит. – Это что, ты приготовил? Хвастаться можно тем, что твое! А это я приготовила. Ты все съел. Тебе понравилось?! Или все же неудобно хвастаться крепостной поварихой Настькой?
– Что ты? Вот взбеленилась.
– Ничего. – Она вдруг резко успокаивается. – Пойду на балкон. Покурю.
И тут он, хотя и понимает, что надо бы удержаться, но не может справиться со своей натурой.
– Это вредно. Ты вредишь здоровью.
Она уже с пачкой сигарет в руках. У раскрытой двери на балкон:
– Тело мое. Хочу – врежу.
– Ты мать моих детей, подумай об этом хотя бы.
– А ты отец моих. Кем мы еще друг другу приходимся? – спрашивает она и, не выслушав ответа, закрывает дверь.
Теща, которая присутствовала при этом разговоре, подходит к нему и, несколько стесняясь, задает важный вопрос:
– У вас с ней все в порядке, Василий?
– Ну, в какой семье без ссор, – пожимает плечами он.
– Я о другом.
– О чем, простите?
Теща затрудняется. Но в конце концов находит проверенный способ.
– Как у мужа и жены, простите за вопрос? – говорит она и, приподняв и опустив брови, показывает весь тайный смысл и опасность своего вопроса.
– Ах, об этом! – Василий пожимает плечами. – Все в пределах нормы, по-моему…
А она ушла на балкон. Это ее любимое место. Здесь всегдашний склад вещей, которые «могут понадобиться» и которые, конечно, никогда не пригодятся. Здесь табуретка, заляпанная краской, которая осталась после ремонта. Здесь пепельница в виде клубники, которую ей подарили одногруппницы в училище на день рождения.