Груз 200 - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Воронин cтр.№ 35

Перестройка открыла им дорогу на Запад, но на этот поезд Александр Михайлович Шнайдер безнадежно опоздал: у него обнаружили рак пищевода. К этому моменту процесс зашел уже довольно далеко, и Шнайдера выписали из больницы домой, где он и умер два месяца спустя, приняв смертельную дозу снотворного. Он оставил короткую записку, которая гласила: “Могилы – просто земля, в которой лежат кости. Мертвым все равно. Уезжайте. Шайя”. Записка была приколота канцелярской скрепкой к потертой обложке общей тетради в клеточку, от корки до корки исписанной неудобочитаемым почерком Александра Михайловича. Половину текста составляли многоэтажные формулы и какие-то набросанные от руки схемы.

У мамы Марины хватило ума спрятать эту тетрадь поглубже, когда озлобленные таможенники в аэропорту потрошили их багаж. Первое же конструкторское бюро в Нью-Йорке, где она показала эту тетрадь, предложило за нее такой куш, что вдова инженера Шнайдера молча повернулась и ушла со всей возможной поспешностью. В конце концов она связалась с одним из старинных приятелей мужа, который в память о старой дружбе помог ей продать тетрадь правительству Соединенных Штатов за полмиллиона долларов. “Это гроши, – сказал он, – но так спокойнее."

Вдове и дочери инженера Шнайдера полмиллиона долларов вовсе не казались такими уж жалкими грошами. Мама положила деньги в банк, и к моменту своего совершеннолетия Марина обнаружила себя богатой наследницей. Не чувствуя себя готовой к тому, чтобы открыть собственное дело, она поступила в университет, а затем нашла место репортера в одной из нью-йоркских газет. “Это правильно, – сказал старинный приятель инженера Шнайдера, безуспешно подбивавший маме клинья с тех самых пор, как превратил тетрадь своего умершего друга в звонкую монету. – Начинать нужно с самого низа, чтобы, забравшись наверх, знать, как работает весь механизм. Со временем мы приберем эту газетенку к рукам и сделаем ее самым популярным изданием в Америке!"

Марине очень не понравилось это “мы”, но она промолчала, тем более что мама вовсе не собиралась замуж за этого лысого индюка. Вскоре, однако, выяснилось, что “индюку” все равно, на ком жениться: его интересовали деньги. Когда у Марины прошел припадок вызванного этим открытием нервного смеха, она прямо спросила предприимчивого ухажера, почему он попросту не украл тетрадь, когда у него была такая возможность. “Во-первых, – ответил этот слизняк, – я не знал, сколько она на самом деле стоит. А во-вторых, мы с Шайей были друзьями, и мне не хотелось, чтобы он являлся ко мне по ночам."

Этот ответ был прямым, как удар в подбородок, и, казалось бы, не требовал дальнейших комментариев, но, несмотря на полную ясность, отношения каким-то непостижимым образом запутывались все больше – вплоть до неожиданной и дикой сцены ревности, которую в один прекрасный вечер закатила ей мама. Поэтому предложение главного редактора месяц-другой поработать в Москве Марина восприняла как неожиданный дар небес. Пара месяцев как-то незаметно превратилась в год, а затем в полтора. Марина регулярно звонила маме. Расстояние, как всегда, загладило все размолвки, тем более что охотник за приданым через восемь месяцев после отъезда Марины умер во время делового обеда от обширного инфаркта. Марина уже начала подумывать о возвращении, но тут в Москве и Волгодонске загремели взрывы, танковые колонны снова двинулись на Грозный, и она осталась, потому что к тому времени уже успела сделаться настоящим репортером.

Очень скоро она поняла, что, сидя в Москве, посещая брифинги и пресс-конференции и даже копаясь в интернетовских сайтах, регулярно заполняемых чеченскими повстанцами, никогда не получишь полной и объективной картины происходящего. Это была политика, а политика во все времена основывалась на лжи. Западные наблюдатели, посещавшие Чечню, видели либо то, что им старались показать российские власти, либо то, в чем их заранее убедила чеченская пропаганда. Марина мечтала сделать правдивый репортаж из самого сердца этого вулкана, и эта мечта крепла с каждым даем. Она выросла в этой стране, понимала здешних людей едва ли не лучше, чем они сами, и полагала, что сумеет справиться с поставленной перед собой задачей.

Ей было всего двадцать четыре года, и она не понимала, насколько изменилась за годы, проведенные за океаном. Она попала туда в двенадцать лет – возраст, в котором можно осознать и в полной мере оценить тот факт, что ты попал в волшебную сказку. Вернувшись, она в глубине души ощущала себя посланцем из страны фей и великанов, и это было ее самой большой ошибкой, на которую ей некому было указать.

Отправляясь на охоту за сенсацией, она никого не поставила в известность о своих планах. Она просто купила билет до Пятигорска, упаковала аппаратуру, несколько чистых блокнотов, собрала вещи и отправилась в неизвестность, положившись на удачу.

Первый инцидент произошел с ней сразу после отъезда из Москвы. Молодые люди, подсевшие к ней в вагоне-ресторане, казались такими милыми и вполне воспитанными. Они были очень неплохо одеты и ни капельки не напоминали нью-йоркскую шпану или московских хулиганов образца восемьдесят пятого года. Они не распускали пальцы веером и не растягивали слова в неподражаемой манере новых русских, известной Марине не только по телевизионным пародиям, но и из личного опыта общения. Они казались просто компанией молодых служащих, решивших отправиться на курорт или в деловую поездку. Тем не менее они оказались тривиальными чемоданными ворами, и, если бы не вмешательство незнакомца в дымчатых очках, с боем вернувшего ей сумку, ее экспедиция закончилась бы в самом начале, поскольку в сумке, кроме видеокамеры и личных вещей, хранились паспорт Марины и все ее деньги.

Драка в вагоне-ресторане получилась эффектной, прямо как в кино, и Марина радовалась, что не растерялась и успела отснять несколько отличных кадров. Ее репортаж был задуман в форме путевых заметок, а фотоснимки драки, где люди летали вверх тормашками, могли заинтриговать любого читателя.

Незнакомец в очках, похоже, был не слишком обрадован тем, что его сфотографировали, но почему-то не стал скандалить. Он ушел так быстро, что Марина даже не успела его как следует поблагодарить.

Позднее она пришла к выводу, что благодарить незнакомца было не за что. В каком-то смысле было бы лучше, если бы ее обчистили до нитки и ей пришлось бы возвращаться в Москву и объяснять свое поведение в посольстве.

Остаток пути до Пятигорска она проделала без приключений. Сойдя с поезда, Марина пошарила глазами по перрону, но ни бойких молодых людей, пытавшихся увести ее багаж, ни своего спасителя ей обнаружить не удалось.

Теперь нужно было найти способ пробраться на территорию Чечни, минуя заставы и блокпосты. Эти поиски в течение каких-нибудь двух часов привели Марину в мрачное помещение с выкрашенными темно-зеленой масляной краской, неровно оштукатуренными стенами. Она и оглянуться не успела, как обнаружила себя сидящей на жестком казенном стуле в узком, как школьный пенал, кабинетике с зарешеченным окном, где в углу стоял громоздкий несгораемый шкаф, окрашенный все той же масляной краской, но на этот раз желто-коричневой, а под окном располагался обшарпанный стол, накрытый куском оконного стекла. Под стеклом лежала целая коллекция карманных календариков, самый старый из которых был за восемьдесят третий год. Еще на столе имелся телефонный аппарат в треснувшем пластмассовом корпусе, пыльный и разукомплектованный письменный прибор, а также пишущая машинка, которая на первый взгляд казалась безнадежно испорченной, но на самом деле была вполне исправной.