Уже в вагоне, лёжа на полке, он сполна ощутил неведомое и раздирающее душу чувство. Чувство тяжёлой утраты близкого человека.
Глава 5
Самолёт вновь летел ровно. Стюардесса медленно катила тележку с напитками вдоль кресел. Егор Иванович прервал рассказ и обратился к Лидочке:
– Лидушка, а не выпить ли нам по рюмочке водки, а? Так сказать, боевые сто грамм, – и глаза его засветились какой-то далёкой юношеской улыбкой.
– Что!? Даже и не помышляй, – ответила Лидочка, сурово поглядев на деда и тем самым прекратив на корню какие-либо попытки употребить алкоголь.
Егор Иванович по-стариковски обиделся и, поджав губы, отвернулся к иллюминатору.
Лидочка взяла с тележки два стаканчика сока и один из них протянула Егору Ивановичу.
– Ладно, хватит дуться. В конце концов, ты же не хочешь, чтобы это была твоя последняя рюмка? Так что давай рассказывай, что было дальше.
Егор Иванович поупрямился ещё немного для приличия, а затем продолжил рассказ:
– А что рассказывать? Дальше всё было просто и обыденно. Я женился на Зое, твоей бабушке. Жили мы душа в душу, перенося все тяготы и невзгоды воинской службы, мотаясь по военным городкам Советского Союза. Очень любили и очень уважали друг друга, потому что уважение – это наиглавнейший признак нестареющей любви. Да-да, запомни это на будущее. Так вот, всё шло своим чередом – жизнь, служба, счастье. Но вот детей у нас не было, бог не дал. И кто в этом был виноват – я, Зоя или война, – неизвестно.
Лидочка прижалась головой к плечу деда и с большим интересом вникала в повествование незаурядной судьбы близкого человека, которая только сейчас стала по-настоящему раскрываться перед ней. Она поймала себя на мысли, что многие люди порой проживают всю жизнь со своими близкими бок о бок, ничегошеньки так о них и не зная. И с этого момента она для себя решила, что обязательно напишет книгу о Егоре Ивановиче, своём дедушке. Решив это твёрдо и неукоснительно, Лидочка вновь погрузилась в непридуманный рассказ Егора Ивановича.
* * *
Однажды очередная командировочная поездка пролегала через Балашов – тот самый небольшой городок, где Егор так неудачно встретился с Анастасией и Полиной.
В груди у него защемило, когда он ступил на перрон. Остановка поезда была недолгой. Грустно побродив вдоль здания старого вокзала этого провинциального городка, Егор докурил сигарету и, тяжело вздохнув, зашёл в своё купе.
Кроме него, в купе никого не было, видно, пассажиры должны были сесть позже. Егор прилёг на полку, заложив руки под голову. Мысли вновь и вновь возвращали его в то недавнее время, когда он так неудачно свиделся с Анастасией и её дочкой. Помаленьку сон овладел им под мерный стук вагонных колёс. Но спать долго не пришлось.
Истошный крик поднял на ноги полвагона. Егор тоже высунулся из своего купе. В коридоре вагона надрывно и визгливо кричала какая-то женщина, ей вторили мужские голоса.
Егор сонным взором вагон, пытаясь вникнуть в то, что происходило. А происходило следующее.
В коридоре двое мужчин держали ребёнка – девочку примерно лет семи-восьми, а упитанная женщина грубо ощупывала её руками, периодически шлёпая её по разным частям тела, при этом яростно ругаясь и приговаривая:
– Ах ты, проклятая воровка, куда спрятала кольцо? Куда?! Говори, зараза!
Девочка худенькими ручонками защищалась как могла от сыпавшихся ударов. Она брыкалась ногами, но это ей не помогало – мужчины держали её крепко. Один из мужчин, по-видимому муж упитанной женщины, подсказал ей одну из обнадёживающих версий. Что, возможно, кольцо девочка спрятала во рту, поскольку она всё время молчала.
Ухватившись за эту идею, женщина своими толстыми пальцами полезла девочке в рот в надежде извлечь предмет кражи.
– В чём дело? – громко произнёс Егор, видя явное надругательство над беззащитным ребёнком.
– Воровку поймали, – выпалил один из мужчин с азартом и упоением. – Шмонала по купе, что не так лежит, вот мы её и сцапали, а сейчас ждём милицию. А тот, что с нею был, сбежал гад. Ну ничего…
Вдруг раздался оглушающе-визгливый крик, как будто резали свинью. Это девочка укусила женщину за палец, которым она орудовала у неё во рту. Выдернув изо рта окровавленный палец, женщина начала отчаянно дуть на него. При этом она приплясывала и стонала, как будто должна была вот-вот умереть.
Затем, придя в себя, остервенело начала наносить ребёнку сильные удары здоровой рукой куда придётся.
Егор взглянул на девочку и… узнал в ней Полину. Она была всё такой же измождённой, в стареньком пальтишке, но уже немного подросшая.
Недолго раздумывая, он подбежал к мужчинам, державшим её, и вырвал из их рук Полину. Девочка отчаянно сопротивлялась, нанося удары своими кулачками налево и направо. Муж укушенной женщины попытался воспрепятствовать, но, получив кулаком в лоб, оставил эту затею.
Сильно расстроившись и обзывая всех зверьём, Егор затащил упирающуюся Полину в своё купе и силой усадил на нижнюю полку, закрыв за собой дверь на щеколду. Дождавшись, когда она успокоилась, спросил:
– Полина! Ты меня помнишь? Я дядя Егор. Я бывал у вас дома и хорошо знал твою маму Настю.
Девочка как затравленный зверёк смотрела на Егора, пытаясь что-то вспомнить. За дверью купе продолжался шум и слышались угрозы.
– Ну ответь же что-нибудь, Полина. – произнёс Егор, начинающий понимать, что дальше так не может продолжаться, и нужно что-то делать, а именно – спасать девочку от обезумевшей толпы и её подельников. – Они сдадут тебя в милицию.
И он указал рукой на закрытую дверь.
– Ты действительно что-то у них взяла? Если так, то не бойся, вернём вещь, и они успокоятся, а я тебя в обиду не дам.
Неожиданно Полина вытащила из-под языка маленькое колечко и, зажав его в ладони, произнесла:
– Я вас помню, дядя. Вы спасли меня от самолёта. Но я не помню, как вы к нам приезжали.
Егор был ошеломлён. Полина признала его.
Сознание трёхлетнего ребёнка навсегда запечатлело чудовищный момент бомбёжки и человека, который был рядом в этот момент. Этот момент, как вспышка молнии, запечатлелся в памяти ребёнка. А больше Полина ничего не помнила из того, что было связано с Егором.
Егор присел рядом с девочкой и, прижавшись, обнял её за плечики.
– Умница, молодец, а где твоя мама Настя?
В дверь продолжали стучать, но Егор уже не обращал на это никакого внимания.
При слове «мама» Полину начало трясти, и она заплакала, закрыв лицо руками.
– Моя мамочка умерла, – сквозь слёзы проговорила Полина.
– Ладно, ладно, успокойся, не говори, если тебе тяжело вспоминать об этом, – успокаивал её Егор, поглаживая по головке с всклокоченными волосами.