Фатальное колесо. Пятое колесо в телеге - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Сиголаев cтр.№ 29

И вместе с тем в нее стали возвращаться мысли более сложного порядка.

К примеру.

Вернувшись из темного зловещего коридора с заманчивым сиянием на выходе, Артем первым делом упомянул какой-то провод. Точнее, даже не провод, а проволоку. Надо думать, посредством которой он в тот самый коридор и угодил, иначе не попала бы она в категорию артефактов, упоминаемых в первую очередь при возвращении с того света. Незапланированного, напомню, возвращения. Такого, что больше похоже на чудо. Не маму вспомнил, не девочку любимую и даже не начало третьего семестра, которое он ознаменовал своим вторым днем рождения. Проволоку!

Что это может означать?

А то, что эта проволока его сильно зацепила! Она не просто осталась ярким впечатлением в сознании перед отключкой, но и выпадала как-то из обычного порядка вещей. Иными словами – была лишней! И если учесть, что, как я раньше заметил, этих проводов и проволок в щите пруд пруди, то именно один конкретно упомянутый предмет – что? А вот что! Он был привнесен злонамеренно!

Вот как.

Поэтому Артем не просто охренел от избыточного потока электронов в организме, он еще и понял в последний полумиг функционирования мозга, что его неприятность подстроена!

Об этом и хрипел, возродившись.

Его хотели убить!

От чудовищности сделанного открытия я опять плюхнулся задом на койку.

Это всего лишь версия, один из вариантов причин и следствий, имеющий право на существование с неизвестной долей вероятности. Разумеется, не со стопроцентной! Может быть, все и не так было, но… галочку, что называется, поставим.

– Сеня, а можно ваш электрощит посмотреть?

– Смотри, – равнодушно пожал плечами парень, – он сразу после поворота на лестницу, в нише.

Провожать и показывать мне местные достопримечательности он, как я понял, вовсе и не собирался. Возился уже со своими колонками, нетерпеливо трогая пальцами нагревающийся паяльник.

Я встал и вышел в коридор.

Лампы там не горели. В редкой общаге включают освещение днем, поэтому на этаже царил привычный полумрак. Мелькали студенты, на нашей половине – мальчики, за лестницей – пара девчонок точила лясы около душевой в дальнем конце. Гарь от жженой проводки уже не ощущалась. И вообще признаков того, что какой-то час назад тут чуть не убило человека, не было напрочь. Все как в обычной студенческой общаге советских лет.

Я подошел к щиту.

Ха! Так он же опечатан! Свежей бумажкой. И что я тут увижу?

Можно, конечно, сорвать эту полоску с треугольным штампиком коменданта, но я прекрасно понимал, что этим злодейством подведу под монастырь всех местных старожилов. Какие за это могут последовать санкции – одному богу известно. Да и не у бога будет комендант консультироваться по этому поводу, не его это компания. Бывал я в шкуре бездомного студента-общажника, все понимаю, поэтому не стану вредить братьям по разуму.

– Эй, хирург! Артема ищешь?

Я оглянулся на голос.

В небольшом закутке напротив лестницы на потрепанном диванчике сидел рыжий паренек и держал в руках открытую книгу. Вылитый артист Лойе. Как он умудряется читать в такой полутьме?

– Артема, – не стал я возражать. – А почему «хирург»?

– Так ведь ты его откачал! Нет?

– Э-э… ну да, я.

– А потом в обморок упал. От переживаний?

– Ну-у… железно! От таких переживаний бывает, что и не встают.

– Ага, – согласился рыжий. – А Артема «скорая» увезла. В Первую городскую, на Восставших, знаешь?

Мне и не знать! Я там рядом живу.

– Конечно, знаю, а что с ним?

Парень хихикнул:

– Ты хирург, тебе виднее. Не я же его… целовал!

Идиот. Хоть и похож на актера.

Оборвав на редкость содержательную беседу, я вернулся в комнату Сени-меломана.

– А в какой комнате Ленка живет? – поинтересовался как бы между прочим.

– Какая Ленка? – глянул на меня Сеня через канифольный дым. – Лаврова?

Кабы знать.

– Ага, Лаврова. Мы же на ее именинах познакомились?

– Ну да, на ее. В триста четырнадцатой она. Только нет ее в общаге. Они с девками в церковь пошли, на кладбище.

Я почему-то ощутил легкую тревогу.

Беспокойство легко заняло то место, которое только что освободила головная боль, – хорошо, что на мне все заживает моментом. Потрогал на автомате ссадину за ухом – даже шишки нет, легкая припухлость по краям царапины, под пальцами в волосах крошится корка запекшейся крови. И почти уже не болит.

– Странно, комсомолки – и в церковь ходят, – пробурчал я вполголоса, словно разговаривая сам с собой.

Но Сеня услышал.

– Да они прикалываются! – усмехнулся он. – Свечки хотят зажечь. И поставить где-нибудь под иконой, как это, «за здравие» – в честь начала второго курса. И за упокой… первого курса. Ненормальные.

– Да уж, – не то чтобы я согласился, но… удивился слегка. – И кто придумал… сие таинство?

– А я знаю? Какая-нибудь религиозно-припоцанная. А другие недоразвитые подхватили. Это ж бабы! Дурищи.

И не поспоришь.

– Ладно, Сеня. Пойду я.

– Хиляй.

– И ты не болей.

– Даже и не надейся.

– Анархия – мать порядка! – поднял я на прощанье сжатый кулак.

– Запретов нет.

Правильно отвечает. Какой эрудированный паренек этот Сеня.

Так и расстались.

Итак… кладбище!

Оно образовалось в этих местах лет без малого двести тому назад. К западу от города. Которому столько же лет. Ровесники.

Могилы рыли на некотором удалении от городской черты, к тому же еще и на некоторой возвышенности – на склонах Рудольфовой горы, так по тем временам пытались соблюдать правила элементарной санитарии. Совершенно обычное, рутинное дело для любого города мира.

Только вот судьба у этого кладбища оказалась не совсем обычной.

Как, впрочем, и у самого города.

Во время Крымской войны кладбищенскую высотку, да и сам хутор немецкого колониста Готлиба Рудольфа, подарившего свое имя пригородной горке, захватили турки и французы. Не особо церемонясь с погребенными останками горожан, они по-хозяйски вгрызались в землю – сооружали себе блиндажи и бастионы для долговременной осады. И кладбище… погибло, как ни странно это воспринимается на слух.

«Убили» кладбище те самые французы, которые четыре десятка лет назад восторженно встречали русских кавалеристов, триумфально проходящих конным маршем по булыжным мостовым покоренного Парижа. И вот она, расплата времен, сардоническая усмешка истории – надругавшись над чужим кладбищем, французы оставили здесь после себя… собственные захоронения. Многочисленные, надо сказать. Не на этом конкретно погосте, но тоже не очень далеко – в пределах полета пушечного ядра. На пятом километре, кто знает.